Речка уткнулась в бугор и потекла вдоль подножия. Он быстро поднялся на вершину. Робкий свет луны, осветивший бугор, разбился на несколько отдельных переливающихся и дрожащих сияний. Они угасали одно за другим и заблистали вдали в разных местах, трепетно заиграли по излучинам речки, обогнувшей бугор, над снежными островками тальников и ивняка. Ничего примечательного не обнаружил Тогойкин на широко раскинувшейся тихой долине и собрался было спуститься, чтобы вернуться к лыжне, но вдруг остановился.
Оказалось, что, долго глядя вдаль, он не заметил, что прямо под ним четко вырисовывалась проезжая дорога.
Неужели померещилось? Он снял рукавицы, сунул их под мышку и растер руками лицо.
Да, внизу протянулась дорога, даже отсюда видны зазубрины от копыт.
Тогойкин оттолкнулся, съехал вниз и тяжело шлепнулся задом о твердо накатанную дорогу. Он снял лыжи и, положив их поперек колен, стал тихо гладить, словно бы убаюкивая. Наотмашь вытер набежавшую на губу солоноватую струйку. Чувствуя выступившие на глазах слезы, но не желая в этом признаваться даже самому себе, он тихо прошептал: «Это пот!» и, сунув лыжи под мышку, вскочил на ноги.
В какую сторону пойти?.. В любую! Дорога все равно приведет к людям. Он устремился было на север, но тут же повернул обратно и остановился в нерешительности.
Тут прошли, тяжело ступая, лошадь и вол. Они везли два воза на обочинах дороги остались бороздки от соломинок.
Тогойкин долго шел по дороге, держа лыжи под мышкой. «Остановиться бы и поесть, поберечь силы», подумывал он временами, но все более убыстрял шаг и наконец пустился бежать. Ноги, привыкшие к лыжам, вначале скользили и были странно легки. «Как это говорят? Не чуя под собою ног!» подумал он и усмехнулся.
Луна скрылась, снег потемнел, но он ощущал дорогу подошвами. Поднялся на взгорок, сбежал с него, пересек какое-то довольно большое озеро, пробежал между кустиками тальников, выросших на кочках.
Надо беречь силы, надо идти медленнее
Вот еще, будет он рассиживаться! Можно идти не спеша и грызть что-нибудь на ходу. А то и не успеешь понять, как покинули тебя силы, свалишься на дороге и не поднимешься.
Тогойкин перешел на шаг. Но вдруг его пошатнуло, словно кто-то столкнул его с дороги. Начали заплетаться ноги, он спотыкался, поднялась тошнота, закружилась голова. Он снова побежал, и сразу же мышцы напряглись, ноги снова почувствовали плотно утоптанный снег. Продолжая бежать, он вытащил из кармана сухарь и, царапая губы, сунул его в рот. Разгрыз, и сразу запершило в горле. Не останавливаясь он схватил горсть снега и тоже запихал в рот.
Стало гораздо легче. Надо бежать, только бежать. «Никогда сразу не останавливайтесь после утомительного бега» Кто это говорил? Или он где-то прочел? Э, да это же говорила Елочка В то время казалось, что все ее наставления едва ли пригодятся когда-нибудь.
В стороне от дороги раздался страшный храп. Тогойкин испуганно обернулся. Гордо подняв голову, неподалеку стоял величественный гнедой жеребец. Кивком откинув в сторону густую, длинную гриву и челку, он грозно смотрел на человека. Вокруг него спокойно и беспечно, разгребая копытами снег, паслись его белые и серые подруги, почти сливаясь с окружающим снегом.
«Загнать за изгородь, поймать одну из них и поехать верхом».
Жеребец, словно бы угадав недобрые мысли незваного гостя, грозно всхрапнул, вытянул челноком голову, обежал вокруг табуна и увел своих подопечных в сторону.
Тогойкин понял, что помыслы его были весьма наивны. Он пересек островок белотала и увидел в овраге старого упряжного коня. Осторожно опустив лыжи на землю, он смахнул большой пучок сена, висевший на кусте ивы, и, протягивая его в сторону коня, тихо стал к нему приближаться. Старый серый мерин продолжал спокойно подбирать валявшиеся на дороге клочья сена. Николай попытался схватить его за челку, но конь внезапно развернулся, чтобы лягнуть его. Тогойкин хотел отскочить назад, но повалился на спину, и это спасло его. Когда он вскочил на ноги, конь широкой рысцой мчался вверх по крутому склону оврага.
