Выше нос, Алена Игоревна, кукситься некогда, ты у себя одна. Мамочка, бедная, умерла от рака полтора года назад, а папуля, бухающий без просыху с новой сожительницей в родном Кирове, не в счет. Заботиться о тебе некому, так что дерзай, дорогая, а там еще посмотрим, кто перед кем понты кидать будет.
Из соседней каюты раздались голоса. Слышимость в этом клоповнике оказалась превосходная, будто невидимые собеседники разговаривали ровно за моей спиной.
Скоты! гневно бурлила женщина. Я не могу работать в таких условиях. Я им не прачка и не горничная, мне нужен воздух. От этого угара у меня сядет голос. Пусть тогда Голубчик сам выступает.
Наташа, ну выйди на палубу подыши, что ты нервничаешь? сипло отозвался ее собеседник.
Подыши? вскинулась тетка. Прекрасно! Спасибо за ценный совет! Помощи от тебя как от козла молока.
А что я, по-твоему, должен сделать?
Что? Действительночто? Экая задача! Скажем, пойти к управляющему, потребовать, чтобы нас переселили в другую каюту. Кулаком по столу стукнуть, наконец!
Какое право я имею что-то у него требовать? Я здесь никто
Ты всю жизнь никто! радостно констатировала моя соседка. Никто, ничто и звать никак.
По грудному поставленному голосу я догадалась, что это та самая толстая хабалка, что отчитывала нерасторопного мужа, затерявшегося в толпе перед отплытием теплохода. Супер! Еще и с соседями повезло, всю дорогу слушать их перепалки. Неплохо бы отомстить им как-нибудь ночью страстными стонами, но это вряд ли. Я девушка одинокая, скромная, в свой пенал никого не приведу. А если уж подыщется кто достойный, пускай на свою территорию приглашает, заодно и проверим, не притаилась ли там законная супруга.
Концерт за стенкой меж тем продолжался.
Ой, да что с тобой говорить, застегни лучше, буркнула тетка. Аккуратней, не дергай. Порвешь платье, на какие шиши я новое куплю? Ты, что ли, сподобишься и заработаешь что-нибудь?
Что ты хочешь от меня? вскипел наконец долготерпеливый муженек. Я делаю все, что могу. Я всю жизнь проработал театральным художником, и пятнадцать лет тебя это устраивало. Пойми, я не виноват, что ситуация в стране изменилась и моя специальность теперь не востребована Хочешь, чтобы я все бросил и пошел вышибалой в ночной клуб? Так меня не возьмут
Я тоже не виновата, что мне кушать хочется иногда, парировала она. Я почему-то могу крутиться, вертеться, как вор на ярмарке, там подработать, здесь подсуетиться А ты слишком гордый у нас, чтобы задницу от дивана оторвать, аристократ долбаный!
Под аккомпанемент семейных дрязг я облачилась в единственное имевшееся в наличии приличное платьечерное, трикотажное, выгодно подчеркивающее фигуру, расчесала волосы, тронула тушью ресницы. Знакомство с будущей начальницей, по словам Голубчика, должно состояться вечером в ресторане, и я, не без оснований полагая, что это будет мой единственный званый ужин за всю поездку, подготовилась как следует. Время еще оставалось, и я решила прогуляться по палубе, полюбоваться обещанными в программе круиза «живописными российскими просторами» и заодно выветрить из волос прогорклый кухонный запах.
В коридоре я столкнулась с сердитой бабой, как раз выходившей из соседнего пенала. Теперь ее увесистая фигура была помещена в расшитый бисером и пайетками сусально-народный сарафан, а пшеничные косы венчало что-то вроде кокошника. Заманчиво предположить, что соседская парочка на досуге предается сексуальным игрищам с переодеваниями, но я быстро сообразила, что тетка, должно быть, одна из артисток разрекламированной ресторанной шоу-программы.
* * *
Справа и слева, отделенные от борта корабля широкими полосами воды, медленно плыли обратно в Москву покрытые первой весенней зеленью и желтыми головками мать-и-мачехи берега. Дымили заводскими трубами небольшие городки, мелькали приземистые покосившиеся деревенские домики за обветшалыми изгородями. Небо постепенно наливалось густо-сиреневым цветом. Выше, на прогулочных палубах, замерцали огни, и по воде заструились размытые дрожащие световые дорожки. Мимо меня прошествовали вперевалку два упитанных мужичка, неизвестно как попавшие в зону персонала. Один, бритоголовый, в широком двубортном пиджаке, рассказывал что-то второмугромко, развязно, пересыпая речь матерными прибаутками. Второй похохатывал, откидывая голову, отчего короткая золотая цепь впивалась в мясистую шею.
