С Новым годом, мои чижики,сказала она, обнимая нас с тобой за плечи и поочерёдно целуя.Люблю вас.
Потом в камине трещал огонь, а мы сидели около него и негромко пели под твою гитару старые, известные и любимые песни. У Александры оказался очень приятный голос, и в этой уютно-романтичной обстановке я снова невольно подпала под её чары.
Ясь, сыграй что-нибудь медленное,попросила она.Мы с Лёней потанцуем. Если ты не против, конечно,добавила она с усмешкой.
Ты не была против. Под задумчивый перебор струн и неторопливый ручеёк твоего голоса мы с твоей сестрой переступали по ковровой дорожке ногами в шерстяных носках, и от пристально-нежного взгляда Александры я проваливалась в какую-то гулко-звёздную бездну. Я никуда не могла деться от этого взглядаон везде меня находил. В её тёплой ладони моя рука обмякла, сжимаемая уверенно и нежно, и я сомлела... "Тоже мне, Наташа Ростова на первом балу",ругнула я себя мысленно, пытаясь прогнать это волнующе-острое, странное и, как мне казалось, опасное наваждение.
Поблагодарив за танец, Александра приложилась к моей руке губами и сказала:
Ну, давайте ещё немного посидим, допьём шампанское, да и отдыхать, наверно, пора. Хороший получился у нас праздник, правда?
Мы с тобой считали так же. Было уже полтретьего, и у меня, вставшей в семь утра, уже невыносимо отяжелела голова, а от выпитого за вечер шампанского меня слегка развезло. Это был не хмель, просто приятная усталость и истома. Остатки еды и одну нетронутую бутылку шампанского мы убрали в холодильник, после чего я, закатав рукава, принялась за мытьё посуды. Ты ещё перебирала струны, а Александра, накинув на плечи шубу и обувшись, вышла на крыльцо.
По-моему, Саша какая-то грустная,заметила я.Хотя и старается улыбаться...
Твои пальцы на миг замерли.
Ага, есть такое, я чувствую. Она недавно с Еленой рассталась,сказала ты.
Это была та самая Елена Сергеевна, адвокат Риты, шикарная длинноволосая красотка с голубым огнём в глазах. Александра сказала о ней "моя хорошая знакомая", но ощущения меня тогда не обманули. Мне почему-то сразу подумалось, что между ними что-то есть... И вот, уже не было. Елена уехала делать карьеру в Москве, считая, что здесь для неёуже не тот уровень.
Мы с тобой легли в спальне на втором этаже, а Александравнизу, на диване. Щекоча тёплым дыханием мой лоб и касаясь губами ресниц, ты шепнула:
Ты не сильно устала, птенчик?
А твои пальцы повторяли этот вопрос на своём языкеязыке тела, забираясь ко мне под футболку. Там у меня не было лифчика, и твоя рука нащупала и с надеждой прижала мою грудь.
Ммм...Решив отвечать на языке тела, я потёрлась своим носом о твой, прихватив поцелуем твою нижнюю губу.
Снаружи стоял трескучий мороз, холодное небо мерцало звёздами, а возле дома нёс вахту наш снеговик, утыканный стерженьками потухших бенгальских огней.
Кровать скрипучая, блин,прошептала я.Саше там, внизу, всё слышно...
С каких пор ты стала её стесняться?В сумраке комнаты я не видела твоего лица, но в тоне слышалась игривая усмешка.
Дело не в стеснении,сказала я.Она же с Еленой рассталась... И, может, ей всё это... как-то не очень... приятно слышать... ох...
В перерывах между моими словами была виновата ты: пока я размышляла о деликатной стороне вопроса, ты занималась делом и, похоже, останавливаться на полпути не собиралась. Предательница-кровать! Ну неужели нельзя было скрипеть потише?.. Да ещё ты, куснув меня за губу, сделала мне больно.
Яська!зашипела я.Прекра... ммм.
Твой рот заглушил моё возмущение. И правильно, в общем-то, сделал: будь оно чуть громче, Александра точно услышала бы. Сопротивляться твоему ласковому напору было совершенно невозможно, и новогодняя ночь логически завершилась мощной и чувственной точкойпод скрипучий аккомпанемент кровати.
