И тем не менее, настаивал Колум. Если вам так больше нравится, примите это в виде свадебного дара, но я хочу, чтобы это осталось у вас.
Заметив кивок Джейми, я с неохотой приняла шкатулку и открыла. Внутри оказались чрезвычайно красивые четки черного янтаря, причем каждая бусина была покрыта сложной резьбой, а распятие инкрустировано серебром.
Очень красиво! вполне искренне сказала я.
Действительно, четки были очаровательны, но я совершенно не понимала, зачем они мне. Формально я была католичкой, но поскольку росла у дяди Лэма, совершенного агностика, довольно смутно знала, для чего они нужны и в чем их смысл. Однако я горячо поблагодарила Колума и передала четки Джейми, чтобы тот сложил их в спорран.
Я исполнила перед лэрдом реверанс, довольная, что освоила это искусство и теперь не боюсь упасть носом в пол. Колум было открыл рот, чтобы любезно проститься, но не успел: ему помешал неожиданный шум за моей спиной. Я обернулась, но не увидела ничего, кроме спин и голов: все сорвались с мест и собрались вокруг источника суматохи. Колум не без труда обошел стол и нетерпеливым жестом приказал всем разойтись. Гости уважительно расступились, и мне открылся толстый живот: Артур Дункан лежал на полу, и его конечности конвульсивно дергались, отталкивая самозваных помощников. Через волнующуюся толпу протиснулась Гейлис, села на пол возле мужа и тщетно попыталась уложить его голову себе на колени. Припадочный упирался каблуками в пол, спина его выгнулась дугой, он странно сдавленно булькал.
Похоже, Гейлис водила своими зелеными глазами по толпе в поисках кого-то. Решив, что она может искать лишь меня, я решила пойти по пути наименьшего сопротивления и, юркнув под стол и пройдя под ним на четвереньках, вылезла с другой стороны.
Добравшись до Гейлис, я взяла руками лицо Артура и попробовала разжать челюсти. Издаваемые им звуки навели меня на подозрение, что он, возможно, подавился куском мяса, который находится у него в дыхательном горле.
Однако челюсти были судорожно сжаты, губы посинели и на них выступила пена, что не подтверждала картину удушья. Однако же Артур задыхался: грудь вздымалась с трудом, мучительно трепеща в борьбе за воздух.
Скорее положите его на бок, попросила я.
На помощь протянулось много рук одновременно, и тучное тело быстро повернули ко мне спиной, туго обтянутой черной тканью костюма. Ребром ладони я стала постукивать между лопаток, еще и еще раз, с тупым и глухим звуком. Широкая спина вздрагивала от ударов, но не наблюдалось никаких признаков, что горло освобождается от застрявшего в нем куска.
Схватив за толстое плечо, я вновь повернула тело. Гейлис низко склонилась над застывшим лицом: она звала мужа по имени и растирала ему горло. Глаза Артура закатились, и каблуки перестали выбивать по полу дробь.
Руки, сведенные агонией, неожиданно упали в стороны, причем одна из них попала прямо по лицу слишком пригнувшегося зрителя.
Бульканье прекратилось, полное тело вяло распростерлось на каменном полу, как мешок, полный ячменного зерна. Я торопливо пыталась найти пульс на запястье, мельком увидев, что Гейлис занята тем же, но на шее: приподняв круглый выбритый подбородок, она изо всех сил прижимала пальцы под челюстью, там, где проходит сонная артерия.
Однако поиски были тщетны. Сердце Артура Дункана, долгие годы с трудом перегонявшее требуемое его дородному телу количество крови, перестало биться.
Я использовала все доступные мне реанимационные приемы: поднимала и опускала руки, делала непрямой массаж сердца, даже дышала «рот в рот» (довольно неприятное действие из-за скверного запаха и вкуса), но безуспешно: Артур Дункан умер.
Я с трудом поднялась на колени, затем встала; одновременно со мной отец Бейн, окинув меня гневным взглядом, встал напротив у тела на колени и поспешно приступил к последнему обряду. Спина и руки болели, а лицо мое странным образом онемело. Меня словно отгородил от шума и голосов в наполненном людьми зале какой-то невидимый занавес. Закрыв глаза, я, как могла, тщательно вытерла липкие губы, стараясь избавиться от вкуса смерти.
Несмотря на смерть Дункана и неизбежные похоронные мероприятия, последовавшие за нею, охоту на оленя с участием герцога перенесли лишь на неделю.
