Обед подавали в столовой на первом этаже. Чтобы попасть туда, надо было пересечь холл, потом еще раз пройти через маленькую гостиную, выходившую в зимний сад, в комнату, которую все называли «курилкой», хотя никто никогда там не курил в присутствии Гитлера. Там уже ждали приглашенные гости, те, кому предстояло в соседней комнате разделить с фюрером трапезу. Перед тем как сесть за стол, вели пустые разговоры обо всем и ни о чем. Приглашенных обычно бывало не больше десяти человекесли речь не шла, разумеется, об официальных приемах или торжественных обедах, которые устраивали в большой столовой по другую сторону зимнего сада. Одной из наших задач было обзвонить с утра всех гостей, с тем чтобы напомнить им об обеде или пригласить. В принципе денщик Гитлера должен был приходить к нам в помещение коммутатора и вручать список тех, кого необходимо было оповестить. Однако вскоре нас все чаще и чаще в последнюю минуту стали просить самих найти гостей к обеду. На такие случаи я научился находить нужных людей, выучил такие места, как отель «Эксельсиор», где останавливались члены партии, когда были проездом в столице. Приходилось звонить и в центральный комитет партии, чтобы пригласить кого-нибудь из высшего руководства или гауляйтеров, если они были свободны.
Существовало одно правило: Гитлер не желал видеть за столом двух людей одной профессии. Рассказывали, что однажды в самый разгар обеда при нем повздорили не то два хирурга, не то два архитектора. Он решил, что спор был вызван только его присутствием, что они старались исключительно привлечь его внимание, как два петуха в курятнике. И он ни в коем случае не хотел, чтобы это повторилось. А следить за этим нужно было нам.
Помимо одной-двух секретарш и адъютанта, за столом обычно сидели врач, архитектор или художник, а также государственный чиновник или кто-нибудь из высшего руководства партии. Когда мы звонили потенциальному сотрапезнику, чтобы сообщить о том, что он приглашен к Гитлеру на обед, они обычно соглашались не мешкая, иногда после пары секунд вполне искреннего удивления. Только очень немногиекак Йозеф Геббельс, например, позволяли себе отклонить приглашение. Случалось, что министр пропаганды в последнюю минуту отказывался от приглашения, мотивируя свой отказ внезапно возникшими неотложными делами или чрезмерной загруженностью на работе.
Мне довелось присутствовать всего на нескольких обедах в берлинской канцелярии Гитлера. Мое место было за дверью или, что случалось гораздо чаще, в приемной либо у коммутатора. Могу только сказать, что в то время, когда победы немецкой армии были еще очень многочисленны, Гитлер много говорил и часто брал слово, чтобы пуститься в пространные монологи. На ту пору, признаться, я не слишком прислушивался ко всем этим дискуссиям. Из скромности? Сдержанности, привитой на военной службе? Из страха сделать что-нибудь не так? Наверное, все, вместе взятое. Это из уст «стариков», несколько позже, я узнал, что фюрер любил рассуждать об искусстве, науке и истории. Но никогда он не поднимал за столом вопросов политического или военного характера.
После обеда Гитлер проводил встречи, в большинстве случаев с глазу на глаз. Он иногда мог подолгу задерживать у себя кого-нибудь из членов генерального штаба или какого-нибудь посла, министра или финансиста. В основном визиты эти приходились на время чая. У Гитлера была привычка приглашать собеседника на прогулку по зимнему саду, месту, к которому он был особенно привязан. Именно там проходили их бесконечные и очень частые встречи с Германом Герингом, главнокомандующим Люфтваффе и министром военно-воздушных сил, Рудольфом Гессом, его правой рукой в отношении всего, что касалось НСДАП, а также Йозефом Геббельсом. Присаживались они очень редко. Также я никогда не видел, чтобы у него была с собой бумага или какие-либо документы, не видел, чтобы он делал заметки или писал что-то от руки во время беседы.
Кто-нибудь из нас всегда был неподалеку. Иногда рядом находился также кто-нибудь из камердинеров. И когда Гитлер разговаривал с генералом или высокопоставленным лицом, адъютант соответствующего рода войск почти всегда находился рядом на всякий случай. Впрочем, к концу войны, когда положение становилось все более тяжелым, Гитлер все чаще совершал свои прогулки только в сопровождении адъютантов из вермахта, как то: Фридриха Хоссбаха, Рудольфа Шмундта, а в последние недели Вильгельма Бургдорфа.
