Скрипнув зубами, Виктор резко развернулся, схватил бутылку со стола, наспех скручивая крышку. Глоток, всего один глоток и знакомое тепло унесет проблемы, развяжет язык и выплеснет наружу скупые мужские слезы Нет! Отдернул руку, опрокидывая водку на пол. Жалобный звон стекла, расползающаяся на полу лужа Виктор наблюдал, как струйки горячительного заползали под ботинки, будто сорокоградусная ластится к порабощенному хозяину. Отступил, хмуря брови. Хватит. Один раз запой уже стоил ему ребенка, неужели он и впрямь верит, что все само собой разрешиться? Нет. Надо действовать, причем, именно сейчас, пока слухи об их романе не разлетелись дальше деканата.
Виктор прошел на кухню, взял со стола мобильный и набрал Анин номер. Гудки Опять гудки Оставьте сообщение Он присел на табурет, продолжая «бомбить» Анюту звонками. В голову полезли гадкие мысли: вдруг она настолько расстроилась от разговора с Борисом Венедиктовичем, что натворила глупостей? Вдруг ее мать тоже знает про их чувства? Может, Аня разругалась с мамой и сбежала из дома? А если к тому самому жлобу, что водил ее в парк Горького? Виктор почувствовал, как заныли десныслишком сильно сжал зубы, представляя, что может случиться.
Возьми же трубку, Анютка!
Теперь Виктор жалел, что не бросился ей вслед. Пусть и не сразуих разговор с деканом продлился добрых полчаса, но хотя бы потом. Позвонил бы, утешил, разузнал, что бестактный Борис Венедиктович наговорил ей наедине. Нет, предпочел запереться в стенах университета, ковыряясь в прошлогодних контрольных.
Да, раздалось на том конце провода, когда Виктор уже перестал надеяться.
Анюта! Как я рад, что ты ответила! Что случилось? Ты где? Я хочу поговорить
В трубкетишина.
Анюта, только не молчи, прошу! Ты у него?
Что? словно очнувшись, откликнулась она. Витя Я в парке
Голос глухой, потерянный, бесцветный. Виктор внутренне содрогнулся. Бежать! Бежать к ней, обнять, согреть у груди, утешая и возвращая искорки в теплые серые глаза.
Я приеду, какой парк?
Также же бесчувственно, Аня назвала адрес, а потом оставила Виктора наедине с гудками. Не думая ни секунды, он выскочил из дома, по пути вызвав такси, и помчался к ней.
Виктор еле дождался, когда водитель такси пристроит, наконец, свой автомобиль около автобусной остановки. Походя бросив деньги на сиденье, выскочил на улицу, помчался к череде приземистых кленов. Свернул на утоптанные дорожки, не доходя до выложенного плиткой и обрамленного кованым железом входа. Виктор всматривался в каждого встречного, пытался ухватить всех, кто в этот вечер вышел прогуляться под кровом деревьев.
Аня сидела на скамейке в парке и крошила батон себе под ноги. Взлохмаченные воробьи крутились вокруг, выхватывая друг у друга кусочки хлеба. Виктор подошел, сел рядом, боясь заглянуть в опущенные глаза. Он виноват, что выгадывая себе облегчения, не смог оградить ее от сплетен и разбирательств. Виноват, потому что старше и опытнее, а, значит, сильнее.
Как ты? неловко взяв ее руку в свои, произнес Виктор. Поразился, какие холодные у нее ладони. А чего удивляться? одернул сам себя. Вечер наполнил улицы зябью, а на Анютетолько тоненькая футболка и джинсы. Еще неизвестно, сколько она тут сидит.
Я ей чужая не поднимая глаз, ответила Аня все таким же безжизненным голосом, что и по телефону.
Кому? Что случилось? Это из-за меня?
Не дождавшись ответа, Виктор схватил Аню за плечи, развернул к себе. В глазахобреченная пустота, будто и не живой человек перед ним, а восковая кукла. Все внутри сжалось в комок, а потом рухнуло вниз.
Анютка! Не молчи, слышишь?! Только не молчи!
Кажется, он даже целовал ее соленые мокрые щеки, прижимал к себе, шептал что-то на ухо. Все это Виктор делал неосознанно, будто заразившись от Анюты беспамятством.
Она мне не мать! очнувшись, затараторила она, бегая взглядом по его лицу. Витя! Она мне никто!.. И никогда не любила
Бессвязные фразы вылетали из ее рта, еще больше запутывая Виктора. Он только и понял, что ее мама сказала или сделала что-то такое, из-за чего Аня больше не хочет считать ее таковой. Но переубеждать или пытаться дальше вызнавать правду из содрогающейся рыданиями и плачем Анюты не стал. Всему свое время. Сейчас ему надо успокоить ее, отвести туда, где тепло и можно поесть.
