Сергей АнтоновЗеленый дол
ОТ АВТОРА
ДОРОГИЕ РЕБЯТА!
Очень давно, ещё в начале 1952 года, в «Пионерской правде» был напечатан рассказ «Письмо»про мальчика Петю, который задумал вырастить в своём колхозе новый сорт пшеницы.
Читатели иногда спрашивали меня, удалась ли Пете его затея, как сложилась его жизнь, какие в его работе встретились трудности, что случилось с Лёлей, приехавшей вместе с отцом-агрономом из города. На одной из читательских конференций о моих рассказах ученик пятого класса сказал: «Вы, дяденька, сами, наверно, не знаете, что было дальше». А один добрый критик посоветовал, чтобы я удлинял сроки встреч со своими героями.
Вот почему я решил рассказать поподробнее, как Петя растил свою пшеницу и что из этого вышло. Была написана вторая глава, но оказалось, что до конца ещё далеко. И ученик пятого класса, и добрый критик снова могли спросить: «А что было дальше?»
Тогда я стал писать третью, четвёртую, пятую, десятую главы, но конца всё не было, и после каждой главы я уже сам спрашивал себя: «Что же случилось дальше?»
Наконец, я понял, что этот вопрос можно задавать после каждой главы, и поставил точку. И написал: «Конец», хотя никакого конца не было. И вот получился рассказ, у которого, как и во многих других рассказах, есть начало и нет конца.
Первая глава этого рассказа, как я уже сказал, была напечатана в «Пионерской правде» под названием «Письмо». Но я решил напечатать её снова, потому что, если начинать со второй главы, получится совсем плохо; рассказ будет и без конца и без начала. К тому же другой критик предупреждал меня, что нехорошо печатать сочинения, начиная со второй главы.
1. ПИСЬМО
Папа и дедушка-возница пошли к директору МТС просить свежую лошадь, а Лёля, уставшая от долгого путешествия, осталась в телеге. Она сидела между чемоданами, обвязанная большущим пуховым платком, и дремала. Когда она закрывала глаза, ей казалось, что телега снова едет по длинной, дырявой от множества луж дороге, снова медленно вращается однообразная снежная равнина и по обеим сторонам торчат в ослабевших сугробах покосившиеся, ставшие ненужными снегозащитные еловые веточки.
Солнце опускалось. Было оно сверху жёлтое, снизу оранжевое, словно весь его жар оплыл книзу. Наступили те неустойчивые дни, когда зима уже кончилась, а весна по-настоящему ещё не началась. На дорогах кое-где сошёл снег. Один ездили в санях, другиев телегах.
В просторном эмтээсовском дворе становилось тише. Всё реже и реже хлопала дверь конторы, по лестнице сбегали чужие озабоченные люди, а папа всё не возвращался.
В аккуратном белом домике по соседству с конторой зажгли свет. Стали видны кружевные занавески на окнах и красные рябиновые грозди, положенные для красоты между рамами.
Хорошо бы заночевать здесь, как предлагает дедушка, а завтра ехать дальше.
Но ночевать нельзя.
Во-первых, папу ещё с прошлой неделя ждут в колхозе «Зелёный дол», где он будет теперь работать агрономом, а во-вторых, утром в областном центре папе вручили письмо, адресованное одному из колхозников «Зелёного дола»срочное письмо в плотном конверте с надписью «Отправитель Т. Д. Лысенко», и просили как можно скорее передать его какому-то Иванову
Проснулась Лёля от того, что её что-то толкнуло в бок.
Открыв глаза, она увидела морду коня. Морда была огромная, со свирепыми розовыми ноздрями. Между ушей свисали у неё чёрные космы, и от левого уха был отстрижен треугольный кусок. Морда легко, словно спичечную коробку, отодвинула тяжёлый чемодан и выдернула из-под брезента клок сена.
Брысь! сказала Лёля.
Морда равнодушно посмотрела на неё выпуклым, как будто наполненным чернилами, глазом, фыркнула, подняв столб пыли, и выдернула из-под ног Лёли ещё клок сена.
Папа! испуганно воскликнула Лёля.
Не бойся, он смирный, раздался спокойный голос. Возле телеги стоял мальчик лет двенадцати, в ушанке, надетой набекрень, как папаха у Чапаева.
Мальчик схватил коня за ремешок, раздвинул ему рот и вынул мокрый железный стержень. Гремя удилами, страшный конь помотал головой, потянулся к крыльцу и сразу отгрыз от ступеньки щепку.
