- Осведомлен о нашей встрече, значит?фыркаю, скашивая на него взгляд и теснее сжимая его пальцы.
- Арсений сказал, что она перехватила тебя на входе. Я кинулся было вниз, но тут зашли твоя мама с Ланой.Зорин убирает телефон в карман брюк, и останавливается, вынуждая меня встать лицом к лицу. Стягивает авиаторы и серьезно продолжает,я нервничал пиздец как.
- Не стоило.Усмехаюсь, позволяя себя привлечь к его груди и отгибая воротник кипельно-белой рубашки с упоением скольжу пальцами по багровому следу на его шее. Моему следу. Моей метке собственности. - Ева себя контролировала. Отдаю ей должное, с трудом, правда, но контролировала.
- Что она сказала?голос ровный, нажим его рук на моей пояснице жестче.
- Ей не понравилось то, что ты не страдаешь, а уже кхм, нашел себе бабу. С прицепом.Фыркаю и едва давлю желание прикоснуться губами к своему следу, чтобы усилить его, дать больше яркости. И значимости. Моё. Только моё и ничье больше.
- А ты?вскидывает бровь, внимательно глядя на меня, все так же неотрывно следящую за своим пальцем, оглаживающим мою метку на его теле. Хочу, чтобы их было больше. Еще больше. На его правой лопатке след от моего ногтя, на ключице небольшой кровоподтекя вчера увлеклась, но у него был оргазм и он не заметил. А я заметила. И с удовольствием касалась ее языком, пока с него сходила дрожь
- Сказала, что после отношений с ней, вообще удивительно то, что ты остался в рядах натуралов.
- Я иногда просто диву даюсь, как ты отвечаешь хамам, Зорина.
- Зорина?недоуменно перевожу на него взгляд, чувствуя, как ошиблось сердце.
- М-м-м, да.Полуулыбка, склоняется моим губам, пытаясь провести по ним горячим языком, но я отвожу голову назад. - Тебе не нравится?
- Ты сначала с одной Зориной разберись, ловелас, а потом другую окучивай.Мой тихий смех осекается, при виде того, как его улыбка становится несколько натянутой, а его тело заметно напрягается, - Саш? Ты чего?
- Она не стала менять мою фамилию обратно на свою. Так-то мне на всю ситуацию похер, кроме вот этого.Оскорбленно бормочет он, прижимая меня к себе теснее и положив подбородок мне на макушку.Коз злодейка такая.
- Ну, хочешь, я побью ее?сдерживаю смех, пробегаясь кончиками пальцев по его позвоночнику вверх до лопаток и сжимаю его плечи, утыкаясь носом в ворот и втягивая в себя его неповторимый запах.Ты майора избил, я твою бывшую, чудная пара, не находишь?
Зорин расхохотался, сильнее сжимая меня в объятиях.
Время снова стремилось вперед. Я растворялась в Зорине. Я в нем терялась. Но сладко, головокружительно и очень охотно. Мне вообще нравились эти наши разговоры на грани фола при чужих людях. Такое впечатление, что это не он меня жестко трахал или занимался сексом несколько минут назад, перед тем, как мы встречались с его друзьями. С моими. На его или моей работе. Полупошлые разговоры, многозначительные взгляды и яркий постоянный голод. Ему было меня мало. Мне его не хватало еще больше, но требовать еще я не моглаон работал. Работал жестко, сильно, на износ. Я понимала, откуда эти бешенные деньги. Он был открыт двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, хотя неоднократно говорил, что сейчас у него период более легкий, чем несколько месяцев назад, когда так сказать, он был на волне успеха. Мне трудно было это представить, особенно когда он вваливался домой и едва полз до кровати, где фактически терял сознание, но тут же просыпался на телефонные звонки. Правда исключительно на свои и только на них.
«Вваливался домой». Домом являлась то его квартира, то мамина, то моя. Зависело от того, где я обитаю в момент его звонка. Но мне нравилось. Дико, просто до безумия.
Лана Снузелен-терапия делала огромные успехи. Лана разговаривала. С эмоциями. Показывала мне их «коттеджик», снимала себя на фоне моря и рассказывала, как проходили ее дни и что она видела. Рассказывала ярко, и меня щемило, щемило до боли, потому что у нее проявлялась мимика. Катькина мимика. Зорин замечал. Он ничего не говорил, он вообще не лез, когда я после звонков Ланы шла курить. Не останавливал меня, не отнимал сигареты, ничего не говорил. Когда я вернулась с пожарного балкона после очередного звонка Ланы, он повалил меня на кровать, обнял и едва слышно шепнул на ухо «как будешь готова, родная. Я рядом». К горлу подкатило. Я вжалась в него и едва подавила накатившие темные, нехорошие эмоции.
