Вы не находите, господин профессор, что вино обязано пахнуть вином, а не чем-нибудь посторонним? Я не пойму, зачем вину пахнуть хлебом?
А что такое запах вина? ответил Широкогоров вопросом и, видя, что Гаррис не склонен продолжать спор, дал знак Светлане очистить стол от бокалов.
Сейчас мы попробуем наше коронное виномускат. Это лидер наших вин.
Светлана внесла на подносе четыре золотящихся на свету бокала, и Широкогоров первый осторожно поднес свой бокал к лицу, как цветок.
Я вас спрошу, вы чувствуете медовый запах лугов? Чувствуете или нет?
Собственно говоря, не совсем, смутился Гаррис. Во всяком случае, доктор, не лугов.
В таком случае выпейте залпом, чтобы освободить посуду. Вам, милый мой, надо пить разведенный на спирту сапожный крем, добавил он, как бы шутя.
Гаррис рассмеялся.
Мне нужно пить неразведенный спирт. А лугая сам могу вообразить, господин профессор. Да и зачем мне запах лугов, когда я пью вино? Это оригинально. Чисто по-русски.
В нашем словаре есть слово: «вдохновение». Так вот, вино, которое я создаю, существует, чтобы вдохновлять людей. Оно пахнет ассоциациями, жизнью. Вино, что вы опрокинули в себя залпом, должен заметить, обычно пьют маленькими глотками. Оно пробирается к вашему спинному мозгу, как воспоминание о странствиях и путешествиях, о золотых лугах на высоких скалах, и вы молодеете, если стары. Грудь ваша дышит таким широким простором, глаза ваши прикованы к таким далям, что все трудное представляется легким, неразрешимоепростым, далекоеблизким. Это вино кажется мне, поэтически говоря, душой пастуха-горца. Склоны гор в густых виноградниках, далеко внизуморе Зной, тишина, просторы, а он, опершись на герлыгу, поет в треть голоса о прадедовских походах. Впрочем, извините великодушно за неуместное лирическое отступление Пойдем дальше Вот это второй тип нашего белого муската. Онсосед первого Их разделяют какие-нибудь двадцать километров вдоль побережья, но понюхайтеэтот второй почему-то нежнейше пахнет цитроном. Откуда? Совершенно непонятно. У нас, как известно, цитрусовых нет. Наше вино не знает к тому же никаких чужеродных примесей. И, вероятно, мы так никогда и не узнаем происхождения этого странного запаха.
Так пахнет на океанских пароходах. Это запах странствий, открытий. Второй мускат представляется мне душой моряка, пересекшего все океаны и испытавшего все штормы, а на старости лет мирно рассказывающего о путешествиях у порога своего дома. Ну-с, так Теперь вот перед вамимускат розовый. Он отличается от первых двух только цветом да той весьма странной и тоже пока еще необъяснимой чертой, что он пахнет розой, нозаметьтене каждый сезон. Аромат розы посещает его как бы в особые годы. Вино это чрезвычайно красиво, женственно. Вы слышали старую сказку о соловье, влюбленном в розу? Будь я поэтом или сказочником, я бы обязательно создал сказку о виноградном кусте, влюбленном в цветок розы.
Ну, это просто замечательно, сказал Гаррис. Сентиментально, как в Америке. Но слушайте, доктор, как вы можете заниматься всеми этими гармоническими глупостями, когда ваша страна в развалинах? спросил он, пряча в карман блокнот.
Я готовлю ей эликсиры торжества, милый друг, вина Победы, вина отдыха и уюта. Нельзя жить только сегодняшним, ибо оно чаще всегонезаконченное вчерашнее. Истинное настоящее всегда впереди.
Гаррис без приглашения налил себе почти полный стакан муската и долил его мадерой.
Широкогоров неодобрительно покачал головой.
Никогда не могу понять людей, пьющих коктейли. Пить так неаппетитно
могут только англичане и американцы, знаю! Кто идет впереди всех? Русские! Кто ест лучше всех? Русские! Кто пьет вкуснее всех? Русские! Знаете, я это уже слышал и хорошо знаю цену подобным высказываниям.
Видите ли, господин Гаррис, дело тут не в том, что мы едим лучше всех, мы едим, может быть, и хуже вас, но давно уже заслужили лучшую жизнь за очень, очень многое. Вы этого не запишете? Очень жаль.
Душа здешних вин не так воинственна, как ваша, господин профессор.