Когда совещания заканчивались, Гитлер поднимался в свои апартаменты. Тогда он мог отдохнуть или немного почитать. Если погода стояла хорошая, он в одиночку прогуливался перед обедом по парку канцелярии. И там мы тоже были всегда неподалеку, на расстоянии взгляда или оклика. Помимо нас в большом парке постоянно стояла на дежурстве рота РСД.
Чтобы попасть в апартаменты Гитлера из гостиной Гинденбурга, нужно было подняться по длинной лестнице, покрытой красным бархатным ковром. Поднимаешься на этаж и поворачиваешь направо. Сначалабиблиотека. К сожалению, память моя не сохранила названий книг, которые были расставлены по многоярусным полкам, за исключением разве что внушительного двенадцатитомного издания большой энциклопедии Мейера. Говорили, что Гитлер любит подобного рода литературу. Пройдя библиотеку, вы попадали в салон, строго посередине которого стоял огромный стол, занимающий почти все пространство комнаты. На столе всегда лежали ворох газет, набросанные кучей журналы, эскизы и архитектурные чертежи, часть из которых рисовал сам Гитлер, а остальные ему представлял Альберт Шпеер. Оттуда дверь вела прямо в ванную комнату, а потом в маленькую, приблизительно пять на шесть метров, спальню. И кровать там была совсем небольшая, латунная. В изголовье на стене, чуть справа, висел портрет матери Гитлера. Когда он ложился спать, портрет оказывался за ним, как раз над головой. В ногах кроватинебольшой круглый столик с двумя креслами, самого классического стиля. Налевостенной шкаф для одежды. Из этой комнаты, не проходя по коридору, можно было сразу попасть в спальню некой Евы Браун, молодой спутницы фюрера, о существовании которой я узнал далеко не сразу, через несколько дней после возвращения Гитлера с Западного фронта.
Пройдя через анфиладу комнат фюрера, попадаешь в две небольшие комнатушки. Однадля камердинера, который обслуживал фюрера во время частных встреч, например когда к нему в Берлин приезжала сестра. Комнатки эти назывались треппенциммер («комнаты с лестницей»), так как, чтобы зайти в них, нужно было подняться по трем ступенькам. Убранство было более чем скудным и ограничивалось столом и четырьмя креслами.
Коридор, который шел вдоль комнат снаружи, выходил в правое крыло здания, где мне отвели комнату для жилья. Там также размещались рабочие комнаты секретарей фюрера, а тремя ступеньками нижекомнаты адъютантов, Вальтера Хевеля и Отто Дитриха, который часто оставлял вместо себя заместителя, Хайнца Лоренца. Зепп Дитрих, другой приближенный Гитлера и глава лейб-штандарте, также располагал комнатой на этом этаже, несмотря на то что в канцелярии появлялся крайне редко.
На противоположном конце вестибюля, как раз перед входом в комнаты Гитлера, находилась небольшая и почти не посещаемая столовая. Оттуда можно было пройти в так называемый конференц-зал, предусмотренный для больших церемоний и важных военных собраний. Это было уже другое крыло канцелярии, принадлежавшее вермахту и расположенное как раз напротив того, в котором жили и я, и адъютанты. Именно в этом крыле располагался главный вход, в приемной у которого мы постоянно находились.
Вечером, если не было почетных гостей или официального приема, ужинать садились сразу после восьми. Гостей было примерно столько же, сколько и за обедом. И к ужину тоже нам полагалось находить людей, которым предстояло стать сотрапезниками фюрера. Во время еды один из слуг приносил список новых фильмов, которые можно было посмотреть по окончании ужина.
Кино показывали в большой зале, которую мы называли музыкальной гостиной: она располагалась рядом с курилкой, а проход в нее был через небольшую гостиную на первом этаже. За несколько месяцев, что прошли с моего прихода на работу в канцелярию, я убедился, что Гитлер предпочитал американское кино. Не припомню сейчас, что за картины показывали в канцелярии, в памяти осталось только одно название«Унесенные ветром», первый цветной фильм, который мы увидели. Я как раз стоял там на дежурстве в день, когда его показывали. После финальных титров Гитлер встал со своего места с удовлетворенным видом; судя по всему, фильм ему очень понравился. Он незамедлительно подозвал Йозефа Геббельса и сказал ему, что необходимо сделать так, чтобы и в Германии могли снимать подобные вещи. Они немного поговорили, а потом вновь сели на свои места, чтобы просмотреть фильм еще раз.
