НЕТ! Я не хочу пить! Я хочу, чтоб ты сжалился над нашей дочкой и наднад твоим сыном!
Сыном? У меня нет сына! Как, впрочем, нет и жалости.
Это сынсын сестры Фимы ты с ней у тебя Его Яша зовут. Я усыновила и
Мне неинтересно, можешь не рассказывать о широте и доброте твоей души.
Снова подошел ко мне и ткнул мне в руку стакан.
Так вот насчет жалости. У тебя ее не было, когда ты тащилась сюда и тащила их за собой. Хотя знаешь, ухмыльнулся жуткой ухмылкой, которую я никогда не видела по отношению к себе, хорошо, что ты здесь. Мне нужно пару услуг от моего так называемого братца, и ты мне обеспечишь его сговорчивость, как и дети.
Неужели мне это говорит он, вот с таким ледяным равнодушием Боже, кто он? Дьявол? К кому я пришла просить?
Дай мне еду и отпусти меня к детям. Отпусти нас всех. Если ты больше не ты отпусти нас!
Он расхохотался, и я невольно закрыла уши руками.
Отпустить сестру Андрея Воронова? Ты сама приплыла ко мне в руки и поможешь сделать его посговорчивей. И будешь молчать о том, кто я такой иначе я отрежу тебе язык.
Прозвучало с ненавистью и так зловеще, что я не усомнилась в его словах. Это не была угроза, и черные глаза сверлили во мне дыру.
Не сестру Андрея Воронова а жену Максима Воронова! Ты забыл, что я все еще не дала тебе развод. Твои дети носят твою фамилию. Мы все Вороновы, такие же, как и ты. Твоя кровь и плоть! Максиииим! Сжалься. Я пришла к тебе умолять. Пусть ты вычеркнул меня, пусть совсем обезумел от смерти и крови, но вспомни о дочке. Нашей дочке. Твоей!
Он вдруг резко развернулся ко мне.
Я не Воронов. У меня не было фамилии никогда, и никто из вас не знает, кто я на самом деле. Поэтому насрать на развод. И на тебя. Ты мне никто. И всегда была никем!
И ни слова о детях. Бьет наотмашь каждой фразой пусть бы бил словами и о них но он избегает даже упоминать. Как будто именно это он не слышит или не хочет слышать.
Максим залпом осушил стакан с водой и швырнул его о стену. Осколки стекла символично засверкали на полу. Вот так он разбил и нашу любовь нет не сейчас а когда отказался от нас и добровольно решил избавиться от всех воспоминаний. Я бросилась к нему и вцепилась в рукав куртки.
Посмотри на меня, Максиииим. Что ты делаешь? Где ты? Я не вижу тебя Кто это кто передо мной сейчас? Где ты дел Максима, которого я так безумно любила?
Любила? усмехнулся с оскалом, не весело, а страшно, зло. Пох*й! Поняла? Мне плевать. На тебя, на сраную любовь, на всякую ху***ту, которую ты там себе придумала и пытаешься меня ею «лечить». Я никогда и никого не любил и любить не умею. И ты конченая дура, если думала, что когда-то было иначе.
Выдернул руку и грубо оттолкнул меня от себя Я бы зарыдала сейчас, взвыла бы, но не смогла произнести ничего, кроме ужасающе хриплого:
Тебя убьют здесь. ты это понимаешь? Тыты ведь умрешь здесь, Максим. Или ваши, или нашиубьют.
Прошептала я, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Боже, неужели я все еще его жалею? Неужели я в самом деле так дико боюсь, что он погибнет
Ты, кажется, пришла сюда умолять дать еды твоим детям? Так давай начинай без прелюдий, слюней и соплей. Удиви меня. Сделай что-то, чего я еще не видел от тебя. Побейся головой о стены, разорви на себе одежду, расцарапай грудь, он смотрел на меня диким остекленевшим взглядом и жутко улыбался, а вдруг она проснется моя жалость, и я отправлю тебя нахрен с парочкой сэндвичей. Рискни.
И мне стало по-настоящему жутко я действительно больше не видела перед собой Максима. Передо мной стоял Аслан Шамхадов и мне вдруг показалось, что на самом деле так было всегда.
Ты! Ничего в тебе нет человеческого? Ты все это занюхал кокаином или чем ты заглушаешь угрызения совести? меня начало трясти, словно от холода, зубы стучат, и в висках холод стынет. Мы жили вместе, спали в одной постели. Я любила тебя любым, принимала любым и готова была простить что угодно за то, чтобы наше дыхание оставалось одним на двоих Ты хочешь сказать, что все это ложь? Почему ты рвешь меня на части, Ма? и осеклась, не назвав по имени.
