Ты случайно оказалась на моем пути. Мои люди копали под Андрея, также выяснили все о тебе и твоей семье. Так, для полноты картины. Я не собирался вмешиваться в твою жизнь. Я не горжусь тем, что не сдержался в ту ночь, но она имела последствия. Мне нужна семья в качестве опоры моей предвыборной кампании. Холостой бездетный мэр имеет гораздо меньше шансов на победу. Ты беременна от меня, и именно поэтому я не вижу смысла искать другую женщину.
Так дело только в ребенке?
Отчего-то это покоробило. Женская душапотемки, изменчивая, непонятная сущность. Только что я негодовала, что он предъявляет права на мое тело, теперь же чувствую, как внутри расползается яд обиды. Значит, нужен только ребенок? А ялишь приложение?
Сама-то как думаешь, Есения? раздражающе усмехнулся Булацкий, чернота его глаз снова вспыхнула огнем, и я вздрогнула. А когда он бесцеремонно взял мою руку и поднес к своей ширинке, не смогла пошевелиться, а просто ждала, что он скажет, что сделает.
Ты ничего не помнишь, да? Не помнишь, как сосала этот член? спросил хрипло, обхватывая моими пальцами тяжелый длинный ствол, начал водить по нему через ткань, не давая мне освободить руку. Огненная стрела ударила вниз живота, в мозгу вспышкой взорвалось воспоминание.
Чисто кадр из порно. Огромный член у меня рту, полностью одетый мужчина, его рука на моем затылке, насаживает мою голову на твердую плоть. Я чувствую жар и шелковистость плоти, каждый изгиб и выпуклую венку, язык бешено танцует по влажной от слюны головке. Рот широко раскрыт, мне даже больно, но я продолжаю доставлять удовольствие ему И себе. У меня горит все нутро, плавится, я умираю от желания, чтобы меня трахнули как шлюху Грязно и развратно
Неужели не хочешь снова повторить то, что было между нами? уговаривал Булацкий, и я вдруг поняла, что каким-то незаметным образом у меня в руках оказался крупный член Булацкого, вырвавшийся на свободу. Горячий, пульсирующий энергией. Я сжимаю пальцами его обнаженную плоть и не понимаю, как он успел все это провернуть?!
Пальцы обвились вокруг члена, мы вместе ласкали его, а Булацкий продолжал подбрасывать мне порочные картинки моего падения. Прямо в ухо, обдавая кожу горячим влажным дыханием:
Ты умоляла взять тебя, стонала, изгибалась, цеплялась за меня. Сосала так жарко, что, кажется, высосала мне душу. Вся спина в царапинах, но я не жалуюсь. Ты рыдала от наслаждения, когда я тебя вылизывал, просила еще, а когда я тебя трахнул, кончила не меньше десяти раз. Так скажи мне, Есения, как я могу не хотеть тебя? Ведь ты тоже уже хочешь? Ты уже влажная для меня? Хочешь, чтобы я снова тебя поимел и показал, на что ее способно твое тело? Хочешь же?..
Сумасшествие. Истинное, неподдельное сумасшествие творил со мной Булацкий. Никто никогда не нашептывал мне такие грязные пошлости на ухо, никто не мог завести с пол-оборота, никто не мог погрузить в гипнотический транс одним лишь голосом. Я поплыла, начала таять, как лед на солнце. Внутри все горело, а между ног стало постыдно влажно. Такого со мной никогда не случалось. Он и правда растапливал мою холодность, лед, сковавший тело и душу, словно прочным панцирем.
Но я вдруг поняла, что не хочу, чтобы он добирался до самой сути, чтобы ковырялся в душе, доставал мои страхи, желания, потаенные мысли наружу. Чтобы завладевал ими, игрался, а потом выбрасывал меня на помойку, когда натешится. А он же выбросит, еще и ребенка заберет. Я не нужна ему, ничуть. Возможно, тот придуманный образ, за который он цепляется, но вот точно не я, слабая тихая мышка Есения.
Я с ужасом вспомнила ту незнакомку в комнате с Булацким, испугалась своего альтер-эго, которое тот выпустил наружу, отталкивала его от себя, не хотела иметь с ним ничего общего Но ведь это отправная точка, за которую зацепился Булацкий, из-за чего он меня хочет
Странно было размышлять о подобном, скользя рукой по шелковистой стали, но движениями управлял Булацкий, кажется не замечая моей оторопи, а мысли, к счастью, были ему неподвластны. Я терзалась от своих метаний. Не знала, как лучше для будущего ребенка, для безопасности мужа. Оттолкнуть Булацкого или позволить ему владеть своим телом?