Добившись желаемого, ты уснула сном праведника на моём плече, а я ещё какое-то время лежала, нюхая твои чистые, ещё пахнувшие шампунем волосы (перед тем, как мы отправились на дачу, ты вымылась). Яська, Ясёныш мой. Утёнок... Нежность мурлыкала у сердца, пока я тоже не провалилась в сон.
Заснула я в зимнем сумраке, проснулась в нём же: мне показалось, будто на кухне брякнула посуда. Морфей выронил меня из своих объятий, и я спикировала обратно в своё тело. Ты посапывала рядом, а внизу было тихо. Приснилось, видимо... Даже если бы там и правда гремели посудой, это вряд ли разбудило бы меня здесь, наверху: этот домне "хрущёвка" с хорошей слышимостью, построен он на совесть, чтобы согревать хозяев и беречь их покой.
Но сна я всё равно начисто лишилась. Поняв, что Морфей улетел от меня далеко, я потихоньку, чтоб не разбудить тебя, выбралась из постели, натянула свои чёрные тёплые леггинсы, носки и свитер. Бесшумно ступая, я спустилась вниз.
В кухне горел свет. Александра, полностью одетая, сидела за столом, а перед ней стояла бутылка коньяка ёмкостью 0,375 литра. Откуда она взялась, я понятия не имела: мы с тобой спиртного не покупали, а Александра приносила с собой вроде бы только шампанское. Положив подбородок на скрещенные на столе руки, твоя сестра смотрела на низкий пузатый бокал, на донышке которого было полглотка коньяка. Увидев меня, она не поменяла позы, только двинула бровями. Я подошла.
А откуда у нас коньяк?
Александра ответила, проведя пальцем по позолоченному краешку бокала:
Мамину заначку нашла... Старую, видимо. Видишьтолстый слой пыли на бутылке. В ванной стояла, под раковиной... за дверцами. И практически целая... была.
То, что она "была", я уже и сама заметила. В бутылке осталось чуть меньше половины, а от Александры до меня донеслось чуть уловимое алкогольное "амбре".
Саш... Ты чего тут пьёшь одна?с беспокойством спросила я.Это, знаешь... признак. Нехороший...
Да ладно, ерунда.Александра устало махнула рукой.
Втянув в лёгкие воздух, она медленно со свистом выпустила его сквозь сжатые зубы. Облокотившись на стол, подпёрла лоб сплетёнными в замок пальцами.
Присядь, Лёнь... Раз уж ты здесь.
Я отодвинула стул и села. В кухне было, наверно, всего градусов пятнадцать, и у меня уже слегка озяб нос. Плеснув в бокал ещё коньяка и держа его в руке, Александра проговорила:
Вот представь себе: ты вместе с человеком целых шесть лет... Шесть лет ты делишь с ним постель, душу, сердце... А потом этот человек говорит: "Прости, мне надо подниматься на следующую ступень". И уезжает... А ты остаёшься тут... на более низкой ступени, стало быть.Александра мрачно усмехнулась. И заключила со вздохом:Вот так в жизни бывает, солнышко.
Выпив коньяк единым духом, она зажмурилась и отставила бокал в сторону. Закрыв нос и рот руками, она умолкла. А я тихо спросила:
Это из-за Елены, да? Мне Яна сказала.
Веки твоей сестры дрогнули, она бросила на меня взгляд из-под насупленных бровейскорее задумчивый, нежели угрюмый.
Нет, ты не думай о ней плохо,проговорила она, отняв руки от лица.Ты знаешь, она ведь твою подругу, Риту, бесплатно защищала. Денег нисколько не взяла. Такие дела для неёсемечки. Думаю, в столице она сделает достойную карьеру.
Карьераещё не самое главное в жизни,сказала я.Если ради неё человек рвёт серьёзные отношения... не знаю.
Мда... Шесть лет,повторила твоя сестра.Я бы поехала за ней, но... у меня здесьвсё. Моё дело, моя семья. Да и... честно говоря, уже не знаю, что я чувствую.
