База-500. Ягдкоманда - Алекс фон Берн 9 стр.


 Мы это предусмотрели,  кивнул Штадле.  Для прикрытия смысла ваших передвижений через наших людей среди населения и вспомогательной полиции будет распущен слух о том, что организуется прочесывание лесов с целью выявления прячущихся там бандитов и евреев.

 Понятно. Кто сейчас охраняет объект?  спросил я.

 Усиленная рота латышского шуцманшафтбатальона. Сам батальон переброшен под Витебск. Когда вы их смените, то они немедленно отправятся туда. Официально эту роту откомандировали для проведения акции в коссовском гетто. На обратном пути эту акцию они и проведут. Таким образом, все передвижения частей мотивированны и ваш батальон должен просто раствориться в лесах между Волковыском и Брестом.

 По-моему, вы слишком усложняете, Штадле,  высказал я свое мнение.  Моему батальону придется колесить по абсолютно незнакомым лесным дорогам, с риском нарваться на партизанскую засаду. Да еще и дороги наверняка разбиты тяжелой техникой и находятся в омерзительном состоянии. Почему бы нам сразу из Слонима не отправиться к объекту по прямой дороге на Пружаны?

 Видите ли, Герлиак, я немного лучше представляю специфику этих мест,  холодно заметил Штадле.  Вы полагаете, что ваше перемещение останется незамеченным? Кое-кто задумается: для чего направляющийся на фронт батальон снимают с поезда и отправляют в Беловежскую Пущу?

 Вы же сами сказали: для борьбы с партизанами.

 Но в Беловежской Пуще нет партизан,  возразил Штадле.  Во всяком случае, тех, которые причиняли бы нам беспокойство. Пока нет И местные жители это знают. А вот в районе КоссовоПружаны есть крупный партизанский отряд. Правда, он не атакует крупные колонны. Так, иногда нападают на отдельных полицейских, перевозящих продовольствие Но мы знаем абсолютно точно, что в этом отряде много бежавших из гетто евреев. Например, в начале июня этого года из Слонимского гетто бежало полторы сотни евреев. Понятно, что они не шляются по лесам, а скрываются на хорошо замаскированной и охраняемой партизанской базе. Похоже, что и сам отряд организован не большевистской агентурой или попавшими в окружение комиссарами, а самими евреями. Так что партизанская засада во время передвижения по району вам не грозит. А вот спровоцировать партизан можно. Дело в том, что в Коссове и Слониме есть гетто. Сейчас в Слонимском гетто осталось не более восьмисот евреев, а в коссовском порядка двухсот. Назрела необходимость окончательно удалить эти раковые опухоли и уже есть указание ликвидировать гетто в самое ближайшее время. Так вот, я уже сделал так, чтобы партизанам стало известно: для уничтожения гетто в Коссове, Слониме и прочесывания лесных массивов с целью поимки и ликвидации скрывающихся там евреев в район стягиваются подразделения СД и полиции. Тогда ваше появление в этом районе будет вполне мотивированно, понимаете?

 Не совсем Почему мы так боимся эти разрозненные отряды, не связанные с большевистской агентурой?

 Они пока не связаны,  заметил Штадле.  И рано или поздно большевистские агенты выйдут на них. Кто знает, может это уже случилось Но главное опять-таки не это. Дело в том, что русская агентура тщательно контролирует железнодорожные перевозки в сторону фронта. И если выяснится, что ваш батальон не доехал до Витебска, они не успокоятся до тех пор, пока не узнают, где вы. Русским зимнее контрнаступление далось с огромным трудом, сейчас вермахт снова победоносно продвигается вперед и для русских важно знать все о перемещениях наших войск в сторону фронта. Тем более им сейчас важно, чтобы мы не захлопнули пресловутые Витебские ворота, через которые они засылают диверсантов в наш тыл. Так вот: русская агентура доложит в Москву о том, что ваш батальон не прибыл в район Витебских ворот по той причине, что высажен в Слониме для проведения акции, а не перебрасывается каким-нибудь скрытым порядком, чтобы нанести внезапный удар.

 Я так понял, что моему батальону придется участвовать в акции по Коссову?  осведомился я.

 Нет, у вас же совсем другая задача. Мы планируем привлечь для этого ту латышскую роту, которую вы смените на объекте,  ответил Штадле.  Впрочем, это дело Готтберга: он несет ответственность за эту операцию как руководитель СС и полиции Вайсрутении. Так что вас это тем более не касается: ведь вы подчиняетесь Высшему руководителю СС и полиции «Руссланд-Митте».