Миновало еще две недели. Я, получившая очередное оповещение о скидках едва не пританцовывая от радости, утянула Зорина за собой в гипермаркет, чтобы закупиться для кофейни, открытие которой должно было состояться через две недели. Весьма выгодное открытие предстоит - акции были именно на то, что было мне необходимо. Зорин снисходительно на меня косился и предлагал оплатить «нормальные продукты», раз он мой партнер. Я фыркала и отнекивалась. Весьма уязвленно, ибо меня все еще гложет мой долг в три миллиона ему. А он ни в какую не хотел брать с меня деньги и равнодушно кивал на то, что первую отдачу от кофейни он получит по самым скромным прикидкам только через четыре месяца. Еще взял и брякнул, что не через четыре, а через восемь, мол, он сам все уже рассчитал, да и опыт в ресторанном бизнесе у него есть. Козел. Потом ему опять пришлось подлизываться. Хотя, ему это нравилось. А мне-то уж тем более.
В субботний день торговый центр был переполнен людьми, мы пересекали широкие галереи и Зорин безостановочно матерился по телефону на уже известную мне «тупорылую свинью». Так он только своего финдиректора называл, подложившего ему когда-то там, где-то там нехилых таких размеров свинью. Как-то поинтересовалась, почему он его не уволит раз так бесится (у него даже в телефоне Артем был записан как «тупорылая свинья»), на что Зорин, недовольно закатив глаза, ответил, что пока Артем не перекроет долг, из-за которого они едва не влетели куда-то там, он его не уволит.
Вот и сейчас идет, матерится так, что на нас оглядываются, а я лишь теснее придвигаюсь к нему, удовлетворенно слушая замысловатые ругательства и неповторимые сравнения с вплетением мата и профессионального сленга. Обожаю, когда он такой. Вроде и деловой, а херачит на могучем русском как заправский сапожник и при этом все всем понятно еще. Прямо возбуждает. Я уже прикидываю расстояние до Кайена на парковке, когда мне звонит мама. С привычным, казалось бы, отчетом о проведенном дне. Казалось бы, привычном. Внутри стягивает органы напряжение и ноги врастают в пол, когда я улавливаю в ее голосе эхо тревоги.
- Мам, что случилось?спокойно спрашиваю ясрабатывает привычка, гребанная привычка моментально говорить таким тоном, когда я чувствую, что что-то не так.
Зорин останавливается, оглядывается на меня, уставившуюся в плитку пола и мгновенно прерывает свой звонок.
- Мам?повторяю, силясь сдержать рвущий жилы страх.
Она сначала пытается соврать, что все хорошо, но я уже почуяла. Обрываю ее резко и почти грубо:
- Что случилось. Что. Случилось. Мама.
Она сбивается на полуслове, что все хорошо, и я понимаю что меня подкашивает. Зорин мгновенно рядом. Мгновенно. Напряженно смотрит в мои глаза, поддерживая за локоть.
- Мама, блять - с тихим свистом сквозь стиснутые зубы.
Ее прорывает. Она рассказывает, что они с Ланой переходили дорогу по пешеходному когда на них едва не наехала машина.
- Лана? Что с Ланой, мам?!прорывается истеричным вскриком сквозь казалось бы ровный тон, когда в голове долбится одно кошмарное осознание «Катя погибла в аварии. Катя погибла в аварии. Катя погибла в аварии. И Лана об этом знает Господи Неужели?»
- С ней все хорошо она почти не испугалась - испуганно лепечет мама.
Не испугалась? Почти не испугалась? Она на трамваях ездит, потому что машин боится! Хотя и говорит, что просто любит трамваи! Но я вижу! Я знаю! Как ее сжимает всегда, когда она в машину садится!
- Успокойся.Тихий приказ, окатывающий прохлады оголенные нервы.Не пугай их. Спокойнее, Олька. Мы с тобой вывезем. Не пугай.
- Мам Что что с ней?сглатываю с трудом, подчиняясь и охотно прижимаясь к Зорину когда он с силой прижимает меня к себе.Мама?
- Оля, все хорошо. Я не испугалась.Голос Ланки, заставившей мои зубы скрипнуть.
- Ты с тобой все хорошо? Лан?голос ровный. Рефлекторно ровный. А слезы по щекам и такая дрожь в руках, что я едва не выронила телефон, помогли пальцы Зорина, стиснувшие трубку у моего уха.
