А вы против Кафки?осторожно осведомился Гатеев.
Я против малограмотности!отрезала Муся.
Далматова ни при чем,заступилась Сильвия.Вполне грамотна. А Кафку, пожалуй, она одна и читает на этом курсе. Ну, еще два-три человека...
Шизофреники!брякнула Муся.Я, голубчики, за здравый смысл!.. А вы, кажется, со мной не согласны?в упор обратилась она к Гатееву, поймав его улыбку.
Да ведь что понимать под здравым смыслом?так же осторожно возразил он.Термин этот не очень точный, и можно ли с ним подойти, скажем, к прозе Апдайка, или к пьесам Беккета, или хотя бы к фильмам Феллини...
Он оборвал вдруг, точно спохватившись, и было что-то неясное в наступившем молчании: он как бы зачеркнул Мусю, а заодно и других...
Потом все заторопились. Нина Васильевна, жалобно похлопав длинными, непросохшими от слез ресницами, немножко подмазала губы и ушла первой, Гатеева забрал с собой заведующий, Эльвира Петровна ускользнула вслед за ними.
Все, как всегда? Нет, подумала Сильвия, все сдвинулось с привычных мест, и странно, что нигде не отмечен этот час... Заглянув в свое расписание, она с удивлением обнаружила, что ей никуда не надо идти. Все путается сегодня, даже расписание... Хорошо бы остаться одной, но у Давида Марковича, видимо, тоже нет лекциисидит, поигрывая портсигаром, хотя Муся, уходя, звала его куда-то к заочникам...
Вот и прошло благополучно. Только неудобно перекладывать тетради левой рукой, а правой заслоняться от Давида Марковича. Впрочем, он не смотрит сюда...
Сильвия придвинула красные чернила и развернула тетрадку поэта Роланда Баха.
Ошибка на ошибке. Но мешает ли это ему понимать Кафку? Вероятно, не мешает. Возможно, что и у Кафки были нелады с орфографией... Феллини, пьесы БеккетаГатеев прекратил разговор о них, что ж тут говорить с безнадежными провинциалами, у которых нет ничего, кроме здравого смысла. Сильвия вспомнила пьесу, которую недавно видела по телевизору, и здравый смысл при этом сильно протестовал. Старик слушает свой магнитофонный дневник за много лет. Он алкоголик, ежеминутно прикладывается к бутылке и закусывает бананами. Почему стал пьяницей, неизвестно. Была когда-то возлюбленная, но пил он и до встречи с ней. Что ж еще? Да ровно ничего: пьет, любит бананы... Сильвия даже подосадовала, что артист Ярвет тратит свой чудесный талант на изображение противного, пустого старикашки. Неужели там было скрыто нечто, непонятное для нее и открытое Гатееву? Любопытно было бы спросить у него...
Оказывается, Гатеев ваш старый знакомый?поинтересовался вдруг Давид Маркович.
Сильвия опять заслонилась ладонью и ответила:
Вы наблюдательны почти так же, как Эльвира Петровна.Выжидательное молчание, однако, заставило ее добавить:Мы встречались очень давно.
На это Давид Маркович с охотой откликнулся:
Всего лишь за один рубль вы можете получить двенадцать полезных предметов: полный бритвенный прибор, часы на рубинах, фаянсовый чайник с крышкой, а также художественную олеографию «Наяда»...
Сильвия, пряча улыбку, перебила его:
Давид Маркович! Ваши фокусы совсем ни к чему, вы очень далеки от истины.
Какая вы мнительная! Это объявление напечатали еще в прошлом веке. Зачем все принимать на свой счет?..
6
Войдя в читальный зал, Фаина сразу заметила незнакомого посетителя. Он стоял слева, у среднего шкафа, рассматривая корешки книг. Не новый ли доцент?.. Сухой, горбоносый... Долго глазеть было неловко, Фаина отыскала словарь, села к своему столу. В этой маленькой учебной библиотеке она занималась каждый день, облюбовав себе уютное место за переборкой, где стояло только два стола, разделенных низким деревянным барьерчиком.
Она вынула тетрадь и раскрыла этимологический словарь, поборов искушение посмотреть на незнакомца ещеведь это же, вероятно, Гатеев, ее будущий руководитель, третьекурсники говорили, что он уже читает лекции... И через минуту она увидела его вблизи, он сел за соседний стол. Библиотекарша принесла ему толстую книгу с красным обрезом, он положил на край стола крошечный блокнот и начал листать книгу так быстро, что вокруг него поднялся ветер. Фаину это соседство немножко стесняло, но не уходить же отсюда. Тем временем сквозняк за смежным столом прекратился, сосед, по-видимому, взялся переписывать огромную страницу в свой смехотворный блокнотик. На Фаину он не обращал ни малейшего внимания, ему она не мешала.