Однажды вечером 1940 или 1941 года, если мне не изменяет память, при Гитлере показывали фильм с Чарли Чаплином. Не могу сейчас вспомнить ни сюжет, ни реакцию зрительного зала. Помню только, что на экране был Чаплин, и все. Правда, не могу сказать ничего больше.
Человека, который был ответственным за то, чтобы доставать и заряжать бобины, звали Эрик Штейн. В большинстве своем бобины попадали к нему из Министерства пропаганды Геббельса, располагавшегося как раз напротив канцелярии, по другую сторону Фосштрассе. Иногда Штейну приходилось ездить за фильмами к Хакешер-Маркт, в старый Берлинтам располагалось что-то вроде склада или хранилища.
Посмотрев фильм, Гитлер устраивался в курилке, перед камином. С ним вместе были гости, кто-нибудь из генерального штаба и один из его врачей. Там пили чай, иногда шампанское или другие алкогольные напитки. Сам Гитлер предпочитал любым алкогольным напиткам чай. На людях, во всяком случае. Кто-то из прислуги однажды проболтался мне, что в 1941 году перед тем, как выйти на трибуну, Гитлер мог позволить себе стаканчик фернет-бранки. Этот самый слуга поведал, что выливал в стакан маленькую бутылочку напитка, 200 граммов, причем делал это не при всех, а либо на кухне, либо прямо в комнате шефа. Фернет-бранка, по его словам, действовала на фюрера умиротворяюще. Тогда же один из «стариков» мне рассказал, все так же полушепотом, что Гитлер, который не курил ни сигары, ни сигареты, в молодости очень любил ежевичный ликер с юга Германии, называвшийся «Кроцбеере».
Спать Гитлер обычно ложился очень поздно. Ночные разговоры в курилке редко заканчивались раньше двух-трех часов ночи, а в последние годы, когда жизнь фюрера становилась все более неупорядоченной, иногда затягивались и еще позже.
Только у меня из всей бегляйткоммандо была своя комната в канцелярии Гитлера: я пока еще был холостяком и к тому же поступил на работу в тот момент, когда больше не было свободных мест в здании, которое называли Новой канцелярией, оно было построено в 1939 году Альбертом Шпеером неподалеку от Герман Геринг-штрассе, и там жила со своими семьями большая часть членов бегляйткоммандо СС и РСД.
Близкие
Дни шли за днями, и постепенно я научился распознавать лица и имена, узнал истории и слухи, которые ходили обо всех обитателях канцелярии. Это был очень узкий круг людей, которых я видел каждый или почти каждый день. Все мы были членами одной семьи и жили в одном ритме, неделю за неделей, и параллельно с нами жили еще некоторые люди, которые всегда были под рукой и не выпадали из поля зрения.
Адъютанты из узкого круга людей, окружавших фюрера, были мои основные собеседники. Они были главными шестеренками в повседневной жизни Гитлера, основой, командой, которая сопровождала его всюду, всегда по стойке «смирно» и всегда работая только на него. Я передавал им депеши и послания, забирал почту. Адъютанты, в свою очередь, заходили в приемную, в помещение коммутатора, звонили по внутренним телефонам, чтобы сообщить о собрании, поездке, встрече, которую нужно было организовать. Мы были винтиками в их механизме.
Начальника ординарцев звали Вильгельм Брюкнер, это был тот, кто принял меня в день поступления на службу. Важный человек, историческая личность на службе фюрера, в его личной охране. Все, казалось, признавали его авторитет в том, что касалось работы. Его крепкое телосложение и рост, намного превышающий мой, естественным образом впечатляли собеседников, хотя в обращении он умел казаться очень услужливым.
В 1940 году, то есть немного времени спустя после моего прихода, Брюкнер неожиданно покинул канцелярию. Причиной был конфликт с Гитлером. Фюрер, скорее всего, не поддержал его в противостоянии с интендантом Канненбергом. Во всяком случае, между нами прижилась именно эта версия. Надо заметить, что в то время я старался не задавать лишних вопросов. Я только знаю, что Брюкнер в очень короткие сроки оказался на фронте с одной из частей вермахта.
