Напротив моей фамилии сплошные «н», потому что деньги за «липовую посещаемость» я планировал заработать только на первом туре гонок, вот только теперь неизвестно, если я туда попаду. Копеек с зарплаты мне бы на жизнь и универ все равно не хватило.
Но за прогулы у нас в тюрьмы не сажают, так что переживать не о чем.
На что ты надеешься, Гронский? Ладно, эти машины. Их ты погонял и вернул на сервис, но сейчас-то ты палку перегнул. Неужели так понравилась тачка? А мама тебя не научила, что чужое брать нельзя?
Мать я видел только в первый день. Могла и не говорить, что денег у нее нет, чтобы меня вытащить. И так знал.
Но пока все складывалось отлично. У Морозова на меня было не так много, как я думал поначалу. Только проклятая чуйка следака, которая привела его точно к той черной лестнице, которая была моим пропуском в нормальную жизнь. И мой послужной список, который давно ему покоя не дает.
Или девушка тебе понравилась, Кость? За похищение знаешь, сколько дают? А за изнасилование?
Это тоже знаю. Спасибо сокамерникам, просветили.
Дмитриев спуску тебе не даст, Костя. Не надейся. Это вот этим проще было заявление забрать, чем с тобой сопляком разбираться. А Дмитриев за дочку тебе шею перегрызет и не подавится.
Не понимаю, о чем вы.
Я сижу здесь третий день, но опознания или ставки до сих пор не было. Почему?
Если бы хотела, балеринка могла бы меня сдать с потрохами в первые же сутки. А так мы с Морозовым третий день топчемся на месте. Только надоевшие фотки, прошлые дела, которые давят на нервы, но ничего не представляют, так как обвинения так и не были выдвинуты.
Даже сейчас Морозов, по сути, не пугает конкретными штрафами или чем-то существенным, только прессует. Жаль, что я не могу этого объяснить маме. Меньше бы нервничала, если бы поняла, что на гонку я мчал проверенной дорогой, там камер точно не было. Мог напороться на какую-нибудь разве что на обратном пути, все-таки в центр сунулся ради искусства. Но то, что за рулем тачки Дмитриева именно я, еще доказать надо, спасибо пандемии. На мне были капюшон и маска, а еще перчатки.
И если очной ставки или опознания не будет, то может и пронесет.
Понятно. Раз по-хорошему не хочешь, будет по-плохому. Надевай маску, Гронский, раз твоя,Морозов кидает через стол мою маску в пакете для улик.
Пальцы подрагивают, пока вожусь с зип-застежкой, но вслух спрашиваю:
Сгоняем в ресторан, капитан? Давно пора. Кормят тут так себе.
Лучше бы Морозов так широко не улыбался.
В рестораны ты не скоро попадешь. Сейчас тебя дочка Дмитриева выведет на чистую воду, Костя.
***
Руки дрожали, а облупленные серые стены узкого сырого коридора пугали. Растерла холодные ладони между собой, стараясь не смотреть по сторонам и дышать неглубоко. Воздух в СИЗО затхлый, сырой и застоявшийся.
Я никогда не бывала в таких местах. Контраст с театром и академией, в которых я провела большую часть жизни, просто невероятный. Из светлых огромных помещений я словно спустилась в преисподнюю. Если в одной машине разницы между нами не было, то оказавшись здесь, понимаюмы действительно очень разные.
Не представляю, как продержаться здесь, а это только временное заключение, не говоря уже о том, что есть места хуже этого. Отец в красках описывал, что он добьется того, чтобы угонщика и похитителя отправили именно туда. Куда еще хуже?
Иду за отцом через полуподвальное помещение без окон, и не представляю, как здесь можно продержаться несколько часов, не говоря уже о трех сутках и как не сойти при этом с ума.
Не волнуйся,произнес идущий впереди отец.Тебе это ничем не грозит. Ты будешь смотреть на них через специальное стекло, они тебя не увидят.
Хорошо.
Сюда,капитан Морозов указывает на единственную дверь и останавливает моего отца поднятой ладонью.Без вас. Только ваша дочь.
Что? Я должен быть рядом с ней!
Нет. Она совершеннолетняя и только она видела преступника, верно? Присутствие посторонних на таком мероприятии запрещено. Только она и адвокат.
Адвокат маячит безмолвной тенью за моей спиной, за три дня, что я его знаю, он не произнес больше десяти слов. Молчит он и сейчас, хотя знал об этих правилах и раньше.
