Бессонова, а ну, исповедуйся; как это вы халтурой начали заниматься? грозно спросил прораб, вызвав в контору всю бригаду на душевную беседу. У нас пока еще такого безобразия не было.
Валя рассказала, как было дело.
Другой разговор, повеселел прораб, выслушав ее. Оценим работу и пошлем Полунину счет. Полы не красили? Нет? Все равно рублей пятьдесят наберется.
Иван Иванович, все-таки некрасиво получается, Валя утратила обычное спокойствие, ей было очень неловко. Мы ведь сами согласились. Она попросила, мы согласились. Теперь, выходит, вы с них деньги берете. Мы ведь как одолжение Валя сама запуталась в ходе своих мыслей.
Ага, понятно! Тогда вы все квартиры ремонтируйте из одолжения. Свиридов утратил веселость. Это я не запрещаю. Но краску давать не могу и зарплату платить тоже. Ясно? Мы еще пока не при коммунизме живем. Когда он будет, тогдапожалуйста. Тогда каждому за государственный счет все тридцать три удовольствия. А если вы такие добренькие и у вас уже коммунизм, то я эту сумму с вас удержу.
Такое предложение Свиридова девчонок не устраивало: и без того их финансы пели романсы. К тому же они знали своего прораба; раз он решил взыскать с Полуниных за ремонт, значит, взыщет.
Отпуская их домой, Свиридов строжайше приказал больше без его ведома ни в какие переговоры с жильцами насчет покрасок и побелок не вступать.
А еще через день Томка ехидно спросила Валю на кухне:
Что, Валечка, сознательность сознательностью, а халтура халтурой? Сперва деньги с Полуниной взяли, потом Свиридова на нее с проверкой напустили?
Откуда это тебе известно? Валя больно переживала случившееся, и всякий разговор об этом больно задевал ее.
От самой Полуниной. Она сегодня у нас в цеху платье мерила, рассказывала, как с ней поступили.
Врунья она и сплетница! сердито ответила Валя, и ушла из кухни.
Катя тоже чувствовала себя прескверно в связи со всей этой историей. Не выдержав, она сказала Шуре:
Представь, что было бы, если бы мы деньги ей не вернули. Стыд-позор! Никогда нельзя свое достоинство терять.
Думаешь, я не понимаю? Я, может, больше всех вас переживаю, ответила Шура и вдруг расплакалась.
Катя обняла ее, и они помирились.
Хоть бы скорей уехать отсюда, вздохнула Катя.До чего надоело!
И вот теперь Валя принесла известие, что корабль идет. Может, уже вышел, может, еще выйдет, но, во всяком случае, он скоро будет. Во всяком случае, они скоро уедут.
Вечером девчонки в Валиной комнате на все лады обсуждали предстоящий отъезд. Подсчитали свои финансы, прикинули так и этак. Получалось неплохо: хватит вернуть подъемные, хватит на билеты, да еще останется немного.
А в Магадане, девочки, сразу в горком комсомола пойдем. Не может быть, чтобы на Чукотке новые города не начинали строить, фантазировала Валя. Сразу попросимся туда. Вот увидите, сидеть в Магадане долго не будем. Возьмем направление, и до свидания.
В общем, настроение у девчонок былолучше не придумаешь. И все пятероВаля, Катя, Шура, Муза и Света поклялись никогда не разлучаться.
6
Приход «Витязя» ожидался во второй половине дня.
К этому неопределенному времени, даже раньше этого неопределенного времени, все посельчане явились на пирс: музыкантына грузовике, пионерыв автобусе, остальныепеши.
И когда все собрались, стало ясно, что в Каменном Сердце живет очень много мужчин, преимущественно молодых и неженатых, и очень мало женщин, преимущественно семейных. Молодые, неженатые парни расхаживали по пирсу веселыми компаниями, держали под мышками яркие веники полевых цветов, а семейные женщины прогуливались под ручку с мужьями.
Прошел час, два, три
Июльское солнце светило вовсю. Море сверкало золотым блеском. Над водой носились белые чайки и черные бакланы, кричали и демонстрировали друг перед другом фигуры высшего пилотажа. Семейные женщины бросали из сумочек в воду поджаристые сухарики, и кукурузные хлопья. Птицы наперегонки кидались за дармовым харчем.