Забота об Ане захлестнула Виктора. Хотелось взять ее на руки, унести к себе домой, прижать к себе, отпаивая горячим молоком с медом. Быть рядом Всегда Виктор пресек дерзкие мечтания. Этого не случится. Он найдет в себе силы уйти. Потом
Анютка, пойдем куда-нибудь? ласково, будто разговаривая с ребенком, произнес Виктор. Если не хочешь домой, то в кафе, или гостиницу
Аня вскинулась, обхватила его голову руками, прижала к щеке.
Ты ведь меня любишь? нервно шептала она. Только ты меня и любишь по-настоящему?..
Виктор растерялся. Ее руки в один миг стали пламенными, обжигали, делая прикосновение невыносимо соблазнительным. Сейчас он был готов похерить все моральные принципы и терзания совести, чтобы ее руки никогда не размыкались.
Конечно зашептал он в ответ, пытаясь справиться с пожаром в груди. Я тебя люблю, очень сильно
Мы пойдем к тебе? прижавшись к нему лбом, глядя глаза в глаза, продолжала Аня.
Я Виктор осекся. Отказать? Не станет ли ей еще хуже? Она и так на грани безрассудства. Но кто возьмется обещать, что находясь с ней в такой маленькой квартирке, он сам не сойдет с ума? Сталкиваться в узком коридорчике, соприкасаться коленками под столом, чувствовать ее запах, тонкий и будто давно знакомый Это будет пыткой, которую вряд ли возможно вытерпеть Конечно, мы пойдем ко мне. Смотри, ты совсем замерзла. Разве так можно?
Виктор пытался говорить как можно мягче, чувствуя, как его самого бил озноб. От сердца отлегло, когда Аня встала со скамейки, увлекаемая им, и, прижимаясь, зашагала рядом. Пусть так. Отогреется, поесть, разговорится, а там он попытается найти нужные слова, чтобы вернуть ее домой.
Виктор снова вызвал таксине тащить же Анютку на метро. Стоя под зажженным фонарем, обнимал ее хрупкие плечи, целовал в макушку. Бедная моя девочка, занозой свербело в сознании, отдавая нытьем в груди. Сейчас Виктор отдал бы остаток жизни, лишь бы Аня стала веселой, как прежде.
Глава 30
Аня застыла, отрешенно разглядывая скопище книг, заполонивших Витину крошечную квартиру. Толстые потертые корешки, знакомые и не очень названия и авторы, слой пыли, вольготно разлегшийся на картонных переплетах Мысли блуждали далеко отсюда, перед глазами стояло когда-то родное лицо с маской ожесточения и ехидной жажды сделать как можно больнее.
В голове не укладывалось, как это может быть правдой? Хотелось вернуться обратно, броситься маме на шею и услышать, что все сказанное тогдаложь. Хлесткий удар слепой ревности. Вот только теперь Аня не верила ни единому слову той, кого столько лет считала самым близким и любимым человеком на свете. И дело не в том, что она оказалась приемной дочерьюэто не так страшно. Другое не укладывалось в головепочему мама молчала? Пускай в детстве или подростковом возрасте Аня и впрямь не знала бы, что делать с такой правдой, возможно, начала бы бунтовать. Но сейчас, когда она стала взрослой? Нет! Мама сделала это только когда захотела причинить боль. Настоящую боль, после которой невозможно вздохнуть, а в глазах меркнет свет. Что ж, ей это удалось
Теперь Ане казалось, что мама и не любила ее никогда. Такпоигралась немного, утоляя женскую потребность в потомстве, заботе о ком-то слабом и беззащитном. А потом вышвырнула прочь, освобождая место для кого-то более нужного Аня чувствовала себя именно ненужной, брошенной, опустошенной
Она не шевельнулась и тогда, когда в комнату вошел Виктор, мягко шурша тапками по старому линолеуму. Он нес кружку и бутерброды с сыром на тарелке. Присел рядом, протянул ей еду.
Поешь что-нибудь?
Аня подняла на него глаза, мотнула головой. Виктор так старался, чтобы утешить ее, но есть совершенно не хотелось. Как и разговаривать. Виктор отставил посуду на стол рядом с пустым стаканом.
Не хочешь рассказать, что случилось?
Нет
Тишина. Ане хотелось утонуть в этой безмолвной массе. Вот только под напором лазурных глаз сердце таяло. Кромешная обида, которую все это время подпитывала разгромными обличениями, испарялась. Еще несколько минут назад Аня сидела в парке и нарочно мерзла, надеясь, что заболеет и умрет. Это было по-детски наивное желание из разряда: «я умру, и пусть вам всем будет плохо». Ничем не оправданное и глупое, но казавшееся единственно правильным. Она решила, что ей некуда больше идтиквартира, которую считала домом, стала чужой, как и ее хозяйка.
