Брови Калеба поднялись.
Дорога от Сиэтла действительно заняла много времени, если вы это хотите сказать.
Куинтон искоса взглянул на Сиренити.
Может, мне пока остаться поблизости?
Сиренити покачала головой.
Все в порядке, Куинтон. Я справлюсь.
Ладно. Но запомни: если две точки оказались на одной и той же плоскости в одно и то же время, это не обязательно означает, что им суждено соединиться друг с другом. Иногда одна из них просто проходит сквозь один уровень реальности на пути к другому.
Я это запомню, пообещала Сиренити. Куинтон коротко кивнул Калебу и стал спускаться с крыльца.
Калеб проводил его взглядом.
Он всегда так говорит?
Всегда.
Что вы с ним делали?
Прошлой ночью умер один наш друг, тихо ответила Сиренити. Я обнаружила его тело несколько часов назад. Куинтон помогал мне разговаривать с властями и делать все остальное, что требуется в таких случаях.
Черт. Печально это слышать. Калеб посмотрел на нее. Близкий друг?
Можно и так сказать. Здесь, в Уиттс-Энде, все близкие друзья всех. Сиренити прошла мимо него в маленькую гостиную. Стены в ней были заняты полками с книгами, как и большинство других стен в ее доме.
Некоторые книги остались еще с ее юных лет. До того дня, когда Сиренити отправилась учиться в колледж, ей ни разу не приходилось бывать в обычном школьном классе. Джулиус и другие жители Уиттс-Энда учили ее дома. И так хорошо справились с этой работой, что она получила высшую оценку на вступительных экзаменах.
Большую часть библиотеки Сиренити составляли реликвии ее непродолжительной карьеры в качестве преподавателя социологии в небольшом колледже в Буллингтоне. И преподавательская работа, и незаконченная докторская диссертация казались ей сейчас бесконечно далекими.
Кто это был? тихо спросил Калеб.
Его звали Эмброуз Эстерли, ответила Сиренити. Она затаила дыхание, не зная, какой реакции ждать от Калеба. Вы, вероятно, помните это имя. Это фотограф, сделавший те снимки.
Калеб отпустил дверь, и она медленно закрылась. С выражением спокойной задумчивости в глазах он повернулся и смотрел, как Сиренити снимает свою расшитую бусинами и украшенную бахромой куртку.
Как он умер?
Сиренити вскинула голову. Она стояла перед Калебом, твердо упираясь в пол ногами и сунув руки в глубокие карманы длинной бирюзовой туники ручной вязки, надетой поверх белых лосин.
Похоже, что он напился и скатился с лестницы. Кажется, я как-то упоминала, что у Эмброуза были проблемы из-за пристрастия к спиртному.
Действительно, вы упоминали об этом. А сегодня вы пошли навестить его?
Да.
Почему?
По-моему, причина очевидна. Я всегда считала Эмброуза другом. Но друзья не пытаются шантажировать друг друга. Я хотела знать, сам ли он послал мне эти фотографии или отдал их кому-то еще, кто воспользовался ими для того, чтобы сорвать мое деловое соглашение с вами.
Черт! Так и знал, что вы отмочите что-то вроде этого, пробормотал Калеб.
Сиренити замигала, чтобы не расплакаться.
Ответов я так и не получила. Когда я пришла, Эмброуз был мертв. Она резко повернулась и вышла на кухню.
Сиренити
Зачем вы проделали сегодня весь этот путь, Калеб? Она стояла к нему спиной, держа чайник под краном.
Мне не понравилась мысль о том, что вы попытаетесь в одиночку выследить шантажиста.
Почему вас должно волновать, что я делаю?
Калеб подошел и встал в дверях крошечной кухоньки.
Имея дело с шантажистами, можно оказаться в опасности.
Ну и что? Вас ведь это не касается. Сиренити смахнула влагу с глаз рукавом своей туники, поставила чайник на плиту и включила горелку. Я же сказала, бедного Эмброуза больше нет. Он уже не сможет ответить ни на чьи вопросы.
Вы сами говорили, что шантажистом мог быть кто-то другой, а не Эмброуз.
Это верно. Сиренити бросила на него быстрый взгляд. Но, как вы вчера столь метко выразились, это моя проблема, а не ваша.
