Алекс увлечённо что-то говорит светловолосому парню с накачанными руками, обтянутыми неоновой майкой, а рядом с ним самое интересноедевица в красном и явно безобразно дорогом платье. Объективно, мне плевать и на её платье, и на алую помаду, но совершенно не всё равно, что делает её красный маникюр на коленке моего мужа? Даёт понять другим самкам, что место уже занято?
У меня нет ни слов, ни мыслей: всё это лежит далеко за пределами моего понимания. На пути в новую жизнь у меня было немало страхов и переживаний, но такого я не ожидала. Не такой представляла я свою жизнь с ним.
Во мне умирает настоящая «я» и просыпается совершенно незнакомая мне стерва.
Смело подхожу к псевдомужу, уверенно и даже эротично перебирая мрамор своими босыми ступнями, как кошка лапками. Осторожно вынимаю из его рук сигарету и подношу к своим губам. Помада у меня, конечно, не красная, но благоверный, наконец, замечает меня и поворачивает голову в мою сторону. А я с чувством затягиваюсь (Господи, хоть бы с непривычки не закашляться), поднимаю голову и театрально выдыхаю струю дыма. Его друзья, оторопев, молча на это смотрят. Девицы презрительно мерят меня глазами, и вот спорю на почку, они знают, кто я такая.
Алекс удивлён, и даже не пытается это скрывать:
Я думал, ты не куришь
Мой долгий кошачий взгляд впивается в него с целью распять и пригвоздить к дивану:
Всё меняется, Алекс, и ты знаешь это лучше меня. Каких-то несколько месяцев назад твои лёгкие не могли дышать, и я молилась о каждом твоём вдохе, мало того, что я говорю всё это медленно, так ещё и прерываюсь, чтобы снова затянуться. А теперь, посмотри на себя! Кажется, уже ничто не может навредить тебе, даже это! и я выдыхаю облако дыма ему прямо в лицо.
What did she say?спрашивает блондинка в красном, не разобрав моего русского.
She said, that a few months ago, his lungs werent working properly and she prayed for every single breath he took and now it seems that nothing can harm him, not even this smoke!,перевожу ей.
Кажется, они в шоке. Все. И особенно Алекс.
Это его русская жена, делает ценное умозаключение девица в красном, убирая руку с бедра моего супруга. Мисс очевидность, блин!
Алексу требуется некоторое время, чтобы отмереть. Как только это происходит, он резко поднимается, хватает меня за руку и тащит в дом. Я почти бегу за ним, как Пятачок за Винни-Пухом, уверенная, что новому мужу не понравилось моё поведение, и сейчас он станет меня отчитывать, как это сделал бы мой прежний супруг.
«Ну вот, ругани всё-таки не избежать» думаю. Однако новый муж не старый.
Алекс тащит меня вверх по лестнице, не говоря ни слова, и как только дверь «нашей» спальни закрывается, довольно резко прижимает к стене, уже стаскивая платье и целуя. Жадно, жестоко, грубо. От него пахнет сигаретным дымом и духами других женщин, и именно в это мгновение мне вдруг хватает духу признаться себе, как же сильно с самой пощёчины мне хотелось уткнуться лицом ему в шею и почувствовать его сильные руки вокруг себя. Если б он только обнял меня хотя бы так, как несколько месяцев назадбессильный в своей постели, но нежный, любящий, понимающий.
Однако я получаю то, что получаю.
Борясь со слезами, вот-вот готовыми политься из моих глаз, я отворачиваюсь. Алекс мгновенно ослабевает хватку, я с силой толкаю его и вырываюсь. Он застывает, как вкопанный, и дышит так, что футболка вплотную натягивается на его вздымающейся груди, и по выражению его лица я понимаю, как остро задел его мой отказ. Не проронив ни звука, он резко разворачивается и выходит, хлопнув дверью.
Они отрывались на своей вечеринке почти до рассвета. Алекс пил, но больше не курил, и это была моя маленькая победа. В ту ночь я легла спать с детьми. Весь следующий день Алекса не было, и я снова ночевала с детьми. Ещё через день опять вечеринка, но я, даже не выходя, легла в детской.
Мой новый брак катится ко всем чертям со скоростью, которую даже я не могла предположить. Поэтому в один из вечеров я выхожу в сеть с целью купить один взрослый и два детских билета в один конецдо Кишинёва. От предлагаемых авиакомпаниями цен мои глаза лезут на лоб, и единственное, что я могу осилить без существенного урона для своей психикиэто вылет через месяц. Покупаю, решив, что пожить здесь ещё несколько недельразумный выход, я ведь тут не в гостях.