Я могла бы стать его физической собственностью, вещью, отдаться телесно, воспаряя душой над механическим актом в постели. Или же взбрыкивать, как норовистая кобыла, вызывая еще больший интерес этого опасного хищника. Выборто самое, что так сложно мне всегда давалось
Мы встретились глазами, и его рука застыла, перестав делать поступательные движения. Он аккуратно отстранил мою ладонь, заправил свой все еще возбужденный член в брюки. Звук застегиваемой ширинки взвизгнул в тишине комнаты, проскрежетал по натянутым нервам. Мне показалось, что Кирилл скрипнул зубами, а на его лбу я заметила капельки пота.
Он почувствовал мое равнодушие, оцепенение, холодность, и что предпримет? Будет наказывать меня? Шантажировать жизнью мужа и родных, чтобы была покорной и страстной и исполняла трюки в постели?!
Я испуганно смотрела в черные глаза, в которых медленно затухала откровенная похоть. Они больше не пылали, на лицо Булацкого упала непроницаемая пелена. Я не знала, рассердила ли его, разочаровала или просто наскучила своим тупым бездействием. Наверняка он убедился, что мои слова о холодности и фригидности правдивы, и сейчас выкинет на улицу, будто мы и не встречались. Выкинет, так и не вернув мужа, оставив без защиты, и обязательно будет мстить за обманутые ожидания. Зачем ему какая-то малодушная тихоня? Он же ждал тигрицу!
Сглотнула, вскинула подбородок и взглянула на сурового мужчину напротив. Борьба с ним измочалила меня, утомила. Мне так хотелось, чтобы он ушел, оставил в покое и дал вволю настрадаться в одиночестве. Мне было жизненно необходимо остаться наедине со своей болью. Булацкий поднял руку и небрежным жестом прошелся по волосам, растрепал их, разжал стиснутые губы и заговорил твердым голосом:
Мне не нужна мученица. Не надо стоять здесь с таким видом, будто я тебя насилую. Ты окажешься в моей постели добровольно, Есения. Я подожду, пока ты придешь в себя и осознаешь неизбежность того, что между нами случится. Просто тебе нужно понять, что твое прошлое забыто, как и твой муж, как и твоя бывшая работа, как и твое скромное прозябание.
Почему вам так важно перечеркнуть всю мою жизнь одним махом? ошеломленно спросила я, выслушав монолог Булацкого. У меня не получилось задать этот вопрос с вызовом или упреком, из моих уст вышла всего лишь тихая обреченная мольба.
Пластырь всегда лучше отрывать быстро. Зачем продлевать агонию? Да и за что ты цепляешься? Хочешь, чтобы я отпустил тебя и позволил собрать чемодан дешевых шмоток и дал написать заявление об увольнении? Теперь ты будешь женой мэра, тебе ничего не пригодится из той квартиры.
Но Подождите У меня забегали глаза, заметались мысли, я пыталась найти в своем доме хоть что-то ценное, важное. Немного ювелирки, старые альбомы с фотографиями, подарки Андрея, мои любимые ароматические свечи, заброшенные вышивки, какие-то выкройки, дурацкое рукоделие, которым я занималась в одинокие вечера. Господи, все это казалось теперь таким глупым и бесполезным. Неужели Кирилл Булацкий прав? Неужели вся моя прошлая жизньвсего лишь ничтожная пустота Это осознание переполнило чашу моей выносливости. Я сдалась, не зная, что еще сказать, как спорить, нужно ли упорствовать и что вообще говорить.
Если Булацкий хотел заиметь себе яркого противника, которого можно будет с интересом ломать, то он жестоко разочаруется. Я решила наскучить ему еще больше, полностью обмануть ожидания властного мужчины, который искал пожар, а нашел потухшие угли. Пусть получит только фиктивную жену и ребенка и перестанет искать внутри меня страсть. Опустила глаза в пол и смиренно вздохнула, молчаливо соглашаясь. И вздрогнула, когда Кирилл поднял меня за подбородок, заставляя встретиться с изучающим взглядом.
Уже похоронила себя? Решила стать до оскомины покорной? Кого ты хочешь обмануть? Неужели не будешь спорить?
А что, есть смысл бороться? Что я выиграю, сорвав горло и потратив часы, пытаясь отвоевать то, что уже захвачено? спросила я со злостью, которая все же просочилась сквозь невозмутимость.