- Да, Оля. Все хорошо. Просто немного страшно было. Громко тормозила. Но дядя вышел, извинился, сказал нас из-за кустов на обочине не видно было.Ланкин голос совсем не монотонный, немного грустный, но совсем не испуганный.Он не говорил по-русски. У него фрукты были, он нам персиков дал, бабуля с ним разговаривала, сказала, что он сказал, что нас до дома довести может. Но мы в парк шли с базара. Все хорошо, Оля.
Ей восемь, а она успокаивает меня, идиотку, неслышно плачущую в плечо напряженного Зорина, удерживающего у моего уха телефон и второй рукой тесно прижимающего моего долбанутое дрожащее тело к своей груди.
- А что там в парке было?в моем голосе сквозит улыбка, совсем не отражающая того, что долбит в голове бесконечный кошмарный цикл«Катя - авария. Мама и Ланаавария». Лана щебечет. Правда щебечет, восторженно рассказывает о озере, на котором они катались, о зверушках, которых можно кормить, о том что они с бабушкой устроили пикник под деревом на берегу и к ним подплыли птицы и подходил павлин с большим красивым хвостом. А меня трясло еще больше. В мозге постоянно генерировалась ассоциация с аварией. С катиной аварией, отнявшей ее у нас. С аварией, едва не случившейся в Израиле, которая могла бы отнять у меня весь мой мир.
- Продержись до конца.Едва-едва слышный шепот Саши мне на ухо.Продержись, Олька. Не напугай ее. Давай, малыш, продержись.
Продержалась, пару раз даже удачно пошутила, вызвав смех у Ланы, звонкий и чистый, от которого едва не подкосились ноги. Я могла бы этого вовсе никогда не услышать. Она отдала трубку маме и с ней я удержала ровный спектакль. В который она даже поверила. Я отключила телефон и меня затрясло уже крупно. Я могла их потерять сегодня. Я. Могла. Их. Потерять.
С трудом беру себя в руки. Тремор в пальцах, сорванное дыхание, невидящий взгляд. Но беру.
- Оль?его пальцы цепляют мой подбородок, поднимая голову вверх и заставляя смотреть в свои напряженные глаза.
- Сейчас- тихо шепчут мои губы, и я закрываю глаза, загоняя внутрь ужас, почти прорывающийся в голосе.Пару секунд
- Никаких пару секунд!неожиданно зло и страшно рычит, с силой толкнув меня к стене и до боли вцепляясь в мой подбородок, снова заставляя вскинуть голову и смотреть в его злые сузившиеся глаза.Никаких, блять, пару секунд!.. Смотри на меня! Смотри, блядь!..я прикусываю губу до боли и подчиняюсь, его лицо искажается до неузнаваемости, - Хватит, немедленно прекрати давить себя, поняла?! Я с тобой! Слышишь?! Я с тобой!
- Люди смотрят, - голос дрожит и срывается.
- Да похуй на них!фактически кричит, зажимая меня собой и прижимаясь лбом к моему лбу, до боли стискивая мои плечи.Пошли они на хуй все, поняла?!Обнимает, просто стискивает до боли мои плечи, и тут же отстраняется, мрачнеет и схватив мой локоть ведет меня на выход.Ну-ка идем.
Кайен, курим оба, молчим. Меня мелко потряхивает, упрямо смотрю в колени, чувствуя на себе его тяжелый взгляд. Выезжает с парковки, закуривая вторую.
- На Тимофевском?его голос пускает мое сердце в галоп.
- Что?со страхом смотрю на него.
- Твоя сестра похоронена на Тимофеевском?не поворачивая ко мне головы, нашаривает руку и стискивает мои пальцы.
- Что?.. Саша, нет! Нет, не надо!испуганно пытаюсь вырвать ладонь, вжимаюсь в сидение, отодвигаясь от него и того страшного, к чему он хочет меня привести.
- Тсс Все хорошо.Пальцы стискивают мою руку сильнее, ведут к лицу и губы нежно целуют мою ладонь. - Я буду рядом.
- Нет - отчаянно возражаю, прикрывая ладонью глаза и чувствую, что не справляюсь. Ни с чем. Ни с собой. Ни с жизнью. Ни с ним. Ни с чем.
Слезы бегут по щекам всю дорогу. Мне страшно. Очень страшно. Но он не слушает мои возражения, просьбы, мольбы. Твердо ведет машину и даже не смотрит на меня.
