Ну и как там «Кисты»? спрашивает она, используя очередное кодовое название книги про раковые опухоли яичников.
У нее есть подобные прозвища для каждого издания.
Готова к окончательному монтажу, сообщаю я.
Моник сверяется со списком книг.
Это скучно, бормочет она и между делом довольно агрессивно осведомляется:Как поживает твой бойфренд? Расскажи что-нибудь интересное.
У меня нет бойфренда, как и на прошлой неделе.
Ага, но однажды ты все же порадуешь меня, да?
О личной жизни самой Моник нам известно немного. Моя приятельница Нина однажды видела Моник на улице с пожилым мужчиной, лет пятидесятишестидесяти. Моник отряхивала пылинки с рукава его плаща.
И смеялась при этом, рассказывала Нина. Ей это нравилось.
А как твой бойфренд? спрашиваю я.
Ты не захочешь это слушать, говорит Моник и протягивает мне папку с новым заданием. Потому что у тебя все слишком хорошо, сухо добавляет она. Я люблю получать новые задания, поэтому сразу же начинаю листать книгу. Не спеши, советует Моник. Не переутомись.
Мой новый проект представляет собой научную монографию с симпозиума в Норвегии. На первый взгляд задание выглядит довольно привлекательным, поскольку предполагает международные телефонные разговоры с парнем по имени Пер. Любой позавидовал бы. Но тут я замечаю заголовок, и мой энтузиазм несколько убываеткнига посвящена родинкам, тем самым, образованиям на коже.
Родинки? поворачиваюсь я к Моник. Это все, чего я заслуживаю?
Ты никогда не видела таких миленьких пятнышек, заверяет меня Моник.
Мы раскладываем фотографии на столе и разглядываем их. Любимая часть работы для Моник. Картинки пронумерованы, поэтому перепутать их не удастся, что позволяет нам расположить фото в порядке «возрастания ужасности».
Жуть, бросаю я.
У моего кузена была такая. Моник тычет пальцем в особо отвратительное пятно.
Ой-ей. Он от нее избавился?
Моник вздыхает и качает головой.
Ух ты, глянь-ка на эту. Она протягивает фотографию-победительницу. Похоже на дрянь, замеченную на полу в метро. На такое даже наступить не решаешьсятак противно.
Ободряюще похлопав меня по руке, Моник встает.
Удачи тебе, наслаждайся. Она прощается.
Вторую половину дня разбираю иллюстрации своей новой книги. Кажется, одна фотография все же потерялась, так что придется предупредить автора в Норвегии. Несколько раз лазаю под стол, желая убедиться, что мы не уронили фото, когда раскладывали их. Если бы это было действительно мерзкое фото, я спросила бы у Моник, не сделала ли она, случайно, копию. У нее есть коллекция самых кошмарных фотографий, опубликованных нашим издательством, и она регулярно демонстрирует ее на вечеринках. Впрочем, желающих посмотреть обычно немного.
В промежутках между работой с фотографиями размышляю о Норвегии, холодной северной земле, которую я, наверное, никогда не увижу, где люди носят тяжелые меховые шубы и шапки. Страна, где воздух чист и свеж, с легкой примесью запаха тушеного мяса и печного дыма. Воображаю, как пробираюсь через сугробы за буханкой хлеба и мороженым лососем, обутая в тяжеленные унты, чудесным образом не натирающие ноги.
Ровно в пять Том появляется над перегородкой. Весь день он хранил почти зловещее молчание. Один раз я прошла мимо него в коридоре, но Том лишь кивнул при встрече. Не иначе, нервы: наступил вечер вторника. Вечер свидания.
У меня новая книга, сообщаю я ему. Он кивает. Родинки, видишь?
Показываю фотографию с родинкой в форме утки, хотя Моник утверждает, что пятно больше похоже на «Титаник».
Том берет фото в руки, внимательно рассматривает.
Цвет неудачный. Он возвращает мне фото.
Не то слово, говорю я.
Ну что ж, Том по крайней мере не брезглив.
Мимо нас к выходу шествует Моник. Я прощаюсь с ней, а Том машет рукой.
Да-да. Она сдержанно и печально кивает.
Том говорит, что хотел бы сам приготовить обед, потому что не любит рестораны. Я тоже не большая поклонница ресторанов, поскольку никогда не знаю, куда деть сумочку. Иногда я кладу ее под стол, и стоит мне скрестить ноги, как несчастная сумочка получает пинок и летит через ползала. И это лишь одна из моих проблем с ресторанами.