И очень жаль. Нам еще понадобятся качества воинственные.
К чему? Вы же собираетесь закончить войну еще в этом году, и фашизм будет разгромлен, как я понимаю.
Германскийда, но вы, господин Гаррис, займете место поверженного, вы станете самым ярым защитником капитализма в его злейших формах. И таких, как вы, немало.
Почему же я? Гаррис снова взялся за блокнот. Это просто замечательно. А Рузвельт, вы считаете, тоже может когда-нибудь сделаться защитником фашизма?
Почему же непременно защитником фашизма? Он может стать рядом с нами.
Ах, вот как! Но почемупоследний вопросвы пророчествуете сие в отношении Америки? Разве же Англии не более подходит фашистское качество?
Англия Черчилляваша содержанка. Эта дама весьма почтенных лет рискнула связать свою судьбу с молодым ловеласом, обещая, что оставит ему хорошее наследство, если он ее будет любить, пока она жива.
Ну, все! Я на вас сегодня заработаю, как давно не зарабатывал, господин профессор. До свидания, благодарю вас, и Гаррис зло рассмеялся.
Сказать, что Англиянаша содержанка!.. проворчал он, садясь в машину. Вы слышали, конечно?
По-моему, старик настолько прав, что об этом даже неинтересно говорить. Ведь есть две Англии, одна из нихваша содержанка.
Мы не настолько богаты, чтобы содержать Англию.
Но и Англиясогласитесьне настолько богата, чтобы отдаваться вам даром.
Воропаев приказал водителю подняться в горы, к детскому санаторию Мережковой.
Дети обедали.
Воропаев ввел гостя в комнату «философов», где были в сборе все, кроме Зины, но и она прибежала, узнав о приезде американца, и, как всегда, начала тотчас рассказывать о себе и товарищах.
Шура Найденов, не отрываясь, читал какую-то книгу, переворачивая страницы палочкой с шершавым резиновым наконечником, которую он держал в зубах.
Это не гуманно, сказал Гаррис шепотом, хотя, вероятно, не допускал, что его английский язык может быть здесь кем-нибудь понят.
Что не гуманно?
Не гуманно заставлять жить это несчастное существо. Вы понимаете, что я хочу сказать.
Вы думаете, господин Гаррис, что, обладая парой рук и парой ног, вы намного счастливее его? И что гуманнее дать возможность жить вам? Так я вас понял?
Да. Так.
Я не согласен.
Гаррис между тем не унимался.
Так скажите мне, для каких экспериментов существует это дитя? спрашивал он Воропаева. Вы так уж уверены, что из него вырастет обязательно гений?
Допускаю, но не настаиваю на этом.
Так что же в таком случае вы рассчитываете вырастить?
Человека. Впрочем, почему бы вам самому не расспросить его, этот мальчик немного говорит по-английски.
Не взглянув на Найденова, который по-прежнему читал книжку, Гаррис вышел из комнаты и, ни с кем не простясь, направился к машине.
Возвращались нижней дорогой, шедшей у самого моря.
Водитель спросил Воропаева:
Что, не понравилось ему, видно, наверху?
Не понравилось.
Да, не та дегустация.
Дорога вилась между виноградниками, пустыми и грустными в это время года. Голые лозы серыми закорючками торчали по склонам, и как-то не верилось, что летом они оденутся в нарядную листву и будут выглядеть живописно.
Сторожевые будки, в которых осенью сидели сторожихи, были тоже безлюдны, и вообще ни одна живая душа не попалась им навстречу, будто они ехали по земле без людей.
Водитель круто остановил машину у придорожного колодца и обернулся к Воропаеву.
Скажите ему, товарищ полковник, что в этот колодец немцы бросили живьем двоих ребятишек моего шурина.
Воропаев перевел.
Гаррис молчал.
Я, как вернулся из партизан, сам лазал вниз, опознал. Ух, жуткое дело! Вспомнить страшно. У одного, младшенького, семи лет парнишки, ножки были только сломаны и ребрышко, от голода, видно, помер, а у старшего, тринадцатилетнего, голова, сразу, видно
У Гарриса побелели губы.
Есть вещи, о которых нельзя говорить вслух, сказал он.
Тогда бы нам пришлось слишком часто замолкать. И они не разговаривали до самого городка.
Следующий разговор Воропаева с Гаррисом произошел на городской набережной.
