- Саша, нет!тревожно шепчу я, пытаясь спихнуть его руку и опасливо глядя в спину его адвоката.Да убери ты лапы свои загребущие!
- Это так забавно, когда ты орешь шепотом, - насмешливо и едва слышно отвечает он, - да ну расслабьтесь, Ольга Дмитриевна, - и глумливо добавляет, - я не причиню вам вреда.
Я против воли прыснула и взглядом указала на потолок, где была вмонтирована камера.
- А они не работают.
- Откуда ты знаешь?вот его идиотизм однозначно заразен. Только что меня трясло, теперь я задумалась над его посягательствами.
- Я так думаю.Я аж обомлела глядя на этого неадекватного. Он усмехнулся и громко спросил, - Тох, камеры пишут?
- Здесь нет.Лениво отозвался тот.
- Тогда не поворачивайся, - посоветовал ему Саша и дернул меня на себя, пытаясь впиться поцелуем, но я успешно отпираюсь.
- Да вы охренели!Антон аж подпрыгнул от возмущения, но не повернулся, - Зорин, блядь, мне может на стреме еще постоять?!
- Постой.Подумав, соглашается Саша, которого мое испуганное сопротивление невероятно веселило.А лучше иди у них ключи спизди, у меня уже рука затекла.
- Зорин, блять - гневно шипит адвокат, похоже, испытывая еще большее возмущение, чем я, потому что не мог повернуться, не зная на какой мы там стадии непотребства, но и уйти не мог, потому что вдруг нас кто-то спалит.Зорин, я с тебя тройной тариф сниму!.. Немедленно, блять, прекратите! Зорин, я не хочу!..
- Да тебе никто и не предлагает, - Саша насмешливо смотрит в спину Антона, и отпуская мою руку довольно заключает, глядя мне в глаза, - я впервые вижу, что он паникует.
Я прикрываю глаза рукой и прикусываю губу, убито качая головой. Саша смеется и ерошит мне волосы, я вяло отмахиваюсь.
Антон опасливо повернулся и сжег взглядом Зорина, уже откровенно и очень громко ржущего над нами. Желание убить его, осязаемыми волнами исходящее от Грановского, подпитывается моей солидарностью.
Зорину было скучно. Он попросил у меня телефон и рылся в интернете.
- Смотри, какой милый котик, Антон!.Отчего-то весьма скабрезно улыбаясь Саша фактически тыкает своему адвокату в лицо фотографию где черный котенок с мордочкой припорошенной снегом сидел на сугробе. - Ты же любишь котиков.
- Ага, люблю.Антон фыркает и отпихивает руку Саши.И опережая твою следующую ехидную репликуда, снег я тоже люблю.
Зорин как-то слишком уж по злодейски хихикает и убирает телефон. Я недоуменно приподнимаю бровь, отчего Саша снова прыснул, но причины я не поняла. Да мало ли какие у них приколы.
- Что-то долго они там совещаются. Ты сегодня не в форме что ли?Спустя пару минут ровно спрашивает Зорин, устало опустив голову мне на плечо и переплетая наши пальцы.
- Ты, сука, морду майору набил, причем тут то, в форме я или нет? Скажи спасибо, что я вообще добился того, что они там совещаться начали.Крайне раздраженно отзывается Антон, снова пытаясь сжечь взглядом Зорина.
- Ты не в форме, Тоша. Я сижу здесь уже целых двадцать минут. Двадцать. Теряешь хватку, братан.Фыркает он, прикрывая глаза и целуя мою ладонь.
- Завали.
- Оль, ты знаешь, я кексики люблю. Испечешь мне? А то Антоша у нас кондитер еще тот. Тош, вот ты какую муку используешь, когда кексики готовишь и у тебя так хуево получается?
- Зорин, завали ебало.
- Тоша, хочешь анекдот?
- Сань, вот тебе самому еще не надоело, а?
- Не-е-е-ет.Гоготнул Саша довольно глядя на мрачнеющего Антона.
- А мне надоело.
- А я не интересуюсь твоим мнением по этому поводу. Вот, слушай анекдот
- Я уже все анекдоты на эту тему знаю, отъебись.
- Нет, такой ты точно не слышал. Вот, значит, если полицейский спросит тебя не употреблял ли ты наркотики за последние двадцать четыре часа, то смотреть на часы не лучшая идея.
- И где смеяться?
- Не понравилось? У меня другой анекдот есть: фасовщик кокаина чихнул на работе на два миллиона долларов.