Меня очень угнетала мысль о скором отбытии Джейми. Неожиданно я поняла, что каждый день предвкушаю встречу с ним за обедом после работы, сердце екает, когда мы случайно сталкиваемся днем, что я привыкла опираться на его общество и его уверенную помощь в сложных обстоятельствах жизни в замке. И, положа руку на сердце, я полюбила его ласки, теплую силу, каждую ночь встречавшую меня в постели, и утренние пробуждения от волнующих поцелуев. Даже от мысли, что его не будет рядом, становилось зябко.
Джейми привлек меня к себе, а я легла головой ему под подбородок.
Я буду скучать по тебе, тихо промолвила я.
Он прижал меня крепче и чуть печально усмехнулся.
Я тоже, англичаночка. Сказать по правде, я даже не думал, что мне будет так тяжело тебя оставить.
Он ласково погладил меня по спине, перебирая пальцами по позвонкам.
Джейми ты будешь осторожен?
От ответил, и я почувствовала тихое дрожание в груди от смеха:
С герцогом или с конем?
Несмотря на все мое беспокойство, он был намерен участвовать в охоте на оленя верхом на Донасе. Я часто представляла себе, как эта громадная гнедая тварь исключительно из упрямства сбрасывает всадника на скалу или бьет Джейми своими смертельными копытами.
С тем и с другим, холодно сказала я. Если конь сбросит тебя и ты сломаешь ногу, ты окажешься во власти герцога.
Точно. Однако там будет и Дугал.
Я фыркнула:
Он сломает тебе вторую ногу.
Он засмеялся и, пригнувшись, поцеловал меня.
Я буду осторожен, mo duinne. Обещаешь ли ты мне то же?
Да, с готовностью скала я. Но как тебе кажется, кто положил под подушку тот странный букет? Ты ведь этого боишься?
Его веселье словно ветром сдуло.
Я не считаю, что ты в опасности, иначе я не оставил бы тебя одну. Но все-таки и держись, пожалуйста, подальше от Гейлис Дункан.
Это почему еще?
Я откинулась назад, чтобы посмотреть на него. В ночной тьме мне было не разглядеть лица, но говорил он вполне серьезно.
Эту женщину считают ведьмой и рассказывают о ней всякое а после смерти ее мужа все стало еще хуже. Не хотел бы я, англичаночка, чтобы ты с ней встречалась.
Ты и правда думаешь, что она ведьма?
Сильными руками он схватил меня за зад и притянул к себе. Я обняла его, радуясь прикосновению к гладкому, крепкому телу.
Нет, ответил он наконец. Но я думаю, что это для тебя опасно. Обещаешь?
Хорошо.
Честно сказать, я не возражала против подобного обещания. После случая с оборотнем и сцены в мансарде посещать дом Гейлис мне не очень хотелось. Я подхватила губами сосок Джейми и лизнула. Он склонился к моему уху и прошептал:
Раздвинь ноги. Я хочу быть уверенным, что ты будешь вспоминать меня, покуда я в отлучке.
Чуть погодя меня разбудил холод. Я в полусне потянулась за одеялом, но его не обнаружила. Однако оно внезапно само собой опустилось на меня. Я удивленно приподнялась на локте, чтобы посмотреть, что случилось.
Прости, сказал Джейми. Милая, я не желал тебя будить.
А что ты делаешь? Почему не спишь?
Я покосилась на него через плечо. Мои глаза быстро привыкли к царившей еще темноте, и я сумела увидеть на лице Джейми смущение. Он сидел на стуле у кровати, завернувшись в плед, и казался совершенно бодрым.
Просто Мне приснилось, что ты пропала и я не могу тебя отыскать. От этого я проснулся и решил посмотреть на тебя, запечатлеть в памяти, чтобы не забывать, пока я буду далеко. И я раскрыл одеяло. Прости, что ты замерзла, я не хотел.
Все хорошо.
Ночь была холодная и настолько тихая, что казалось, будто во всем мире никого нет, кроме нас двоих.
Иди в постель. Ты, верно, тоже замерз.
Он быстро юркнул под одеяло и прижался к моей спине. Провел ладонью по моим шее и плечам, потом по талии и бедрам по всем линиям и изгибам тела.
Mo duinne, еле слышно сказал он. Нет, сегодня я буду звать тебя mo airgeadach. Моя серебряная. Твои волосы золотисто-серебряные, а кожа словно белый бархат. Caiman geal. Белая голубка.