Смотря чего ты хочешь добиться, Есения. Свободу ты не получишь в ближайшие года два. Тебя ждет рождение ребенка, участие в моей предвыборной кампании, сопровождение меня на официальных и других мероприятиях. Твоя клетка будет ослепительно золотой, но все же это будет клетка. Не строй иллюзий по поводу того, чтобы сбежать или позвонить в полицию. У меня везде свои люди. Твой звонок не воспримут всерьез. Тебя будет сопровождать охрана для твоей же безопасности. На меня регулярно совершают покушения, ты тоже на прицеле, как моя жена. Я не святой, и чуть ли не каждому в городе хочется отхватить кусок заработанного еще моим отцом. Но для общественности я должен быть белым и пушистым, примерным мужем и отцом. Есть одна хорошая новость для тебя. Я очень много работаю. Тебе не придется часто со мной видеться.
Чем прикажете заниматься? поинтересовалась я, почувствовав внутри толику радости от последних слов Булацкого.
О, дел у тебя будет множество. Анализы, необходимые осмотры врачей, изучение моей кристально-чистой биографии и политической программы в тесном контакте с Нелли, подбор гардероба, освоение делового этикета. Но не надейся, что в своем жестком графике я не найду окно, чтобы навещать любимую жену
Я хочу гарантий, озвучила я пришедшую в голову мысль, обрывая речь Булацкого.
Каких? спросил он, сложив руки на груди и нахмурив брови.
Хочу услышать голос мужа и убедиться, что он жив. Возможно, вы убили его, а теперь шантажируете трупом. Хочу, чтобы мои родные также позвонили мне по видеосвязи и сказали, что никто не держит их на мушке взамен на мое послушание.
Тебе нет нужды созваниваться с братом и отцом, так как их уже везут сюда.
Услышав ошеломительную новость, я даже на мгновение забыла, что требовала позвонить мужу, но, моргнув, вспомнила и вопросительно посмотрела на Булацкого.
А что насчет Андрея?
Позвоним ему вечером. После того как ты радушно встретишь своих родных и расскажешь им чудесную историю о том, как мы познакомились на праздновании моего дня рождения и воспылали друг к другу чувствами. Расскажешь так, чтобы они поверили и не усомнились в твоих словах.
Ничего не выйдет, мотнула я головой, папа еще, может быть, поверит, но Саша знает меня как облупленную, знает, что я искала мужа и переживала за него.
Почему нельзя искать законного мужа и одновременно иметь любовника?
Брат знает, что я не могу так поступить, я не способна на
Губы сомкнулись, слово «измена» почти сорвалось с них и повисло в воздухе, создавая все то же тягучее напряжение между нами, которое никак не хотело испаряться. Я до боли сжала кулаки, заледеневшие пальцы побелели от усилий, ведь знала, что Булацкий не преминет воспользоваться моей оплошностью.
Вот видишь, ты так мило будешь краснеть, говоря о нас, что брату придется истолковать твое поведение по-своему. Никто еще не научился читать мысли, а тебе надо готовиться к грандиозному спектаклю. Ты хотела гарантий. Твои родные будут в порядке, твой мужжив, а ребенок ни в чем не будет нуждаться. Что-то еще?
Я должна знать, что вы не отнимете у меня ребенка после рождения.
С чего ты взяла, что я это сделаю? удивленно спросил он и подошел ближе.
Такой человек, как вы, сглотнула я, заставляя себя не отшатываться, способен на все. Вы уже показали, что мы всего лишь пешки в ваших руках. Так ли уж странно ожидать, что вы выбросите меня, как использованную упаковку, когда получите желанное дитя. Или избавитесь, чтобы не болтала лишнего. Что потом скажете сыну или дочке про маму?
Я рассердила его, это было очевидно. Булацкий сжал челюсти, наверняка размышляя, как наказать зарвавшуюся гостью за дерзость. Сама не знаю, зачем нарываюсь, зачем испытываю его терпение на прочность. Нервозность и напряжение работали против меня, толкая на необдуманные поступки.
Я спас тебя сегодня, медленно проговорил Булацкий, буравя мрачным взглядом, обещаю заботиться и обеспечивать материально, дать ребенку имя, а тебе высокий статус, а ты называешь меня убийцей?
Вы так это видите? Чувствую, вы станете отличным политиком! Кто, как не они, умеет изображать благодетелей, а самом деле выкачивать из народа деньги. Украли меня, заставили изменить мужу, практически изнасиловали, принуждаете к своим правилам, шантажируете, требуете изменить свою жизнь в угоду вашим политическим амбициям! И всего из-за чего? Из-за банального перепихона под афродизиаком, который я вообще не помню?!