Привяжите его, пожалуйста, попросила Лёля, подбирая ноги.
Но мальчик не слышал её. Он полез коню под брюхо и попытался поднять его заднюю ногу. Конь не давался.
Ну, балуй! сказал мальчик, легонько стукнув его по колену.
Конь укоризненно посмотрел назад и приподнял ногу. Мальчик сбил с копыта наледь, отёр руки о лоснящийся круп и подошёл к Лёле.
Что это тебя в платок закутали? насмешливо спросил он. Жарко, небось. Хочешь, развяжу?
Пожалуйста, развязывайте, холодно разрешила Лёля, задетая тем, что мальчик разговаривает с ней, как с маленькой.
Вскоре открылось смуглое курносое лицо ученицы третьего, а может быть, и четвёртого класса. Две чёрненькие косички с двумя помятыми лентами виднелись за ушами.
Вот она, какая деталь, несколько смущённо сказал Петя, доставая из саней треснувшую шестерню. Варить привёз. Это зачем?
Для сортировки.
Очень интересно, вежливо проговорила Лёля, стараясь сообразить, зачем это понадобилось варить железо.
Тебя как звать?
Лёля. А вас?
МеняПетька. Ты чего Бурана забоялась?
Ну, уж и забоялась! Лёля иронически усмехнулась. Я даже могу его погладить. Пожалуйста.
Она подошла к Бурану сзади и, далеко протягивая руку, коснулась его мягкой, тёплой шерсти.
Видите, и погладила, сказала она, но, к её досаде, Петя сгребал в санях сено и ничего не видел. Он бросил охапку сена перед конём и только после этого снова обратился к Лёле:
Хочешь, садись на него верхом.
Ой, нет, что вы! Спасибо.
Садись. Самой, наверно, охота.
Мне не сесть: высоко.
Садись, подсажу.
Я бы села, да у меня ноги грязные. Я его запачкаю.
Ладно, чего там. Все равно чистить-то.
Больше отговариваться было нечем. С помощью Пети она поднялась на оглоблю саней, в которые был запряжён Буран, и осторожно полезла на его спину.
Спина была широкая и плоская, как стол. Держаться было не за что. Лёля уцепилась за гриву и сидела, зажмурившись.
Хорошо? послышалось откуда-то снизу.
Очень хорошо, отвечала Лёля, до смерти боясь, что Буран вдруг тронется с места. Снимите, пожалуйста: ему, наверно, тяжело.
Ну да! На него десять таких сядет, он и не почует. У нас он возы такие тянет, что и полуторка не свезёт. Вот во второй бригаде назём возили. Так другие лошади шесть куч везут, а он десять. А когда со станции надо было калийные соли везти, так и вовсе он весь транспорт забил
Лёля слушала Петю и терпеливо дожидалась, когда удобно будет попросить снять её с Бурана. А Петя между тем рассказывал про калийные соли, суперфосфаты, про какой-то сыпец и вдруг ни с того ни с сего спросил, каталась ли Лёля верхом
Нет, почти никогда не каталась. Снимите, пожалуйста.
Хочешь, прокачу?
Ой, нет, что вы!
Держись крепче, сказал Петя и тихонько свистнул.
Буран, словно на шарнирах, повернул уши и осторожно тронулся с места.
И тут неожиданно для себя Лёля взвизгнула и заплакала. Но Буран всё шагал и шагал, с каждым шагом Лёля подпрыгивала на его спине, и ей приходилось чуть не ложиться, чтобы не съехать набок, и она кричала всё громче и громче. А удивлённый Петя стоял, не понимая, в чём дело.
Лёля, что это такое? откуда-то издали донёсся голос папы. Сейчас же останови лошадь.
Я ката-а-аюсь! проплакала Лёля.
Папа подбежал к Бурану и, раздраженно повторяя «стой» и «тпру», стащил с него Лёлю, перенёс на сухое место, опустил на землю и шлёпнул.
Отдышавшись, папа набросился на Петю:
Это твоя лошадь? Разве можно ездить верхом без седла? Как ты думаешь? Можно?
Петя, опустив голову, чертил кнутом на земле круги и спирали.
Ну и наездница! проговорил басом усатый человек, только что вышедший на крыльцо конторы. Это и есть ваша отличница, Александр Александрович?
Это и есть, сказал папа. За каждым шагом приходится следить Дома я её отпускал гулять только с тёткой.
А ты откуда взялся, кавалер? обратился усатый человек к Пете.
