Гигант оглядел нас, отступил в сторону и пропустил всех внутрь.
Офис Митча наверху. Постучи три раза.
Тони кивнул и вошел. Мы с Джульет, взявшись за руки, потрусили за ним, пока гигант не передумал.
Клуб внутри был совсем не таким, как я ожидала. Для начала, там было темнее. Гораздо темнее. И громче. И вместо одного большого танцпола с диджеем, крутящим все хиты, здание было поделено на миллион крошечных кабиноки в каждой орала другая, хотя и похожая на остальные, техномузыка. Все кабинки были затянуты красным и черным бархатом. Везде стояли какие-то викторианские шезлонги. И везде были извивающиеся, затянутые в резину и латекс тела, дергающиеся и замирающие в такт ударным. Общий эффект был таким, словно я смотрела какое-то порно эпохи Чарли Чаплина.
Мы прошли за Тони в глубину здания, где в углу самой большой комнаты была витая кованая металлическая лестница. По пути Тони пришлось перескочить через человека, стоящего на четвереньках, чтобы не наступить на него. Он шел на поводке, как собака, и его вела женщина в наряде из сетки. Я изо всех сил старалась не пялиться на нее, но она была великолепна. В кожаных сапогах до бедра на высоченной шпильке, она была на полметра выше меня, а под ее нарядомвместо лифчикана ошеломительно пышной груди было два черных креста, закрывающих соски.
Я была в чертовой Стране Чудес. Нет, в Стране Фетишей. Этот клуб должен был называться именно так. Страна Фетишей, где все не так, как кажется.
У подножия лестницы Тони обернулся и сказал:
Оставайтесь тут. Я сейчас. После чего подтянул свои джинсы и вскарабкался по лестнице, перескакивая через ступеньку.
Ну, ладно. И что теперь?
Джульет отлично вписывалась сюда. В ее черном наряде, с черными волосами и черной подводкой было легко спрятаться. Она запросто могла сойти за двадцатидвухлетнюю. Но я, напротив, сильно рисковала в своем дисконаряде. Особенно с учетом того, что мое платье буквально метало искры всякий раз, как на него падал свет. Я могла с тем же успехом нести неоновый плакат: «Пожалуйста, Немедленно Позвоните В Службу Защиты Детей». Но, оглядевшись, я поняла, что это никого не волнует. Все смотрели на высокую платформу на другом конце комнаты.
Как раз в этот момент привратник, который нас впускал, вышел на нее с микрофоном в руке. Он пробормотал что-то нечленораздельное через свой застегнутый рот, и вся толпа, которая собралась в зале в ожидании его объявления, словно взбесилась.
Прижав рот к уху Джульет, я прокричала:
Что он сказал?
Пожав плечами, она проорала в ответ:
Не знаю. Что-то типа Точильный Станок.
По залу пробежала вторая волна аплодисментов, в динамиках началась песня хеви-метал, а на платформу поднялась женщина в нижнем белье, сапогах до колена и с металлической пластиной на груди. В руках у нее было нечто, похожее на вращающуюся электродрель, и она вздымала это над головой. Когда начался припев, она поднесла этот предмет к своей грудной пластине, и в зал полетели ярко-оранжевые искры. Все в восторге начали ловить их, подставляя ладони под эти угли, как дети, ловящие первые снежинки. Точильщица танцевала, как стриптизерша, качая бедрами и откидываясь назад, и рассылала по залу снопы искр.
Мой блестящий топ внезапно оказался гораздо менее выделяющимся.
Под конец она вытащила на сцену привратника, приковала его к стене, застегнула «молнию» на его маске, осыпала его горящими углями с расстояния вытянутой руки и метнула в толпу новый сноп искр, проведя своей дрелью по металлической ширинке привратника.
Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Все помещение было наполнено сексуальной, опасной, зажигательной энергией. Казалось, что возможно все. Мы с Джульет только ходили кругами и смотрели во все глаза. Там в одной комнате были люди, висящие на крюках, в другойлюди, глотающие огонь. А лучше всего было то, что все были так увлечены собственным представлением, или музыкой, или тем, что они делали, что все они совершенно не обращали внимания на то, что их недопитые коктейли куда-то исчезали.
Когда вся эта пульсирующая электроника и мигающие стробоскопы начали вызывать в моем мозгу такое же мерцание, а пол под ногами закачался, мы с Джульет плюхнулись на изящное кресло в одной из комнат. Хихикая, мы в изумлении смотрели, как в другом конце комнаты тощий мужик стоял, упакованный в спальный мешок из черного латекса. Он был совершенно слеп и обездвижен, и у него было лишь одно отверстие, чтобы дышать.