Еще через час на далеком, очень голубом небе вылепились белые мачты «Витязя». От пирса отвалил катер и помчался навстречу кораблю. На палубе стоял Петя Алферов в морской фуражке с крабом и в морском кителе с золотыми нашивками, стояли еще двое мужчин, тоже в морских фуражках, а вместе с нимиПетина жена Маша, в синем плаще-болонья и пестром платочке.
«Витязь» подходил все ближе. Но потом вдруг как вкопанный остановился на воде.
Защищаясь ладонями от резкого солнца, все смотрели, как с катера на корабль по штормтрапу карабкались три темные фигуры. Катер вернулся назад, и Маша в одиночестве высадилась на причал вдалеке от толпы встречающих.
Огромный корпус «Витязя» медленно швартовался к пирсу.
На верхнем мостике рядом с пожилым капитаном стоял Петя Алферов, отдавал в микрофон разные команды швартовки, поскольку он лучше приплывшего капитана знал акваторию своего порта.
Леера всех палуб облепили парни, девчата и свободные от вахты матросы.
Товарищи на пирсе, будьте осторожны! разносили репродукторы громовой голос Алферова. Не подходите к краю! Корабль большого тоннажа и швартуется у нас впервые!..
Сашка Старовойтов носился по пирсу, сопровождаемый своей женой Анютой, и, точно не Женя Полунин, а он был организатором встречи, кричал:
Граждане-товарищи, сдайте назад!.. Кого прошусдайте назад!.. Петя, по центру швартуйся! Сдайте назад, граждане-товарищи!
На «Витязь» полетели букеты. Оркестр заиграл марш. Женя Полунин сорвал с головы кепку, крикнул:
Пламенный привет новоселам! Добро пожаловать на нашу землю!..
Заглушая оркестр, загремели якорные цепи. С «Витязя» на пирс перекинули трап.
Когда новоселы с чемоданами и рюкзаками сошли на пирс, Женя Полунин открыл митинг и выступил с приветственной речью, стоя в кузове грузовика.
С приветственными речами выступили инструктор отдела культуры райисполкома (очень симпатичная женщина) и мальчик в пионерском галстуке. После каждой речи оркестр играл «туш».
Хор пионеров местной школы спел «А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер» и «Подмосковные вечера». После этого Женя закрыл митинг и предложил рассаживаться по машинам.
Новоселы быстро погрузились в машины, и, когда погрузились, стало ясно, что из пяти присланных за ними грузовиков два оказались свободными. Грузовики тронулись, а встречающие пешим порядком потянулись из порта в поселок.
Новоселы поселились в общежитии (места, слава богу, хватало для всех), и началось примерно то же, что и год назад.
В общежитии учинилась толкотня и гам.
Прораб Свиридов вербовал в строители, сулил отдельные квартиры в будущем и приличные заработки.
Прикативший на «газике» директор зверофермы вербовал девчонок, обещал им золотые горы и шубы из чернобурок.
Сашка Старовойтов помогал кадровику из геологоразведки и успешно переманивал к себе парней от Свиридова.
Здесь и там мелькал седой ежик редактора Бобкова, раздававшего свежие газеты с затасканными, но оптимистическими заголовками: «Гордимся вами, надеемся на вас!», «Молодымдерзать и строить!» и «Вперед, на новые свершения!».
Вконец растерянные новоселы не знали, как им быть и в какую сторону податься.
В общежитии напротив все окна в это время были распахнуты. Из них высовывались чубатые и стриженые парни, с видом марсиан, впервые попавших на землю, оглядывали улицу, небо, ближние сопки, взирали на солнце, качали головами, точно им не нравилось, что солнце существует, а тем более ярко светит. И совершенно равнодушно скользили взглядом по окнам противоположного барака, будто их вовсе не интересовало, что за теми окнами происходит.
Светлым солнечным вечером, когда вербовщики увезли и увели с собой добрую половину новоселов, в общежитии автобазовцев заиграл баян, и на улицу вырвалась бодрая мелодия «Катюши».
В окнах снова замелькали чубатые и стриженые головы.
Потом через дорогу, задвинув руки в карманы брюк, важно перешел фрезеровщик Пашка Михайлов и пригласил на танцы приехавших девушек. Долго уговаривать себя девушки не заставили, а нарядились в лучшие платья и отправились знакомиться с соседями и танцевать.
А Валина комната в тот вечер напоминала эвакопункт военного времени. В нее переселились все собравшиеся уезжать девчонкис чемоданами, рюкзаками и прочим скарбом.