Дыхание? Углекислый газ, ты хотела сказать?! Все, что ты делала, было по доброй воле, и чтоб вырваться из той нищеты, которая светила детдомовке без гроша за душой. Тебе маячило лишь две дорогиили на панель, или за решетку за воровство. Но ты оказалась умной девочкой и решила, что лучше трахаться и сосать у одного, и заиметь миллионы. Думала, схватила черта за бороду, и твои сладкие дырки медом намазаны? Поверь, они самые обыкновенные, как и у тысячи других баб! Или ты считала, что привяжешь меня к своей юбке дочерью? Решила, что я теперь весь целиком и полностью твой? Ничто не сможет удержать меня, Дарина. Ничто и никто! Ни ты, ни твой ребёнок, ни братец так называемый. НИКТО! Мне насрать. Если ты в это не веришь, то у тебя большая проблема, так как и на это мне тоже насрать.
Пусть так. Пусть насрать на меня. На дочь? ТВОЮ дочь! Тоже насрать?
В горле начало драть от приближающегося истерического вопля.
Тоже насрать! равнодушно сказал он, и я бросилась на него, не выдержала. Замахнулась, чтобы влепить пощёчину, чтобы разодрать ему лицо, но Максим схватил меня за запястье, сдавил до хруста с такой силой, что я от боли застонала, а он заставил меня скрючившись опуститься на колени. По моим щекам потекли слезы, я смотрела на него снизу вверх, а он на меня не смотрел, сжал челюсти и вглядывался в никуда остекленевшим взглядом, а потом прошипел, сдавив мою руку еще сильнее:
Нет больше того человека, ясно? Даже большеего никогда не было. Ты его придумала в своей маленькой и пустой голове с розовым конфетти вместо мозгов. Шевели извилинами, начни видеть правду без розовых очков. Ты пришла сюда с определенной целью, а я озвучу тебе способ ее достижения, либо забудь о своей цели. Есть Зверь. Он был, и он будет. Из человеческого в нем только тело и голос. И интересуют его на данный момент совершенно банальные потребности. И ты либо удовлетворишь их, либо будешь сидеть в подвале, пока твой брат не согласится на мои условия.
Максим разжал пальцы, и я рухнула на пол, растирая запястье, на котором остались бордовые кровоподтеки.
Ты действительно Зверь Я, и правда, где-то просмотрела и ошиблась. Я не хочу с тобой больше говорить. Нам не о чем. Сытый голодного не поймет. Но если когда-нибудь наркота и вся дурь выветрится из твоей головы ты не простишь себе этого Если. Но я сомневаюсь, что это произойдет. Твой Зверь убил человека, которого я любила И не только его Тыубийца. И в моих глазах ничто этого не изменит. Никогда.
Неожиданно его бледное бородатое лицо озарила улыбка, сверкнули белые зубы, и я с колкой болью в сердце подумала, что его красоту не портит даже эта борода, даже этот синеватый оттенок кожи, как у ожившего мертвеца, и эти синяки под огромными впалыми глазами. Описание звучит ужасно а наяву он дьявольски красив. Мрачно и обреченно.
Он подошел к кровати и с размаху уселся на нее, откинулся на руках назад.
Ну так как насчет моих потребностей? Удовлетворишь их, и я подобрею. Иди ко мне. Можешь подползтименя это заводит.
Похлопал по колену, подзывая к себе, как собаку. И я ощутила, как тошнота подступает к горлу. Скольких он перетрахал на этой постели, на этом ковре. В этой проклятой комнате. Скольких притаскивали сюда несчастных, чтобы издеваться и насиловать их
Я сказал, ко мне подойди.
Поднялась и на ватных ногах приблизилась к нему, а он смотрит на меня снизу вверх и победоносно улыбается. Глаза сухо, лихорадочно блестят. Ему нравится меня унижать, нравится видеть, как я дрожу от ярости. Я какое-то время смотрела ему в лицо, а потом хрипло прошептала:
Ты мне противен. От тебя воняет твоими шлюхами, падалью, и я тебя презираю.
Как же охуи****но слышать от тебя наконец-то правду. «Я люблю тебя» так скучно и так банально, а главноетак тошнотворно-лживо. Предлагаю договориться. Нам ведь больше нечего скрывать друг от друга. Каждый знает, чего он хочет.
И чего ты хочешь? прошипела я, дрожа всем телом.
Прямо сейчас? Чтоб ты мне отсосала. его слова повергли меня в ступор, я застыла, ощущая, как немеет все тело. Ну так как? Отсосешь? Нет? Жаль. Придется позвать другую.