Юлиус Шауб был для фюрера незаменимым человеком, палочкой-выручалочкой. Он и заменил Брюкнера на посту начальника адъютантской службы, формально во всяком случае. Шауб был, что называется, среднестатистическим человеком, фигурой без лица, военным без выдающихся способностей. С точки зрения военного дела он был никем, хотя этого, надо признать, нельзя было сказать о его достижениях по партийной линии. Возвышением своим Шауб был обязан исключительно долгой дружбе, которая связывала его с Гитлером: в 1923 году, после неудавшегося государственного переворота, именно он да еще Рудольф Гесс были сокамерниками Гитлера в Ландсбергской тюрьме. Он занимался секретными бумагами шефа. Шауб был вернейшим из верных, вне всякого сомнения, одним из наиболее приближенных к фюреру людей, одним из тех, кто остался с Гитлером до самого конца. Незадолго до самоубийства именно ему Гитлер поручил уничтожить документы из своего сейфа.
Шауб почти ничего не рассказывал. Он никогда не обсуждал с нами происходящие события, никогда не заикался о трениях, которые, возможно, возникали между ним и фюрером. С ним мы не обсуждали ничего сверх регламента. Просто выполняли свою работу, и все. Один раз, в 1941-м, Шауб отправил меня на Главпочтамт получить большую сумму денег. Там меня проводили в укромную комнатку, где вручили чемодан, набитый банкнотами. В нем было 100 000 рейхсмарок. Сумма по тем временам огромная, а я нес ее по Берлину до канцелярии один.
Меня очень ценил Альберт Борман. Я очень быстро стал кем-то вроде его протеже. У всех, кто работал в канцелярии, всегда был кто-нибудь под рукой, чтобы заниматься текущими делами более или менее частного характера. Для Альберта Бормана таким человеком был я. «Вы не можете постоянно оставаться телохранителем Гитлера, вам нужно уделять время и мне», бросил он мне однажды. Когда ему нужно было отправить письмо или посылку матери, он прибегал к моей помощи.
Альберт Борман не только был адъютантом, но и заведовал канцелярией. Именно в его ведении находилась, например, так называемая «сокровищница», комната, расположенная в подземельях новой канцелярии, куда складывались полученные фюрером подарки. В один прекрасный день он взял ключи и открыл мне дверь этого удивительного места. Это было в марте 1943 года, мы с женой только-только переехали на новую квартиру. В комнате повсюду стояли картинына полу, сложенные одна к другой, там же стояли несколько скульптур, вазы Борман сказал, что я волен выбрать и забрать себе наиболее полюбившуюся картину, украсить наш новый дом. В конце концов я выбрал два полотна. На одном, маленьком и не очень ценном, было изображено озеро. Подпись гласилаАрнольд, шведский художник. Второеогромная картина почти два метра в длинупринадлежало кисти немецкого художника начала века, «очень известного», уточнил Борман. Правда, я, как ни стараюсь, не могу вспомнить его имя. На ней были три вставшие на дыбы лошади на фоне грозового неба. Картина была достаточно ценная, но в апреле 1945 года бесследно пропала. Скорее всего, в хаосе последних дней империи ее прибрали к рукам мародеры.
Так вот, Альберт Борман был младшим братом Мартина Бормана, который стал в 1943 году личным секретарем Гитлера. Между собой два Бормана ни словечком не обменивались. Все об этом знали. Хотя, думаю, настоящая причина их разлада мало кому была известна. Мы этот вопрос не обсуждали, вопросы подобного толка у нас не поднимались, во всяком случае не поднимались впрямую. Только гораздо позже, в ходе разговора с одним из товарищей по службе, я понял, что вина за разрыв отношений между двумя братьями лежала на Мартине Бормане. Он якобы не принял второго брака своего младшего брата и прекратил с ним всякие отношения, не изменив своей позиции до последних дней рейха.
Секретарши были вездесущи. Среди тех, кто окружал фюрера, они всегда были в первых рядах, всегда под рукой и постоянно друг друга сменяли. Мы то и дело кого-то из них встречали в коридорах. От этого, правда, наши отношения не становились менее формальными. По роду деятельности с ними нам приходилось сотрудничать ну очень редко. Они были к нам очень благожелательны, однако лично у меня, должен признать, никаких связей ни с кем из них не было. Мы вместе пили кофе, болтали о том о сем, очень вежливо, но не более того. Я никогда не был с ними на «ты». Геше, наш начальник, был, мне кажется, более открытым. Из всех нас у него были с ними самые теплые отношения.