Отец играет желваками, под тяжестью его взгляда любой другой бы уже стушевался. Но капитан Морозов даже не меняется в лице.
Таковы правила,подает голос адвокат.Вы ведь хотите, чтобы виновный понес наказание?
Я вот, например, не хочу. Единственное, что я сейчас хочу, это сбежать отсюда, подняться к свету, вернуться в свои светлые аудитории с большими полукруглыми окнами, где никогда не пахло так, как тут.
Где-то вдали хлопает дверь, а по коридору сразу тянет холодом. Неизвестно, сколько продолжалось бы молчаливое противостояние капитана Морозова и моего отца, если бы обоих не отвлек стук каблуков.
Нет, это ты меня послушай! Это и твой сын тоже, и если ты со своими связями палец о палец не ударишь, то его посадят. Так что вытащи свою голову из-под юбки очередной шлюхи и поступи хоть раз по-мужски!.. Да, я все сказала,с этими словами женщина завернула за угол и замерла при виде мужчин.
На ней была обтягивающая до колен юбка, высокие сапоги на шпильке и теплый плащ нараспашку. Ни капли не смущаясь, она взбила влажные темные локоны и, приподняв бровь, посмотрела сначала на капитана, а потом остановила свой взгляд на мне.
Я вся сжалась.
Эта женщина могла по праву ненавидеть меня, верно? Сейчас от меня зависела судьба ее сына, а я почему-то сразу поняла, что это мать Кая. Конечно, он был не один в СИЗО, но седьмое чувство не проведешь. Не знаю, были ли они похожи с сыном, ведь я даже лица Кая толком не видела. Интересно, кто его отец и почему он никак не помогает семье.
Я бы попросил вас подождать во дворе,кашлянул капитан Морозов.
С моим отцом он говорил другим голосом.
Не могу. Там дождь начался,невозмутимо ответила она.
Кхм Ладно,Морозов перевел взгляд на моего отца, но возражений на этот раз у него возникло.
Мне ждать тут?только и спросил он.
Морозов стрельнул взглядом в сторону, а потом очень внимательно поглядел на отца, словно проверяя, будет ли тот держать себя в руках? Наверняка по строгим правилам, моему отцу нельзя было оставаться с матерью Кая даже в одном коридоре.
Отец коснулся моих плеч.
Не переживай, я буду ждать здесь, а ты будешь не одна.
Я кивнула. Капитан Морозов распахнул для меня дверь. Внутри тускло горела лампа, а основное внимание сразу приковывало огромное прозрачное стекло в рамке.
За ним была еще одна комната, и вот там светили сразу несколько ярких белых ламп, которые уничтожали любые тени. И сейчас там, спиной к белой стене, стояли пять парней. Все в черных защитных масках и в черной одежде.
Я запнулась на пороге, но следом за мной шел адвокат и именно он все-таки втолкнул меня в комнату. Дверь за ним захлопнулась, отрезая меня от коридора и отца, который не стал дожидаться меня на том же месте.
Я успела услышать только его приглушенный расстоянием голос и тихий женский голос.
Меня зовут Платон Дмитриев.
Да уж я знаю, кто вы.
Глава 7
Пять высоких парней в черном пугают меня до чертиков, а ответственность за каждое сказанное слово сдавливает горло тугим шарфом.
Встаньте сюда, Юлия.
Морозов указывает на нарисованный белой истертой краской квадрат напротив окна. И я с трудом передвигаю ноги, теряя все изящество разом, так что никто и не поверит мне, что я балерина, если узнает об этом сейчас. Сердце колотится в груди так истошно, что кажется, даже отец в коридоре может его услышать. Шея втянута в плечи и я боюсь поднимать глаза выше, туда где сверкают только глаза над одинаковыми черными масками.
Сосредоточьтесь и внимательно посмотрите на них, Юлия. Не волнуйтесь. Мы никуда не торопимся.
Несколько раз моргаю прежде, чем поднять глаза.
Тянуть все равно не выйдет. Я уже здесь.
Меня тут же слепит яркий белый свет, отраженный от такой же стены за спинами парней. Взгляд метается между пятью одинаковыми батниками из плотной черной ткани. Парни стоят недвижимо. Как будто пять манекенов в витрине магазина, но все куда серьезнее, а я не выбираю сейчас одежду.
Мне требуется вся смелость, какая у меня только есть, чтобы все-таки поднять глаза выше. Даже в свое первое выступление на большой сцене я не переживала так сильно.