Я не выдержала и плюнула ему в лицо, а он подскочил с кровати и замахнулся, вынудив меня зажмуриться и приготовиться ощутить удар но его не последовало. Вместо этого щелкнул замок на двери:
Уведи ее, пусть вымоется, переоденется, поест. К ночи приведёшь обратно. Пусть Гульнара ею займется. Никаких охранников и грязных камер. Понял?
Понял.
Если хоть кто-то тронет пальцемвырву кадык!
Сказал очень тихо, но я все же услышала. Как будто тонкий, как паутина, луч света, пробившийся сквозь тьму. Я задыхалась от отчаянья и безысходности. Он меня не слышит. Этот Зверь. И в нем не осталось и следа от Максима, которого я знала. Животное. Жуткий хищник. А я тупая добыча, которая сама пришла к нему в руки. Я вытерла слезы тыльной стороной ладони, а внутри все высыхало, превращалось в пустыню, вымирало. Наши дети там одни, голодные, брошенные, а их отец пирует, вдоволь наглотавшись наркоты, пьет, жрет, удовлетворяет свои низменные желания.
Меня привели в комнату, завешанную коврами, с низкими мягкими топчанами. Женщина в хиджабе поприветствовала меня кивком головы и повела в соседнее помещение, где оказался душ и ванная. Она дала мне полотенце и на ломаном русском велела мне вымыться.
Отвращение поднималось с низа живота и захлестывало волной безумного отчаяния. Так же когда-то меня готовили к встрече с Бакитом, и я ждала боже, я ведь так ждала, что мой Зверь спасет меня. А сейчас он ничем не отличается от подонка и садиста, братца Ахмеда, да и от Ахмеда тоже не отличался. Лучше бы я осталась рядом с детьми. Мы бы пережили это вместе или вместе умерли от голода или от рук террористов. А я бросила их снова пошла к нему. Поверила, что он может помочь вопреки всему, что это его очередная игра и он защитит нас! Я все еще жила иллюзиями и пряталась за жалкой оболочкой той великой любви, которая сгорела в его ненависти и жажде мести всем. Как мерзко он говорил слово «братец», как пренебрежительно говорил о нашей дочери. Неужели это все правда, и передо мной настоящий Максим Воронов или как его звали всегда по-настоящему а мы все видели кого-то другого?
Женщина расчесала мне волосы, надела на меня платье, но я не смотрела ни на наряд, ни на нее. Я отключила разум. Я больше не могла думать. Я стала сплошным синяком, сгустком дикой боли, которая нарастала и грозилась меня задушить. И снова лестница, коридоры, двери, лязг замков. А от меня осталась лишь жалкая оболочка, с трудом воспринимающая происходящее. Я ломалась и не выдерживала нервного напряжения. Захлопнулась дверь, и я открыла глаза. Снова то же помещение, полумрак и тихая музыка. Постель расстелена.
Мой муж развалился на белых простынях в камуфляжной одежде. Даже не взглянул на меня, он был занят выстраиванием белых полосок кокаина на тумбе. Наклонился вперед и, вставив свернутую в трубочку купюру в ноздрю, шумно потянул полоску. Закатил глаза, запрокидывая голову и наслаждаясь полученным кайфом, а я чуть не застонала вслух, закусила губу до крови.
Рано или поздно ты убьешь себя сам.
Рассмеялся, подняв на меня тяжелый, подернутый дымкой, взгляд, втер остатки порошка в десну и облизал палец.
Мертвецов убить уже невозможно А вообще, разве ты не жаждешь моей смерти?
А я смотрела на него и понимала, что в эту секунду я жажду своей жажду и жалею, что очнулась от проклятой комы. Как же хочется отобрать у него нож, торчащий из-за голенища ботинка, и всадить себе в грудь, прекратить эту пытку.
Но я не имею право даже на это. Там дети. Я должна их спасти.
Что стоишь на пороге, как чужая? Иди сюда. Мы заключим с тобой интересную сделку, ты делаешь мне хорошо, а я звоню своим ребятам, и детей накормят. Ну как? Тебе нравится?
Закрыла глаза, пытаясь унять волну боли. Это вытерпеть невозможно. Где-то должен быть предел.
Избей меня и брось в подвал. Если тебе это доставит удовольствие. Или избей и оставь харкать кровью у твоих ног. я буду молчать или кричать, как захочешь. Избей меня молча и прикажи накормить моих детей.
Он встал с постели и подошел ко мне, медленно сделал круг и остановился напротив. Я вся внутренне сжалась, обхватила плечи руками.