Я остановилась у перил и вытащила сигарету.
Привет! поздоровался кто-то сзади.
Обернувшись, я увидела того самого парня, что сопровождал на причале итальянку. Ну и глазищи же у чувака, утонуть можно!
Привет, отозвалась я. У тебя что, увольнительная на вечер?
Что? переспросил он.
Госпожа отпустила проветриться?
Я тебя не понимаю. Странно, вообще-то я русский знаю хорошо
Забей, со смешком отмахнулась я и, увидев, что его недоумение только усугубилось, пояснила: Не бери в голову, забудь.
Я хотел начал он. Я тебя чем-то обидел на пристани? Ты рассердилась. Извини, пожалуйста.
Да брось. Просто я была не в настроении.
А почему? Ведь ты же едешь отдыхать.
Э, нет, я еду работать. Обслуживать какую-то грымзу. Впрочем, как и ты.
Это было забавноподкалывать его, понимая, что глубина злых шуточек ему недоступна. Парень, кажется, уже смирился с тем, что не понимает половины моих реплик, и перестал обращать на это внимание.
Меня Эд зовут, Эдоардо. А тебя?
Алена.
Я швырнула окурок в убегающую из-под борта воду и протянула Эду руку. Тот подхватил ладонь и быстро поднес к губам. Его горячее дыхание опалило кожу, и я отчего-то вздрогнула. И тут же рассмеялась и выдернула руку.
Дружок, ты не по адресу. У меня на такую красоту денег не хватит.
Он снова, кажется, ничего не понял и уставился на меня своими чайно-изумрудными глазищами. Речной ветер играл медным вихром над его лбом. Мальчишка был прямо-таки воплощенная юность и невинность, так и не скажешь, что жиголо. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, мне неприятности с богатыми самодурками не нужны.
Эд протянул:
Ты такая необычная интересная И знаешь, ты похожа на одну актрису. На Мэг Райан!
Да ну, хохотнула я. Ты тоже ничего, прямо-таки статуя Давида.
Он взглянул на часы«Радо», успела отметить я, поморщился с досадой.
Половина девятого. Черт! Мне нужно идти.
Половина девятого? Потрясающее совпадение, и мне нужно идти!
А тебе куда? заинтересовался он.
В ресторан на нижней палубе. Меня там ждут
«Волжские просторы», радостно подхватил он. И мне туда же! Здорово! Тогда я смогу тебя проводить.
А синьора не заругает, если увидит нас вместе?
Он потер пальцем переносицу.
Не думаю. Почему она должна ругаться?
Свободных нравов, значит? усмехнулась я. Ну смотри, если что, я прикинусь веником, мол, я тебя знать не знаю.
Веником? снова вылупился он. Это Чем подметают?
Я расхохоталась:
Блин! Какой же ты смешной, сил нет! Ладно, пошли, а то опоздаем.
Он церемонно взял меня под руку, притиснув локоть к горячемудаже сквозь футболку чувствовался жарподтянутому торсу, и мы прошествовали к лестнице наверх. Два сапога параюный альфонс и охотница на подходящего папика.
3
Золоченые двери распахнулись, и мы попали в просторный зал, ослеплявший сиянием хрустальных плафонов под потолком, натертым паркетом и лакированными деревянными стенными панелями, которые украшали черно-красно-золотые росписи под хохлому. Вокруг столиков сновали официанты в косоворотках и официантки в сарафанах до полу. Я невольно покосилась на их ногине в лаптях ли барышни для большей аутентичности, но нет, в области ступней фольклор заканчивался, уступая место современным шпилькам.
Ты чего остановилась? спросил Эд. Любуешься обстановкой?
Шутишь? Да я отсюда не вылезаю, фыркнула я. Ладно, пока, меня вон уже ждут.
Я увидела за одним из дальних столиков римский профиль Голубчика и обтянутое темно-бордовым шелком плечо его спутницы, невидимой из-за выглаженной спины как раз склонившегося над столом официанта. Я направилась к ним, официант отступил чуть в сторону, и Эд, все еще маячивший за спиной, удивленно произнес:
О, да нам, кажется, снова вместе.