Едем в метро до «Кэррол-Гарденс», где живет Том. По пути переживаем неприятные моменты, когда поезд неожиданно останавливается в тоннеле. И никто не сообщает, что случилось. Поезд несколько раз тормозит и трогается, не слишком резко, но мы чувствуем себя глупо, судорожно цепляясь за поручень.
Том лишь пожимает плечами при этих конвульсиях поезда.
Это еще ничего, замечает он. Расскажи мне о родинках.
Я занимаюсь не только книгами о родинках. Мы никогда не говорили о работе. До сих пор в основном упражнялись в вариациях на тему «привет». Но также крупными млекопитающими, сыпью и патологией внутренних органов. У меня нет четкой специализации.
А у меня есть, признается Том. У меня в основном книги с уравнениями. Наборщики однажды подсчитали их общее количество. И прислали мне гранки, перевязанные красной ленточкой. Высшая математика.
А у Нины все книги обычно начинаются со слова «эпидерма», сообщаю я.
Ну, тогда нам, пожалуй, повезло, замечает Том, когда мы наконец, добираемся до своей станции.
Том живет в доме с небольшим садом. Едва мы входим, он щелкает сразу двумя выключателями. Загорается множество гирлянд, как на Рождество. Одну из гирлянд Том повесил над центром комнаты, над небольшим круглым столом, накрытым скатертью в красно-белую клетку. Я завистливо смотрю на столовое серебро. Столик на двоих.
Очень мило, говорю я. Так оно и есть на самом деле. Не хватает только официантов, напевающих арии из опер.
Этого я не могу себе позволить, улыбается Том. Профсоюз не разрешает такие зарплаты. И он включает Вивальди. Если хочешь, скинь туфли.
Ух ты, мой любимый вид ресторана. Я радостно отбрасываю туфли в угол.
Том производит целую серию жестов, вероятно, означающих «чувствуй себя как дома», и я решаю осмотреть комнату. Том скрывается в кухне, но я все же вижу его. Квартира небольшая, но раза в два больше моей.
Ты, должно быть, часто устраиваешь тут вечеринки? спрашиваю я, с восторгом разглядывая бокалы для вина.
Стеклянные кубки ручной работы, у Тома их четыре.
Том высовывается из кухни, смотрит на меня и качает головой.
Значит, он затеял все это только ради меня. Или Том фанатичный приверженец гирлянд разного рода? Провожу рукой по поверхности стола темного дерева. Такая же полочка на стене неподалеку. Обе вещи пахнут чем-то старинным и уютным, словно они попали сюда из загородного дома вашей бабушкину, если бы он у нее был.
У тебя чудесная мебель, говорю я и замечаю кофейный столик, на мой взгляд, из вишневого дерева. По крайней мере он цвета спелой свежесорванной вишни, не той, что продается в банках. Где ты ее раздобыл?
Появляется Том с салатницей в одной руке, маслом и уксусом в другой, а под мышкой он зажал мельницу для перца. Изящно и непринужденно Том ставит это все на стол.
Раздобыл? переспрашивает он. Я онемела, потрясенная его навыками официанта, но тут же взяла себя в руки и жестом указала на мебель, как ведущая телешоу. Я сам сделал, сообщает Том.
Bay! выдыхаю я и почти сразу же жалею об этом.
Давно и безуспешно пытаюсь исключить это восклицание из своего словаря, в основном потому, что, издавая подобные звуки, чувствую себя двенадцатилетней девчонкой.
Великолепно! говорю я, но, кажется, нечто подобное я уже произносила.
Он подвигает мне стул. Я сажусь. Том сначала зажигает две красные свечи в центре стола и лишь потом усаживается сам. Интересно, а стулья он тоже сам сделалдеревянные, без мягких сидений, такие бывают в библиотеке. Очень удобные, можно просидеть несколько часов с томиком классики.
Итак, ты сам делаешь мебель, начинаю я, надеясь получить дополнительную информацию.
Соседи разрешают использовать их гараж как мастерскую, отвечает Том, но тут неожиданно выскакивает из-за стола и несется в кухню. Жду, что он объяснит свое поведениетщетно.
Том отсутствует несколько минут.
У тебя все в порядке? не выдерживаю я.
За моллюсками надо присмотреть, отзывается Том и возвращается с бутылкой вина.
Обрати внимание на этикетку. Внимательно разглядываю итальянскую бутылку.
Не вижу года урожая.
Его и нет. Думаю, вино изготовлено на прошлой неделе.
Ну, по крайней мере несколько дней ушло на то, чтобы доставить его сюда. Значит, какой-то срок выдержки все же есть.