Повернувшись боком к барьеру, Фаина на целый час погрузилась в словарь, надо было сделать много выписок. Затем, уже равнодушная к помехам, посмотрела, чем занят сосед, и ее вдруг бросило в жар: Гатеевнесомненно это Гатеев!читал ее дипломную работу. Она мгновенно узнала эти сшитые листы линованной бумаги...
Читает. Похоже, не очень-то внимательно. Нет, остановился, заглядывает в предыдущий лист... Губы сложены презрительно, и весь он горький, как полынь... Зачем же Астаров отдал ему этот жалкий черновик, такой далекий от того замысла, которым она живет уже столько месяцев! Ведь она ходила на кафедру, говорила, что хочет изменить, переделать, что это только наброски, что ей нужно было только спросить, какие материалы подходят больше. А он, конечно, все спутал, забыл и попросту передал рукопись этому... Ой, улыбается! Что там ему попалось на глаза? Сморозила какую-нибудь глупость! Ну, кто бы поверил, что это такое мученьесмотреть, как читают твою дипломную работу. Где же она была у него спрятана? Ага, за спиной рыжий портфель, он ее оттуда вытащил... Нет, невыносимо! Опять улыбается ичестное слово!презрительно...
Фаина, кое-как собрав вещи, обратилась в бегство.
Домабеспорядок. Какой-то удивительный, сверх нормы. Кто-то, видимо, рылся в ее тумбочкедверца полуоткрыта, на полу размотанная катушка. Вероятно, Ксении спешно понадобилось что-нибудь вроде заколки для кудрей. Но зачем она вынула конверт с фотографиями? Возмутительно!.. А это еще что? Старые фольклорные записи, лежавшие в чемодане, ворохом навалены на столвот сказка о золотом весле, песни....
Фаина, сердясь, разложила все по местам. С этой Ксенией чем дальше, тем хуже...
Ну вот, слышен ее голосок за дверьюпоет, красавица, как ни в чем не бывало. И дал же бог человеку еще и такой слухни единой верной ноты!
Ксения вошла, села, и над нею тотчас же заклубился дым. Фаина открыла окно, молча. Но разве ее проймешь молчанием!
Ты, Фаинка, табаку не любишь, потому что ты из староверов,закинула она словечко, продолжая дымить.Кстати... мне нужны были твои карточки. Ты заметила?
Мудрено было бы не заметить... Только ума не приложу, зачем. И послушай, Ксения, что это за гадостьдля чего ты выворотила из чемодана мои рукописи? К своим, небось, не даешь пальцем притронуться! Могла бы сказать, что тебе нужно.
Ну, виновата, виновата... Сейчас я тебе все объясню. Дело в том, что... приходил Вадим. Погоди, сейчас я объясню. Ну, чего ты остолбенела? Пришел, разговаривали, и я кое-что рассказала о тебе. Он очень заинтересовался, и тогда пришлось вытащить твою карточку Между прочим, ты веришь в любовь с первого взгляда?
Фаина в сердцах хватила ладонью по столу так, что стало больно.
Я запрещаю!крикнула она.Болтай со мной о чем угодно, а втягивать посторонних я запрещаю! Слышишь? Чтоб это было в последний раз!
Глядя в угол и сильно сбавив тон, Ксения проговорила:
Не кипятись, Фаинка. Уверяю тебя, все шло на самых возвышенных регистрах. Он очень умный, Вадим, он все понимает так же тонко, как я...
Я не желаю участвовать в экспериментах!
Ксения вздохнула.
Напрасно я тебя предупредила, что это эксперимент, но не предупредить было бы нечестно... Только поверь мне, Фаина, опыт совсем безобидный, и Вадим о нем даже не подозревает. Просто я для самой себя хотела бы установить, возможна ли любовь без всякой примеси... телесности.Ксения повертела рукой в воздухе.Возможна ли заочная любовь!
Глупости какие!
Что же тут глупого? Желтков в «Гранатовом браслете» полюбил Веру, видя ее только издали. Кстати, это типично мужской подход к любви: ведь он влюбился в наружность этой княгини, о ее внутренней жизни он мог только догадываться. Правда? А Вадим заинтересовался именно твоей внутренней жизнью, я хотела построить это иначе...