Снова подперев голову руками, она закрыла глаза, а мне вдруг захотелось до неё дотронуться. Просто погладить её раньше срока засеребрившиеся волосы, как я делала, когда отцу было плохо. Когда мои пальцы прикоснулись к ним, Александра вдруг поймала мою руку и прижала к губам. Меня слегка испугал пыл, с которым она это сделала, а твоя сестра, держа мою кисть обеими своими руками, прильнула к ней щекой, будто она приносила ей облегчение. Мы сидели так, наверное, минуты две: Александра не выпускала мою руку, а я не отнимала её, озадаченная и окаменевшая. Потом твоя сестра открыла глаза и, устремив на меня немного затуманенный, полный усталой нежности и боли взгляд, сказала:
Лёнь, ты знаешь, что ты ангел?
Окончательно сконфузившись, я всё-таки высвободила руку.
Нет, Саш, я человек,попыталась я улыбнуться.Самый обычный... Что-то мне кофе захотелось,добавила я со смущённым смешком.
Лучше чайку завари, Лёнь,попросила Александра.Я бы тоже не отказалась.
Я заварила чай со смородиной, и мы уткнулись каждая в свою кружку. Меня одолела нервная зевота и зябкая дрожь, а глаза от недосыпа слезились.
Иди-ка ты в постель,улыбнулась твоя сестра.Ещё совсем рано, а учитывая то, что наши посиделки кончились далеко за полночь, тебе ещё спать да спать надо. Иди, солнышко.
Мне не оставалось ничего, как только последовать её совету. В кухне я что-то совсем замёрзла, а кружкой чая удалось немного согреть лишь руки. Вернувшись в спальню и стуча зубами от холода, я сняла только носки и юркнула в тёплую постельк тебе под бок. А ты даже не проснулась.
Эту зиму мы пережили, греясь теплом друг друга. А вот весна встретила нас грустной новостью.
Третье марта, понедельник, был самым обычным днём, в наших краях больше похожим на зимний, чем на весенний, но запах весны витал во влажном воздухекак первый сонный вздох земли, предвестник её пробуждения. У меня почему-то с самого утра было хорошее настроениепросто так, без всякой причины. В обед мы с девушками из книжного отдела весело болтали и смеялись, да так, что даже администратор Марина высунула свою увенчанную длинной чёрной шевелюрой голову из служебной двери:
Это что за шум в торговом зале?
Потому что тишина должна быть в библиотеке,пародируя Галустяна, сказала толстушка Таня, и мы все снова прыснули.
День прошёл хорошо, хотя под вечер я опять сильно устала. Я вообще в последнее время стала быстро утомляться, но не придавала этому особого значения, списывая на авитаминоз, недосып, стрессы. Всё лечение свелось к покупке пачки поливитаминов в аптеке, да и те я порой забывала принимать. Придя домой, я застала тебя, как обычно, в твоей студии. Ты что-то тихо и задумчиво наигрывала на гитаре, и я сразу встревожилась. Это могло быть не только творческим процессом, но и признаком того, что тебе грустно и тяжело: вместо тебя всегда плакала гитара. Откинувшись в кресле и закинув ноги на край стола, ты теребила струны. Твои пальцы не замерли при моём появлении, а глаза были незряче устремлены в потолок.
Привет, Уть,сказала я.Ты ужинала?
Ты не ответила. Струны звенели тонко, меланхолично, словно жалуясь и плача. Озадаченная, я подошла и положила руку тебе на голову. Твои губы сегодня были какими-то вялыми, но на поцелуй ты ответила.
Нет, птенчик, не хочу.
Ты нормально себя чувствуешь?обеспокоилась я.
Не совсем,ответила ты.
Да я уже вижу,вздохнула я.Что-то случилось? Что-то по работе?
Нет, у меня всё нормально...Твоя рука оставила в покое струны и свесилась в подлокотника. Под кожей вздулись голубые жилки.Джефф Хили умер вчера. На форуме гитаристов узнала.
Для меня уже давно не было удивительным, что слепой человек может работать с компьютером и общаться в Интернете. Специальная программа помогала тебе не отставать от зрячих. И вот, сегодня ты узнала, что не стало человека, на которого ты держала равнение.
Ему был всего сорок один год,проговорила ты.Рак... Грустно мне, птенчик.