Паста, наверное, скоро будет готова. Том профессиональными движениями раскладывает салат по тарелкам. Ни один из помидорчиков-черри при этом не упал на стол. Надеюсь, у тебя нет аллергии на моллюсков, говорит он.
Кто-то в нашем издательстве сейчас работает над книгой про моллюсков, сообщаю я. Я просила у Моник эту книгу, но она ответила что-то вроде: «О моллюсках тебе лучше не знать».
Она по-своему заботится о нас, кивает Том.
Еще чуть-чутьи мы заговорим о погоде. Я не начинаю беседу, надеясь заставить Тома проявить инициативу. Через десять секунд гробового молчания меняю решение. Оказывается, десять секундэто очень долго.
Отличный салат, говорю я.
Том смотрит на свою тарелку, словно проверяя, что там, и улыбается. Он откладывает на край тарелки маслины, наверное, не любит их. Хотя в моем салате тоже есть маслины, ловлю себя на том, что не прочь стащить еще несколько штук у Тома. Конечно, я не делаю этого, никогда не угадаешь, как отреагирует человек, обнаружив чужие пальцы в своей тарелке.
Давно ли ты здесь живешь? спрашиваю я.
Пару лет. Раньше мы делили эту квартиру с приятелем, но соседи попросили его съехать. Очень шумный был, уклончиво отвечает он.
У тебя такие строгие соседи?
Это семейный район. Большие семьи. Они бывают очень настойчивыми.
Том приносит пасту. Не видела, как он выкладывал ее, поэтому не могу поклясться, что блюдо не доставили из ближайшего ресторана к черному ходу. Впрочем, едва ли у него есть черный ход. Блюдо совсем не похоже на спагетти, которые я готовлю со времен колледжа. Те обеды состояли из недоваренных макарон, размороженного зеленого горошка и готового соуса. Том же сотворил нечто такое, что можно поместить на обложку журнала.
Восхитительно, повторяю я. Можешь этим зарабатывать.
Это лингвини с моллюсками, поясняет он, и я вижу, что ему приятно.
Подставку под блюдо с макаронами Том соорудил их множества бумажных раковинок, повторявших форму наших салфеток. Эти вырезанные ножницами салфеточки совсем не убогие: передо мной настоящее произведение искусства, исполненное рукой мастера. Том делал это с любовью и старанием и явно потратил немало времени.
Его руки, эти творцы домашнего уюта, приводят меня в восторгожидаешь увидеть мозолистые, оцарапанные ручищи работяги. Но нет, руки как руки, обычного размера, не слишком большие. И все равно похожи на руки волшебника, умеющего прятать в ладонях кучу сюрпризов. И здесь, дома, лицо Тома странным образом утратило мальчишескую округлость, в нем проступили черты зрелого мужчины.
Мы вновь заговорили о нашей конторе. Найдя удобную для обоих тему, обсудили помещение, художественный отдел с коллекцией игрушечных динозавров, лифт, регулярно ломающийся раз в неделю. Экспедиторы заключают пари, когда лифт заглохнет в следующий раз, и оказывается, Том как-то выиграл пятьдесят долларов. После обеда и десертадомашние булочки, приготовленные соседями Тома, он провожает меня до дома на метро.
У меня есть старенький автомобиль, объясняет Том, но он стоит в гараже у соседей. Если я начну его заводить сейчас, то разбужу всю округу.
Том довел меня до самых дверей, и я жду момента, понимая, что неизбежно возникнет неловкость, когда останемся только я, он и дверь. К ней можно прислониться либо через нее сбежать. Порой дверь словно спрашивает, сколько человек сейчас намерены пройти через нее. Но, наверное, я слишком много фантазирую по поводу невинной архитектурной детали. Как ни странно, Том не выглядит смущенным, он берет мою руку и пожимает ее, как положено примерному коллеге. Однако в этом есть нечто не совсем товарищеское, его прикосновение очень теплое. Легкое пожатие, пауза, все чуть медленнее, чем принято между коллегами. Должен ли один коллега задерживать руку другого при рукопожатии, как это сделал Том, заставив меня слегка отступить к спасительной двери? Я продолжала размышлять над этим, когда Том кивнул мне на прощание. Сейчас его кивок напоминает изысканный поклон. Я слышу, как Том спускается по ступенькам, и, вспоминая минувший вечер, ощущаю тепло в своей правой ладони. Никогда еще не встречала мужчину, который умеет делать бумажные салфетки в виде раковин.