Пять одинаковых черных масок не упрощают задачу. Сколько незнакомых людей я могу встретить за день в таком городе, как Питер? Сотни. Случайные лица, которые мелькают на эскалаторах, сонные попутчики в метро, обслуживающий персонал на улице, кафе, метро и даже в театре. Этих людей я привыкла не замечать. А с обязательным масочным режимом иногда не узнаю даже знакомых.
Парни очень похожи, и я окончательно теряюсь.
На мгновение закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, каким он был. Воссоздать в памяти его профиль, пока он был за рулем, но эти воспоминания смазаны. Возможно, все дело опять в чертовой маске.
Отматываю воспоминания к тому моменту, когда он бесцеремонно вытащил меня из машины. Только тогда я успела разглядеть его, пока он возвышался надо мной, как башня «Газпрома» над Питером. Пока Кай хмурил темные широкие брови, сверкая глазами, иногда откидывая со лба длинные отросшие волосы, я только и делала, что старалась запомнить черты его лица.
Неужели так и не запомнила?
После он и сам сообразил, что стоит слишком близко. И вжал меня спиной в свой живот, запрещая пялиться на него и дальше.
Единственный парень, к которому я вообще прижималась и который мог касаться меня, был Розенберг, но только в танце, так что не считается. Возможно, это только мое живое воображение, помноженное на пережитый стресс, но каждый раз, когда я вспоминаю прикосновения Кая, мое сердце сбивается с ритма.
Эта тахикардия очень мешает сейчас, когда я во что бы то ни стала должна вспомнить, как он выглядел.
Распахиваю глаза и быстро, пока помню то смутное ощущение, веду расфокусированным взглядом, чтобы не цепляться за детали, по пяти незнакомым лицам. Отмечаю про себя, что второй слишком низкий, а третий куда выше, чем надо, я хорошо запомнила, что запрокидывала голову рядом с ним.
А у пятого синие глаза, а того, кто стоит первый,почти черные.
Блестящие темно-каштановые волосы и сейчас привлекают мое внимание, но сердце начинает биться невпопад только, когда я вижу стальные холодные глаза над черной маской.
Кай смотрит прямо на меня, и я на мгновение едва не теряю точку опоры. Колени подгибаются, а сердце снова обрывается.
Пока я не вспоминаю о посторонних и капитане Морозове, который тоже глаз с меня не сводит.
Тогда я беру себя в руки и понимаю, что Кай не может видеть меня через одностороннее стекло. Скорей всего, он просто смотрит на свое отражение, оттуда и ощущение, что он как бы отвечает на мой взгляд.
Сейчас я могу безнаказанно его разглядывать. Как будто кто-то поставил для него время на паузу, а для меня оно бежит своим чередом. Я разглядываю высокий чистый лоб, волосы, которые теперь не такие чистые и блестящие, как три дня назад, и понимаю, что не ошиблась.
Он в той же одежде, только без куртки. Я сказала, что нашла ее в машине и оделась, потому что замерзла, а на вопрос, чья она, с удивление спросила, разве не Федора? О результатах допроса водителя я не знаю, только то, что отец его в тот же день уволил.
Я не стала рассказывать о гонке, других машинах и подслушанном разговоре с каким-то мужчиной с прокуренным голосом. Все равно я ничего не видела и не слышала имен, кроме Кая. И даже о том, что по-настоящему его зовут Костя, я узнала уже от отца.
Но для меня он все равно останется Каем.
С застывшим ничего не выражающим взглядом, как сейчас, Кай очень похож на замерзшего в замке снежной королевы мальчишку. А ведь он знает, что сейчас решается его судьба. И зависит она только от меня.
Крайний парень слева, например, заметно нервничает. Куда больше Кая, который, словно вырезанная фигура изо льда, стоит недвижимо, упрямо и не шелохнувшись.
Он готов ко всему.
Но почему?
Что сделало его таким? И ради чего он продолжает жить так, как живет?
Юлия, вы готовы указать на того, кто был за рулем машины?вопрос капитана возвращает меня к реальности.
Со мной капитан Морозов говорит очень вежливо, думаю, что с парнями вроде Кая, он говорит совсем иначе. А еще, думаю, мне позволили стоять здесь, куда больше времени, чем дают обычно всем остальным.
Но даже это время уже вышло.
Я бы хотела узнать Кая лучше, но вряд ли это возможно. Мы из разных миров, в этом Кай был прав. И такая, как я, не пересекаются с такими, как он. Только случайно.