Не зная, что сказать, я присела у твоего кресла и положила подбородок на твою руку на подлокотнике. Талантливые творческие люди нередко уходят рано: яркие звёзды быстрее сгорают. Это закон. Их как будто что-то забирает из этого мира. Вот только почему? Может быть, потому что они уже выполнили свою миссию и зажгли свою звезду? Пушкин ушёл в тридцать семь лет. Лермонтовв двадцать шесть. Есенинв тридцать. Цойв двадцать восемь. Высоцкийв сорок два. Джо Дассенв сорок один. Надо ли ещё перечислять?
Я не знала, как победить твою грусть. Наверно, следовало позволить тебе побыть наедине с твоей гитарой, дать её струнам выплакаться. Так я и сделала, уйдя на кухню и там поужинав в одиночественевесело и без аппетита.
Человека, по чьим стопам ты шла, не стало вчера. Он прожил сорок один год. А человек, чья трагическая судьба и непобедимая страсть к творчеству всегда потрясала менявсего двадцать шесть. Он умер в сорок седьмом году, пройдя через ужасы Второй мировой. Глядя на портрет, с которого едва приметно улыбалось его мягкое, интеллигентное лицо с высоким умным лбом и грустно-добродушным взглядом, я думала: этот человек был рождён для творчества, а не для войны. Он ненавидел войну, а любил поэзию, но махина нацистского государства целенаправленно и планомерно ломала его. Творить ему не давали, загоняя под ружьё. С разрушенной гепатитом печенью он два послевоенных годасвоих последних годаписал пьесы и рассказы, стараясь успеть как можно больше. Его стиль скуп, но выразителен, как пробившийся сквозь серый асфальт одуванчик... Один из его рассказов так и называется. Да и сам его талант, его стремление к творчествукак этот одуванчик, скромный, но невероятно живучий и сильный, пробивающийся к солнцу сквозь плотный, давящий ужас цвета фельдграу. А звали этого человека Вольфганг Борхерт.
Я открыла файл с "Белыми водорослями" и снова тяжко задумалась: что же мне со всем этим делать? До начала работы над "Слепыми душами" оставалось чуть менее восьми месяцев, но тогда я ещё не знала об этом, а пока мне пришло в голову попробовать сунуться со своей писаниной на сайт "Проза.ру". Завести там страницу и выложить несколько пробных глав было минутным делом. А дальше... Дальше оставалось ждать.
Мои щёки горели, сердце колотилось. В списке читателей начали появляться имена, но никаких комментариев пока не было. А на мои плечи легли твои руки.
Он всегда будет для меня жив... Пока я способна заставлять звучать гитаруон будет жить.
Я погладила твою руку, сжала твои прекрасные творческие пальцы.
Конечно,сказала я.Он оставил в мире такой след, что память о нём не сотрётся. А пока тебя помнятты живёшь.
На календаре была уже весна, но на улицах лежал толстый слой снега. Что такое снег? Замёрзшая вода. Как только пригреет солнце, он растает и уйдёт в землю бесследно, а Джефф Хили так уйти не мог. О нём помнила ты, помнила я, помнили ещё миллионы. Его звезда зажглась на небе и будет сиять ещё долго, тогда как множество людей уходит, подобно снегу.
Суждено ли нам выбирать, кем родитьсяснегом или звездой? Не знаю. Но хотя бы попробовать блеснуть чуть ярче снежинкиможно.
13. Молчаливый убийца. Озеро
"Я тебя найду, узнаю, где ты живёшь. Я твой айпи уже знаю и тебя вычислю. Твой адрес узнатьдело техники. И покажу тебе, что такое настоящий мужик. И ты про свои извращения забудешь".
Примерно такого содержания "рецензии" я получила весной на выложенные мной начальные главы "Белых водорослей". Первое из этих посланий я удалила, но маньяк не остановился, пока не испоганил такими "отзывами" все главы. Внесение злостного тролля в чёрный список не помогло: угрозы посыпались на почтовый ящик. Будучи в то время не очень продвинутым пользователем Интернета, я поначалу безоговорочно поверила, что этот придурок действительно может найти меня. Боясь взлома, я удалила свой почтовый ящик, на который он писал мне, закрыла страницу на Прозе и свалилась почти без чувств.
