Я перестала ездить к бабушке Любе по субботам. Меня никто не упрекал, ни она, ни моя бабушка. Но один раз моя всё же попросила меня поехать. Надо было отвезти лекарство. Что-то для сосудов. А мне так не хотелось! Мы с Олегом столько всего напланировали на эту субботу! Я была расстроена. Рассказала ему. Мне так хотелось провести эту субботу с ним! И я предложила: «Может, ты со мной съездишь? Это недолго, до обеда только!» Он кивнул. Теперь я понимаю, что он не хотел. Но тогда я не заметила. Или не захотела замечать. Всё, чего мне хотелось, это быть рядом с ним.
Данька молчал.
Ты не ревнуешь? спохватилась я.
Ревновал бы. Если бы у тебя была другая интонация. Эта мне не очень нравится. Рассказывай дальше.
А дальше мы приехали к бабушке Любе. Она вскочила с кровати, стала нас обнимать. Олег дёрнулся с отвращением, когда она до него дотронулась. Этоя заметила. Но тут же оправдала его тем, что он просто не привык. Мне кажется, все легко оправдывают тех, кого любят. Бабушка Люба усадила нас, налила нам чаю. Олег не притронулся ни к кружке, ни к печенью. Сидел, смотрел мрачно в окно, не вникая в разговор. А потом бабушка Люба сказала: «Молодчина, Вер, что приехала. Так я по тебе соскучилась. И по Кате ужасно». Катя это моя бабушка, Екатерина Тимофеевна. Они жили раньше в одном доме в Измайловском. «Помню, говорит, как мы с ней по парку гуляли. Хорошо нам было, молодые, здоровые!» Я и говорю: «Да вы и сейчас молодая и здоровая!» Дань, ты понял, почему я так сказала?
Я похож на идиота?
Олег вот не понял. Он как раз на меня, как на идиотку, посмотрел. И одними губами повторил: «Молодая?!» Мне как-то не по себе стало, словно он меня в чём-то нехорошем уличил. И я заартачилась: «А что, говорю, сейчас разве не погуляете по парку?» Мне так хотелось доказать Олегу, что она, может, и не молодая, но «как молодая» точно! А она смеётся: «По парку, может, и погуляю». «Ну и поехали, говорю, в следующие выходные в Измайловский парк. А маму попрошу, чтобы она бабушку привезла туда. Сюда не получается, её в маршрутке укачивает, а там на метро». «Милая Вера, улыбнулась бабушка Люба, у меня уже не те ноги. В парке, может, и погуляю. Но до парка не доберусь». Олег приподнял брови: мол, довольна ты? Нет, я была недовольна. И брякнула: «А мы вас на такси отвезём!» Олег аж побелел.
Ну, я бы тоже на его месте, вставил Данька, это же сколько стоит из Подмосковья на такси до Измайлова?
Полторы тысячи рублей, отчеканила я.
До фига же. Но я бы нашёл, поторопился добавить Данька, наверное.
Я вздохнула.
Бабушка Люба стала меня убеждать, что, мол, дорого, не надо. А для меня это как барьер. Ты же видишь, какая я?
Упрямая.
Точно.
Как коза Розка.
Розка это корова. Ты ж читал в детстве «Папу, маму, восемь детей и грузовик»? В общем, я начала её переубеждать. Что, мол, не так дорого, как она думает. И что это будет отличная поездка. И когда она уже почти согласилась, Олег сказал мне: «Давай выйдем?» Мы вышли в коридор, и он спросил: «Ты с ума сошла? У тебя есть три штуки?» «У меня полторы, говорю, ты мне не дашь взаймы?» Он взвился просто: «Хочешь потратить три штуки, чтобы две бабульки посплетничали о тебе же на скамейке? Они что, по телефону не могут это сделать? Бесплатно!» «Олег, говорю, они же не виделись кучу лет. Обе будут счастливы». А он цедит: «Да я смотрю, ты наизнанку вывернешься ради их счастья Торчишь тут, слушаешь ахинею, которую они несут. Тебе что, правда интересно слушать, как она пересказывает программу «Жди меня»?! Кружки их облизываешь. Ты хоть видела, что в твоей кружке белые следы от кефира?» «Я их смыла!» «А кипятком обдала? Ты представь, сколько тут инфекции!» «Не хочешь, не пей», растерялась я. «Как же, не пей! горько сказал он. Вы же потом мне устроите. Ах-ах, не уважил, не попил чайку. Да даже если не пить. Она же обниматься сразу полезла. Какого фига, а? Мне что, приятно это должно быть?» В общем, я разозлилась ужасно.