Что это за фигня? пьяно икая, прокричала я на ухо Джульет. И почему это секси?
И тут не менее шести энтузиастов в черной резине окружили упакованного мужика и начали ласкать и лизать его эрогенные зоны сквозь тонкий черный латекс.
Джульет, расхохотавшись, притиснула меня к себе.
Ты такая невинная!
Да ладно! Можно подумать, вы с Тони таким занимаетесь, ткнула я пальцем в сторону этой оргии.
Тебе-то откуда знать, окинула она меня шаловливым взглядом, прежде чем снова зайтись от хохота.
Улыбаясь, я положила голову на плечо Джульет и зевнула. Я чуть не начала тереть глаза, но вовремя вспомнила, сколько на них косметики.
Тут в комнату заглянул Тони, и при виде двух хихикающих школьниц в углу на его лице мелькнуло что-то вроде узнавания.
Спотыкаясь, он подошел к нам и невнятно спросил:
Ш-што смшного?
Даже в темноте я смогла разглядеть, какими красными были его глаза. Кое-кто неплохо провел время наверху.
Твоя сексуальная жизнь, ответила я, указывая на шевелящуюся кучу в углу.
Рассмеявшись, Тони потянул Джульет к себе. Я закрыла глаза и зарылась в мягкое бархатное кресло, оставшееся мне одной.
Прежде чем я успела понять, что заснула, меня кто-то разбудил, тряся за руку.
Ну же, Биби, прохныкала Джульет. Пошли потанцуем! Вставай!
Я отпихнула ее и свернулась плотнее. Притворяясь, что сплю, я слушала, как они обсуждают, что со мной делать.
Тони, давай пойдем. Ты посмотри на нее.
Да ну к черту. Я хочу тут тусить, тут классно! Детка, ну погляди же, какой кайф.
Но мы же не можем ее тут оставить. Джульет говорила почти так же невнятно, как Тони.
Не открывая глаз, я махнула на них рукой:
Идите, веселитесь. Я норм.
У меня больше не кружилась голова, мне просто очень хотелось спать. Несчастное последствие подъемов в пол-шестого утра, школы и работы по вечерам.
Теперь захныкал Тони:
Давай, Би. Моя детка хочет танцевать. Подыми жопу. У меня тут есть кое-что, чтобы ты проснулась.
Приоткрыв один глаз, я посмотрела на Джульет, которая подпрыгивала на месте с вытянутой рукой и верещала:
И я хочу! И я хочу!
Я села и спросила:
Что это?
Джульет обернулась ко мне:
Ну Это что-то вроде кофеина, который ты так любишь. Ты сможешь танцевать всю ночь!
Я любила таблетки кофеина. И диетические таблетки. Все, что отбивало аппетит и придавало энергии. И я так устала. Тони я не доверяла ни на секунду, но я доверяла Джульет.
Давай, Биби! Будет та-а-ак весело!
Черт с ними.
Я протянула руку, в которой, как по волшебству, оказалась маленькая белая таблетка. Она была похожа на таблетку парацетамола.
Черепа с костями на ней нет, подумала я. Это хороший признак.
Кинув таблетку в рот, я запила ее остатком последнего украденного коктейля. Через секунду Джульет схватила меня за опустевшую руку и потащила на танцпол в дальней комнате. Я была такой уставшей, что даже не открывала глаз, и танцевала под ритмичное техно, как во сне. Но в какой-то момент мое сонное состояние стало меняться.
Я начала ощущать басы у себя в груди, ноты на своей коже, а жар стробоскопа согревал мои закрытые веки изнутри тридцать раз в секунду. Джульет продолжала держать меня за руку, но это тоже было по-другому. Мы с ней стали как такое дерево, когда над поверхностью кажется, что деревьев много, а внизу, в грязи, они все связаны. Мы с Джульет слились. Мы были одним большим деревом, качающимся, размахивающим, пульсирующим. Черное. Белое. Черное. Белое. Черное. Белое. Мигание огней вокруг нас напомнило мне о рождественской елке. Вот кем мы были. Большой рождественской елкой.
Люблю Рождество. Но для Рождества слишком жарко. Чертовски жарко. Я вспотела. У меня кружится голова.
Мне скрутило желудок. Я не решалась открыть глаза. Лучше держать их закрытыми. Меньше черного-белого-черного-белого. Мне было одновременно очень хорошо и очень плохо. Если я буду танцевать дальше, мое дерево-девочка поддержит меня. Она была я, я была она, и мы были одно.