Правда, чем дольше Аня сидела, согреваемая полным нежности и тревоги взглядом любимого, тем сильнее хотелось открыть ему все. Забраться на колени, прижаться к теплой груди и спрятаться там от всех бед и невыносимых откровений. Словно подслушав ее мысли, Виктор подвинулся ближе и обнял за плечи.
Скажи, просящее произнес он, тогда обязательно станет легче.
Аня набрала в грудь воздуха, чувствуя, как ноют ребра после недавнего побоища около универа.
Оказывается, я ей не родная выдохнула, застыв в ожидании утешений.
Кому? Маме?
Да.
Виктор снисходительно улыбнулся, будто услышал, что у нее отняли конфетку.
С чего ты взяла?
Она сама рассказала, когда В общем, неважно, Аня замолчала и насупилась. Внутри поселилось предчувствие, что Виктор ее не поймет.
И ты из-за этого ушла из дома? его брови взлетели вверх. Или она тебя выгнала?
Нет Не помню Я сама ушла. Витя! Я никогда не была ей нужна! Только, как средство от одиночества. Только одни заводят щенков и котят, а онаребенка!
По лицу угадывалось, что Виктор едва сдерживается, чтобы не рассмеяться.
И всего-то? Анюта! И что, что ты приемная? Мама же заботилась о тебе все эти годы: кормила, поила, одевала? Или била и заставляла делать грязную работу? Побираться или чего похуже? Нет ведь! И не имеет значения, что родила другаята женщина и впрямь не может претендовать на звание матери. Кинула тебя на попечение государстваи все.
Наверно, Аня отчаянно цеплялась за саможаление и обиды. Тогда в парке ее доводы казались нерушимыми, но теперь они сыпались под логическими цепочками Виктора. И ещеАня любовалась им в этот момент. Он казался таким забавным и открытым. Но почему она раньше ничего не сказала? Зачем было так Эх!
Аня махнула рукой.
А чего тут удивлятьсяты стала взрослой. Значит, можешь все принять и понять. Твоя мама поступила разумно.
Если бы она сказала это спокойно, то да. Но она кричала, хотела уязвить, уничтожить меня этими словами!
Словно неведомая фея смахнула улыбку с лицо Виктора. Он посерьезнел, крепче прижал Анюту к себе.
Это из-за меня, да? скороговоркой выпалил он.
Нет, там другое замялась, но продолжила. Раз уж начала, значит, надо договаривать до конца. Она приревновала меня к своему жениху. Тому самому, с кем ты видел меня тогда в парке.
Так это был жених твоей мамы?! Виктор на мгновение просиял, а потом снова погрузился в задумчивость. То есть, вы из-за этого поссорились, и она тебе в порыве злости и отчаяния рассказала про удочерение?
Аня кивнула.
Теперь ты понимаешь? Она меня предала!
Нет. Не надо так. Она все равно тебя любит, я уверен. Просто пока она считает, что ты хочешь сделать ей больно. Может, тебе стоит ей позвонить?
Не думаю, что ей это надо, нахохлившись, произнесла Аня. Иначе она бы сама позвонила.
Похоже, Виктор решил, что ей надо дать время подумать и успокоиться. Прижав Аню к себе и чмокнув в макушку, он поднялся и направился к выходу, оставив бутерброды на столе.
Ты куда? показалось, что вместе с ним оторвался кусочек ее самой. Без него стало холодно и неуютно.
На кухню. А ты ложись спать.
Аня не стала спорить. Дрема незаметно овладела ею, накрыла покровом сновидений. Бороться с нею не сталаопустила голову на подушку, натянула одеяло до подбородка и так и уснулав джинсах и футболке. Всю ночь Аня разговаривала с мамой. Вернеес ее размытым силуэтом, который то и дело ускользал из обозрения. Они спорили, ругались, мирились, просили друг у друга прощения, но это был всего лишь сон
На следующий день Аня начала жалеть, что поступила, как ребенокубежала, когда надо было и впрямь посмотреть те документы. Мало ли что наговорит человек в приступе гнева? Вот только зная маму не один год, можно с уверенностью сказатьвсе сказанное процентов на девяностоправда. Просто маме никогда не пришло бы в голову придумать такое, и тут ревность или что-то еще не при чем. Видимо, она отчего-то решила, что Аня знает про удочерение и за что-то мститвот и выпалила, совершенно уверенная, что ни для кого это больше не секрет.