«Надо было обхватить шею и уцепиться за храп», с досадой подумал Николай и, подняв лыжи, побежал вдогонку за конем. Среди зарослей белотала тянулась узенькая тропинка, проторенная лошадьми. Конь рысью поднялся по той тропинке. Как только Тогойкин взобрался наверх, прямо перед ним взвился фонтан искр из трубы какого-то жилья. Почудилось даже, будто лицо обдало теплом, и он невольно замигал и отвернулся. Забыв про коня, он побежал к жилью.
Тракт прошел дальше понизу. От него отделилась другая дорога, по которой возили сено, она сворачивала к лесу. Жилье, по-видимому, находилось где-то в самом лесу.
Чем дальше углублялся Тогойкин в лес, тем реже он видел вяло взлетающие из трубы искры. Они терялись где-то за деревьями. Значит, жилье за лесом. Николай пробежал лес. С края неширокой поляны тусклыми пятнами на него смотрели обледеневшие окна рубленого дома.
Откуда-то из-за дома появился старый пес. Лениво, явно для видимости, он потявкал, обнюхал Тогойкина и, смиренно подойдя к двери, начал царапать ее.
Тогойкин быстро прислонил лыжи к стене и, распахнув дверь, влетел в дом.
Спиной к топившейся печи стоял небольшого роста, худощавый старик.
От тепла, от яркого света, от радости Тогойкин растерянно топтался на месте. Наконец, стянув с головы шапку, он с трудом выдавил:
Здравствуйте
Здравствуй, удивленно оглядывая его, ответил старик. Откуда ты, парень?
Из тайги С разбившегося самолета
О-о!.. Прокопий, вставай живее! Не слышишь, что ли?
Испуганно вскрикнула женщина, что-то забормотали спящие дети.
Огонь в печи пылал слишком сильным пламенем, старик то исчезал в этой огненной пурге, то снова появлялся. Тогойкин протянул руку и подался вперед, чтобы выдернуть старика из бушующего пламени, но тут же спохватился. Старик стоял спокойно, это ему самому невесть что почудилось.
Как война? выпалил он одним духом.
Хорошо, очень хорошо! Наши громят и гонят врага, Вязьму вот освободили.
Тогойкин удивился, что эти слова произнес не старик, а кто-то другой. Вся внутренность дома колыхалась и колебалась волнами тепла, горячим дыханием обжигало лицо, теснило дыхание.
Он хотел спросить: «Какие еще города освобождены?» но не смог. Он хватал ртом горячий воздух и чувствовал, что его то ли несут куда-то, то ли ведут.
Надо уложить его, пусть отдохнет
Погодите! воскликнул Тогойкин, очнувшись и медленно отстраняя от себя людей. Скорее в райком, в колхоз! Что ближе?
Верно, заговорил звонким голосом старик. Скорее приведи Басыкыя. Привези сюда правление. А ну, живей!
Молодой человек сдернул с вешалки старое ватное пальто и, выскакивая во двор, задел висевшее на гвозде другое. Приглядевшись, Тогойкин узнал свое кожаное пальто. Сам он, оказалось, стоял босой, в одной сорочке.
Сынок, а далеко ли остались твои люди? спросил старик, сидя у печи.
Тогойкин побоялся приблизиться к бушующему огню. Не чувствуя пола, будто подошвы у него были из пуха, он осторожно подошел к правым нарам, сел поудобнее и шепотом сказал:
Отсюда, наверно, километров сорок пятьдесят
О, далеко это, мой друг! А все живы?
Не все Оба летчика погибли Я потом расскажу, когда придут
Ладно, сынок. Акулина, ты поторопись с чаем!
Начинает закипать.
Тогойкин повернулся к молоденькой белолицей женщине, хлопотавшей с щипцами в руках около самовара. Она смущенно отвернулась, но, видимо решив, что это может обидеть гостя, повернулась к нему и нарочито сердитым голосом прикрикнула на детей:
Идите сейчас же спать!
Возле деда копошились мальчишки, один лет шести, второй лет четырех. Старший суетился, стараясь натянуть на ноги младшему торбаса. А тот нетерпеливо дрыгал ногами.
Ты что это брыкаешься! добродушно заворчала на него мать.
Старик выдернул малыша из рук старшего и обул его.
Мальчишки подбежали к двери и налегли на нее в четыре руки. Кряхтя и горбатясь от напряжения, они все же отвалили тяжелую дверь, выскочили наружу и начали толкать ее с обратной стороны, чтобы затворить. Тут из-за печки вылез старый пес и, чуть не придавленный закрывшейся дверью, тоже выскользнул во двор.