К несчастью, по условиям того контракта, что подписан у меня в офисе, это не так. Я сказал вам, у меня есть принципы. Вы мой клиент, Сиренити, а я еще никогда не бросал клиента. И сейчас не намерен это делать.
Сиренити пристально смотрела на него. Проблеск надежды у нее в душе погас. Калеб приехал из-за своих драгоценных и нерушимых деловых принципов, a вoвce не потому, что питает к ней какие-то чувства.
Забудьте об этом. Мне не нужна ваша помощь. Ни в деле с шантажом, ни вообще.
Черт побери, у вас нет большого выбора. Я не собираюсь позволить вам испортить мою репутацию.
У нее округлились глаза от полнейшего изумления.
Вашу репутацию?
Подписанный вами контракт несокрушим, как скала. Уж я-то знаюсам писал. Если не захочу отпустить вас до истечения срока действия, вам придется выплачивать мне весьма высокий гонорар.
Но вы не собирались брать с меня никакого гонорара, сказала она. Вместо этого вы должны были получать долю прибыли.
Вы, по-видимому, не очень внимательно читали пункт десятый, вежливо возразил Калеб. Там оговаривается полная выплата моих обычных гонораров в том случае, если вы откажетесь от проекта до его завершения. Будьте благоразумны, Сиренити мне как-то не верится, что вы захотите платить такие деньги, не получив хоть что-то взамен.
Я не собираюсь платить вам ни цента.
А я могу выставить целую команду адвокатов, которые добьются, чтобы вы заплатили. Губы Калеба тронула легкая усмешка, которая не изменила, однако, выражения отстраненной настороженности у него в глазах. Нравится вам это или нет, но, похоже, мы все-таки будем партнерами.
Глава 3
Сиренити во все глаза смотрела на Калеба.
Для человека, не одобряющего шантаж, вы неплохо справляетесь с этим делом.
Челюсти Калеба сжались, но взгляд не дрогнул. Выражение его лица стало еще более жестким.
Это не шантаж. Это бизнес.
И это все, о чем вы только и думаете? Бизнес? Как могла она настолько ошибиться в этом человеке? Сиренити поражалась себе. Ведь у нее даже сложилось впечатление, что они в чем-то похожи, что их внутренние голоса откликаются друг другу, что они каким-то образом друг друга понимают, что их молчаливо тянет друг к другу.
Очевидно, ее обычно безошибочное интуитивное чувство на этот раз не сработало, заблудилось в тумане влечения к Калебу. До нее вдруг дошло, что это ее первое соприкосновение с настоящей страстью, такой, что затрагивает и тело, и душу.
Нет, бизнес не единственное, о чем я думаю, ответил ровным голосом Калеб. Но он определенно занимает одно из первых мест в списке моих насущных интересов.
Это сразу видно. Чайник засвистел. Сиренити взяла ложечку, открыла жестянку и стала насыпать чай в заварочный чайник. Но у других могут быть другие насущные интересы.
Не хотите ли вы этим сказать, что организация жизнеспособного предприятия торговли по почтовым заказам здесь, в Уиттс-Энде, уже не возглавляет список ваших насущных интересов?
Я найду другой способ этого добиться. В вашей помощи я не нуждаюсь.
Вы обязательно получите мою помощь, хотите вы этого или нет. Улыбка Калеба не выражала веселья. Раз вам все равно платить, так не лучше ли воспользоваться этой возможностью?
Какой возможностью? Возможностью работать с человеком, который считает меня половой тряпкой, потому что я однажды позировала без одежды профессиональному фотографу?
Нет, Сиренити, сказал Калеб холодно. Я думаю, что вам следует воспользоваться возможностью работать с человеком, который является если не самым лучшим, то, несомненно, одним из лучших консультантов по вновь создаваемым предприятиям на всем северо-западе.
Сиренити широко раскрыла глаза.
И при этом он еще так мило скромен. Он рывком подняла кипящий чайник с плиты и стала заваривать чай.
Успокойтесь. Калеб заговорил мягче, наблюдая, как она размахивает чайником. Понятно, что вы расстроены. Вы перенесли сегодня душевную травму, найдя Эстерли мертвым, и все такое. Как только у вас будет возможность успокоиться и прийти в себя, мы с вами поговорим о планах на будущее.
Не забывайте дышать. Может, я не приду в себя еще долго-предолго.
Я подожду. Калеб поднял брови, наблюдая, как она готовит чай. А меня не угостите? Я так долго сюда добирался.