Тормозит на парковке у кладбища и только тут поворачивает ко мне голову. Стискиваю зубы, утирая рукой слезы, не заботясь о косметике и отодвигаясь от него максимально далеко. Он вздрагивает, словно от пощечины, губы кривятся, в глазах боль. Он не отпускает меня взглядом. Стискивает мою руку еще сильнее. И говорит тихо, твердо, уверенно:
- Олечка, надо Я знаю, тебе страшно. Все важное делать всегда страшно. Но нужно. Сильные поступки и сложные решения, Оль это баланс. Когда страшно это правильно, родная. Значит ты еще не сдох.
- Я не могу, Саш - слезы отчаяния и ужаса стекают по щекам.Я не могу не готова. Пожалуйста! Ну, пожалуйста!
- К этому нельзя быть готовым, малыш. К этому нельзя подготовиться, ты же сама мне говорила, помнишь? Вдохни и выдохни. И пойдем. Тебе это нужно. Пора...его голос дрогнул и сорвался, на мгновение прикрывает глаза и вновь смотрит на меня, вновь тихо, вновь, уверенно, - я рядом. Ты не ошибешься. Пора отпускать. И жить. Я рядом, поняла меня? Я с тобой рядом до самого конца. Время пришло не только принимать, но и пережить. Ты больше не одна.
Не могу ничего сказать, в горле спазм. Внутри бьется страх, бьется до боли в ребрах. Отрицательно мотаю головой, с мольбой глядя на него.
- Нужно, моя хорошая. Тебе это нужно. И уже очень давно. Пойдем. Я с тобой. Я буду держать тебя за руку. Помнишь, как ты мне обещала? Что когда я подойду к грани, к которой не буду готов, ты будешь рядом со мной. А сейчас я рядом с тобой. И буду держать тебя за руку. Пойдем, родная нам нужно идти.
Закрываю глаза, опускаю голову и судорожно выдыхаю. Только хуже. От этого только хуже. Вскидываю голову и, стараясь смотреть на него ровно, негромко произношу:
- Я пойду одна.Вижу, как он хочет возразить и повторяю тверже.Я пойду одна. Ты как никто должен меня понять.
Молчит, сглатывает, прикрывает глаза и отстраняет пальцы.
- Я буду здесь на входе стоять, хорошо? Ты поняла меня? Если станет совсем херово, просто позови.
Молча киваю и выхожу из машины.
Это нереальность. Это какой-то ночной кошмар и я никак не могу проснуться. Мрак накатывает, заполняет тело, травит душу при взгляде на ее могилу.
- Кать
Не могу стоять. Хочу присесть. Но колени с болью врезаются в землю. Упираюсь рукой в ограждение ее могилы и мрамор холодит кожу. Это странно ощущать, когда сгораешь изнутри. Когда с мясом, с кровью вырывают внутренности.
- Катька
«И условия обалденные, Кать!игриво прикусываю плечо Ланки, сидящей на моих коленях и она заливисто смеется.Съезжу, посмотрю! Завтра и поеду. Суббота же.»
- Катюш
«Да куда ты поедешь, Лёлька! Так как ты ездишь, твое возвращение со вторым пришествием совпадет!Катька щедро плещет вина в мой бокал и фыркает.Я сама съезжу».
- Прости меня - хриплым, задавленным шепотом в котором было так много ужаса.Прости меня пожалуйста Пожалуйста, прости меня Пожалуйста Пожалуйста! Пожалуйста, Кать! Прости меня за Ланку! Прости что не увидишь ее выпускной институт свадьбу ее детей господи, пожалуйста, прости меня, пожалуйста прости пожалуйста прошу тебя
Тело кренится вперед подыхая под гнетом со зловонием прорвавшегося внутри страха так долго гниющего внутри. Тело кренится вперед, к ее могиле, а я захлебываюсь, тону в том, стремительно разлагает меня изнутри. Дрожащие пальцы упираются в холодную землю могилы. Которой могло бы не быть если бы не я.
Горло душит крик. Он буквально душит, не дает вздохнуть, но и не собирается вырваться. Конденсируется в кошмаре бурлящем внутри и не собирается вырываться, давя, накрывая сознание, перекрывая кислород, пуская помрачнение в глаза.
Хриплый выдох, похожий на сдавленный то ли смех, то ли вой. Уши режет. Даже сквозь удары в голове. И каждый жестокий, беспощадный удар опечатан одним и тем же«Я нашла. Я должна была ехать. Не она. Не Катька».
Тихий скулеж сквозь стиснутые зубы. Не могу Катька прости, пожалуйста
Тело безвольно немеет и падает. Почти падает. Его подхватывают и вздергивают на ватные ноги. Утыкаюсь лицом в плечо Зорина и безудержно дрожу, чувствуя, как бушующие внутри тошнотворные волны будто бы слабеют.