Были здесь беглянки со зверофермы, из птичника, из пошивочной.
Все они рассчитались с работы, снялись с комсомольского учета, всем Маша Алферова, бывшая Кудрявцева, уже взяла билеты на корабль и все уже чувствовали себя вольными птицами, готовыми к перелету в другой, прекрасный край.
Предстояло только четыре ночи провести на чемоданах и рюкзаках, пока разгрузят «Витязь».
Выло известно, что в общежитии порта, в одной из комнат точно так же сидят на рюкзаках и чемоданах парни, решившие распрощаться с Каменным Сердцем: кое-кто из харьковчан и кое-кто из москвичей. Кажется, те самые электрики, которых год назад принимал министр и подарил каждому по кожуху.
Ну, а утром, ранним белым утром, вскоре после того как умолк, наконец, не дающий спать баян, в общежитии учинился переполохпропала девушка по имени Соня. Была на танцах, и все это видели, танцевала с каким-то заезжим шофером, и все это видели. Потом, кажется, вышла пройтись по ночной солнечной улицеи больше ее не увидели.
Подружка пропавшей Сони горько плакала. Другие подружки побежали в милицию.
Вскоре пришел молоденький следователь с нежным лицом, младенческим румянцем на щеках и шелковистым пушком над верхней губой.
Он внимательно осмотрел вещи пропавшейчемодан с вышарканными уголками и рюкзак, из которого выглядывал зеленый чайник. Потом записал решительно все, что смогли припомнить Сонины подружки, сказал на прощанье: «Ну что же, разберемся», и отправился к себе в милицию.
Весь день в общежитии было тревожно. Девушки-новоселы никак не могли успокоитьсябегали то в милицию, то в райком комсомола, то в редакцию газеты и всех просили помочь найти Соню.
Девчонки, собравшиеся уезжать, всячески успокаивали их и приводили пример с Нюшей: они думали, что она пропала, и тоже подняли на ноги весь поселок, а между тем оказалось, что Нюша уехала на корабле. Пример был убедительный, но успокоения не внес.
Поэтому, когда под вечер в Валину комнату постучалась и вошла Нюша, Валя испуганно вскрикнула, точно увидела привидение, а Катя побледнела и схватилась рукой за сердце.
Девочки, милые!.. Как я рада!.. залепетала Нюша и заплакала от этой своей радости.Катя, милая!.. Ох, господи!.. Она переступила через чей-то чемодан, бросила на пол сетку, набитую книжками, и попала в объятия Кати.
Девчонки во все глаза смотрели на Нюшу и не узнавали ее, до того она изменилась и лицом, и фигурой. Лицо ее в коричневых пятнах распухло, и вся она была круглая, как бочка.
С ума сойти! Откуда ты взялась? наконец спросила Катя, нацеловавшись с Нюшей.
С двести пятого километра, улыбаясь и плача, торопливо объясняла Нюша. Я к вам сто раз собиралась, но разве вырвешься? Мы там мост через речку строим. Такая речка капризная А начальник у нас, девочки, такой человек замечательный! Ах, девочки, если бы вы только его повидали!
С ума сойти! Ну просто с ума сойти! повторила Валя Катины слова. Мы ведь думали, ты с «Онегой» назад вернулась.
Ну что вы! заулыбалась Нюша. Меня Лешка обманом тогда увез. Сейчас вы его увидите, он в магазин побежал, а машина наша здесь стоит.
Девчонки наперебой заговорили:
Какой Лешка? Куда он тебя увез?
Так ты не уехала?
А мы в милицию тогда заявили!
Да расскажи нам толком! Садись, не стой!
Вдруг Нюша ойкнула, присела на кровать, испуганно сказала:
Ой, кажется, началось Ой, мне в больницу скорей надо
Сейчас, сейчас засуетилась Катя. Ты не бойся, мы тебя доведем. Здесь же рядом
В день отхода корабля все девчонкии Валя, и Катя, и Шура, и Вика, и Томка, и те, кто уезжал, и кто оставалсятолпились под окном больницы. За стеклом стояла бледная, втрое похудевшая, улыбающаяся Нюша и показывала им запеленованного сына.
Очумелый от счастья, Лешка влез на подоконник и кричал в стекло:
Нюша, назовем его Мишкой! Мишенькой назовем!.. А лучше Володькой! Владимир Алексеевич, Вова!.. Или не надо?.. Как ты думаешьМишкой или Володькой? А Нюшенька?