Шестерню привёз заварить, товарищ директор. Из «Зелёного дола».
Из «Зелёного дола»? Вот это хорошо! Вот вам и транспорт, Александр Александрович. Этот рысак побыстрей наших лошадок вас до места доставит
Вы хотите, чтобы меня вёз этот мальчик? удивился папа.
А что? У нас ребятаорлы. Мы своим ребятам и не такие дела доверяем.
Не хочут, так не надо проговорил Петя.
Да ты не обижайся, протянул директор. Давай-ка быстренько багаж переложим И товарища агронома срочно надо доставить. Учти: у него важный пакет.
Вскоре чемоданы переложили в сани, папа неумело завязал на Лёле пуховый платок и попрощался с директором.
Когда они выехали со двора МТС, было совсем темно. Лёля удобно устроилась между чемоданами и снова стала дремать, прислушиваясь к ровному стуку копыт и далёким звукам идущего где-то в темноте поезда. Сани то легко скользили по снегу, то тяжело тащились по мокрой земле.
Ты, мальчуган, не боишься вот так, один, по ночам ездить? услышала Леля голос папы и поняла, что к нему вернулось хорошее настроение.
А чего бояться? спросил в свою очередь Петя.
Мало ли чего. Волки там, баба-яга, полушутливо, полусерьёзно сказал папа.
Волков у нас всех перебили А бабой-ягой маленьких пугают Вот у нас
Но дальше Лёля не слышала. Она заснула, и ей приснилась улица города, где она всё время жила, комнатка с розовыми обоями, школа, наполненная девочками, которые называли контрольную работу «девичьим переполохом»
Она проснулась оттого, что отсидела ногу. В темноте ничего не было видно. Только на горизонте мерцали крошечные электрические огоньки, да в чёрном небе светлели длинные, похожие на перья, облака.
Петя разговаривал с папой.
Вот, бывает, Тынковскую ляду проезжать боязно говорил Петя.
А что там? спросил папа.
Там воды много. Сверху снег, а под ним такая вода течёт. Прошлый год Володька в эту пору ехалпровалился вместе с санями.
Мы эту ляду тоже проезжать будем?
А как же!
И ноги можно промочить?
По шейку искупаться можно, не только ноги промочить.
Наступило молчание, и Лёля снова услышала, как где-то далеко-далеко идёт поезд.
А почему это, молодой человек, мы едем не по дороге? вдруг спросил папа, и по его голосу Лёля поняла, что он снова начал сердиться.
Вы же сами велели срочно. Вот и едем напрямик
И в санях, а не в телеге Всё, не как у людей!
В санях лучше. Вот она, Тынковская ляда. Буран, тормозни сказал Петя коню.
Лёля приподнялась и посмотрела вперёд. Осторожно приседая на круп, конь спускался по крутому заиндевевшему откосу оврага. Сани заносило то в одну сторону, то в другую, но Петя стоял у передка, широко расставив ноги, как припаянный.
Наконец, уклон стал положе, и Лёля увидела ровную снежную полосу метров двадцати шириной, расстилающуюся по дну оврага. Конь дошёл до края этой полосы, остановился и обнюхал снег. Петя хлестнул его. Конь отмахнулся хвостом, но не тронулся с места.
Слышно было, как под снегом журчала вода.
Ну? спросил папа.
Петя выпрыгнул из саней, потыкал снег кнутовищем, потом потянул Бурана под уздцы. Конь упирался.
Нет, здесь нельзя переезжать, подумав, проговорил Петя. Здесь глубоко. Он знает.
Петя снова встал в санях и тронул вожжи, направляя коня вдоль кромки снежной полосы. Так ехали долго.
Если бы днём, тогда сразу бы переезд нашли, сказал Петя. Днём видать, где снег белый, а где серый.
А на дорогу где выехать можно?
Чтобы на дорогу выехать, надо обратно в МТС ворочаться. Да вы не бойтесь. Вот здёсь переедем.
Петя направил Бурана поперёк полосы и замахал кнутом. Но умный конь, нервно переступая ногами, пятился и фыркал.
Давай, мальчик, лучше перейдём пешком, а лошадь поманим с той стороны, предложил папа.
Нет уж! Пешком скорее провалимся.
Петя хлестнул Бурана и свистнул.
Конь испуганно рванул сани и ступил на снег.
Поначалу всё шло хорошо. Буран спокойно прошёл по дну оврага четверть пути, половину, три четверти. Снег был плотный, и по его поверхности мягко поскрипывали полозья.