Не морочь мне голову!
Ну, успокойся, Фаинка! Сделаем по-другому... Когда он придетон обещал еще забежать около пятия вас познакомлю. И больше вмешиваться не буду, вернемся к обычному банальному ходу событий... Ты никуда не собираешься в пять?
Даже сейчас уйду.
Хоть надорвусь, да упрусь, как говорят фольклористыКсения усмехнулась.Показала я Вадиму твои труды. Я-то от них совсем не в восторге, а он чего только не нашели чистоту стиля, и поэзию, и ученость...
Прикажешь мне запирать свои вещи на замок?резнула Фаина.
Я же прошу извинения... Не думала, что ты так рассердишься. Собственно, ничего дурного не случилось, не украдет же он у тебя твои материалы. Зачем их прятать!
А свои рассказы от меня прячешь?
И ты не видишь разницы? Когда я начну писать дипломную, смотри сколько хочешь, а рассказы не школьное упражнение. Черновые мысли писателя боятся чужого взглядаежели на гриб взглянуть, он больше не будет расти...Ксения захохотала.Это мы с Вадимом тоже вычитали в твоих записях. Вообще, Фаинка, видела бы ты, как его закрутило за какой-нибудь час! Я и сама не ожидала таких результатов. Вот что значит художественная подача!..Легкое смущение Ксении, слышное все же в ее речах, исчезло совсем, и, следя за надевавшей пальто Фаиной, она спросила совсем уже дурашливо:Неужели тебе не любопытно познакомиться с ним?..
Фаина закрыла за собой дверь, не слушая дальше.
В студенческой столовой Фаина съела два мутных кушаньярассольник и кисель, думая о выходке Ксении. Ей хочется править человеческими судьбами, ни более ни менее. А получается идиотское сватовство. Коли даже действительно этого Вадима что-то заинтересовало и если даже ей, Фаине, на минуту и стало по-глупенькому приятно, что она кому-то понравилась, то все равно это чертовы игрушки, и участвовать в игре она не желает... Вертелась, вертелась Ксения, подмазывалась, однако не преминула и уколоть: у меня, мол, писательская работа, а у тебя школьное упражнение... Враки. Не упражнение, а настоящее дело, и на всю жизнь.
Выйдя из столовой на улицу, где, несмотря на сентябрь, веяло теплом, и поглядев на белизну и свет облаков, Фаина решила подарить себе этот день. Вчера она работала до поздней ночи, а сегодня пусть будет праздник. Вот и облака светятся по-праздничному и уходят, предсказывая день ясный.
...А дипломная уже в руках этого доцента с презрительно сжатым ртом, все самое любимое в его руках. Самое любимое? В школьном упражнении? Да. И пусть подтрунивают, кому не лень. Ксения придумала, и на курсе теперь тоже злоязычат, будто бы она, Фаина Кострова, хочет сделать карьеру на своем захолустном причудском фольклоре, будто бы она честолюбива, ждет похвал, ждет общего признания и невесть чего еще...
Ждет признания? А как же иначе, как же не хотеть, чтобы работа была признана? Карьера... При чем тут карьера, если просто хочется заниматься любимым делом. Чем лучше будет дипломная, тем больше шансов попасть в аспирантуру. Очень многое зависит от этого незнакомого доцента, от его отзыва... Но над чем же он смеялся? Эта усмешка сидит в памяти, как заноза. Ну, когда-нибудь он перестанет смеяться, впереди еще несколько месяцев...
Поднявшись по отлогому склону, Фаина вошла в тишину парка. Здесь в своем красновато-желтом царстве жил сентябрь. Фаина побродила по аллеям, но легкости в душе не было, и все досаднее становилось от того, что усмешка какого-то доцента портит ей настроение... А не лучше ли, чем слоняться бесцельно, пойти на кафедру и спросить, кто смел отдать ее черновик Гатееву. Ведь она толком говорила Аркадию Викторовичу, что хочет переделать рукопись. В конце концовчто такое черновик? Клочки и обрывки мыслей, сырой материал... Да, да, но смеяться там не над чем.
Не то ей повезло, не то не повезлонеизвестно, но Гатеев был на кафедре, стоял под портретом Федина, заложив руки в карманы. Тот самый... Он посмотрел на Фаину педагогическим взглядомдескать, пришла студентка как таковая. Однако же приподнял бровь, когда Эльвира Петровна сказала ему:
Это та, о которой вы справлялись. С дипломной.