Сиренити заколебалась. Искушение отказать ему в чашке чая было почти непреодолимым. Но это выгглядело бы проявлением мелочной злобы, сказала он себе.
Ладно. Она неохотно открыла шкаф и достала еще одну кружку, которая была сделана в виде ярко-желтого цветка.
Мне без молока и без сахара, услужливо подсказал Калеб.
Я вас не спрашивала. Она сунула кружку-цветок ему в руки.
Знаю. Но уверен, что спросили бы рано или поздно. Калеб принялся рассматривать красиво сделанную керамическую кружку, которую держал в руках. Образчик одного из местных промыслов?
Их в свободное время делает Зоун.
Кто этоЗоун?
Она помогает мне в магазине.
Мне нравится ее стиль. Калеб провел длинным пальцем по абстрактно выполненным лепесткам. Искусная работа, с фантазией. Но в ней есть и острая, свежая резкость модерна.
Сиренити была удивлена точностью его восприятия.
Хорошее описание ее работы.
Это пойдет.
Простите?
Калеб поднял глаза и посмотрел на Сиренити.
Я сказал, что это пойдет. Мы включим ее кружки в ваш каталог. Если, конечно, Зоун сможет делать достаточное количество за определенный срок.
Я уверена, что сможет. Она помолчала. Откуда вы знаете, что на ее кружки будет спрос?
Знать такие вещимоя работа. У меня есть чутье. И это одна из причин моего успеха.
Вы когда-нибудь продавали кружки?
Он пожал плечами.
До сих пор не приходилось. Поверьте мне, Сиренити, эти пойдут.
Ну, раз вы так считаете. Ее охватила бурная радость. Ему понравились красивые кружки работы Зоун. Он считает, что их будут покупать. Скорее бы рассказать подруге эту потрясающую новость. Зоун будет в восторге. Сиренити стоило больших усилий не показать своего волнения.
Калеб в задумчивости пил чай маленькими глотками.
Я не считаю вас половой тряпкой, знаете ли.
Еще как считаете. Она направилась к двери, где он стоял, преграждая ей путь. Но меня не особенно волнует, что вы обо мне думаете. С моей стороны вообще было верхом глупости связаться с таким человеком, как вы.
Калеб лишь в самый последний момент посторонился и пропустил ее.
С таким человеком, как я? Что сие должно означать, черт побери?
Высокомерие, снобизм, косность, ханжество и негибкость. Сиренити остро ощутила теплоту и силу его тела, проходя мимо него в дверь. Он стоял слишком близко. Она быстро прошла в комнату и устроилась в уголке мягкого дивана.
Ничего себе списочек.
Разве? Давайте говорить начистоту. Как бы вы охарактеризовали меня?
Он подумал над ее вопросом, пока усаживался в единственное в комнате кресло.
Вы наивны, легковерны, слишком доверчивы, эмоциональны и совершенно неопытны в деловом отношении.
Возможно, вы правы, согласилась Сиренити. Должно быть, у меня целая куча этих блестящих качеств, иначе я не судила бы о вас так превратно.
Вы можете мне не поверить, но я не имел в виду, чтобы этот разговор деградировал до уровня боя на рогатках.
А чего же иного вы могли ожидать, учитывая мою эмоциональность и всякое такое?
Я хотел бы поговорить о деле, невозмутимо заявил Калеб.
Сиренити поджала губы.
Сомневаюсь, что у нас это получитсятеперь, когда мы обнаружили, что между нами нет ничего общего. Она ни за что не покажет виду, как сильно ее обидели его сказанные снисходительным тоном слова. И уж определенно не даст ему понять, что по крайней мере некоторые его стрелы попали в цель.
Хотя чего уж тамвсе стрелы, мрачно подумала она. Она ведь и в самом деле была и наивной, и слишком доверчивой, и эмоциональной, и определенно неопытной в обращении с такими мужчинами, как Калеб.
Постарайтесь увидеть эту ситуацию в ее истинном свете, Сиренити. Голос Калеба приобрел более глубокий тембр. Это только бизнес.
Если верить вам, то бизнес не относится к числу моих сильных сторон.
Он сделал глубокий вдох.
Послушайте, я нужен вам, если вы собираетесь осуществить ваши грандиозные планы с организацией в Уиттс-Эндс торговли но почтовым заказам. Признайте это.