Дальше всё произошло так быстро, что Лёля не успела даже испугаться. Раздался такой шум, как будто что-то закипело, и Буран провалился по брюхо.
Становитесь на ноги! закричал Петя.
Потом Лёля оказалась, подмышкой у папы, а сани, кренясь в снежной жиже, как лодка, подплывали к берегу. А через несколько секунд мокрый курчавый конь тащил сани вверх по откосу.
Кажется, выплыли? спросил папа.
Выплыли. Вот видите, почему сани лучше телеги. И не замочились вовсе, заметил Петя.
Да, не замочились. Ну, теперь всё?
Теперь всё. Если Даниловскую ляду переедем, считай до́ма.
Если бы не письмо, ни за что не поехал бы с этим мальчишкой, пробормотал папа.
Даниловскую ляду проехали благополучно, и вскоре Лёля увидела по обе стороны дороги тёмные очертания строений. Это и была одна из деревень колхоза «Зелёный дол».
Как приятно после долгого, утомительного пути увидеть, наконец, освещённые окна дома, в котором ты будешь жить, спать, учить уроки!.. Дом этот ещё не известен тебе, в темноте не видно даже, какого он цвета, но окна его приветливо освещены, в палисаднике чернеют деревья, и за воротами заливается собачонка, которая завтра полюбит тебя, будет вилять хвостом и ласкаться
Лёля выбралась из саней, потянулась и, нащупывая ногами ступени, поднялась на крыльцо.
Пожалуйста, гости дорогие, певучим голосом сказал кто-то стоящий в сенях.
Лёля с любопытством пошла в темноту, наткнулась на бочку, но чья-то добрая рука обняла её, легонько направила на верный путь и открыла квадратную дверь. Лёля ступила в чистую горницу, в которой пахло только что вымытыми полами и тёплым хлебом, сощурилась от яркого света, а добрые руки проворно развязывали на её спине узел пухового платка.
Лёля обернулась, Перед ней стояла девушка с широким лицом, заспанная и улыбающаяся.
Левее держитесь, Александр Александрович, говорила она певучим голосом, прислушиваясь к шуму в сенях. С утра ждём не дождёмся. В такое время к нам на машине не проехать
Заведующая агролабораторией? спросил папа, появляясь на пороге. Мне рассказывали про вас.
Чего уж про меня рассказывать, возразила девушка. Замёрзли, небось. Сейчас чайком погреетесь.
Прежде чем греться чайком, дорогая Евдокия забыл, как по батюшке.
Да просто Дуся, чего там!..
Прежде чем греться чайком, дорогая Дуся, я прошу вас помочь мне найти Иванова.
Иванова? переспросила Дуся. У нас много Ивановых. Вам какого?
Александр Александрович достал письмо и посмотрел адрес.
Я не знаю, какого. Здесь написано: «П. X. Иванову». Этописьмо академика Лысенко, добавил он торжественно.
А ну-ка, дайте поглядеть. Верно, от Лысенко. Петька, тебе письмо от Лысенко!
Александр Александрович как вынул одну руку из рукава пальто, так и замер на месте. А Петя, только что принёсший чемодан, взял пакет, осмотрел его со всех сторон и зубами оторвал от конверта краешек. Любопытная Лёля подошла к нему. В конверте оказался маленький блокнотный чисток, портрет Мичурина и что-то завёрнутое в компрессную бумагу.
Прислал всё-таки, сказал Петя и стал разворачивать пакетик.
Да ты сперва хоть письмо прочитай, укоризненно проговорила Дуся. Давай-ка я тебе прочитаю.
Она взяла листок и, подойдя к лампе, стала читать своим певучим голосом:
«Уважаемый Пётр Харитонович. Извините за опоздание. Вчера вернулся из командировки (ездил смотреть дубки) я увидел вашу открытку. Вы правильно считаете, что надо смелее браться за внедрение новых сортов и ничего не бояться. Но, простите меня, Пётр Харитонович, килограмма нового сорта пшеницы прислать никак не могу. Пока что эти зёрна мы считаем не на вес, а штуками. Шлю двадцать зёрнышек с тем условием, чтобы вы точно сообщили мне, какой получите урожай. Вторую вашу просьбу выполнить совсем не смог. Сняться некогда. Посылаю другой портретдумаю, что будете довольны».
Он, наверно, думает, что ты агроном или ещё какой-нибудь начальник, сказала Лёля.