От самовара кверху потянулись две струйки пара.
Сынок, а сам-то родом откуда и звать тебя как?
Старик, по-видимому, собирался обстоятельно побеседовать. Он закинул ногу на ногу, извлек берестяную табакерку и пощелкал по ней пальцами.
Я из Ленского района, зовут меня Николай Тогойкин. А вы сами кто?
Мы Титовы
Старик ловко вскочил с места, широко растворил дверь, в которую вошли сперва старый пес, затем два запыхавшихся мальчугана. Они тотчас, смешно растопырив пальчики, стали греть у огня ладошки. Старик вернулся на свое место, раскрыл табакерку, потянул носом, резко закивал головой и громко чихнул. Мальчишки из шалости подпрыгнули кверху. Тут не только сами дети, но и мать, и дед, и гость все разом засмеялись.
Сам я Иван Дмитриевич Титов. Это мое законное имя. А по-старинному называли просто Охочий Иван. А который вышел, это Прокопий Титов, мой младший сын, табунщик и охотник нашего колхоза «Рост». Он, конечно, прекрасный табунщик, но охотник, говоря по правде, слабоватый. А это Акулина, моя младшая сноха, специалист по молодому рогатому скоту и мать моих внучат. Этот Миша, а вот тот, большенький, Вася, нынче осенью собирается в школу. Братишка их, Владимир, там, за занавеской, на нарах разлегся и спит себе Э, нет, друг! внезапно, без всякого перехода, словно продолжая какой-то давний спор, заявил старик. Нынешние охотники не любят отходить далеко. А какой же ценный зверь забежит к ним на задворки дома? Ценная дичь, она по самым глухим местам бродит, за дальними таежными хребтами
II
Откуда-то издалека донесся плач.
Ребенок проснулся, произнес голос молодого Титова.
Слышу! весело отозвался голос Акулины. Чаю сам наливай.
Тогойкин очнулся. Он лежал, укрытый теплым заячьим одеялом. Хозяева сидели вокруг стола и чаевничали.
Николай откинул одеяло.
Как раз и ты проснулся! приветствовал его старик. Сперва попей горяченького чаю, потом ложись и как следует выспись.
Нельзя! Тогойкин вскочил и ощутил босыми ногами холод пола. Что это? Унты его сушились над печкой. Он подбежал, схватил их и начал поспешно обуваться. Уложили. Укрыли Вот и заснул
И спал-то совсем мало! послышался из-за занавески голос Акулины, и тут она забормотала что-то невыразимо нежное и ласковое, обращенное уже к сынишке.
Басыкый мигом примчит сюда само правление. Отсюда всего-то верст десять, не более.
Нежность молодой женщины к младенцу настраивала Тогойкина на домашний лад, и он начал было в душе поддаваться совету старика, но тут же рассердился. Будто в насмешку укрыли теплым одеялом! Да и сам-то он хорош, чуть добрался до тепла, тут же завалился дрыхнуть!
Нет, я сам поеду! крикнул Николай и выскочил во двор. Он думал, что уже день, а оказалось только начинало светать. Значит, он и в самом деле спал недолго. Старый конь, который давеча чуть было не зашиб его, был уже запряжен в сани и с хрустом жевал сено.
Заскочив за дом, он загреб ладонями чистого снега и принялся растирать лицо. Ласковая мать, кормящая за занавеской маленького Володю, мальчишки, распивающие по ночам наравне со старшими чай, громко чихающий маленький старик и «прекрасный табунщик, но слабоватый охотник» все они были необыкновенно симпатичны и желали ему только добра, укрыв одеялом
Когда кончик одного уха больно ущипнул мороз, Николай побежал в дом. Он чувствовал себя посвежевшим и даже отдохнувшим.
Люди были удивлены его радостным видом и вопросительно глядели на него. Вытянув рукав, он утер лицо, быстро сел за стол и пододвинул к себе чашку.
Так Едем, значит, в поселок?
Сынок, а если Прокопий один
Нет, нет, я сам должен!
Вы с Басыкыем, видно, не поладили, повстречавшись на дороге? усмехнулся Прокопий. Хорошо еще, что ты не гонялся за ним. Он никого, кроме отца и меня, не признает.
Так он же этого не знал!.. Наверно, хотел дать ногам отдых, сказал старик, давая понять Николаю, что сочувствует ему. Пожалуй, вместо Басыкыя легче было поймать Барылана.
Тот молоденький жеребчик, вставил Прокопий и вынес из-за печки унты.