Глава 8АРОМАТЕРАПИЯ
Мария везет меня в своем стареньком «додже» на север, в спа-центр, расположенный в Нью-Джерси.
Кто ездит в спа в Нью-Джерси? спрашиваю я.
Мы. Потому что мы молодые, ищущие приключений женщины и билет нам достался бесплатно, отвечает Мария.
Одна из клиенток Марии, старушонка, известная под прозвищем Жемчужинка, подарила Марии две путевки на выходные в «Спа Мэри-Энн». Мария частенько получает подарки от старушек. Они считают ее единственным человеком, который внимательно выслушивает их и всерьез принимает их проблемы со здоровьем. Наверное, так оно и есть.
Итак, мы отказались заполнить выходные стиркой и хозяйственными заботами, упаковали купальники, трико и шлепанцы (по настоянию Марии) ради уик-энда со спортивными тренировками и расслабляющими процедурами. По мне так лучше сосредоточиться на последнем. Я читала в женских журналах о салонах спа. Знаю, что там используют специальные масла и травяные экстракты для массажа, вытяжки из лекарственных растений и фруктов, ароматические ванны, погрузившись в которые вы перестаете размышлять о смысле жизни и просто глубоко дышите. Позвольте вашему телу отдохнуть от давления повседневной жизни, убеждают журнальные статьи, забудьте о черных потеках сажи на вашем подоконнике, не задумывайтесь, каким образом это произошло, если ваша квартира высоко над землей. Освободите свое сознание и не беспокойтесь из-за того, что вам никогда не удастся быстро отыскать мелочь в кошельке. Признаюсь, меня эти статьи убедили. И я уже предвкушаю, как погружусь на несколько часов во что-нибудь такое клубничное.
Кстати, приходит мне в голову, я никогда не слышала о «Спа Мэри-Энн».
Должно быть, это нечто столь эксклюзивное, что о нем даже не пишут. Это решит все наши проблемы. «Мэри-Энн» изменит нашу жизнь! восклицает Мария, ведя «додж» одной рукой.
Мне нравится этот древний драндулет, перешедший к Марии по наследству от бабушки. Все еще тугие сиденья, бежевая виниловая обивка, панель в тон, радио на кнопках. «Додж» словно переносит нас в детство, хотя девчонкой я никогда в нем не каталась. Не важно, я запросто могу представить себе, как балуюсь с кнопками радио, доводя до бешенства свою бабушку. Мы едем через Нью-Йорк в частице прошлого, направляясь в Нью-Джерси.
Мария хочет услышать подробности моего ужина с Томом. Ее интересуют даже такие детали, как специи, которые он использовал в лингвини. Никогда не была сильна в кулинарии.
Что-то зеленое с оттенком красного, рассказываю я. Точнее определить не могу.
Очень жаль. Можно многое сказать о парне, зная, какие специи и травы он выбирает. Орегано или шалфей, например. Огромная разница.
То есть свежая зелень или высушенная труха из пластиковых баночек?
О, так он использовал свежую зелень? Мария одобрительно присвистнула.
Полагаю, Том действительно использовал натуральные продукты.
Знаешь, серьезно заявляет Мария, ленч в забегаловкеэто одно, но вот ужин в доме с садом и со свежей зеленью Это совершенно иной уровень отношений.
Возможно.
Никаких сомнений.
Ну, он, конечно, приложил много усилий, но это был всего лишь ужин.
Ты говорила, это был салат, горячее и десерт, уточняет Мария.
Да, именно так. И булочки.
Из булочной или из супермаркета?
Кажется, соседка испекла их по такому случаю.
Тогда тебе следует еще раз поразмыслить о своих чувствах к этому парню.
Не могу уследить за логикой Марии, но подозреваю, что она права.
Я помню выражение лица Тома в мерцающем свете свечей, но не могу понять, какие чувства внушает мне это лицо. Помню, как восхищалась тем, что у него есть замечательные маленькие латунные щипчики, чтобы снимать нагар со свечи. Когда вы пользуетесь ими, воздухе остается легкий аромат дымка. Помню поверхность деревянного стола под моими ладонями. Том посыпает мой салат свежемолотым перцем, а мы при этом не чихаем И жест, которым он предложил мне самую большую булочку. Не знаю, как быть с этими мыслями, но впереди у меня целых два выходных, чтобы наиграться ими вволю. Или выбросить их из головы. Мария тычет в кнопки радио в поисках своей любимой радиостанции, и это напоминает мне ночное ток-шоу в эфире. Интересно, что сказали бы специалисты о салфетках, сделанных вручную, и гирляндах, развешанных над обеденным столом.