Я не удержалась и рассмеялась, извиняющееся глядя на Антона покачавшего головой и закатившего глаза. Саша ехидно скалится со значением глядя на меня. До меня дошло положение вещей еще до едва слышного вопроса Зорина: «это там сколько примерно было чтоб два ляма аж?». И задумчивый ответ Антона: «ну если чистый на девяностодевяносто восемь процентов да еще и колумбийский». Зорин заржал так громко, что я испугалась. За его моральное здоровье.
- Тош, а на сколько ты максимально чихал? У вас же там проблемы с насморком и тыры-пыры. Вот было у тебя так, что случайно не вовремя пфук! и ты без допинга остался?
- Блядь, Зорин
- Не-е-е? Ни разу не чихал как тот фасовщик?
- Зорин, как же ты меня затрахал, скотина.Антон резко встает и стремительно шагает на выход, - пойду покурю, чтобы тебе не переебать за твое уебищное чувство юмора.
- Ты там только не плачь.С ехидцей выстрелил ему в спину гоготнувший Зорин.А то мне стыдно станет за свое уебищное чувство юмора.
- Ты не находишь, что это сейчас было довольно жестко?спрашиваю я, глядя на довольного Зорина.
- Ему и таким как он полезно. А то слишком уж дохуя понтов с этим его «не нравлюсь? Застрелись, я не исправлюсь» и чтоб с такой позицией жизнь медом не казалась, я хуярю в нее бочку сарказма. А вообще, это всего лишь ирония.Резонно отвечает, снова доставая телефон и роясь в нем.
- Ирония, Саш? Это издевательство.
- Ой, ну не гони моралиста, терпеть это не могу, - поморщившись, зевает он, прикрывая рот кулаком.Антон нормально к моим выпадам относится, просто сейчас либо на синтетике сидит, либо отходяк словил. Потому что, добиться того, чтобы он психанул это надо ну очень постараться. А я не старался, - насмешливо фыркает, - оно само. А может быть дурь хреновая попалась, тоже самоконтроль сильно подкашивает, даже если вкинулся один раз и давно. А так, больше на синтетику смахивает, потому что хоть он и срывается постоянно, но мозг у него хорошо варит.
- Откуда такая осведомленность?
- Ублюдок Игореша. Я в меде не учился, но благодаря ему могу кандидатскую без проблем защитить в области наркологии. И скорее всего еще и в психиатрии сдюжу.Саша зло ткнул на вкладку браузера, а когда она не сразу открылась, раздраженно заматерился и снова ткнул с такой силой, что я обеспокоилась как бы экран не треснул.Игорьхитрожопый сукан. Он чухает, когда подходит к грани, за которой уже передоз. У наркоманов ведь как? Живут от кайфа до кайфа, а чтобы кайф словить надо дозу увеличивать, только организм не железный и может подохнуть, а кайфа ведь хочется. И помирать не хочется. Вот дойдя до этой дилеммы, Игореша бежит ко мне, чтобы я его на реабилитацию отправил. Отправляю. Там его тушку чистят, накачивают витаминками и целебными эликсирами, чтобы тушка снова была готова к труду и обороне. Выходит из клиники и опять марафонский забег по наркоте. До следующего предела. Стабильно раз в восемь месяцев. Да еб твою мать! Хули интернет не ловит, центр города же, блядь, а палок как в ебучей деревне в Тайге где-нибудь!
- Саш
- Да нормально!раздраженно стряхивает мою руку.Нормально со мной все. Я с этой хуйней у Игореши четыре с половиной года маюсь, морально давно уже перегорел. Сейчас что, сентябрь? Вот через пару месяцев должен прибежать клянчить реабилитацию.
- Отправишь его?
Саша молчал, не отрывая злого немигающего взгляда от зависшего телефона. Его губы дрогнули, он чуть подался вперед, положив локти на разведенные колени и опустив голову, прикрыл глаза.
- Не знаю.Тихо ответил он.Не знаю уже, Оль. Он меня на такие деньги подставил. Я каждый раз зарекаюсь, пытаюсь сдержаться, что пусть сам разок попробует себе организовать реабилитацию, может в голове что-то щелкнет, и он, как выйдет и будет знать, что этого нелегко добиться и я помогать не стану, перестанет Видела бы ты его истерики Это пиздец. И каждый раз я сдаюсь, знаю, что он врет, когда клянется, что после этой реабилитации он точно завяжет, только отправь его, знаю же что пиздит как Троцкий и все равно Надежда в человеке неистребима.Откидывается на спинку стула и отрешенно смотрит перед собой полуприкрытыми глазами.Надежда и чувство вины.
Я прикусила губу, сдерживая такие ненужные сейчас слова, что он не виноват.