Я помолчала и продолжила с трудом.
Если бы я не разозлилась, всё могло бы быть по-другому. Но я закричала: «А что в этом неприятного?!» Как бешеная заорала. И он тогда в ответ заорал: «Да меня тошнит от твоей бабки! От её чая, от всего этого вонючего места тошнит! И если ты в следующие выходные хотела покатать двух вонючих бабок за моё бабло, то могу сказать только одно иди ты!» Знаешь, я только тогда поняла, какой он на самом деле. «Сам, говорю, иди. На все четыре стороны». Он и свалил. В сторону остановки. Тут же.
Всё? спросил Данька.
Нет, хмуро ответила я, я вернулась к бабушке Любе. Она слышала последнюю фразу Олега. Что его от всего тошнит. Я попыталась её как-то переключить, разговорить. Но по её глазам было видно она всё перебирает в памяти слова этого придурка. Наконец, я уехала, пообещав, что или найду недостающие полторы тысячи, или накормлю свою бабушку средствами от укачивания и притащу сюда в следующие выходные. Бабушка Люба обняла меня на прощанье. Но так, осторожно, как будто боялась, что мне это тоже противно. Той ночью она умерла. Сердечный приступ.
Мы помолчали.
Да, наконец, сказал Данька, сказать тут нечего.
Мне тоже нечего было сказать. Долго ещё.
Ты ощущаешь свою ви Ну как бы у тебя есть чувство ви короче, ты поняла! У тебя есть это чувство?
А ты как думаешь?
Слушай не знаю. Это может быть совпадением.
Да, бабушка тоже так говорит. Она даже пытается вспоминать её так, знаешь, легко, ну, типа, к слову пришлось
Может, правда к слову приходится!
Может, и приходится, Дань, но только мне каждый раз больно.
Бедный ты мой человек.
Да нет, я улыбнулась через силу, всё окей. Я себя вполне контролирую. Просто бывают моменты. У бабушки есть чемодан с париками
Вер, погоди! Ну правда же! Это же вполне может быть совпадением! Она ведь могла расстроиться по любому другому поводу!
У бабушки есть чемодан с париками, продолжала я, бабушка Люба работала костюмером в Театре Натальи Сац. И вот эти парикивсё, что осталось от бабушки Любы. Я даже смотреть на них не могу.
Вер.
Ну?
А к кому ты ездишь сейчас?
Да ко всем подряд.
И только не убивай, ладно? Зачем?
Как я тебя убью, мы по телефону разговариваем?
Интонацией своей. Молчанием. Так зачем?
Я молчала. Не потому что хотела убить Даньку, конечно. Я давно научилась относиться снисходительно к людям, которые не были внутри моей ситуации. Просто думала, как объяснить Сама-то я считала эти поездки чем-то вроде наказания. Мне не хотелось туда ездить. Там вещей, от которых начинало болеть сердце, было гораздо больше, чем в чемоданчике за шкафом.
Её бывшая соседка, её кресло в холле, её стул в столовке, её любимые тряпочные цветы в вазе у телевизора, её любимые собаки, которых она подкармливала, её любимый маршрут для прогулкимимо амбулатории, через детскую площадку. Каждый раз, когда мы гуляли мимо этой площадки, мы шутили. «Ну что, бабушка Люба? С горки скатимся?» И она каждый раз придумывала что-то новенькое, вроде: «Нет, сегодня мокро и грязно!» или «Нет, на мне парадно-выходное платье, Веруня!».
Ладно, попробую угадать, подал голос Данька, ты типа обета дала, да?
Да, с облегчением согласилась я.
Пусть считает обетом. Слово «наказание» ему явно не понравится. Начнёт спорить, доказывать Зачем?
А мне с тобой можно?
Я подскочила на стуле, оперлась руками на стол, свалила карандашницу.
Нет! Не надо! Ни в коем случае! Второго такого раза я не переживу!
Да перестань, я не брезгливый. Могу и из кружки с кефирными разводами попить.
Нет, Данька, не надо! Ты что, ещё не понял? Это совсем не фан!
А я не хочу быть для тебя только «фаном», сказал Данька, я хочу быть с тобой всё время. Даже, когда тебе не слишком весело. Что ты там говорила про «жизнь серьёзную штуку»?
Глава 13
Чудесная Светлана Романовна
Я оделась как обычно синие брюки, голубая водолазка, бежевая стёганая куртка с ремнём некий компромисс, на который я иду каждую субботу. Замшевые ботинки, не на каблуке на небольшой танкетке. Волосы распрямила и заплела в тугую косу. В общем, выглядела элегантно, но строго. И выражение лица тоже нацепила строгое, чуть-чуть равнодушное. Что-то вроде: «навязался этот Белых на мою голову, что поделаешь». Главное быть серьёзными. Ведь Дом П это не место для шуток.