Все, что я могу сделать для него, это дать еще один шанс. Только от него зависит, воспользуется он им или нет.
Я думаю, что нет. Он выиграл эту гонку и, если не передумает, будет участвовать в других. Не знаю, что может заставить его не рисковать, если собственная жизнь для него ничего не значит.
Бросаю последний взгляд на всех пятерых, украдкой глядя в стальные, холодные, как металл на морозе, глаза, в которых нет ни капли чувств.
И поворачиваюсь к капитану.
Мне жаль, капитан. Но я его не запомнила.
Прощай, Кай.
Надеюсь, кому-нибудь удастся растопить твое сердце.
Глава 8
В прихожей натягиваю ботинки, когда слышу, как проворачивается в замочной скважине ключ. На пороге появляется мама.
Привет, Кость. Ты ел?
Киваю.
С шестнадцати лет я готовлю себе сам. Чаще всего, у нас с мамой даже продукты разные, поскольку она сидит на диете и не ест то, что ем я. Ее легкие салаты с куриной грудкой для меня на один зуб, поэтому я научился готовить сытные, но простые блюда, типа плова. Иногда запекаю кур целиком, мама берет себе грудку, а мне хватает мяса на два дня и его можно есть даже холодным. Его я и доел, с хлебом, перед компом, пока оформлял нужную мне покупку на вечер.
Расстегнув пуговицы пальто, мама тянется к шелковому платку на шее, а потом вдруг замирает и решает его оставить. Оглядывает мои зашнурованные ботинки и спрашивает:
Вернешься вовремя?
Как иначе?
Я веду себя образцово-показательно уже вторую неделю после того, как меня выпустили из СИЗО. Даже ежедневно посещаю унылые пары в универе, поскольку о каждом моем прогуле деканат сообщает лично капитану Морозову. Каждый день я даже прихожу ночевать домой и делаю это до полуночи.
Но если сегодня я скажу маме, куда иду, она мне ни за что не поверит.
Как вчера?мама вскидывает бровь.За пять минут до двенадцати?
Но ведь успел,пожимаю плечами.Платок так и не снимешь?
Мама замирает и опускает руку, все это время она теребила кончики платка на шее, с которым никогда не расхаживала по дому. Она всегда снимала его первым, аккуратно вешала на вешалку к пальто и только потом разувала сапоги.
Сейчас платок до сих пор на ее шее.
Мама закатывает глаза.
Иди уже, командир. Сама разберусь. Будь осторожен, Кость,только и говорит она.
Сжимаю кулаки. Как только дверь за мной захлопывается, выуживаю из карманов батника пачку и закуриваю на ходу, спускаясь по лестницам парадной.
Детский сад. Засосы на ее шее я заметил еще вчера, когда она вернулась домой, румяная, счастливая и в пальто нараспашку. Мама, похоже, считает, что уровень ее конспирации выше всяких похвал, но даже балеринка на очной ставке держалась лучше.
Да, Морозов так просто не отстал от нее. Пусть она меня и не опознала. Интересно, честно не узнала или просто пожалела?
После нас посадили в одной комнате с длинным столом, чтобы соблюсти правила социальной дистанции, и тогда Морозов велел мне снять маску.
Посмотрите внимательно, Юлия. Вам точно не знаком этот парень?
Мог и не стараться. Она действительно впервые увидела мое лицо.
Она смотрелась странно в этом обшарпанном кабинете, с молчаливым адвокатом по правую руку, но хотя бы ее отца оставили за закрытой дверью.
А эта куртка?жестом фокусника Морозов швырнул на стол между нами мою черную джинсовую куртку.
Как я позже узнал от матери, Морозов предъявлял куртку и ей. Но мама ее тоже не узнала. Сказала, что сын давно покупает себе вещи сам, она за нее точно не платила, иначе бы запомнила. Похоже, хотя бы это она сыграла убедительнее чем то, что она не пропадает вечерами с каким-то мужиком, который явно не держит свои руки при себе. И не только руки.
Я нашла куртку в машине и надела,ответила Юля.Мне было холодно. Я думала, она принадлежит Федору, водителю моего отца.
А вы знаете, что такое дача ложных показаний, Юлия Платоновна?
Когда Морозов переходил на имена отчества, это не предвещало ничего хорошего. Я был уверен, что сейчас эта тонкая девочка с косичкой расплачется, скривит губы и окончательно выдаст себя и меня, но она только посмотрела на адвоката.