Старого коня зовут Басыкый. А тот, что так напугал его своим храпом, Барылан. И этот дикарь будто мягче и спокойнее старой, заезженной клячи
Сынок, так, значит, ты твердо решил ехать?
Да, конечно, немедленно!
Ну что же А по правилу тебе сейчас надо бы поспать Старик подошел к печи, сел и с видом обиженного человека наклонил голову.
Акулина вышла из-за занавески и протянула мужу заячьи чулки.
Возьми, друг, надень, а то ноги отморозишь.
Не отморожу, тут недалеко. А в случае чего пробегусь маленько. Лучше бы этому товарищу
Нет, и я пробегусь.
Надо бы выспаться, сил набраться, тихо повторил старик.
Что ты завел свое выспаться, сил набраться! вспылил Прокопий.
Я ведь хочу, как лучше Старик приоткрыл табакерку, заглянул в нее и положил поближе к печке, подогреть. А что, сынок, за местность, где твои люди остались?
Ну, отец, вопросам, видно, конца не будет!.. Что ж, товарищ, поедем? И Прокопий схватился за стеганое пальто, в котором давеча выходил из дому.
Давай!.. Тогойкин тоже стал быстро одеваться.
Надел бы ты доху, сказала Акулина.
И то правда! Лучшей одежды не бывает!
Старик продолжал сидеть спиной к огню, низко опустив голову.
Тогойкин почувствовал себя неловко. Он не ответил на вопрос старого человека, и, наверно, тот от обиды сидит так понуро.
Местность, в которой мы находимся
Нет, ребята, вы уж поезжайте, вставила Акулина. А ты, друг, скорей одевайся! А то словно в самый Якутск собрался.
Это глухое таежное место, снова начал Николай, за широкой-широкой травянистой низиной. Туда спускается много падей и ручьев
Старик не поднял головы, не выказал любопытства. Тогойкин остановился, не зная, продолжать или нет. Но зато все, кроме старика, проявили большой интерес к его рассказу. Оба паренька, вцепившись ручонками в рубаху деда, не сводили с Тогойкина глаз. Ласково глядела на него своими светло-карими глазами Акулина. Прокопий остановился, забыв продеть руку в рукав дохи.
К юго-западу от того места тянется долина, она почти упирается в большое озеро, посреди него остров, сплошь заросший осокой и ситником.
Погоди, друг, пусть он расскажет дедушке, просительным шепотом обратилась Акулина к мужу, вдевшему руку во второй рукав дохи.
Тогойкин, собиравшийся на этом кончить, стал рассказывать дальше:
С равнины прямо к востоку идут рядом три пади.
Старик вдруг встрепенулся:
Ну-ну!
Если смотреть на север, там узенькая падь, разрезанная пополам, словно грива жеребенка, тоненькой полоской лиственничного молодняка.
Если откуда смотреть? строго спросил старик.
Отец укоризненно проговорил Прокопий.
Потише! выдохнул старик, унимая сына.
Если взобраться на высокий мыс
А там, где начинается ваша падь, толпятся крупные ели?
Да-а протянул Тогойкин и попятился от, удивления. Стоят ели
А ты вышел, значит, по средней речке?
Нет, я по западной
Так, ты, значит, перешел озеро, потом пошел по ложбине, там вначале растут березки, а по обеим сторонам сосенки.
Верно
А на том большом озере точно остров?
Точно.
Прежде с восточной стороны в него врезалась коса, сплошь заросшая осокой и ситником. Значит, вода оторвала ее и превратила в остров. Озера в тайге что ни год меняются Смотря откуда пришла вода, с какой стороны ветры Так вот, значит, вы находитесь на самых верховьях равнины Раздольной. Отсюда будет самое малое девяносто верст А ты пятьдесят, говоришь Когда ты вышел?
На рассвете.
Ох ты, брат, дорогой мой! Старик удивленно уставился на Николая. Тебе бы следовало родиться от Никуша, от отца нашей Акулины. Только он, бывало, хаживал вот так же. Что вы, друзья! Старик оглядел избу, словно в нее набилось много народу. Что вы, оставьте эту затею! Сейчас нет у нас людей, которые могли бы найти туда дорогу. Все, кто мог, на войне
Да ведь я сам могу
Что ты, сынок! Ведь ты же был налегке и свободно пробирался сквозь лесную чащу, сквозь любые заросли. Олени с нартами по таким местам не пройдут. Прокопий!.. Снимай доху, в правление поеду я. Собери скорее здешних оленей и пригони их в поселок.