Но Данька уже от остановки начал валять такого дурака, что удержаться от смеха было невозможно. Увидел рядом со стройкой каких-то рабочих в оранжевых фуфайках, которые сидели на скамейках и лопали быстрорастворимую лапшу, и как дёрнет меня за руку:
О! Смотри! Пошли с ними затусуемся! А то я сегодня не позавтракал!
Отстань!
Ну пра-авда! Я такой голодный! Готов у вороны сыр отнять! Может, от тебя кусочек откусить?
Он схватил мою руку и поднёс к губам, но я её вырвала.
Дань, уймись, а?
Ну вот, обиженно надулся Даня, мне теперь умирать с голоду? Хорошо, что я с собой догался термосок с чаем взять!
Что? не поверила я. Ты взял термос? Зачем?
А подумал: вдруг чайку захочется!
Но почему ты дома не позавтракал?
А не хотелось!
И где ты собираешься этот чай пить?
На остановке автобусной.
С ума сошёл! Это негигиенично!
Ха. Ещё попросишь у меня чайку-то.
Ни за что на свете, покачала головой я, у меня, в отличие от тебя, всё по плану. Встал и позавтракал. Выехал. Вернулся пообедал. Нечего тут устраивать цирк!
Ты как тот мужик в анекдоте, откликнулся Данька, помнишь? Как на фуршете подали закуски. Один ест, наедается. Второй даже не притрагивается. Горячее подали. Первый набросился. Второй даже не посмотрел. Сладкое подали. Первый порцию схватил и ко второму подходит: «Слушай, говорит, тут всё бесплатно! Ешь!» А второй: «Я не хочу!» А первый: «Ну бесплатно ж!» Второй: «Слушай, отстань. Я когда хочу ем. Когда не хочу не ем». А первый ему: «Ну ты прям как животное какое-то!»
Во-во, засмеялась я, и вообще, Даниил. Перестань ржать! Мы едем в серьёзное место! Там не до смеха. Там люди со своими проблемами. С ними надо разговаривать се-рьёз-но.
Тогда мне надо в аптеку, весьма серьёзно говорит Данька.
Зачем?
За пластырем. Заклеишь мне рот, и я буду оч-чень серьёзным! Ну или жгут мне наложишь. Чего у них там есть? Или мне пол-литра слабительного у них дерябнуть? Вот тогда мне точно будет не до смеха!
Фу, ну и шуточки, морщусь я, но всё же фыркаю.
В общем мало того, что мы туда ехали и хохотали, почти не переставая, так он умудрился влить в меня свой чай на автобусной остановке уже в Ромашкове. Чай у него оказался заварен с палочками корицы и кусочками апельсиновой цедры, а это всё вместе так пахло!
Местные жители шли мимо остановки и оглядывались. То ли смотрели на двух московских психов, которые распивали чаёк на остановке, то ли им тоже хотелось отхлебнуть из Данькиного термоса.
Но больше всего меня поразили мои старушки-подружки из дома престарелых! Они вели себя совсем не так, как в те дни, когда я приезжала одна. Знаете, что они рассказывали мне? Что у них слабое зрение! Что слабый слух! Что храпит соседка. Что дышать нечем, а не проветрить сразу простужаешься!
А тут? Все сразу стали с Данькой кокетничать и хихикать. И он хорош! Пришёл и спрашивает, громко ещё так, на весь этаж:
Что, достала вас тут всех моя девушка?
«Моя девушка», повторила я одними губами. Он сказал «моя девушка»? Мне не послышалось?
Ох, достала, согласилась сразу Светлана Романовна, старушка, которую мы навещаем сегодня, сил наших нет её развлекать!
Я кисло улыбнулась. Везёт мне сегодня на шутничков. Сначала один, потом другая!
А вы замок амбарный повесьте, чтобы она к вам проникнуть не могла, посоветовал Данька, и я незамедлительно пнула его в бок.
Да если бы они тут продавались, со вздохом проговорила Светлана Романовна, и вообще, вы чего притащились? Погода прелестная!
Она глянула в окно, где как раз всё потемнело и нахмурилось.
Шли бы в музей вдвоём! На импрессионистов смотреть. О, я бы дорого дала сейчас за возможность сходить в Пушкинский музей! А вы не цените свою свободу, таскаетесь по каким-то бабкам! Ой, а это ещё что? Не надо! Не надо этого!