Глава 5. Крепость
MobyWhispering Wind
Потянулись недели холодной войны. Мы с Алексом пересекаемся и говорим только по необходимому минимуму, решая текущие организационные или бытовые вопросы, такие как выбор школы или детского сада, например. И это не приносит удовольствия ни мне, ни ему.
В один из первых дней является старичок в дорогом костюмчике с чемоданчиком. Представившись адвокатом и финансовым помощником Алекса, он раскладывает передо мной банковские бумаги и карточки и принимается объяснять, как ими пользоваться. На прощание даёт совет:
Я не знаю, сколько здесь денегмне эта информация не доступнано советую вам не скромничатьпредыдущая жена ушла ни с чем. И та, которая была перед ней, тоже, приторно улыбается, и та, что до неё тоже.
Какая ещё предыдущая и та, что перед ней? О, Боже! Я чувствую себя киндер-сюрпризом на конвейерной ленте! Я попала сюда не по своей воле, чёрт возьми! Как же я могла допустить всё это? Где был мой разум? Да я же просто муха на липкой ленте: ножки увязли, а крылышки не так и сильны, чтобы вырваться!
Срываюсь в банк на машине с личным, ёлки, водителем! Да, забыла сказать, на крыше дома я тут недавно обнаружила посадочную площадку и вертолёт. Да-да, личнее личного, свой собственный вертолёт у него, понимаете ли! Так вот, я мчусь в банк: мне интересно, во сколько он оценил меня? Сколько же стою я в качестве его жены?
У меня четыре карты: три безлимитных кредитки разных систем и дебетная карта. Когда я вижу сумму на дебетной, прикреплённой к моему сберегательному счёту, именно вижу, потому что банковский работник не решается произнести её вслух, мой мозг парализует. В буквальном смысле «парализует», ибо нет в природе слова более подходящего, чтобы описать то, что я ощущаю в этот момент.
Возвращаюсь в дом на берегу в состоянии полнейшей подавленности: «Это не мои деньги, это не моя жизнь, это не мой муж, не мой человек. Мне всё это не нужно, я хочу домой».
Алекса застаю в столовой: серьёзный и сосредоточенный, он строчит послания на планшете, утонув в мягком диване у стеклянной стены. В кои-то веки он днём дома, а я в полном расстройстве духа. Стиснув зубы, подхожу и бросаю карты и папку с документами на стеклянный столик перед его носом:
Говорят, твои жёны уходят от тебя ни с чем советуют ни в чём себе не отказывать, пока благодать твоей благосклонности светит в мои окна! Я тут подумала, что, пожалуй, мне стоит выпендритьсяну, чтобы хоть как-то выделиться на общем фонеи ничего лучше не придумала, как разделить наши финансы: я обеспечиваю себя сама, ты себя сам.
Моё Великолепие работало всегда удалённо и независимо от положения тела на карте могло зарабатывать неплохие деньги. Так что я знаю, о чём говорю. Заказы на мои аналитические отчёты и бизнесы-планы, как и проекты по оценке недвижимости прокормят меня в любой точке мира.
Покончив с тирадой, направляюсь к выходу и вдруг слышу:
Тебе не нужно об этом думать.
Я оборачиваюсь и наталкиваюсь на гневный карий взгляд. Алекс дышит так усиленно, что его грудь буквально ходит ходуном, едва сдерживая раздражение, но каким-то невероятным образом, он умудряется совершенно спокойным голосом повторить:
Тебе не нужно об этом думать.
О чём? спрашиваю.
О том, что тебе достанется после развода.
Я никогда и не думала об этом, Алекс. За все годы ты так и не узнал меня, устало упрекаю. Твоя квартира по-прежнему ждёт тебя в Кишинёве, я только присматривала за ней и отдыхала там иногда.
Я знаю о каждом твоём визите в ту квартиру. Я знаю о тебе всё, говорит, переключая своё внимание снова на планшет. Он не может смотреть мне в глаза, потому что это самый омерзительный разговор за всё время, что мы знаем друг друга. И я повторяю, тебе не нужно беспокоиться о том, что будет после развода. ЕГО НЕ БУДЕТ.
Он снова поднимает на меня глаза, и я больше не вижу в них ни негодования, ни раздражения. На секунду мне кажется, что это прежний Алексвсегда улыбчивый и мягкий парень, к которому меня так основательно притянуло когда-то.