Изнасиловал? Не помнишь? рассмеялся он каким-то дьявольским смехом, внезапно подхватил меня за талию, перебросил через плечо и быстро донес до кровати. Я упала навзничь, нелепо раскинув руки, пытаясь балансировать на мягкой постели, в которой чуть не утонула, настолько она была огромной. Булацкий оказался сверху с быстротой молнии, придавил мои руки за запястья и склонился надо мной, сверкая голодным взглядом:Ну, так я тебе живо напомню. Богом клянусь, я пытался сдерживаться, но ты меня довела
Глава 7. Кирилл
Он не знал, что в ней было такого особенного, что заставляло из раза в раз изменять своим принципам и нарушать данное себе слово. Вроде такая тихая, скромная, не устраивала истерик, не требовала ее отпустить, просто медленно закипала, говорила, спорила, защищалась, чтобы вдруг взорваться обвинениями, выстрелившими в упор, прямо в сердце.
Убийца, насильник, амбициозный политик и шантажист! Кем еще назвала бы его эта наглая пигалица, если бы он не решил преподать ей урок, опрокидывая на постель и стягивая эти чертовы узкие джинсы, под которыми оказались простенькие белые трусики. Ни кружев, ни соблазнительных полосок. Но возбуждали так, что член грозился выстрелить спермой в то же мгновение. Кирилл вжался в постель бедрами, чтобы хоть как-то унять бешеное желание.
Лишившись защиты в виде джинсов, Есения сразу умолкла и наверняка хотела бы уже забрать брошенные ему в лицо обвинения назад, но поздно. Он вознамерился устроить ей показательную порку. За свои слова нужно отвечатьэту истину рано или поздно постигает каждый. В его мире нельзя было оскорбить кого-то и остаться безнаказанным. Есении тоже придется держать ответ за свои слова.
Он ей покажет разницу между насилием и той страстью, что случилась между ними в ВИП-комнате клуба. Образы той ночи ворвались в замутненное сознание, подстегнули Кирилла к более решительным действиям. Он бесцеремонно стащил с нее белую ткань и отбросил туда же, куда полетели джинсы. Чтобы Есения не сопротивлялась, он закинул ее руки наверх и зажал запястья одной рукой. Теперь их лица были совсем близко, дыхания смешивались, они практически дышали одним воздухом. Разгоряченным, напоенным жаром воздухом, убийственным сплетением ненависти и противостояния.
Она сдастся, он в этом не сомневался. Ее взбрыкивания закончились в тот момент, когда два его пальца протаранили ее плоть. Он буквально вбился в нее, утопая в бездне влаги, и растянул губы в злорадной ухмылке, встречаясь глазами с ее растерянным испуганным взглядом.
Маленькая лгунья, влажная маленькая лицемерка, с губ сорвался надрывный хрип, от усилий держать себя под контролем Кирилл едва мог говорить. По венам текла не кровь, а обжигающая лава. Он продвинул пальцы дальше, и Есения вздрогнула. Она пыталась сжимать бедра, и от этого еще больше напрягала мышцы лона, а у Кирилла срывало планку от понимания, что точно так же она могла бы сжимать его член. Он помнил это взрывное ощущение, оно преследовало его с того первого раза и не давало покоя, но сейчас он не будет ее трахать. Сейчас ему нужно всего лишь преподать урок. Урок, результатом которого сможет стать его помешательство.
Он мечтал снова ощутить ее вкус и не стал отказывать себе в удовольствии, вынимая пальцы из влажного плена и облизывая их медленно и демонстративно.
Вкусная, шепнул он смущенной Есении и пообещал себе, что когда-нибудь заставит ее лизать свои пальцы, в то время как он будет вколачиваться в нее сзади. Пульсация в члене вынудила его снова вдавиться в постель, он словно был чертовым монахом, давшим обет целомудрия, но если он решит сейчас довести дело до конца, то навсегда посеет между ними страх и ненависть.
Нет, он просто доставит ей удовольствие и заставит увидеть, что она сама себя обманывает. Он приставил большой палец к маленькому бугорку, спрятанному среди влажных припухших створок. Надавил и стал кружить по нему, с интересом наблюдая за вереницей разнообразных эмоций на лице притихшей Есении. Неверие и страх сменились ошеломленным осознанием. Казалось, что под ним лежит скромная девственница, которую впервые учат постельным утехам. И она понимает, что у нее между ног расположен центр удовольствий, играясь с которым можно достичь нирваны.
Черт побери, он переставал понимать происходящее. Загадка Есении Черняк сводила с ума, бередила его мозг. Она отсасывала его член с умением профессионалки, а теперь зажимается, дрожит и не может себя отпустить! Неужели только допинг мог помочь ей расслабиться и стать самой собой?