Дольше всех на посту секретарши работала Иоганна Вольф, она очень давно стала членом НСДАП, еще до того, как Гитлер пришел к власти. К тому моменту, когда мы встретились в первый раз, у нее за плечами был уже более чем десятилетний стаж работы в канцелярии. Всегда спокойная, она относилась к нам по-матерински, а в команде считалась «почетной секретаршей».
С ней мы иногда болтали. А Гитлер чаще всего вызывал к себе Герду «Дару» Дарановски и Кристу Шредер. Криста, как потом выяснилось, тоже уже несколько лет состояла членом нацистской партии. Она была исключительно серьезным человекоми в работе, и в жизни. Дара была любимой секретаршей Гитлера. Она была родом из Берлина, ей только-только исполнилось тридцать лет, она говорила с легким акцентом и умела создать оживление везде, где бы ни находилась. В 1943 году она вышла замуж за Экхарда Кристиана, помощника генерала Альфреда Йодля, и ушла с работы.
Шесть месяцев спустя, правда, передумала и вернулась. Был ли Гитлер удивлен или опечален ее уходом? Не знаю, не могу сказать. С уверенностью могу только утверждать, что фюрер ее не удерживал. Тот или та из нас, кто хотел уйти из канцелярии, свободно могли это сделать, как это доказали потом два или три случая подряд. Почти сразу после ухода Дары на ее место пришла Траудль Хумпс, которая осталась с нами даже после ее возвращения. Я очень хорошо помню тот день, когда Альберт Борман представил ее нам, совсем молоденькую, чуть старше двадцати лет, пока еще очень скромную. У нее было легкое косоглазие, которое она быстренько исправила с помощью операции в одной из глазных клиник Бетерхсгадена. Затем, недолго думая, она выскочила замуж за моего приятеля Ганса Юнге, одного из камердинеров Гитлера.
Как и в случае с секретаршами, у Гитлера в любой момент должен был быть под рукой кто-то из прислуги. Кроме Ганса Юнге, Гитлеру прислуживали Отто Мейер, член бегляйткоммандо, Хайнц Линге, очень надменный и малосимпатичный субъект, который во что бы-то ни стало хотел стать нашим начальником, Вильгельм Арндт, тоже давний член лейб-штандарте, и Август или, я уж не помню точно, Герман Буссманон пришел чуть позже, и с ним мы потом подружились. Карл Краузе был особенной личностью. Он служил в бегляйткоммандо СС, а потом долгие годы сопровождал Гитлера в качестве камердинера, до тех пор, пока тот не уволил его во время Польской кампании. Как мне рассказывали, оба находились на линии фронта, на территории противника. Краузе неосмотрительно набрал в каком-то колодце воды, чтобы дать фюреру напиться. Он так спешил, что не проверил предварительно, не была ли вода заражена или даже, может быть, отравлена. А Гитлер очень быстро догадался, что вода, которую он пил, не его любимого сортаон предпочитал «Фахингер». Краузе был сослан в часть немецких военно-морских сил. В 1943 году он был ранен и Гитлер снова призвал его к себе. В то время мы с Краузе достаточно часто пересекались. Некоторое время спустя после своего возвращения он был снова, на этот раз окончательно, отправлен на фронт за то, что стрелял из пистолета в люстру в столовой одного из командных пунктов Гитлера. Он не был пьян. Просто хотел доказать, что умеет стрелять без промаха.
Фюрера пользовали разные врачи. Не могу сказать, болел ли он какой-либо болезнью, принимал ли лекарства, или ему были необходимы какие-то специфические процедуры. О состоянии здоровья Гитлера мы не разговаривали никогда. Знали, что он страдает болями в желудке, но не более того. Гитлер не давал повода ни о чем догадаться. Но доктора появлялись у фюрера очень часто, это факт.
Их было четверо. Дольше всех на этом посту продержался Карл Брандт, который считался другом Гитлера. В течение долгих лет он был ответственен за здоровье фюрера. В начале тридцатых годов он приблизил к себе другого эскулапа, Ганса Карла фон Хассельбаха, который впоследствии, как я сам в этом убедился, очень сблизился с Евой Браун.