Это случилось вечером. Ты была дома и успела меня подхватить, когда я едва не растянулась на полу, выходя из ванной, после того как меня там стошнило. От вызова скорой помощи я отказалась.
Слушай, может, тебе давление проверить?предложила ты.Так, на всякий случай. Мало ли... Может быть, скакнуло. Ты когда в последний раз его измеряла?
Честно говоря, я этого не помнила. Наверное, это было на медосмотре ещё во время моей учёбы в университете, и с тех пор я забыла дорогу в кабинет врача. Ну, разве что, пару раз у зубного былапломбы ставить. А проблемы с давлением, как я полагала, начинаются у людей где-то после сорока лет, и потому я совершенно не допускала мысли, что меня это коснётся сейчас. От Натальи Борисовны остался электронный тонометр, которым легко и просто измерять давлениеодним нажатием кнопки, и я натянула манжету на руку, внутренне не веря, что прибор покажет какие-то аномалии.
Ограничитель был установлен на ста пятидесяти, но прибор, дойдя до этой отметки, начал качать выше. "Ого",ёкнуло внутри.
Двести на сто десять,пробормотала я, не веря своим глазам.По-моему, у этого прибора глюки.
Но повторное измерение показало тот же результат.
Может, это просто от эмоций,предположила я.Надо успокоиться немного.
А что случилось-то?сразу насторожилась ты.
Да так, ерунда,поморщилась я.В Интернете тролль пристал.
Вот ещё, глупости какие! Из-за каких-то уродов расстраиваться,проворчала ты, устраиваясь рядом со мной на диване и обнимая меня за плечи.Не вздумай принимать близко к сердцу. Им только того и надодовести человека. Не доставляй им такое удовольствие.
Не буду,пробурчала я, утыкаясь в твою футболку.Ладно... Сейчас всё пройдёт.
В твоих объятиях мне было теплее и уютнее, даже чем под пуховым одеялом. Твой родной запах успокаивал. Щекоча губами мои глаза и лоб, ты грела меня дыханием. Мы перебрались в постель, но ничего не делали, просто лежали в обнимкусердце к сердцу. Ты словно защищала меня от всех враждебных посягательств, и в моей груди снова заурчала нежность.
Ясик... Спасибо, что ты есть,прошептала я.
Такая приятная терапия как будто помогла: самочувствие улучшилось, мне стало уже наплевать на всех сетевых придурков, веки отяжелели.
Охо-хо,зевнула я.Спать что-то охота...
Вот и поспи,сказала ты.Я там ещё посижу немного и тоже скоро приду.
Утром я была почти в норме. Вчерашнее происшествие казалось кошмарным сном, и только лежащий на тумбочке тонометр говорил о том, что это всё-таки реальность. Из чистого любопытства я снова надела манжету и нажала кнопку.
Сто шестьдесят на сто. Ни головной боли, ни тошноты, ни каких-либо других неприятных ощущений не было, только эти цифры. Твоё чуткое ухо уже, конечно, всё услышало: писк прибора не заглушить.
Ну, что там?донёсся твой голос из кухни.
Помешкав пару секунд, я крикнула тебе:
Нормально!
Но тебя было не так-то просто обмануть. Остановившись в дверях комнаты, ты спросила:
Сколько конкретно?
Врать у меня не хватило духу, и я призналась:
Сто шестьдесят на сто.
Но это же высокое,нахмурилась ты.Ты как себя чувствуешь, птенчик?
В том-то и дело, что нормально,сказала я.Правда, честное птенчиковое. Ничего не болит, хоть сейчас же вставай и беги. Кстати, мне действительно уже пора бежать.Я глянула на часывосемь двадцать.
Ты подошла и потеребила мои уши. Я заурчала, жмурясь от удовольствия.
Маленький мой, давай-ка к врачу,сказала ты нежно, но серьёзно и твёрдо.
Что, прямо сейчас, что ли? Это вряд ли возможно,хмыкнула я.Да и вообще...