- Сколько раз пытался денег не давать и каждый раз потом его вытаскивал. То из криминала, то из притона. Иногда и то и другое одновременно. Хуже, когда притоны. Он там почти до комы доходитСам барыгам набираю потому что когда у него денег нет, он переходит на дешевую хуйню, которая за одну дозу сокращает жизнь на несколько лет. Там, в этих притонах мертвые. Нет, они как бы живые, да только пока в глаза не взглянешь. И понимаешьчеловек в этом теле давно сдох, а вместо него что-то. Не кто-то, а что-то. Я боюсь однажды взглянуть ему в глаза и увидеть подобное. Хуй знает, что со мной тогда будет.Странно, как то хрипло рассмеялся.Поэтому денег даю на нормальную дурь, чтобы этот момент отодвинуть. Понимаю, что наступит, что неизбежно. Но хочется время оттянуть. Не знаю зачем. Он мне клуб сжег, я психанул. Деньги у него отобрал, тачку тоже, напугал, что квартиру отберу. С ней думаю пока. Хотел счет его закрыть, но как прикинул, что он опять на миксы сядет В пизду, что ж я дебил-то такой Я же знаю, что исход у него один. Вот знаю. Что сколько не оттягивай конец, он себе уже подписал приговор. Знаю и не закрываю ему счет. Снова оттягиваю. Это пиздец
- Посмотри на меня.Негромко, но твердо произношу я, чувствуя как мурашки бегут по рукам и вдоль позвоночника.Я не стану говорить, что не твоя это вина, что, может быть, Игорь все же одумается и бросит и прочая наивная хуйня. Ты и сам все понимаешь. Но, Саш к... к этому нельзя быть готовым, даже если заранее знаешь исход. К нему никогда не подготовишься. Просто, когда момент настанет я буду рядом, понятно? Ты переживешь это вместе со мной. Я буду рядом с тобой. Каждую минуту. Ты не будешь один. Буду держать тебя за руку до тех пор, пока ты не скажешь мне «хватит».
Зорин прикусил губу, глядя на меня почти с болью. Пальцы сжали пальцы.
- Возрадуйся же, смерд!Грановский появляется неожиданно и швыряет ключи от наручников в Сашу. - Добрый волшебник дядя Антон высвободил тебя из заточения. И даже с минимальными затратами. Но деньги мне все равно отдай. Дядя Антон хоть и добрый волшебник но не хочет безвоздмездно отдавать свои кровные две штуки баксов за всяких имбицилов с уебищным чувством юмора.Антон замирает, напряженно смотрит на меня, прикрывшую глаза ладонью и пытающуюся прийти в себя, и Сашу, который одним движением расстегивает наручники. - Зорин, чего это у тебя ебало такое перекошенное? М-м-м, я не вовремя?
- Дай ключи от машины.Встает, тянет меня за локоть.
- Ты бухой, Сань. Хорош. Давай я просто вас отвезу - пытается возразить Грановский.
- Ключи, я сказал.
- Да на, ишак.Раздраженно швыряет в Зорина иммобилайзером. - Если дпсники тормознут, я за тебя договариваться не приеду, учти это. Лимит моего волшебства ты на сегодня исчерпал. А за машину на штрафстоянке тройной тариф сниму.Грановский недовольно качает головой и переводит взгляд на меня. - Оль, не дай ему разбить мою ласточку. В вашей паре, по ходу, у тебя у одной есть мозг.
Белый Патрол, объездная дорога, его пальцы, переплетенные с моими на рычаге коробки передач.
- Включи тот трек, под который танцевала.
Тянет наши переплетенные руки к своему лицу, сжимает крепче, подносит мою ладонь к губам. Поцелуй с щемящей сердце болью.
«You make me mad. And I fell in love» *
- Блядь - бросает глухо и зло, сквозь стиснутые зубы.
Машина сворачивает на обочину так резко, что меня швыряет на подлокотник.
Остановка с визгом и разлетевшимся гравием. И я понялавсё. Весь мир идет нахуй. Поняла ровно за мгновение когда он потянулся ко мне.
Поцелуй. Мои руки почти с отчаянием впиваются в его плечи. Он притягивает меня к себе, запускает пальцы в волосы, сжимает их у корней. Язык по языку и сердце срывается в галоп. Тяжесть вспыхивает и оседает в венах, затуманив разум. Он чуть отстраняется, приподнимая пальцем мой подбородок. Скользит губами по шее, останавливается, полуприкус кожи у ключицы, отдающий эхом томления во всем теле. Томления и слабости. Языком скидывает бретель платья, и губами повторяет путь за ней. Пальцы, вцепившиеся в его голову немеют. Дыхание срывается. Он находит мои губы, когда я опьяненно, почти не слышно шепчу «назад», и веду головой в сторону заднего сидения. Обжигает сорванным дыханием мои губы и кивает.