Я подалась назад и приглашающе прижалась к нему. С глубоким вздохом приняла в себя его плоть. Он притянул меня к груди и стал двигаться вместе со мной, медленно и сильно. Я чуть задохнулась, и он ослабил объятия.
Прости, проговорил он. Я не хотел делать тебе больно. Я хочу быть в тебе, оставаться в тебе как сейчас, глубоко. Я хочу оставить память о себе, посеяв в тебя семя. Я хочу удержать тебя до рассвета и оставить тебя, пока ты спишь, унести на руках твое тепло.
После отъезда Джейми я затосковала. Я принимала больных в своем кабинете, по мере сил работала в саду и огороде, чтобы отвлечься, читала книги из библиотеки Колума, но время все равно тянулось очень медленно.
Через две недели после того, как я осталась одна, в коридоре за кухней мне встретилась Лаогера. По правде говоря, после того, как увидела ее на лестнице у кабинета Колума, я осторожно к ней присматривалась. Вид у девицы был вполне здоровый, но при этом вся ее фигура словно излучала напряженность, рассеянность, уныние и даже удивление.
«Бедная девочка», с сочувствием думала я.
В тот день Лаогера, впрочем, казалась довольно жизнерадостной.
Миссис Фрэзер! сказала она мне. Меня тут попросили вам кое-что передать. Вдова Дункан заболела и просит вас прийти и ее полечить.
Припомнив приказания Джейми, я было засомневалась, но сочувствия и скуки вместе взятых оказалось довольно, чтобы уже через час я оказалась по дороге в деревню с докторским сундучком, притороченным к седлу.
Дом Дунканов, увиденный мною, представлял собой пример ужасного запустения и небрежения. На стук никто не откликнулся. Я открыла незапертую дверь и увидела, попав внутрь, что повсюду валяются книги, стоят немытые стаканы, половики съехали с места, а мебель покрыта толстым слоем пыли. Слуги на мой зов не вышли, а кухня оказалась столь же пустой и неубранной, как остальные комнаты.
С удивлением, росшим с каждым шагом, я поднялась наверх. Спальня, окна которой выходили на улицу, оказалась пустой, но из буфетной, расположенной по другую сторону дома, донеслись какие-то звуки.
Я открыла дверь туда и обнаружила Гейлис: вдова Дункан развалилась в удобном кресле, воздев ноги на стойку. На стойке стояли стакан и графин, а комната крепко пропахла бренди.
Гейлис несколько удивилась моему появлению, однако поднялась из кресла и улыбнулась. Она чуть косила, но казалась совершенно здоровой.
Что стряслось? спросила я. Ты не больна?
Она удивленно посмотрела на меня.
Больна? Я? Нисколько. Слуги от меня убежали, и дома нет ни крошки, зато много бренди. Хочешь немножко?
Она потянула руку к графину. Я схватила ее за рукав.
Ты за мной не посылала?
Нет.
Широко распахнув глаза, она уставилась на меня.
Тогда почему
Договорить я не сумела: меня прервал шум за стенами дома. Отдаленный рокочущий неясный шум. Я его уже как-то слышала и именно в этой комнате.
При одной мысли о толпе, которая производит этот шум, мои ладони сделались мокрыми. Я вытерла руки о платье. Шум становился ближе, и для вопросов уже не было ни времени, ни смысла.
Глава 25. Нельзя помиловать ведьму
Чьи-то плечи в тугом коричневом одеянии отодвинулись и передо мной предстала бездна. Меня невежливо толкнули через какой-то порог, я сильно стукнулась обо что-то локтем, из-за чего рука сразу онемела, и я плашмя рухнула во что-то невидимое, но вонючее, где кишмя кишели и извивались какие-то твари. Я взвизгнула и стала отбиваться от мелких лапок с коготками и от какого-то существа побольше, с писком впечатавшегося мне в ногу.
В конце концов, я от них избавилась, откатившись вбок, но очень скоро я уперлась в земляную стену, и на меня градом посыпались комья. Вжавшись в стену изо всех сил, я попыталась унять неровное дыхание; вскоре я поняла, что вместе со мной в смрадной яме есть кто-то еще кто-то молчаливый, с хриплым дыханием, крупный. Возможно, свинья?
Кто тут? послышался в страшной темноте громкий голос; в нем слышались испуг и вместе с тем дерзость. Клэр, это ты?