И верно, теперь и я узнала в соседке Анатолия Марковича ту надменную иностранку с пристани. Сейчас я смогла разглядеть ее лучшетемно-каштановые, тяжелые и блестящие волосы обрамляли властное лицо, очень ухоженное, гладкое и все же тронутое сетью мелких морщин в уголках глаз и у рта. Живые цепкие ее глаза, черные и быстрые, с какой-то цыганской сумасшедшинкой, смотрели на собеседника прямо и без улыбкисиньора явно не утруждала себя изображением доброжелательности или любезности. Плавные мягкие движения, в грации которых было что-то от матерой хищной кошки, и умело подобранное платье скрадывали некоторую полноту. При искусственном свете старой грымзе можно дать и тридцать пять.
Переведя взгляд на Голубчика, я сразу же осознала тщетность своих девичьих мечтаний о привлекательном моложавом миллионере. Тут невооруженным глазом видно, кто из присутствующих дам и в самом деле представляет для него интерес. Он не то чтобы пожирал глазами итальянку, нет, наоборот, сидел откинувшись в кресле с равнодушно-доброжелательным видом, только вот видно было, как из-под тяжелых полуопущенных век он ловит каждое малейшее ее движение, каждый поворот головы, чтобы предупредить, предвосхитить любое ее неудовольствие или желание.
«И отчего это порядочные мужики вечно западают на каких-то престарелых стерв!» с досадой подумала я, в то же время цепляя на лицо открытую приветственную улыбку.
Пафосная карга между тем, не повышая голоса, отчитывала мальчишку-официанта:
Молодой человек, вы напрасно храните вино в холодильнике. Это ошибка. Вино следует подавать комнатной температуры.
На беднягу жалко было смотреть, он кряхтел и бледнел под уничтожающим взглядом Голубчика. Тот же, тронув запястье гостьи своей широкой, по-мужски красивой ладонью, проговорил:
Извини, друг мой, сегодня придется ужинать здесь. Лучший ресторан, на верхней палубе, откроется только завтра.
Ерунда, милостиво улыбнулась она, продемонстрировав нехилое знание русского языка и ряд белоснежных зубов.
Что-то я совсем уже перестала понимать, для какой такой иностранки меня сюда пригласили.
Добрый вечер! гаркнула я, чтобы привлечь наконец внимание занятых друг другом небожителей к своей скромной персоне.
Привет, мам. Здравствуйте, Анатолий! заговорил вслед за мной Эд.
Он галантно выдвинул для меня стул, сам же быстро и совсем непочтительно чмокнул надутую герцогиню в щеку и плюхнулся рядом. «Мам? соображала я. Так он, выходит, никакой и не жиголо, а просто мажор, богатенький сынок. Что за дура, такого кадра чуть не отшила!»
Здравствуйте, Алена! ответил Голубчик. Света, познакомься, вот девушка, которую я для тебя нашел. Алена, это мой старый друг и к тому же знаменитая артистка
Обойдемся без регалий, оборвала его собеседница. Просто Стефания.
Она протянула мне красивую белую руку, унизанную кольцами. Одно из нихтяжелое, старинное, из потемневшего серебра, с крупным темным гранатомзажглось в свете ламп мрачноватым багряным огнем.
Алена, Толя мне рассказал, что вы учитесь в инязе и хорошо владеете языками
Французский и итальянский, подтвердила я. Английский на базовом уровне.
Это прекрасно! кивнула Стефания.
«Рада стараться», чуть было не отрапортовала я. Бог знает отчего эта напыщенная старуха так меня раздражала.
Дело вот в чем, продолжала она. Как Анатолий вам уже объяснил, я певица, классическая опера. Родилась в СССР, но давно живу за границей и выступаю в основном в Европе. Выступаю, страшно сказать, сколько лет Словом, одно известное издательство предложило мне напечатать книгу о творческом пути. Что-то вроде мемуаров, тонко улыбнулась она, вероятно, ожидая, что кто-нибудь запротестуетмол, какие мемуары в вашем юном возрасте.
Однако Голубчик в этот момент увлеченно обсуждал с Эдом что-то в меню, от меня же она могла ждать комплиментов хоть до завтра, я нанималась в личные ассистенты, а не в лизоблюды.