На крыльцо вышла женщина в белом халате и умерила Лешкин пыл.
Папаша, сказала она, вы расколете стекло. Ай-я-яй, такой большой, взрослый человек, а ведете себя как ребенок.
Лешка спрыгнул на землю, виновато развел руками:
Извините
Прибежал запыхавшийся Коля Коржик, притащил целую авоську оранжевых апельсиновраздобыл на корабле.
Сказал достану, значит достану! Он поднял и встряхнул авоську. Ну и жизнь, скажу я вам, у моряков: живутапельсины жуют, мне бы их заботы! Да, мне бы их заботы!
Лешка схватил авоську, пошел передавать апельсины Нюше, а Коля Коржик подмигнул своей Верочке, потом жалобно сказал Кате:
Катюша, прости меня, негодяя. Хочешь, я публично покаюсь?
Ладно, прощаю, улыбнулась Катя. Но все равно ты нехорошо сделал.
Неужели ты хотела, чтоб я предал Лешку? Нет, ты серьезно хотела? Я ведь сам когда узнал? Зимой узнал. Лешка приехал, по секрету сказал.
Да ну тебя, отмахнулась от него Катя. Все знал и молчал, а мы, как дурочки, в милицию бегали.
Правильно, Катюша, ругай его, подлеца! весело сказал Коржик. Так ему, Коржику, и надо!
От больницы не расходились долго. Нюша еще не раз подходила к окну, жестами переговаривалась с девчонками, а Лешка еще не раз взбирался на подоконник и прилипал к окну.
Ночью «Витязь» дал три прощальных гудка и покинул порт, увозя всех, кто хотел уехать. Шура Минаева в последнюю минуту передумала и осталась в поселке. Она вдруг рассудила, что если Катя уезжает, ей лучше всего остаться в Каменном Сердце, где живет Алик Левша. Не могла же она знать, что ровно через два дня после ухода «Витязя» Алик Левша возьмет расчет и улетит в неизвестном направления.
Жизнь в Каменном Сердце покатилась дальше, побежала своим чередом.
Но дальше тоже было немало всяких интересных и неинтересных событий.
Например, трижды собирался рухнуть Дом культуры. Сперва крепко наклонилась его правая сторона, но как-то выстояла. Потом, месяца через два, крен покосил левую сторону. А потом был какой-то сильный толчок в фундаменте, После чего обе стороны странно выравнялись, и больше никогда никаких ни трещин, ни перекосов здание не давало.
Всякие курьезные штуки сотворились и в те дни, когда пришло тревожное известие, что с Курил на Каменное Сердце надвигается волна десятиметровой высоты. Волну решено было встретить эвакуацией в сопки. А еще решено было, что эвакуация в сопки начнется по условному гудку котельной. Поскольку гудок в котельной накануне забарахлил, его принялись чинить в срочном порядке, и ремонт возглавил Коля Коржик. Гудок починили ночью, и Коржик тут же опробовал его работу, послав в воздух условный сигнал, по которому следовало начинать эвакуацию. Жители с вещами выскочили по тревоге из домов и, не обнаружив у подъезда необходимых на случай эвакуации грузовиков, пешим ходом припустили в сопки, того не зная, что грозная волна давно спала и растворилась в водах Тихого океана.
Такое легкомысленное обращение с гудком Коржику, конечно, не прошло даром, а закончилось для него строгим комсомольским выговором.
Ну и еще масса всяких всячин происходила и происходит в Каменном Сердце, а заодно и в жизни вновь приехавших новоселов.
Но об этом как-нибудь в другой раз.
А пока хватит. Точка.
Пурга уходит через сутки
1
Еще с вечера все было решено. Еще с вечера Платон Ушаров знал, что утром полетит к Медвежьей сопке, снимет поисковую партию Красова. Того самого известного геолога Красова, которому каждый год не хватает весенне-летне-осенних месяцев для изыскательских работ и которого каждый год прихватывают в тундре крутые морозы. Его партию приходится в срочном порядке самолетом перебрасывать на базу.
Еще с вечера было решено, что, сняв геологов, Ушаров сделает два рейса на полярную станцию близ Конергино. Что касается дальнейших рейсов, то их пока разрабатывало и утрясало начальство.
Но уже под утро весь стройный график полетел вверх тормашками.