Это она про то, что я стала выгружать из Данькиного рюкзака пастилу, зефир и овсяное печенье. Она каждый раз вопит, что не надо было ей привозить ничего. И я каждый раз бормочу: ну как же не надо надо же
А почему это не надо? прищуривается Данька.
Да чтобы вас не разорять!
А мы и не разорялись, пожимает плечами Данька, мы это всё украли, не беспокойтесь! Нет, мы банк грабанули! Ну такой, небольшой.
Небольшой банк и смысла грабить нет, с видом знатной рецидивистки заявила Светлана Романовна, вот большой да! И вообще, у вас обоих больно лица добрые! Не можете вы банк ограбить. Вот я да. Я могла бы!
Одной левой, подтверждает Данька, и они оба хохочут.
Я качаю головой, строго, как будто онирасхулиганившиеся дети, а я их мать. Светлана Романовна и правда, как расшалившаяся девчонка, сунула Даньке «барбариску». Тот развернул её и тут же выронил на пол. Конфета укатилась под диван, и Данька встал на колени, чтобы её достать.
Ты что это, милый мой? удивилась Светлана Романовна, никак предложение мне собрался делать?
Угу, пропыхтел Данька, заглядывая под диван, предложение найти конфету и уничтожить, чтобы к вам со всего дома муравьи не прибежали на пир.
А, это ладно, лукаво улыбается Светлана Романовна, а то я думаю, влюбился в одну, а предложение собрался другой делать.
Мы с Данькой оба дёргаемся от слова «влюбился». Он снова уронил конфету, которую только что достал, а я преувеличенно громко сказала:
Светлана Романовна! Чай заваривать?
Заваривай, милая, заваривай, благодушно откликается Светлана Романовна, хотя я бы не удивилась, дружочек, если бы ты мне предложение сделал. Я ведь ещё вполне себе хороша!
Точно! хором говорим мы с Данькой, и все смеёмся.
Когда чай заварен, дело доходит до историй. Светлана Романовна, раскрасневшись от горячего чая, а может, и от Данькиных шуточек, принялась рассказывать:
Вот я, в отличие от вас, молодых, была девочкой покорной и послушной. Родителей слушалась, значит! Вот как-то пришли мы в гости. Меня там положили спать. На кровать. Укрыли шёлковым одеялом. А сами чай пить пошли. Только прихватили чемодан со столовыми приборами гостевыми. Чистое серебро хранилось в здоровом таком чемодане. А чемодан стоял между кроватью и стеной. Они его вытащили, а кровать не придвинули. Ну и получилось расстояние между кроватью и стеной.
Светлана Романовна хихикнула и развела руки на полметра.
Небольшое. Но ребенку хватило. В эту дыру я и ввалилась. Вместе с шёлковым одеялом. Но, повторяю, я была ребёнком послушным! И решила, что так надо. Что такие порядки в гостях. И покорно заснула там! Прямо в дыре! А родители-то приходят меня на кровати нет. Искали по всей квартире! Еле нашли
Я хохочу, а Данька вопит:
Вот я дур-рак!
Он даёт себе щелбан и добавляет:
Надо было раньше его врубить! Это ж какие классные истории!
И Данька достаёт из рюкзака диктофон.
Я на него записал мелодии для твоего выступления и специально взял с собой, чтобы ты потом послушала, объяснил он мне.
Да ты цэрэушник, как я погляжу, усмехается Светлана Романовна.
А вы откуда знаете? парирует Данька. Сами из наших, что ли?
А то!
И где ваш диктофон? решаюсь я вдруг на шутку.
В сердце, серьёзно говорит Светлана Романовна и показывает. У меня там, в сердце иногда покалывает, признаётся она секунду спустя, и тогда знаете что я делаю? Иду к директору! И говорю ему: «Вы не забывайте! Нашу сборную пошлют на Олимпийские игры в Сочи! А мы название не придумали! Предлагаю «Олимпийские надежды».
Светлана Романовна рассмеялась и тихо добавила:
Представляете? У нас тут многие еле ходят Такие вот олимпийские надежды Но вот посмеёмся, и у меня в сердце иголочки стачиваются
Глава 14
Своя девушка, свой парень
На обратной дороге мы сидели в маршрутке так близко друг к другу, словно нас сплавили. Мы слушали музыку, которую Данька записал на диктофон, один наушник у меня в ухе, другой у него.
Это оказалась такая радость помолчать с человеком об одном и том же. Моё сердце постукивало, отдавая в виски, в запястья, в губы, особенно если он касался меня нарочно или нечаянно то мизинцем, протягивая руку, чтобы поднять с пола рюкзак, то локтем, когда рылся в рюкзаке в поисках фотика.