Конечно, не прямо сейчас,терпеливо ответила ты, заключая меня в тёплые объятия, от которых мне захотелось свернуться клубочком в постели рядом с тобой и вообще забить на эту работу.Но при ближайшей возможности. Это нельзя так оставлять. Если ты не чувствуешь давления, вполне может быть, что ты уже давно с таким ходишьи ни сном ни духом про него. Это же "молчаливый убийца"! А ты только вчера в первый раз прибор в руки взяла.
Я скорчила кислую мину. Таскаться по больницам, при наших-то очередях и странном, издевательском для пациентов графике работы врачейто ещё удовольствие. При таком раскладе ещё неизвестно, что хужесама болезнь или поход в поликлинику. У меня вообще по жизни аллергия на наши больницы, а посещать частные кабинеты и клиникиникаких денег не напасёшься.
Уть, всё, мне на работу надо,увильнула я от темы, чмокнув тебя и устремившись в прихожую.
Занятия у тебя сегодня начинались в одиннадцать, и ты, в принципе, могла встать и позже, но поднялась рано ради менячтоб узнать это моё треклятое давление. Заставлять тебя переживатьсвинство, но при одной мысли о подъёме ни свет ни заря ради талона, а потом о торчании в очереди... бррр. Душу сводило и скрючивало. Кто сказал, что зубная боль в сердцеэто любовь? Я не согласна. Этодумы о предстоящем походе в поликлинику.
В первой половине дня я чувствовала себя вполне бодро, только после обеда периодически возникал писк в ушах. К шести вечера мне уже невыносимо хотелось прилечь, но даже присесть не было возможности... А работать предстояло ещё три часабезумно долгих, бесконечных, адских. Ещё год назад я легко выдерживала двенадцатичасовой рабочий день, а сейчас стала сильно уставать к вечеру. Отекали ноги: однажды, переобуваясь перед уходом домой, я не смогла до конца застегнуть сапогимолния не сходилась. Так и вышла на улицу в полузастёгнутых... Похоже, дело было не в авитаминозе.
Несмотря на неважное самочувствие и усталость, мне хотелось подышать весенним духом, и я отправилась домой пешком. Апрель... Грязь под ногами, серые подтаявшие сугробы, превратившиеся в ледяные глыбы, кое-гдевышедший из-под снега асфальт. И тонкий, пронзительно-тревожный, как звон струны, воздухзапах весны. Я не люблю слякоть, но вот этот весенний дух, крылато-беспокойный, зовущий куда-то в небо и будоражащий, как тонкое зельеза него я готова простить природе и раскисшие дороги, все в непролазной грязи, и уделанную обувь, и лужи... и, прошу прощения, всплывшие из-под снега собачьи какашки. Хорошо хоть, что на улицах не выгуливают коров. Но как бы то ни было, дух весны не перебьют никакие выхлопные газы, эточто-то запредельное, почти сверхъестественное. А небо в апрелетонкий лёд: чуть троньи хрустнет...
Присев на скамейку, я смотрела в это небо. Вставать не хотелось, и я корила себя за эту затеюидти пешком, потому что силы кончились на полпути. Нет, терпеть такое нельзя. Этак я скоро превращусь в развалину, не смогу ни работать, ни радоваться, ни любить тебя... Нет, любить тебя я буду всегда, несмотря ни на что, вот только сил на тебя у меня тоже не останется. Видимо, пойти к врачу всё же придётся. Хотя...
Чтобы проверить возникшую у меня мысль, нужно было сначала добраться домой. Дождавшись маршрутку, я немного подъехала, хоть и осталось всего две остановки, но как раз на них-то меня уже и не хватило. Подъём по лестнице был подобен покорению горной вершины.
Нет, так дело не пойдёт,пропыхтела я, обессиленно опираясь на перила для передышки.
Ты, конечно, уже встречала меня. Приняла у меня пальто, присела и помогла разуться. Мне захотелось тебя расцеловать, что я и сделала.
Утёночек, спасибо тебе...
После десятиминутного отдыха в креслеснова тонометр. Покорно позволив надеть на себя манжету, я, морщась, терпела неприятное сдавливание руки. Но самый гадкий моменткогда воздух спускается, и кажетсявот-вот умрёшь. И вотпоследний вздох сдувшейся манжеты, а на ЖК-экране приборацифры 180/100.