Гейлис? облегченно пробормотала я и бросилась к ней.
Почти сразу мне удалось нащупать ее протянутые ко мне руки. Мы схватились друг за друга как могли крепко и некоторое время молча качались туда-сюда.
Есть тут кто-нибудь, кроме нас? спросила я, оглядываясь.
Но взор, даже привыкший к мгле, почти ничего не мог поймать. Откуда-то сверху проникали слабые лучи света, но к месту, где мы находились, они не добирались. Я почти не видела лица, находившегося вровень с моим и не дальше нескольких дюймов. Гейлис неуверенно захихикала.
Кажется, мыши и еще какие-то твари. И вонь, способная уморить хорька.
Это я заметила. Боже правый, куда мы попали?
В яму для воров. Посторонись!
Раздался скрежет, сверху в яму ворвался свет. Я прижалась к стене как раз вовремя, чтобы на меня не попали комья мокрой грязи, посыпавшиеся из маленькой дыры в крыше нашего узилища. Следом за этим камнепадом на пол что-то плюхнуло. Наклонившись, Гейлис подобрала то, что нам кинули. Отверстие все еще было открыто, и я разглядела, что в руках у нее краюха черствого грязного хлеба. Гейлис обтерла хлеб подолом.
Обед, сказала она. Есть хочешь?
Дыру над нашими головами так и не закрыли; время от времени прохожие кидали нам в нее что-нибудь. В нее лил дождь и задувал резкий ветер. В яме было мокро, зябко, отвратительно. Место как раз для злодеев. Воров, богохульников, бродяг, прелюбодеев и предполагаемых ведьм.
Мы с Гейлис прижимались друг к другу возле стены и почти не открывали рта. Не о чем было разговаривать, мы ничем не могли себе помочь, только если набраться терпения.
Дыра над нами становилась все темнее, и, наконец, с приходом ночи все окуталось тьмой.
Как тебе кажется, они долго будут нас тут держать?
Отодвинувшись от меня, Гейлис вытянула ноги, и ее подол осветился длинным пятном утреннего света. Когда-то бело-розовое, сейчас оно стало совершенными лохмотьями.
Не особенно, ответила она. Они ждут членов церковного суда. Месяц назад Артур получил письмо, в котором сказано об их визите. В нем писали о второй неделе октября, то есть совсем скоро заявятся.
Она потерла озябшие руки, потом сложила их на коленях, в крошечном пятне солнечного света.
Расскажи мне про судей, попросила я. Расскажи как можно точнее, как оно все будет.
Точно не знаю. Как судят ведьм, я ни разу не видала, хотя, ясное дело, наслышана об этом. Гейлис задумалась и сказала: Едут они не из-за суда над ведьмами, а для того чтобы уладить один спор из-за земли. И это значит, что с ними не приедет палач, который колет ведьм.
Кто-кто?
Палач. Ведьмам неведома боль, пояснила Гейлис. И когда их тело чем-то колют, кровь из них не течет.
Ну понятно! Испытание должен вести специальный человек, оснащенный различными булавками, ланцетами и другими колюще-режущими предметами. У меня мелькнуло неясное воспоминание, что о чем-то подобном я читала в книгах Фрэнка, но, помнится, эта практика прекратилась не позже семнадцатого века. Но если подумать, грустно сказала я себе, Крэйнсмуир совершенно не производил впечатление центра цивилизации.
Тогда весьма прискорбно, что палача с ними не будет, промолвила я, передернувшись от страха, когда представила себе, как меня будут колоть раз за разом. Мы бы легко выдержали это испытание. По крайней мере я, ехидно прибавила я. По-моему, если они уколют тебя, то вместо крови польется ледяная водица.
Не знаю, не знаю, протянула Гейлис, которая не отреагировала на подначку. Говорят, у палачей есть специальные иглы: если их прижать к коже, они складываются.
Но зачем? В чем смысл таким образом облыжно обвинять кого-то в колдовстве?
Солнце шло к закату, но его дневного света все еще хватало, чтобы наша нора освещалась его тусклыми лучами. Изящные черты Гейлис отчетливо свидетельствовали, что она соболезнует моей наивности.
Ты что, так и не догадалась? спросила она. Они стремятся нас убить. Совершенно все равно, какие нам предъявят обвинения, нет разницы, и какие выдвинут доказательства. Нас отправят на костер так или иначе.