Гаррис уверял, что русские не любят американцев, а Воропаев объяснял ему, что дело не в любви.
Но у нас никто не может понять, почему ваша страна поддерживает самую реакционную политику. Ведь послушайте, Гаррис, вы не станете отрицать, что Англия потеряла в этой войне все свои преимущества и что победа ничего хорошего не принесет ей?
Да, это, пожалуй, так.
А вы же не станете отрицать, что у вас многие хотят забрать себе все доходы победы.
Нет, вот тут вы нет, нет, тут вы не правы.
А я вам говорю, что ваши банкиры стремятся к одномупревратить Америку в крепость милитаризма, и Черчилль будет благодарить небо, что он вовремя воспитал из них таких добрых милитаристов. Черчилльих бог, а не Рузвельт. Рузвельт для них слишком хорош. Они давно уже заслуживают худшего президента, Гаррис.
Можно вам когда-нибудь написать, Воропаев? неожиданно спросил он.
А зачем? Если вы изменитесь, я услышу о вас и без писем, а если останетесь тем, чем являетесь сейчас, к чему тогда ваши письма?
Пожалуй, верно.
Они разошлись, хотя им очень еще хотелось поговорить.
Беседа с Гаррисом так взволновала Воропаева, что он с радостью воспользовался первым же удобным случаем уклониться от дальнейших встреч с приезжим.
И все-таки ему еще раз пришлось встретиться с Гаррисом. Иностранные журналисты собрались на экскурсию в Севастополь, и Воропаев оказался снова нужен.
Только что приехавший из обкома Васютин лично заехал к нему, чтобы попроситьв качестве одолженияне отказываться от этой поездки, как он несколько раз подчеркнул.
Воропаев не был еще знаком с Васютиным, и ему понравилось, что тот заехал запросто, без начальственного высокомерия, да и внешне Васютин произвел приятное впечатление.
Это был широкоплечий толстяк с копною вьющихся русых волос и обаятельной в обе щеки улыбкой, от которой каждый раз розовело его довольное лицо.
Я уже сказал Корытову не мучить вас. Но ведь и токого, как не вас? Народу нет. Я вам и так еще одно попутное заданьице подкину. На местную тему.
Я, товарищ Васютин, тоже здесь без году неделя, не старожил.
Не старожил, так станете им. Уезжать пока не собираетесь? Мало-мало устроились?
Более или менее.
Скорей, пожалуй, менее, чем более, как я слышал. Ну, обживетесь. По внешности Васютин был типичным партийным работником, подвижным, но не суетливым, с решительной категоричностью в жестах. Таким он был не столько по характеру, сколько по положению, автоматически выработавшему в нем за многие годы повадки командира, не умеющего медлить и запаздывать.
Васютин все делал сейчас же и сразу, как только перед ним возникала какая-нибудь задача. Он откладывал только то, что уже определилось как удавшееся или окончательно безнадежное. На коммунистов области он должен был производить впечатление человека цепкого, упрямого и насмешливого. Воропаев знал по многим отзывам, что Васютина уважали за простоту, за уменье впрягаться в новые дела, а главноеза способность, очень бросающуюся в глаза: запоминать имена, отчества и фамилии многих тысяч людей, составляющих актив области.
Пока Воропаев возился с костылямион дома никогда не носил протезаи причесывался перед зеркалом, Васютин, глядя в окно, нетерпеливо постукивал карандашом по раскрытому блокнотику.
Я слышал, что вы, товарищ Воропаев, маленько недооценили свои силы или, скажем так, переоценили болезнь, рано ушли на покой, сказал он, разглядывая улицу.
Ушел я, может быть, действительно рано, да ведь, как говорится, ранения и болезни не выпрашивают, а получают.
Это-то я понимаю. Я не в обвинение. Я сожалею.
А-а, что же, спасибо тогда за внимание.
Вы на нас, тыловиков, между прочим, не сильно огрызайтесь. Мы вашего брата, фронтовика, тоже в разных лицах видали. Не всякий фронтовикпередовик. Погоны да ордена нас не гипнотизируют, товарищ Воропаев, и вас, мне кажется, тоже не должны гипнотизировать.
Воропаев промолчал, выжидая, что будет дальше.
Это я не о вас. Что касается вашей персоны, то о вас неплохо отзываются, неплохо, договорил Васютин.