Никогда и ни в чём нельзя быть таким уверенным, Алекс. Я всегда думала, что состарюсь с Артёмом, но всё, как ты знаешь, совсем иначе обернулось и абсолютно против моей воли.
Он хмурится, словно от боли:
Тебе плохо со мной? тихо спрашивает.
А тебе со мной хорошо?
Мы оставляем друг друга без ответа. Час спустя я вижу Алекса на террасе: он стоит, засунув руки в карманы брюк, и долго смотрит на море.
MobyWait for me
В тот же вечер у нас случается совсем небольшая вечеринка в кругу близких друзей. Алекс осторожно стучит в детскую, чтобы пригласить меня лично, и я соглашаюсь.
Мы сидим, укутавшись в пледы, на пляже у подножия нашего дома, греемся у костра, пьём пиво, жарим мясо на барбекю и непринуждённо болтаем. Вернее, шутим, но не мы, а они, потому что я только помалкиваю, изучая Алекса и его ближайший круг доверия: Кристен, Анну, Марка с Джейкобом и Габриельтот же состав, который отдыхал на белом диване на недавней вечеринке. Вот так, в уютном уединении и оранжевом пламени костра я нахожу всю банду по-настоящему весёлой, остроумной, интересной: сразу видно, эти люди давно держатся вместе и чувствуют себя в обществе друг друга так комфортно и расслабленно, как бывает только в семье.
Я уже успела понять, что Алекс разный. Он жёсткий и властный, категоричный со всеми, кроме своих друзей, Эстелы, детей и меня. Я никогда раньше не видела его таким и даже более того, подобное поведение никак не укладывается в тот его образ, который уже успел нарисоваться в моей голове за годы, что я знала его в юности.
Теперь же броская внешность резко контрастирует с его манерой общаться с людьми по-деловому строго, сухо, часто безапелляционно, если речь идёт о подчинённых, коллегах, бизнес партнёрах.
Однако есть у него ещё один обликтот, который он надевает с женщинами. В то время я ещё очень мало о нём знаю, и меня жестоко ранит его манера позволять прикасаться к себе другим женщинам, ведь теперь он женат на мне и это, по моему разумению, должно накладывать определённые ограничения на его поведение и привычки. Не важно, как у них принято, не важно, как заведено в той среде, где выросла и жила я, важно то, что я чувствую теперь, когда его целуют и обнимают другие женщины, отнимают у меня его внимание. Если он мой муж, значит и мужчина он тоже только мой, разве не так?
И вот я наблюдаю за тем, какой Алекс с друзьями: расслабленный, мягкий, остроумный, местами весёлый, легко парирует шутки, адресованные ему, шутит сам, но его юмор особенныйон не ранит никого, не кусает, не причиняет боли. Я обнаруживаю новые грани его личности, глубину доброты и искренней доброжелательности к людям, вижу цельность и монументальность его характера, и эти открытия разогревают мой интерес, я хочу большего, хочу увидеть, узнать его целиком.
В шутливо-саркастической перебранке на тему изящных способов само преображения возникает вопрос, адресованный мне лично, и возможности спрятаться в молчаливом созерцании на этот раз у меня нет:
Валерия, а вот ты знаешь, что означает татуировка у Алекса под грудью? забрасывает удило Кристен, и все присутствующие, кроме самого Алекса, поддерживают её интерес шумным одобрением. Это тайна из тайн, которую он никому не раскрывает! А тебе рассказал?
Мой муж не промолвил ни слова о куда как более серьёзных вещах, нежели его татуировка. Не посчитал нужным.
Нет, мне он тоже ничего не говорил, отвечаю. Но я и не спрашивала, и без того не сложно догадаться, что там.
Все шесть пар глаз разом устремляются на меня. Алекс смотрит с выражением, которое я не могу понять. Такое бывает редко, чаще я вижу в его взглядах и настроение, и чувства, а иногда, мне кажется, даже могу прочесть его мысли.
И что же там? Не томи! Кристен начинает ёрзать от нетерпения, а меня покусывает мысль, откуда она знает, что именно у Алекса на груди? Отдыхали вместе на пляже? Плавали в бассейне?
Притихнув, все ждут мой ответ, но я не могу выдавать чужие тайны:
Если Алекс никому об этом не рассказывает, значит, там зашифровано нечто важное для него. И вполне понятно, что он ни с кем не хочет этим делиться. Зачем же мне лезть со своими догадками?