Мы обсудили со Штадле систему связи и пароли. Оказалось, что с объекта проложено два телефонных кабеля. Один демонстративно протянут вдоль железной дороги до Волковыска, второй со всеми предосторожностями скрытно проложен до Пружан. В Пружанах находится радиотелефонная станция, которая обеспечит надежную связь с нашим штабом в Минске. Кроме того, для моих радистов будет выделена частота экстренной связи. При получении телеграммы об отправке эшелона с первой группой моих бойцов я должен выехать в Слоним для их встречи.

 Да, мне сейчас понадобится машина, ведь со мной посыльный и адъютант,  вспомнил я о проблеме транспорта.  А для посыльного нужен мотоцикл.

 Машина в ваше распоряжение уже выделена,  ответил Штадле.  Ведь вы на ней сюда приехали, не так ли?

 Да, серый «опель-капитан» с шофером, у которого совершенно непроизносимая фамилия.

 Зовите его просто Макс,  улыбнулся Штадле.  Отличный водитель, знает местность. Немного болтлив, но зато у него куча знакомых в местных штабах и через него вы будете в курсе всех сплетен и новостей. Кстати, он вам доложил, что машина бронирована?

 А вам жаль расставаться с этим броневиком? Могу вам его уступить, но только в обмен на танк!  пошутил я.

 Не стоит!  рассмеялся Штадле.  Если за вас возьмутся диверсанты, то вас вряд ли спасет даже бронированный «мерседес» рейхсфюрера! Что толку в этих бронепластинах? Так, от случайной пули или осколка А мотоцикл ваш посыльный получит завтра утром, я немедленно отдам распоряжение в гараж.

Я попрощался со Штадле и зашел на пункт связи, чтобы узнать, нет ли для меня сообщений. Оказалось, что пришла телеграмма из штаба моего батальона. Это был ответ на мой запрос о состоянии дел с укомплектованием личным составом и материальной частью. Из телеграммы следовало, что первая рота полностью укомплектована, оснащена и готова к отправке, остальные подразделения укомплектованы личным составом в среднем на семьдесят процентов, однако оснащенность ротных взводов огневой поддержки неудовлетворительна: совершенно недостаточно пулеметов и минометов. Не лучше обстояло дело с взводом связи и транспортным обеспечением. В заключение начальник штаба батальона просил меня обратить внимание лично СС-обергруппенфюрера фон дем Бах-Зелевски на тревожное положение вещей и попросить его использовать свой авторитет перед рейхсфюрером для решения проблем.

Значит, новый начальник штаба батальона добрался до места назначения и принял бразды правления в свои руки. Я посмотрел на подпись: СС-гауптштурмфюрер Вильгельм Вахман. Хм знакомое имя Я несколько минут мучительно вспоминал, где я слышал это имя. Бакалейщик из лавки напротив дома тети Софи? Да, его точно звали Вахман, но это абсолютно невозможно: двадцать лет назад ему уже было под пятьдесят.

Я перебрал в памяти еще пару Вахманов, с которыми близко сталкивался в жизни, но из них более или менее подходил лишь один: охранник Вахман из Дахау, которого все звали,  вполне естественно,  «Двойной Вахман». Примерно моих лет, по званию он тогда был шарфюрер Нет, вряд ли это он. Скорее всего, этого Вахмана я не знаю.

Интересно, кто мне его подобрал в начальники штаба?

Глава 6

Вильгельм Вахман (портрет; ретроспекция)

Вильгельм Вахман. Вполне подходящее имя для полицейского. Но Вахман пришел работать в полицию вовсе не поэтому. Привели его туда две яркие особенности характера: патологическое любопытство к чужой личной жизни и не менее патологическая страсть к демонстрации своей осведомленности в данном вопросе.

Вилли в детстве был способным мальчиком. Он раньше своих сверстников научился читать и писать. Однако отцовская библиотека его не привлекала: для него гораздо интереснее романов Карла Мая и Эмара были письма и дневники родной сестры и ее подруг. Он обожал на правах младшего брата вертеться в компании девушек, не обращавших внимания на тихого малыша, молча сидевшего в укромном уголке и листавшего книги с картинками. Девушки разговаривали о самом сокровенном, не подозревая, что мальчик не пропускает ни одного слова, впитывая все интимные новости и сплетни. Разумеется, многого он не понимал, но информация откладывалась на полочках его маленького мозга, и с течением времени наборы слов, наблюдений и слухов свивались в петли компрометирующих сведений, способных перекрыть дыхание жизни любому, кто так легкомысленно вел себя в присутствии маленького Коллекционера Слухов.