«Типичная оценка аппаратчика, подумал Воропаев:сказать «хорошо»боязно, сказать «плохо»неверно», и так как ему был неприятен начавшийся разговор, подсел к столу, сказав:
Я готов. Слушаю вас, товарищ Васютин.
Гость, в полглаза взглянув на него, с размаху поставил глубокую точку в блокноте.
Да. Так вот. Начну собственно с конца. Вчера товарищ Сталин возвращался с конференции к себе пешком. Устал, видимо хотел развлечься. Шел нижним шоссе. Знаете? И обратил он внимание на обилие у нас пустых склонов. «В чем дело?»спрашивает. Говорю: «С водой туго, Иосиф Виссарионович. Табаки не пойдут, для виноградников высоковато, под маслину оставили. И полезно и воды не надо» А он мне: «Так я, говорит, и маслины там никакой не вижу. Где же она?»
А ведь правильногде же?
Безусловно правильно. Мы, признаюсь вам, сами об этом думали, да руки все не доходили. Текучка нас заедает, будь она проклята. Так вот, я вас хочу попросить: поедете вы сейчас с гостями природу им нашу показывать, поприкиньтегде бы, сколько и как. Мы, конечно, потом специальную комиссию наладим
Воропаев пренебрежительно махнул рукой.
Только деньги тратить. Я сторонник ферганских методов. Комиссии комиссиями, а на пятки им наступал колхозник с кетменем.
Опыт, что и говорить, замечательный, с завистью сказал Васютин, но я побаиваюсь его: время другое. Заметьте, что в Фергане началикогда? В тридцать девятом! Какой годище, помните? Этот их починне от бедности шел, а от избытка сил, от удали, что ли Какая силушка бурлила в крови! Так ведь? А о чем мы можем сейчас мечтать, когда весь народ на войне и мы с вами в состоянии только один другого мобилизовать?.. Да. Так вот. Поприглядитесь, пофантазируйте. Я иной раз думаюпора бы нам иметь специальных мечтателей вроде агитаторов и пропагандистов.
На зарплату сядути мечты прочь!
Тоже верно.
А поехали вместе, товарищ Васютин! предложил вдруг Воропаев. Ему нравился этот нетерпеливый человек. До перевала я с вами, там заночую у метеоролога, а на рассвете примкну к экскурсии журналистов.
У Зарубина заночуете? С ветрами беседует который? Байбак, Васютин почесал карандашом висок, прищурил глаз, соображая, есть ли у него время, и неожиданно согласился.
Шоссе за городом поднималось круто вверх, и там, где в первое утро после приезда Воропаев мечтал о собственном домике, виллис Васютина случайно и остановился. Крутой каменный сброс, окаймленный узкими пустырями, давал повод для размышлений.
Тут бы вот и поставить контору совхозацентр близко, шоссе рядом, до причалов рукой подать, сразу же предложил Васютин, приглашая Воропаева высказаться.
Я мечтал тут как-то о собственном домишке, посмеиваясь, сказал тот.
Не подняли бы.
Не поднял бы.
Маленькое почти всегда тяжелее большого.
Пожалуй. А контора здесь к месту. Тут вообще, знаете, хочется превратиться в проводника будущих строек, до того все незаселено, невозделано еще.
Возьмите-ка, пожевать надо, Васютин вынул из кармана сверточек и предложил Воропаеву бутерброд.
Спасибо. А поглядите-ка, тут и вода должна быть. Вон, видите, ложе потока? Небольшое водохранилище и
Точно. Людей бы только, людей.
Войнабоюсь грубо сказатьхорошую службу нам сослужила: показала, чего можно достичь, если всем народом на одно дело навалиться
Лет через пятнадцать тут замечательная здравница выстроится.
Безусловно. Именно выстроится. Хорошо сказали. У нас оно такименно выстраивается, как бы вырастает.
Теперь бы нам туда, к той бухточке перекочевать.
Ту бухточку я уже окрестил Счастливой. Роскошное место. Сплошной сосняк, вы видите? Там воздух, как настой, ей-богу. На берегу солью пахнет, а в воду полезешьсосной отдает. Мне один здешний врач как-то даже целую лекцию прочитал о значении морской воды для здоровья. Она, дескать, как солевой раствор, является электролитом, таким же электролитом является и человеческое тело. Значит, при взаимном контакте между ними должны возникать электрические токи и обмен ионами. Свободно существующие в морской воде ионы солей проникают в тело, а из него выделяются в воду различные там ядовитые вещества.