Вернер Хаасе тоже занял свой пост задолго до того, как я поступил на службу в канцелярию. Насколько я понял, этот хирург, член национал-социалистической партии и СС, в противовес двум своим коллегам, должен был сопровождать фюрера в его поездках на случай нападения или покушения. Профессор Теодор «Тео» Морель был представлен Гитлеру его личным фотографом, Генрихом Гофманом, еще до войны. «Старики» по поводу здоровья Гитлера рассказывали только одну-единственную историюэто то, что доктору Морелю удалось с первого же раза справиться с болями в брюшной области Гитлера. Фюрер отплатил ему благодарностью ив 1945 году даже приблизил к себе: Морель стал тогда личным врачом и занял главное место 9 команде врачей, в наказание Брандту и Хассельбаху.
К окружению Гитлера, ко всем тем людям, которых я видел каждый или почти каждый день, нужно еще прибавить немногочисленных родственников, которые приезжали его проведать. Приезжали сестры Гитлера, или еще случалось, что кто-нибудь из нас проводил к фюреру Герардину Троост (Герди), вдову друга Гитлера, архитектора Пауля Людвига Трооста, или еще, гораздо реже, приезжал кто-нибудь из семьи Вагнеров.
Бергхоф
Все происходило очень быстро. С возвращением Гитлера с фронта как из рога изобилия посыпались визиты и встречи, которые не оставляли нам ни одной свободной минутки. Домой я возвращался всего пару раз в неделю. С Гердой мы виделись мало. Через несколько дней после возвращения Гитлер решил уехать в Бергхоф, в свою альпийскую резиденцию. Сопровождать его назначили меня.
Мне просто сказали, что «нужны люди», что «не хватает курьера» и что я задержусь там «по крайней мере на несколько дней». Я собрал вещи и ранним утром вместе с четырьмя или пятью моими товарищами сел в поджидающий нас трехосный военный автомобиль марки «Мерседес». В первую машину той же модели сели Гитлер, его камердинер, личный адъютант и адъютант вермахтаскорее всего, Николаус фон Белов из Люфтваффе. А в третьей машине ехали сотрудники службы безопасности.
Кортеж тронулся, поехали. Машина Гитлера первой, мычуть позади и справа, а третья машинаеще дальше нас и слева. Не было ни мотоциклов, ни сирен. Ничего. Мы достаточно быстро ехали по направлению к северу города. Пока ехали, я не заметил зевак, которые приветствовали бы фюрера. Один только раз на светофоре группа прохожих, узнав машину канцлера, начала скандировать что-то и кричать, но он не вышел из машины.
Дорога была недолгой. Когда приехали, высадились на взлетно-посадочную полосу аэродрома в Гатове. Это уединенное место, вдали от посторонних взглядов, которого сегодня больше нет, использовалось только членами правительства. Как мне объяснили, фюрер в основном предпочитал его огромному аэропорту Темпельхоф. Впоследствии мне пришлось в этом убедиться лично.
Гитлера уже ждал самолет, трехмоторный «Юнкерc Ю-52». «Если лететь недалеко, в Бергхоф, например, то летают обычно на таких», объяснил мне товарищ. Полет должен был занять три или четыре часа. Гитлер считал это время оправданным. Позднее, когда фюреру пришлось летать на более дальние расстояния, на Западный фронт, я узнал о существовании «кондора», огромного самолета, летающего на больших скоростях. На втором Ю-52 должны были лететь мы и ребята из РСД. Я устроился на сиденье, положил рюкзак и пристегнул ремень. Я летел в самолете сопровождения Гитлера и чувствовал себя избранным.
Ближе к середине дня мы приземлились и высадились в небольшом аэропорту города Айнринга, в долине Зальцбурга. Всего в нескольких метрах была граница с Австрией, а километрах от силы в двадцатиБерхтесгаден. За нами приехала машина, и через хитросплетения дорог нас повезли к Бергхофу, к горе Оберзальцберг. Не могу сказать, был ли там уже Гитлер к тому времени.