Может, я попробую сделать это вообще без помощи всяких там модных консультантов, проговорила Сиренити задумчиво. Видит Бог, что каждый раз, когда я связываюсь с мужчинами из вашего мира, я обязательно в итоге обжигаюсь. Она досадой покачала головой. Кажется, пора бы уж мне усвоить наконец урок.
Мужчины из моего мира? Что это значит? Послушать вас, так я чуть ли не пришелец из космоса.
Для меня вы все равно что марсианин. Сиренити подобрала под себя ноги и отпила глоток чаю.
Черт побери, я ведь не монстр какой-нибудь.
Нотка ярости в его голосе поразила ее. Как будто в глубине души Калеб считал, что действительно может быть чем-то вроде монстра. Непрошеное сочувствие шевельнулось в душе у Сиренити. Ей было знаком это ощущение непохожести на других, чужеродности отторжения. Оно довольно часто посещало ее в годы учебы в Буллингтонском колледже.
Послушайте, мы не сможем обойти того факта, что принадлежим к разным мирам, сказала она. К вашему сведению, я однажды попробовала жить вашем мире. Это была катастрофа.
Попробовали жить в моем мире? нахмурил Калеб. Что вы хотите этим сказать?
Сиренити пожала одним плечом.
Хотите верьте, хотите нет, но было время, когда мне больше всего хотелось увидеть Уиттс-Энд в зеркале заднего обзора. Мне было тогда семнадцать и я готова была померяться силами со всем миром. Решила начать с Буллингтона.
У Калеба дернулся уголок рта.
Отсюда до Буллингтона всего тридцать миль.
Надо было с чего-то начать. Однако для меня это было все равно что оказаться на другом конце света.
Мне понятно, что у вас, выросшей здесь, в Уиттс-Энде, могло и не сложиться задатков истинного космополитизма, сухо заметил Калеб.
Жизнь здесь другая, мирно согласилась она. Как бы там ни было, я поступила в Буллингтонский колледж, а после его окончания работала там некоторое время преподавателем на кафедре социологии. И жила на территории колледжа. Понимаете, хотела быть как все.
Как все? Калеб вопросительно взглянул на нее.
Я думаю, все дети бунтуют против того стиля жизни и воспитания, которые им прививают в детстве. Дети, выросшие в консервативных буржуазных семьях, хотят свободы. Хотят нарушать правила.
Чего же хотели вы?
Я? Сиренити скорчила гримаску. Хотите верьте, хотите нет, но я хотела жить по правилам. Меня воспитывали без определенной системы и режима, поэтому я, естественно, испытывала тягу к миру, где все делалось в определенное время. Меня влекло туда, где можно было рассчитывать на какую-то степень порядка. Туда, где люди строили планы на будущее, а не просто плыли по течению. Я думала, что хочу жить среди людей, которые работают в определенные часы, а не ждут, когда на них найдет вдохновение.
Понимаю.
Я хотела, чтобы у меня был счет в банке, продолжала Сиренити, привычно усмехаясь этим своим мечтаниям юности. Я хотела иметь дело с таким автомехаником, который не пытается починить неисправный водяной насос с помощью медитационной мантры. Я хотела, чтобы у меня получилась приносящая удовлетворение и успешная академическая карьера, включая солидную пенсию.
Что же оказалось?
Оказалось, что по вкладам в сберегательном банке идет очень низкий процент, что автомеханики, не распевающие мантр, ничем не лучше распевающих, что лестница академической карьеры очень скользка и что никто не может больше рассчитывать на хорошую пенсию.
Вы узнали немало.
Вот именно. А урок, который я усвоила лучше всего, состоит в том, что я не вписываюсь в так называемый нормальный мир. Нет, я, конечно, могу какое то время побыть в нем, но не могу там жить долго и быть счастливой. Я родилась в эксцентричном обществе, и только в нем всегда буду чувствовать себя удобно.
Вы считаете, что здесь, в Уиттс-Энде, вы на месте? спросил Калеб.
Это мой дом. Люди здесь меня знают. Они понимают и принимают меня такой, какая я есть. Здесь в Уиттс-Энде, мы все очень терпимо относимся к странностям друг друга.
Неужели?
Хотите верьте, хотите нет, но здесь никто и глазом не моргнет, если кто-то позирует художнику в обнаженном виде. Такое бывает здесь сплошь и рядом.