Кристен тут же в игривой манере обращается к Алексу, повиснув у него на шее:
Алекс, пусть она расскажет! Скажи ей, не будь занудой!
Он не отвечает и смотрит на огонь, решая, выдавать своё позволение или нет. Потом резко поднимает глаза и соглашается:
Это всего лишь догадки, пусть рассказывает.
Уверен? спрашиваю я.
Конечно.
Набрав в грудь побольше воздуха, я выдаю все свои соображения разом:
Ничего загадочного в этом рисунке нет. Ни для кого не секрет, что деревосимвол корней человека, олицетворение семьи во всех её проявлениях: плодовитости, наследственности, родства, отеческих чувств и сыновних, одним словом это любовьта, которая бывает только в семье. Случайностям тут не место. В кроне этого дерева зашифрованы инициалы, и не трудно догадаться чьи. Некоторые из них нарисованы бледной синей, почти серой краскойскорее всего, это ушедшие близкие, другие яркие, цветныеэто живые люди. Например, там есть ярко зелёная буква М, это явно Мария, зелёный символизирует близость родства. Есть и другие зелёные буквы поменьше, скорее всего, это дети Марии. Ещё там есть алая V, соединённая и сплетённая с такой же алой А, и я бы рискнула предположить, что это инициалы моего имени и имени самого Алекса, но это исключено, так как когда мы познакомились, они там уже были, ну или я плохо помню. Вот так.
На мгновение наша уютная компания погружается в тишину, слышно только, как лениво шуршат волны у кромки залива, да потрескивают дрова в костре.
Алекс смотрит на меня заворожено. Да, именно так, в его взгляде восторг, удивление и страх одновременно.
Спустя время Анна его спрашивает:
Алекс, это правда? Семья настолько важна для тебя?
Он словно с трудом отрывается от меня, переводит свой внезапно застывший взгляд снова на огонь и тихо сознаётся:
Да.
Но ты никогда не говорил об этом! восклицает Кристен тоном, из которого следует упрёк «Если бы ты только сказал, всё было бы иначе!». И я не хочу даже предполагать, что именно было бы иначе.
А нужно?
Обычно люди говорят о том, что для них важно! Кристен убирает, наконец, руки с его шеи, заглядывает в его глаза, и я вижу, вернее, понимаю, что кольцо на пальце моего мужа ничего для неё не значит, и впервые осознаю всю масштабность планеты под названием «Алекс и женщины», где брак, вероятно, воспринимается с таким же весом, как одинокий возглас на переполненном стадионе.
Внезапно понимаю, что у меня нет никакой защиты от них: нет верности и преданности, нет нежности, нет радости от обладания друг другом. И задаюсь вопросом: зачем, вообще, он заключил со мной этот брак, зачем притащил в свою жизнь? Что это, благодарность за то, что я одна была рядом, когда ему было плохо? Или месть за разбитое годы назад сердце?
MobyPorcelain
Недели через две моих детей сражает американский грипп. Они, американцы, ласково величают его «flu», и этот флю играет в жестокие игры с новобранцами, нешуточно приближая их к грани, где близость трагедии неожиданно обжигает страхом и отчаянием.
Я очень боюсь за сына, больного астмой, и ложусь спать в его комнате, но основной удар приходится на дочь: лихорадочный лающий кашель, называемый ларингитом или крупом в бывшем СССР, накрывает нас своей пугающей упорностью ближе к трём часам ночи.
Однако я поражена не тяжестью американской болезни, относимой к группе ОРЗ, а тем, как реагирует на неё Алекс: глубокой ночью, когда все спят, он будит меня, держа на руках Соню, задыхающуюся от кашля и отёкшей гортани, и спрашивает без паники, но с беспокойством, что делать ему. Получив инструкции, послушно их выполняет: быстро укутывает её и выносит на террасу, чтобы ей было легче дышать.
Я же бегу разогревать молоко, что также должно нам помочь, и когда выхожу к ним на террасу, застаю пробирающую мою душу картину: Алекс качает Соню на руках, склонившись над ней и целуя в волосы с такой всепоглощающей нежностью, что у меня начинает щипать в носу. И он тихонько что-то поёт ей таким ласковым голосом, какой может быть только у человека близкого, родного, который никогда не бросит в беде, не спасует, не предаст, всегда поможет. Его широкие плечи и сильные рукисловно колыбель для моей маленькой дочери, трансформация сексуальности в надёжное, крепкое и такое нежное убежище для моего ребёнка. И я вдруг понимаю, что все мыя и двое моих детейв полной безопасности.