Альпийский замок Гитлера показался мне очень комфортабельным местом. Вокруг было очень тихо, вид открывался восхитительный, а работы не то чтобы совсем не было, но, во всяком случае, ее было немного. В день моего приезда курьер, которого я должен был заменить, уехал в Берлин. Я оставил свой чемодан в комнате в специально отведенном для обслуживающего персонала крыле, познакомился с телефонистом, солдатом СС, который постоянно работал в Бергхофе. В курс дела меня ввел Отто Гансен. В то утро он уехал из Берлина вместе с нами. Сам он принадлежал к числу «стариков», то есть был одним из тех, кто, как и Ади Дирр, Рюсс и Хельмут Беерман, были в окружении Гитлера еще до 1933 года. Он первым рассказал мне о Еве Браун и о той особенной роли, которую она играла в Бергхофе. «Здесь она главная, предупредил он меня. Ева верховодит всем в доме. Она занимается и обслуживающим персоналом, и бытовыми вопросами. Знай, здесь онацарь и бог». А в случае, если мне вдруг доведется к ней обращаться, я должен был называть ее, как он сказал, «Gnadiges Fraulein», «уважаемая госпожа». При этом он ни словечком не обмолвился о ее отношениях с Гитлером, не намекнул ни взглядом, ни улыбкой.
Я с ней не разговаривал. По крайней мере, в этот раз, когда я приехал в Бергхоф совсем ненадолго. Только видел, и все. На первый взгляд Ева Браун была просто красивой молодой женщиной. Она словно излучала радость, пусть иногда радость эта казалась сдержанной. По моим первым впечатлениям, она куда-то исчезала во время официальных приемов. Она была рядом с Гитлером в узком кругу, но во время встреч с высокопоставленными лицами вермахта или членами правительства ее не было.
Я провел там всего неделю. Работа заключалась в основном в том, чтобы заниматься приемом посетителей или ждать где-нибудь на посту, чтобы быть всегда у Гитлера под рукой. Поскольку нас было пятеро, оставалось немало времени на то, чтобы отдыхать и гулять, будто бы у нас были каникулы.
В Бергхофе атмосфера была проще, а отношения не столь формальными, зато более душевными и запанибратскими. Утром или после обеда по террасе, заложив руки в карманы, вальяжно прогуливались гости. Там были самые близкие люди, часто с детьми, некоторые приезжали даже с собаками. Совещания с адъютантами и военачальниками проходили в более или менее определенное время, но в целом распорядок дня был не такой напряженный, как в Берлине.
В середине дня Гитлер часто прогуливался по парку, мы при этом всегда были где-то неподалеку, хотя делать было особо нечего.
Жил он на втором этаже главного здания. Я никогда туда не поднимался. Просто повода не возникало. Внизу, в большом салоне на первом этаже, фюрер принимал гостей. А вечером, после ужина, для Гитлера и его окружения там показывали кино.
Дальше, за Бергхофом, серпантин дороги приводил к дому Д, «дому дипломатов», как мы его называли между собой. Чтобы туда добраться, нужно было сначала проехать немного на машине, а потом подняться на фуникулере на отвесную скалу, которая на пятьдесят метров возвышалась над всей округой. Сейчас уже не помню, успел ли я там побывать во время той первой поездки, но и Гитлер, думается мне, тоже бывал там нечасто. Как правило, он поднимался туда с кем-нибудь из высокопоставленных гостей, полюбоваться вместе сказочной красоты видом на окрестности. После 1945 года сооружение стали называть Теехаусом, «чайным домиком»переименованием этим Бергхоф, очевидно, обязан расквартированным неподалеку солдатам американских войск.
В Берлин я вернулся один, с чемоданом в одной руке и почтовой сумкой с корреспонденцией для канцелярии в другой. Несколько позже вернулся Гитлер. Потом он уезжал еще раз или два и в целом, до начала августа, перемещался между Бергхофом и столицей. Время было напряженное, все чаще устраивались официальные встречи.
Я потихоньку привыкал. В августе, поскольку я без промахов проработал в канцелярии уже четыре месяцачто можно было расценивать как испытательный срок, мне выдали официальное удостоверение с моими именем и фотографией. Причем выдали мне gelber Ausweis, «желтый пропуск», нечто вроде золотого ключика, на котором к тому же было написано, что я являюсь членом личной охраны фюрера. А в самом низу в официально-торжественном стиле уточнялось, что фюрер просит представителей полиции, военных ведомств и гражданских служб оказывать всяческое содействие предъявителю сего пропуска. С ним я мог пересекать все кордоны и преграды по всей территории страны. Очень полезная бумажка. Моя жена Герда позже получила серый пропуск, который давал ей право приходить ко мне в канцелярию, в том числе в случае необходимости она имела доступ в апартаменты Гитлера.