У Гатеева приподнялась и другая бровьброви были не то чтобы мефистофельские, но все же с изломом. Открыл рыжий портфель, вынул рукопись.
Вы, товарищ Кострова, лично собирали материалы?
Не все... Там у меня отмечено,быстро заговорила Фаина, пряча смущенность под деловым тоном.Сама я собирала только у себя на острове, остальное взято из литературного музея...
У себя на острове? Где?
На Чудском озере, это маленький остров, там всего две деревни, одна русская, другая эстонская...
Но Гатеев дальнейшего интереса к острову не проявил, сел за стол, кивком предложил стул Фаине и сказал:
Есть мысли. Не очень много, но они есть.
«Он отчаянный нахал...»опешив, подумала Фаина.
Помедлив, будто давая Фаине время порадоваться такому обстоятельству, доцент продолжал:
Записи довольно интересны, и комментарии не представляют собой сплошного плагиата...
У Фаины перехватило дух.
...как это бывает нередко.
Он бережно расправил загнувшийся краешек листа, и это движение почему-то подействовало на Фаину успокоительно.
О плагиате не может быть и речи,проговорила она, решив держаться холодно и независимо.
Гатеев усмехнулся. Оказывается, умеет и не презрительно...
Я и говорю, что его нет, работа ваша. Да-а... И авторский язык довольно точный, гра-амотный, это так. Но, к сожалению, через всю рукопись проходит...он позамялся,да-а, проходит лазо-оревая нить. К примеру вот здесь: «И сидит на том дереве птиченька желтая, грудка в ней лазоревая...» А на этой странице опять! «Вы цветы ль мои лазоревы...» И даже корова у вас пьет из озера «воду лазореву».
Так что же?спросила Фаина.
Вам не думается, что это звучит несколько слащаво?
Но сами сказочницы именно так и говорили, я записывала точь-в-точь. А это из песни: вы цветы мои лазоревы, много было вас посеяно, да не много уродилося...
Он покивал головой как бы с печальюэто было возмутительнои протянул:
Да-а... Из песни слова не выкинешь.
Фаина, отведя глазане желает она смотреть на его ужимки!сказала:
А зачем из сказки выкидывать?
Из сказки не надо, а вот из комментариев...
Затем, скользнув взглядом по лицу Фаины, доцент стал добрее и вымолвилочевидно для того, чтобы не вовсе обескуражить эту бедную, насквозь лазоревую студенточку:
Недурны бытовые зарисовки насчет сетей, рыбы, лодейных мастеров. Д-да, местные отличия... Здесь вы меньше любуетесь стариной, и не чувствуется стилизации.
Фаину опять передернулоа где он нашел у нее стилизацию!..
Но мне не совсем ясна тема вашей работы. Войдут ли сюда то-олько песни и сказки? Как с частушками? Интересно бы заняться ими, они крепче связаны с современностью...
Это у меня даже не черновик, это сырые материалы,мрачно сказала Фаина.Я хотела посоветоваться с Аркадием Викторовичем, что взять, что оставить... Верните мне, пожалуйста, рукопись, я еще подумаю.
Прошу. Непременно надо подумать Времени у нас достаточно.
Около них раздался легкий звонЭльвира Петровна сперва позвонила ключами, а затем положила их перед Гатеевым.
Нет, нет, мы тоже уходим,заторопился он.Я просмотрел все это очень пове-ерхностно, товарищ Кострова. Подумайте, подумайте, мы еще поговорим...
На дворе накрапывал дождь. Фаина постояла на крыльце, уговаривая себя, что огорчаться глупо. Речь шла о пустяках, настоящая критика еще впереди, с ребячеством надо покончить. Смешно и наивно ожидать, что руководитель придет в восторг от дипломной работы пятикурсницы Фаины Костровой. Но досада брала верхотзыв был обидный, обидный...
Она медленно спустилась к краю площадки, подставила лицо под холодную изморось. Перед дверью общежития опять остановилась, вспомнив, что и дома неуютносваха Ксения сидит с Вадимом. Ладно, не возвращаться жемного чести еще и бегать от него...
Однако дома не оказалось никого лишнего, и вдобавок был готов вкусный ужин. Сегодня хозяйничала Кая: угол стола покрыт чистой скатертью, кушанье из овощей, называемое «огородником», стоит на проволочной решетке, и от него валит пар. Нигде не видно клочков газеты, огрызков сыра и колбасы, окурков и прочей трухи, которая вечно сеется за Ксенией, а сама Кая в косынке и чистеньком фартуке нарезает хлебпрелесть!..