Научившись писать, маленький Вилли завел дневник. Отец, видя старательно пишущего в дневник сынулю, с умилением гладил его по аккуратно причесанной головке. Он не знал, что у Вилли, кроме подаренного ему на день рождения дневника, есть еще один точно такой жекупленный на самоотверженно сэкономленные карманные деньги. Вилли целый год откладывал пфенниги, выдававшиеся ему на сладости, чтобы приобрести точно такую же книжечку, которая и стала его тайным хранилищем дорогого его сердцу Знания о Других.

Свой «легальный» дневник он хранил на полочке, а «тайный» прятал в щель между нижним ящиком и стенкой письменного стола. Иногда ему удавалось похищать любовные записки девушек: это было несложно, потому что малыша наивные влюбленные часто использовали как связного. Тогда он тщательно подклеивал их в дневник, не забывая помечать: где, когда, от кого, кому.

Так еще в детстве Вильгельм Вахман нашел свое призвание: страсть к чужим тайнам. Страсть, ставшую смыслом жизни.

Таланты часто однобоки: неудивительно, что больше никакими другими способностями Вилли не отличался. Когда он пошел в школу, то это стало для него большой проблемой. Он не успевал ни по одному предмету. Все науки казались ему скучными и ничтожными по сравнению с волнующими тайнами реальных людей, живущих по соседству.

Когда Вилли исполнилось шесть лет, умерла его мать. У бабушки было крупное имение в Восточной Пруссии и она забрала детей своей дочери к себе, полагая, что старшему Вахману не хватит времени на отпрысков. Бабушка вознамерилась дать своим внукам истинно прусское воспитание, которое, совершенно очевидно, никак не мог дать им их отец, баварский правительственный чиновник Людвиг Вахман.

Сестра Вилли к этому времени уже была девушкой на выданье, и бабушка лелеяла надежду устроить ей более приличествующее прусской аристократке замужество, нежели досталось ее дочери. Не имеет смысла упоминать о том, что внукам было уготовано действительно достойное домашнее воспитание,  разумеется, в полном соответствии с мировосприятием прусской аристократки.

Однако дочь Людвига, фройляйн Амалия, была вполне современной девушкой и вскоре завела роман с бабушкиным конюшим. Ее можно понять: широкоплечий блондин почти двухметрового роста был бы более уместен в полку прусских гусар, нежели на конюшне поместья, и только проклятые времена ничтожной Веймарской республики закрыли перед ним столь блестящую перспективу. Впрочем, эти же времена, раскрепостив девушек из «приличных семей», открыли перед ним если не более привлекательные, то, несомненно, более приятные возможности.

Амалия Вахман по привычке использовала своего маленького братишку в качестве «посланца амура». А братишка по привычке тщательно заносил в дневник подробности жизни своей старшей сестры и пополнял коллекцию любовных записок. Привыкший к обществу взрослых людей, Вилли был замкнут, молчалив и знал о жизни гораздо больше своих сверстников.

Так безмятежно текла его беззаботная жизнь в атмосфере достатка крупного поместья, в котором отчаянный дефицит послевоенной Германии казался плодом домыслов досужих журналистов и демагогов-политиков.

И внезапно все рухнуло.

Невольным виновником крушения благополучия своей семьи стал именно Вилли. Однажды он подслушал беседу бабушки с нотариусом. Бабушка наконец решила переписать завещание, по которому все ее имущество должно было достаться ее дочери. Дочь, увы, скончалась и бабушке понадобилось несколько лет, чтобы осознать этот факт и смириться с ним. Она решила завещать имение своей внучке Амалии Вахман. «Девушке нужно хорошее приданое, чтобы найти себе мужа из семьи настоящих прусских аристократов»,  объяснила она свое решение нотариусу.

Вилли было только двенадцать лет, но проведенные среди взрослых годы помогли ему осознать: его решили ограбить! И он впервые в жизни решил воспользоваться своей коллекцией. Вилли ознакомил бабушку с собранием любовных записок сестры.