Время шло дальше, не соизволяя замедлить ход жизни. Виктор с расспросами и советами не приставал, из дома не гнал. Правда, рано уходил и возвращался ближе в семи. Ане даже стало казаться, что он делал это нарочно, чтобы не сталкиваться с ней в мизерной квартирке. Было обидно, но в то же время такое поведение вселяло: наверняка любимый решил таким образом бороться со своими чувствами. Это он зря. Если сначала Аня влюбилась в Виктора на зрительном и эмоциональном уровнях, то теперь прикипела к нему по-настоящему, душой. Возникло желание помогать по хозяйству: готовить, стирать, убирать; ждать его с работы, заботиться, выслушивать о случившемся за день и сопереживать, просто быть рядом, зная, что ему от этого хорошо. В этом Аня была уверена.
Видела, как светятся Витины глаза, когда по возвращении домой она целует его в щеку и утаскивает тяжелый портфель на кухню, где любимого ждет неумело состряпанный ужин. С этим вообще были сплошные проблемыто подгорит, то пересолит, то не доварит
Зато за чередой бытовой суеты Аня перестала мучить себя вечными русскими вопросами: «кто виноват» и «что делать». Может, стоило воспользоваться дневным одиночеством и пораскинуть мозгами, взвесив все как следует и решив, как дальше быть в отношениях с мамой. Но Аня замкнулась на раздутой обиде и четырехстенном мирке Витиной квартиры, боясь высунуться дальше лестничной клетки.
С каждым днем, прожитым рядом с любимым, ее все чаще посещали мысли, что ссора с мамой не что иное, как происки судьбыодновременно отрывавшей ее от старой жизни и накрепко привязывавшей к любимому человеку. Аня пыталась намекнуть об этом Виктору, пробовала целовать его не в щеку, а в губыно он всякий раз деликатно отстранялся. Сделать решительный шаг и поговорить напрямую она не моглане хватало смелости. Для этого надо было посмотреть Вите в глаза, а под его взглядом Аня превращалась в аморфное создание. Обо всем забывала, греясь им, как солнечными лучами. К тому же, словно чувствуя, что вертится у нее на языке, Витя становился донельзя грустный и отрешенный. Аня догадываласьпочему. Наверняка, вспоминает жену. Это бесило, принуждало ревновать, но и придавало сил для скоропалительных действий.
На седьмое утро совместного проживания, Аня задумала Виктора соблазнить. Правда, она до конца не понимала, что это значит. В мыслях все представлялось красиво и романтично и никак не вязалось с понятием секса. Вот только жизнь уже не раз доказывала, что не идет на поводу у мечтаний.
Но приняв решение однажды, Аня не стала откладывать все на удобный случай. Проснувшись рано, она прошла на кухню, где на раскладушке спал любимый. В неудобной позе с закинутой за спину рукой, прикрытый до пупка одеялом. Аня улыбнулась, наблюдая, как дергаются его брови и губы, видимо, Виктор был из тех, кто любит поболтать во сне.
Потоптавшись немного в дверном проеме, прошла внутрь, замешкалась, собираясь с духом. Скинула футболку, стянула джинсы, застыла, всматриваясь, как мерно вздымается его грудь. Сердце замирало с каждым его вздохом. Было стыдно и неловко, но вместе с темщемящее радостно. Ощущение такое, словно онаветхозаветная Ева, которая вдыхает аромат запретного яблока Аня скинула лифчик, подошла вплотную к раскладушке, всмотрелась в лицо любимого мужчины. Бедняжка! Сколько он натерпелся, но ничего, теперь она сделает все, чтобы высушить чашу отведенных ему страданий. Наклонилась, провела ладонью по Витиной щеке, груди Он заворочался, повернулся на бок. Аня застыла. Одно дело, когда представляешь, как заберешься нагишом под одеяло к любимому человеку, другоев реальности неловко топтаться, не решаясь преодолеть последнюю преграду.
Ощутила, как запылали щеки при мысли, что Витя сейчас откроет глаза и увидит ее над собой в одних трусах. Да и самой стало неуютно, все-таки ни один мужчина еще не видел ее голышом. Не отдавая себе отчета, Аня поддела со стула Витину рубашку, прикрылась ею, словно еще боролась со стыдом. Вдруг захотелось, как в мыльных сериалах, понюхать ее. Прижалась носом, но ничего не учуяла. Даже стало немножко обиднов кино девицы так блаженно закатывали глаза, а она не уловила ни единой нотки парфюма или пота. Только едва заметный запах, который и описать-то слов не нашлось. Лишь пробуждающееся от него чувство чего-то родного, словно давно знакомого, но забытого