Но только мы уже не были.
Джульет что-то прошептала мне на ухо, но я не поняла, что она говорит. Тут было слишком громко. Слишком черно-бело. Я открыла глаза, чтобы попросить ее повторить, но ее не было. Я посмотрела на свою руку. Она была пуста. Я обернулась, и снова обернулась. Все мигало, все слишком быстро. Я не могла ее разглядеть. Я не видела ничего, кроме незнакомых людей, тридцать раз в секунду замирающих в новой сексуальной позе. Оскаленные рты. Острые зубы. Черные глаза. Белые глаза.
Невидимые руки схватили меня сзади за бедра. Они начали раскачивать меня. Мне это не понравилось. Они были злыми. Они схватили меня теснее, и ко мне прижалось что-то жесткое.
Нет! завизжала я про себя, но слово застряло у меня в горле. Я подавилась. Я вцепилась в руки на своих бедрах и стала отгибать их пальцы назад, туда, куда они не гнулись, пока все десять не отцепились, и я побежала. Пригибаясь. Ныряя между этих тел, как ребенок. Которым я и была.
Я чувствовала, как по спине у меня течет пот, а в горле встает слюна, там, за проглоченными словами.
Где же Джульет?
Я добралась до стены и пошла по ней, пока не нашла черно-бело-черно-белую дверь. Открыв ее, я вывалилась из кроличьей норы пожарного выхода, но жаркий, влажный воздух не принес облегчения. Он был густым и вонял мусором. Схватившись за тонкие перила перед собой, я свесила голову с пожарной лестницы и сблевала. Мое тело старалось избавиться от сияющего внутри меня яда.
Панк?
Повернув голову, я увидела, как лысый размашистый силуэт одним ловким движением прыгает ко мне с пожарной лестницы соседнего здания. Он приближался слишком быстро. Слишком близко. Он был почти тут. Я изо всех сил старалась сфокусироваться на нем, осознать новую угрозу, но мой взгляд без всякого разрешения ушел куда-то вниз, а глаза прекратили ненужную борьбу
7
Откуда-то очень издалека в мозг пришло понимание, что мое тело куда-то несут. И дорога была неровной.
Куда это оно отправилось? думала я в безопасном отдалении собственного мозга. Хорошо бы там был кондиционер. И кровать. Кроватьэто хорошо. И еще туалет, потому что
Я, кажется, сейчас сблюю.
Черт побери, не вздумай!
Я знаю этот голос. Он похож на голос Рыцаря. Этот мрачный урод, подумала я, и тут у меня свело желудок, и глотка наполнилась кислотой.
Мои закрытые глаза внезапно обожгло ярким светом, а тело опустили на что-то вроде твердого пола. К лицу прикоснулись мозолистые пальцы, и я тут же распахнула глаза и оглядела то, что больше всего напоминало сцену где-то в аду.
Стены были покрыты пламенем, летучими мышами и голыми женщинами, держащими в руках вилы и улыбающимися мне поверх огромных торчащих сисек. Да, и там был чертов скинхед, ТРОГАЮЩИЙ МОЕ ЛИЦО!
В желудке снова заурчало, и я метнулась в сторону туалета. Из меня не вышло ничего, кроме горькой желчи, но я все равно покрепче обхватила унитаз и свесила в него голову, потому что мне было страшно смотреть на мир вокруг.
Господи, Панк. Ну ты и набралась.
Так вот что со мной. Я набралась. Это значит, пьяная, да? Я что, пьяная?
Я никогда раньше не бывала пьяной, но думала, что это примерно так же фигово. Так что я кивнула и продолжила прятаться. В унитазе. От чертей.
Какой дебил привел тебя сюда?
Он кажется злым.
Ты.
«Серьезно, Би? Ты нашла время для остроумия».
Дьявол издал некий звук, который был почти похож на смех. Я отважилась взглянуть краем правого глаза, чтобы оценить обстановку, и обнаружила, что Рыцарь, ухмыляясь, сидит на корточках меньше чем в метре от меня. Верхний свет отбрасывал глубокие тени у него под глазами и носом, и даже при том, что он улыбался, выглядел этот засранец угрожающе.
Я снова зажмурилась и подавила подступающую волну желчи.
Черт. Нам бы надо запихать в тебя хоть кусок хлеба. Когда ты в последний раз ела?
Я попыталась вспомнить, но мозг отказывался сотрудничать.
Ела ли я ужин? Хм-м-м Обед? Нет. Завтрак?
Ну, я думаю кажется вчера?
Вставай.
Что?
Вставай, черт возьми!