Однако все пошло вовсе не так, как он рассчитывал. Потрясенная бабушка несколько раз перечитала свидетельства любви ее конюха и ее внучки, а затем внезапно обрушила весь свой гнев на незадачливого внука:

 Ах, вот как, господин Вильгельм Вахман! Вы, оказывается, принимали активное участие в этом грязном заговоре против меня?! И вы полагаете, что ваше запоздалое раскаяние сойдет вам с рук?!

Бабушкин вердикт потряс Вилли до глубины души: оказывается, он стал соучастником гнусного заговора против баронской чести. Презренные отпрыски баварского провинциала, потомка торгашей, втоптали в грязь честное имя прусских баронов, сподвижников Фридриха Великого и потомков Фридриха Барбароссы! Захлебываясь рыданиями, он пытался что-то объяснить, но бабушка была непреклонна. Если бы Вилли обладал более обширными знаниями и красноречием, он бы напомнил судьбу курляндской герцогини, успешно крутившей роман со своим конюхом. Став императрицей России под именем Анны Иоанновны, она сделала конюха герцогом. Чем не выход из положения?

Однако у бабушки были свои понятиятем более что императрица была русской, а как гласит русская народная поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу смертельно». Короче, через три дня Амалия и Вилли покинули поместье. По дороге им повстречался нотариус, направлявшийся в противоположную сторону.

Бабушка переписала завещание в пользу своего племянника, которого видела последний раз ровно пятьдесят пять лет назад на крестинах. Через месяц после этого она скончалась, и ее племянник, отставной пехотный майор,  который не спился до этого времени только потому, что ничтожной пенсии майора рейхсвера не хватало в достатке на его любимый «Пауланер»,  внезапно оказался владельцем крупного поместья. А незадачливые дети баварского чиновника как снег на голову свалились своему отцу.

Людвиг Вахман не стал вдаваться в детали и выяснять подробности. Он понял только то, что наследство его покойной жены безвозвратно утрачено и теперь непосредственно ему предстоит заниматься судьбой своих детей. Амалию он устроил в католический пансион для девушек, а Вилли отправился в самую обычную школу.

В двенадцать лет прийти в новый классиспытание для любого. Могучий инстинкт «свой-чужой» начинает брать свое, превращая вчерашних милых детишек в стаю безжалостных хищников. Они при каждом удобном случае задирают чужака, пробуя его на прочность и определяя для него место в стае. Как и в любой сложившейся иерархической структуре, новичку начинать приходится с самого низа. Это нелегкое испытание для любого, а уж для домашнего тихонитак просто все круги Ада, замкнутые в одну непрерывную цепь страданий!

На подколки товарищей и их жестокие розыгрыши Вилли реагировал привычным образом: он с чуткостью оператора-акустика субмарины улавливал мельчайшие подробности жизни своих мучителей и скрупулезно заносил их в свой дневник. Он с глубоким удовлетворением нашел очередное подтверждение своему первому житейскому открытию: у каждого в жизни есть то, что он предпочел бы не афишировать, а то и скрыть от других любой ценой. Юный Вилли еще не знал, как правильно пользоваться обоюдоострым оружием гнусненького знания. И потому совершил вторую в своей жизни ошибку: решил поделиться знанием с учителем, в расчете на то, что тот уничтожит его мучителей.

Но его, как и в случае с бабушкой, ждало сокрушительное и вполне закономерное поражение: ведь Вилли пока не научился предвидеть последствия своих поступков. Отсутствие такого предвидения являлось следствием в первую очередь плохого знания психологии окружающих. Но такой предмет не преподавали в гимназиии, потому Вилли приходилось учиться на своих собственных ошибках.

Итак, Вилли написал в тетрадке подробный отчет о подлежащих,  согласно школьным правилам,  суровому наказанию неблаговидных поступках своих «товарищей по учебе» и, предвкушая сладость грядущей мести, сдал своеобразный «доклад о групповой неблагонадежности» учителю якобы для проверки домашнего задания.

Результат стал для Вилли настоящим шоком.

Вечно хмурый хромоногий отставной капитан рейхсвера, инвалид войны Герман Мур перед всем классом зачитал весь список прегрешений его учеников, столь опрометчиво переданный ему наивным Вилли. В заключение он обвел суровым взглядом ошарашенных воспитанников и с мрачным сарказмом сообщил:

Назад Дальше