За столько лет, конечно, накопилось огромное количество материала для книгимои собственные воспоминания, статьи, рецензии, отзывы зрителей, продолжила она, так и не потешив свое тщеславие. Только времени со всем этим разбираться нет. Сейчас у меня двухнедельный отдых, я привезла с собой целый чемодан бумаг, в основном на итальянском, и мне нужен человек, который смог бы за это время их разобрать, рассортировать, отобрать нужное и составить план, по которому будет строиться книга. Как вы полагаете, справитесь?
Конечно. Отчего бы не справиться, заверила я с самым убедительным видом.
Что касается оплаты вашего труда начала было Стефания, но Голубчик перебил ее:
Этот вопрос я сам уладил с Аленой.
Синьора гневно повела бровями и возмущенно зарокотала:
Сколько раз я просила тебя не вмешиваться в мои финансовые дела. Пойми, ты ставишь меня в неудобное положение. Уж поверь, мне вполне хватает средств на то, чтобы самостоятельно платить персоналу.
Персоналу, значит. Другими словами, обслуге. Вот за кого меня тут считают. Как еще за один столик сесть не побрезговали. Усилием воли я подавила готовые сорваться с языка резкие слова. Ничего, ваше благородие, мы еще посмотрим, как вы потом запоете. Я, изловчившись, вытянула под столом ногу и легко коснулась кончиками пальцев лодыжки Эда. Тот дернулся, покраснел и быстро взглянул на меня. Я же в ответ на его взгляд чуть приопустила ресницы и скромно улыбнулась. Вот будет удар для пафосной мамаши, если ее наследничек по уши втрескается в прислугу.
Мне просто приятно было подготовить все к твоему приезду. Я совершенно не собираюсь мериться с тобой толщиной кошелька, ласково заверил собеседницу Голубчик. Тем более что, надеюсь, вскоре это окончательно потеряет всякий смысл.
Что ты имеешь в виду? насторожилась Стефания.
Я тебе позже объясню, хорошо? Сейчас, наверно, лучше закончить все дела с Аленой.
«И выпроводить ее с нашего великосветского ужина», мрачно закончила я про себя. Дерзайте, господа, что-то мне подсказывает, что за этим столом найдется человек, который будет настаивать на моем участии в продолжении банкета.
Да, конечно, кивнула Стефания.
Стефания-Светлана протянула мне вместительный черный саквояж, все это время лежавший на одном из стульев. Пухлая сумка явно была старой, потертой, с местами потрескавшейся кожей.
Я взяла все, что попалось под руку. В этой сумке я хранила газетные вырезки и журнальные рецензии еще в самом начале карьеры. Думаю, по ним можно составить представление о первых годах моей жизни за границей. Давайте начнем с этого, остальной материал я предоставлю вам позже, он у меня в каюте.
Я приняла из ее рук саквояж, щелкнула металлическим замком. Под пальцами зашелестела старая бумага. Я двумя пальцами наугад выудила какой-то красочно иллюстрированный журнал, вроде бы французский. Певица кивнула:
Да, припоминаю, здесь, кажется, была статья о постановке «Паяцев». Или «Риголетто» Я много лет не заглядывала в этот саквояж. Придется вам как-нибудь самой со всем разобраться.
Я справлюсь, не сомневайтесь, кивнула я. Но почему вы хотите начать сразу с эмиграции? Обычно мемуары начинают с детства. Первые впечатления, семья, выбор профессии, учеба Наверное, о вашей жизни в Союзе тоже стоило бы упомянуть.
Кажется, я, сама того не понимая, произнесла какие-то запретные слова. Лицо синьоры мгновенно закрылось, захлопнулось, словно шкатулка с секретом, стало черствым и надменным. Глаза сделались пустыми и плоскими, как у барракуды, губы сжались в тонкую нить. Голубчик, немедленно ощутивший перемену настроения своей чаровницы, тронул ее запястье и открыл уже рот, собираясь как-то сгладить неловкость, как вдруг в разговор вмешался Эд:
В самом деле, мам! Почему ты так не любишь говорить про свою жизнь в России? Даже мне не рассказываешь, а я почти ничего не помню. Только кусочек окна, из которого страшно дует. И еще почему-то есть очень хочется
Воспоминаниями о жизни в России я займусь самостоятельно, отрезала наконец Стефания. Эд, милый, ты не мог бы принести мне из каюты сумочку? Кажется, я забыла ее на столике. Пожалуйста!