Злость в его голосе заставила мое тело пошевелиться даже быстрее, чем я осознала смысл слов. Поднявшись, я широко раскрыла глаза. Я была в крошечной ванной с унитазом, маленькой раковиной и огромным скинхедом. Стены от пола до потолка были покрыты рисунками пин-ап-девиц и дьяволиц в тату-стиле. Эти объемистые красные дамы были жестокимиони смотрели и смеялись над моим отсутствием сисек. И бедер. И опыта. Они надо мной издевались.
Только взгляните на эту малютку, скалились они со стен.
Не пора ли тебе спать, крошка? спросила та, что над дверью, с раздвоенным хвостом.
Может, она принесла нам пирожков? дразнилась другая, над унитазом, с торчащими из корсета сосками.
А мне кажется, это мальчик, добавила блондинка над раковиной. С таким телом трудно сказать наверняка.
И с такой стрижкой, хихикнула ближайшая ко мне стерва.
Может, меня убило молнией? И это настоящий Ад? И все эти дьяволицы будут теперь вечно издеваться надо мной? А скинхед Скелетоннастоящий Дьявол? Если так, дерьмово.
Я что, умерла?
Блин. Я что, сказала это вслух?
Умрешь, если не съешь чего-нибудь, к черту. Рыцарь схватил меня за руку и вытащил в тускло освещенную комнату, уставленную чем-то вроде черных зубоврачебных кресел. Доволочив меня до стула в дальнем конце комнаты, он довольно грубо пихнул меня на него и исчез в коридоре, из которого мы пришли. Через несколько секунд он вернулся, держа маленькую белую коробку.
Сунув мне коробку, Рыцарь присел на подлокотник ближайшего кресла, сложил на груди руки и уставился на меня. Его бесцветные глаза светились в темноте.
Ты должна сожрать все это до кусочка, сказал он.
Что это? спросила я, пытаясь заставить свои расплывающиеся глаза сфокусироваться на пластиковом контейнере у меня на коленях.
Это курица Бобби.
Кто это Бобби? спросила я.
Хозяин лавки.
Какой лавки?
Этой чертовой лавки.
Оглядываясь вокруг, я попыталась понять это сама, чтобы не задавать больше дурацких вопросов, как младенец. Комната была темной и как бы крутящейся, но из коридора сюда попадало достаточно света, чтобы можно было понять хоть что-то.
Так У нас тут зубные кресла, но в зубном кабинете не будет сортира, как в адовом борделе. Может, это парикмахерская? Нет, там все-таки другие кресла.
Наконец мои глаза настолько адаптировались, что разглядели висящие на стенах картины в рамках.
Это тату-салон.
Да что ты? Ешь.
Да, сэр. Черт.
Я откусила кусочек холодного, застывшего бутерброда с курицей, и мой рот тут же взорвался от счастья. Я не могла жевать еще быстрее. Я откусывала следующий кусок до того, как успевала проглотить предыдущий. Или сразу три.
Рыцарь не шевелился. Я чувствовала, что он смотрит на меня своими зомби-глазами, но мне было без разницы. У меня с этим чертовым бутербродом был новый чувственный опыт.
Я даже не понимала, насколько была голодна. Я постоянно жила с чувством голода. Если честно, мне это даже нравилось. От ощущения сосущей пустоты в желудке я чувствовала себя красивой. Могучей. Гордой собой. Если я могу преодолеть голод, я могу преодолеть все. Могу победить любого дракона.
«Видел, голод? Ты не будешь мной управлять! Я тут хозяйка, и я желаю выглядеть как Кейт Мосс!»
Но иногда, если я была без еды слишком долго, случалась вот такая фигня. Я полностью теряла контроль и поедала все, до чего могла дотянуться, как прожорливое чудовище в углеводном припадке. Иногда я потом совала два пальца в рот и выблевывала свои ошибки. Иногда сто раз взбегала по лестнице. Но этой ночью мне было вообще пофиг. На какой бы дряни я ни была, но из-за нее этот бутер казался мне сделанным из радуги и фейерверков, и я только хотела сожрать его скорее, и чтобы он остался во мне навсегда.
Когда я наконец сумела притормозить настолько, чтобы хотя бы начать жевать, до меня кое-что дошло.
А что ты делаешь один в тату-салоне посреди ночи? спросила я, прежде чем успела подумать.
Я думаю, надо спросить, что ты делаешь одна в чертовой аллее на задах Литтл Файв посреди ночи?
Я первая спросила.
«Господи, Биби. Просто заткнись».
Я тут работаю.
Правда? Тебе сколько лет?