Избить? Ты предпочитаешь боль сексу со мной? С каких пор? Можно подумать, это будет впервые. Я трахал тебя в самых разных позах и самыми разными способами. Мы можем вспомнить, как охрененно нам было когда-то вдвоем в постели, а чаще вне ее. Невелика цена за жизнь. Всего лишь раздвинуть ноги перед собственным бывшим мужем.
Он тронул мои волосы, а я стиснула челюсти и сжала руки в кулаки, вспарывая кожу на ладонях. Впервые внутри меня ничего не отозвалось на его прикосновения. Глухо и пусто. Только ненависть к себе и к нему. Пальцы перебирали мои локоны, потом он провел по моей скуле, по нижней губе.
Ты удивительно красива, Дарина. Самая красивая из всех женщин, побывавших в моей постели Даже сейчас, униженная, дрожащая, худая и бледная но такая красивая.
Как ты еще не сдох от СПИДа или сифилиса со всеми шлюхами, побывавшими в твоей постели.
Я разборчив, милая. И есть такое прекрасное изобретение человечествапрезерватив. Но селекция все же превыше всего. Именно поэтому моей женой была тытрогает мою скулу, а меня трясет всю, и слезы из-под закрытых век катятся. Как же это грязно. Он грязный, руки его по локоть в крови. Если отдамся ему здесь, никогда от всего этого не отмоюсь.
Слезы такие чистые и хрустальные. О чем плачешь, милая?
Как же омерзительно звучит эта «милая», и как же отчаянно где-то там внутри что-то жаждет услышать «малыш» и понимает, что это нежное слово из прошлого нельзя марать всей этой грязью. Милая естественней, застасканней и грязнее.
Ты ж не с целкой пришла сюда проститься.
Резко повернул к себе и взял за подбородок.
Когда я тебя лишал девственности, ты не плакала. Раздевайся, Дарина.
Глава 5
Боль чуть утихает, потом возвращается с новой силой. В конце концов она становится постоянной и невыносимой. Этот периодад. Когда просыпаешься утром и плачешь оттого, что снова проснулась и опять надо терпеть. Потом охватывает гнев и отчаяние, злость на весь белый свет, на себя, на него. И дикое желание излечиться, надежда на то, что все равно пройдет, надо только перетерпеть. Не проходит. И тогда возникает смирение. К боли привыкаешь и понимаешь, что теперь так будет всегда. И надо учиться как-то с этим жить.
(с) Просторы интернета
Я дышала все тяжелее и тяжелее, сердце билось так сильно, что грудь сдавило железным обручем, мне хотелось сделать ему больно хоть как-то. Мне хотелось разломать это жуткое равнодушие. Пусть после этого он разломает меня саму на части. Если бы я могла сейчас вонзить в него нож и ударить да так, чтоб жил, но кровью истекал, как я. Чтоб корчился от страданий. Но я смогла только крикнуть, сжимая кулаки:
Да пошел ты! Пусть шлюхи твои раздеваются! Для тебя не то что раздеваться на тебя смотреть тошно до рвоты! Лучше бы я для твоих ублюдков разделась и легла под них, чем под тебя!
Злой оскал, почти звериный, и челюсть вперед выдвинулась. Брови нависли над налитыми кровью глазами.
А что, предлагали раздеться? Чего отказалась, уже б на свободе была!
Предлагали! Много чего предлагали! Но я считала себя все еще женой верность мужу своему хранила. Верность, которая на хрен ему не нужна. Он ведь уже и не он! Зря не разделась и не отдалась твоему псу Закиру на травке. Он хотел, аж слюни текли. Уверена, чечен остался бы доволен, и я могла бы сбежать, а может, он и сам отпустил бы меня за усердие. Когда он задницу мою трогал, губами причмокивал, и грудь мяли его дружки Мой муж многому меня научил и даже говорил, что я горячая в постели. Как думаешь, им бы понравилось меня трахать?
Замахнулся так, что я не просто глаза закрыла, а перед ними потемнело от ожидания удара, и я его услышала такой силы, что уши заложило. Один, второй, третий. Быстро моргая, приоткрыла векиЗверь со всей дури по стене бьет, и я слышу, как его кости хрустят. И этот хруст эхом в моем сердце отзывается толчками крови на разрыв. Не выдержала, перехватила его запястье.
ХВАТИТ!
А он окровавленными пальцами меня за лицо схватил, пачкая кровью, размазывая ее по моим щекам.
Что хватит? срывающимся хриплым голосом. Чувствуешь, как кровью воняет и смертью? глаза застывшие, мертвые. А я чувствую! впился этим мертвым взглядом в меня. МНЕ понравится тебя трахать.