Короче, чтобы на этой неделе пошла к врачу,безапелляционно сказала ты.
Ноги опять припухли. Работа у меня была в основном стояче-ходячая, так что бедные мои ходульки страдали капитально. Идеальный вариант для них после рабочего дняпокой в приподнятом положении на стуле с подушкой и массажик. Стул я подтащила себе сама, а массаж обеспечили твои волшебные пальцы.
Ммм,с блаженной улыбкой простонала я.
Ты разминала мне стопы, не оставляя без внимания ни один усталый, бледно-припухший палец; с силой, но нежно проходилась по сводам, не забывала и о пятках. Основательно расслабившись, я почувствовала себя лучше, даже давление немного упало. Захотелось чаю, но онтонизирует, а мне это было сейчас совсем ни к чему. Пришлось довольствоваться отваром ромашки и мяты, что тоже показалось мне, в принципе, неплохо. Главноегорячее, чтоб расслабляло, а мятаещё и спазмолитик.
Потом я проверила свою мысль, порывшись в аптечке, под которую был отведён ящик в стенном гарнитуре. От Натальи Борисовны осталось немало лекарств, и среди нихарифон, от давления. Но твоей маме он как-то слишком сильно его сбивал, и она не стала его принимать. Я нашла две упаковки по тридцать таблеток, одначуть начатая. Цена на коробке была написана шариковой ручкой. Срок годности ещё не вышел.
Ты работала в студии: из-за закрытой двери мягко и глухо слышалась партия ударных, в то время как я изучала инструкцию. Она занимала в коробке больше места, чем сами блистеры с таблетками, и мелким шрифтом там был перечислен дико длинный список побочных эффектов, несочетаемых препаратов, противопоказаний... Жуть. Но я решила попробовать.
Да, это была дурацкая затея, и самолечениебезусловно, зло. Но мне хотелось немного оттянуть проклятый поход к врачу. Ведь если что-то не срастётся с графиками, придётся отпрашиваться, а отгулы нам давали не очень-то охотно. Вот наступит лето, а там, возможно, и отпуск наклюнется. Тогда, может быть, и займусь всей этой ерундой... Я ещё раз глянула в инструкцию: принимать по одной таблетке в сутки, лучше утром. Ну что ж, утром и попробую...
А пока на меня смотрела надпись: "Автор закрыл свою страницу". Авторэто я, только звали меня тогда по-другому. Неужели из-за этого урода моя писанина останется "в столе"? Что-то мне подсказывало, что надо некоторое время переждать, чтоб пыл у этого подонка поостыл, а потом он, возможно, обо мне вообще забудет. Но имя придётся сменить. И, возможно, хотя бы заголовок произведенияне "Белые водоросли", а... Не знаю.
Птенчик, айда спатки,раздалась ласковая команда.Поздно уже.
Я не возражала. Дома, с тобой, мне всегда становилось лучше. Нервозность унималась, страсти утихали, и меня наполняло умиротворение и чувство надёжности, уюта и спокойствия. Твоё благотворное воздействие сказалось и сейчас: когда мы добрались наконец до постели, оздоровительный массаж перешёл в эротический. Виртуоз сладких симфоний блаженства, в этот раз ты играла на мне негромко, щадяще. Засыпая в твоих объятиях, я была во власти абсолютного и безоговорочного счастья.
Хорошая порция крепкого сна оказала на меня своё оздоравливающее действие, и когда мне вместо чашки кофе в постель был подан прибор, мой основательно ублажённый и довольный организм выдал цифры 140/90. Чувствовала я себя великолепно и была полна кипучей энергии, хоть в космос лети, но таблетку арифона для эксперимента всё-таки проглотила. Посмотрим, как я буду чувствовать себя вечером.
За завтраком я заметила шелушение на твоём лице и не замедлила принять меры. Из всех кремов тебе идеально подходил только детский, им-то я тебя и намазала, вызвав у тебя недовольное ворчание. Но я была сегодня будто пружинка, как в свои лучшие времена. Unstoppable. И море по колено, и горы по плечо, а проблемывообще по щиколотку. От маньяка я на какое-то время спряталась, залегла на дно, а тампоживём, увидим. Может, и образуется всё.