Краткая заминка на перемещение. Падает на сидение. Почти не соображая сажусь сверху, прижимаюсь к нему, втискиваюсь в тело. Ощущаю сильный нажим пальцев идущий от плеч по спине вниз до ягодиц. Сжал почти до боли. Дыхание снова сбивается, кровь жгет вены. Вцепляюсь в его подбородок, поднимая голову вверх и скольжу языком по пересохшим полуулыбающимся губам.
В голове горячий хаос, оседающий не менее горячим свинцом внизу живота. Растегиваю пуговицы его рубашки. Ошибаюсь, вздрагиваю, когда его зубы сдвигают ткань лифа и на коже, покрывшейся мурашками остается влажный след от горячего языка.
Случайно царапаю его грудь, не справившись с пуговицами. В ответ - прикус зубами моей кожи на груди сильнее, почти по грани боли. Это разрывает. Заставляет двинуться на его бедрах, прижаться еще теснее. Он - еще раз зубами по моей коже, удерживая меня снова на тонкой грани боли и удовольствия. Запах от его шеигоречь и ваниль. От нажима пальцев на ягодицахпочти боль и огонь по венам. Все по грани.
Находит губами мои губы, снова прикус. Снова по грани. Это запускает уже просто адское пламя в тело. Рука сама отстраняется от пуговиц, сама сжимает его горло. Откидывает его голову назад, и это зрелище пьянит. Ударяет по сердцу, нервам, гибнущему в хаосе разуму.
Его пальцы снова с нажимом от моих ягодиц по ребрам вверх. По моей шее, на ней чуть задерживаются, заставляя сердце болезненно замереть, когда я ощущаю нажим его пальцев. Усиливающийся. На миг. И его пальцы снова идут вверх. К моему лицу. К губам. Замирают. Надавливают на нижнюю губу. Прихватываю его указательный зубами и чувствую как белье безнадежно намокает от его дрогнувших ресниц, от сорванного вздоха, от вида проступающих на шее вен. Пробно языком по подушечке пальца, и ощущаю как смазывается мир, когда меня резко опрокидывает на сидение, успевая взять ладонью за затылок, чтобы не ударилась головой о дверь. Прижимается, вжимает собой в сидение, заставляя извиваться, когда вновь языком и зубами скользит по моей шее. Пальцы накрывают грудь и меня разбивает. Разбивает полностью и всю сразу, будто меня никогда и не было. Тело приподнимается на сидении, втискивается в его. Пальцы впиваются в его плечи, наконец касаются горячей кожи. Сжимают. Сильно. Требовательно. Царапают.
Нажим его ладони, задирающей подол платья. Правая рука в карман и фольга блеснула в неверном свете фонаря. Глаза в глаза. Мои разгоряченные, его полыхающие чернотой. Краткая, но такая долгая заминка отведенная на щелчок пряжки ремня, еще миг на шелест упаковки.
Опускается сверху. Его губы по шее. С трудом сглатываю, чувствуя его пальцы. Нажим и осторожность. Отодвигает ткань. Язык по мочке. Закрываю глаза. И выгибает от непередаваемого чувства заполнености, разом утяжелившей горячий свинец внизу живота. Мои губы хватают воздух, мышцы ног сводит судорогой, но он не двигается, дает привыкнуть.
Мои пальцы вцепляются в его плечи. Первое пробное движение и меня захестывает, топит в горячем мраке, давит нарастающим шумом в ушах. Упирается одной рукой в дверь. С нажимом второе движение, и воздуха катастрофически не хватает, тело сгорает под ним, мои губы целуют его куда-то в ключицу. Третье его движение, намеренно медленное, дразнящие, выворачивающее внутренности. Дыхание срываются, ногти снова требовательно царапают его кожу. Его усмешка в мои горячие губы. И всё - следом почти удар. За ударом. С каждым разом рассеивающие мрак и толкающий ближе к бездне. Губы в губы. Поцелуи кусающие. Ногти впиваются в его плечи так, что в разуме, погребенным под тяжестью горящего адским пламенем мрака стучит мысль «ему больно». Стучит слабо и незначительно. Мышцы напрягаются до предела, стремясь удержать и притянуть ближе грядущий крах моего мира.
Усмешка в губы, краткая заминка и мой почти рык, когда я осознаю, что необходимо его последнее движение и не понимаю почему его нет. Возмущенно и с парадоксом мольбы кусаю его в плечо. Прикус мочки в ответ. И удар.