Десять дней ехала Анна из города Б. в город N. Так любившая природу Анна, в начале пути наслаждавшаяся с детским восторгом первым в своей жизни большим путешествием, каждым лугом и каждым лесом, в конце пути загрустила и совсем приуныла. Долгая тяжелая дорога, короткий отдых, нелюбезность станционных смотрителей, теснота, дурные харчи и грубость попутчиков, все это сделало путешествие истинной пыткой. Тело болело и стонало, голова трещала так, будто была набита ржавыми гвоздями, пейзаж не то что не радовал, а приводил в еще большее уныние, казалось ее раздражает все вокруг, но она то знала, что злилась на саму себя. В глубину ее души закралось сомнение, и она корила себя, и за то, что приняла неверное и не до конца обдуманное решение. Сидя в экипаже, она уже начала подсчитывать деньги, хватит ли ей их на приличный стол, постель и обратную дорогу.
Но путь подходил к концу, лес неожиданно оборвался, а вдали показался город.
Как же она была удивлена, когда оказалось, что город N точная копия ее родного города Б, только в два раза больше. Все было также, только улицы были шире, извозчиков было больше, больше церквей с небесно-голубыми куполами и больше грязи. Ноги в ней просто утопали, и если бы не деревянные настилы, то в центре дороги, можно было утонуть в грязи как в топях болот. Мимо нее с необычайной скоростью пролетел грязный оборванный рыжий кот, а вслед за ним с громким лаем не менее грязный и оборванный пес. Шумная компания чуть не сбила Анну с ног, Да, все и впрямь как дома, подумала Анна.
Но никаких омнибусов, ни конок, ни изысканных дам как с обложек Петербургских журналов, ни щегольских денди расхаживающих с моноклем, ничего, что она представляла себе в мечтах, не было. Ожидание и впрямь наделяет объект несуществующими чертами, приукрашивает, преувеличивает, а то и вовсе придумывает то, чего нет. И чем дольше длится ожидание, тем дальше воображение от реальности, тем большее разочарование ждет человека, особенно если знания он черпает преимущественно из газет и журналов, а не путем опытным.
Зато такого количества кабаков, питейных и увеселительных заведений, сомнительных нумеров и вообще домов явно с дурной репутацией, она не видела никогда. И хотя все это для Анны было не в новинку и с избытком имелось в ее родном городе, но как оказалось в гораздо меньшем количестве и не с таким размахом.
С одной стороны город был самобытен и восхитительно красив: пассажи, дома и церкви строились с такой щедростью купеческой души, что достойны были украшать улицы столицы, но при этом был суров, грязен, разгулен, и в целом выглядел по-разбойничьи. Эффект от его красоты, во многом зависел от месторасположения. Как если бы роскошный императорский дворец в одном мгновение переместился в дебри непроходимой тайги. Величественные здания с вычурной и претенциозной архитектурой, эдакое русское барокко, контрастировало с абсолютно дикой, девственно чистой природой.
Дом купца Кузнецова был огромен, и хотя располагался всего на двух этажах, но в длину занимал почти половину улицы. Постучав в дверь, Анна с волнением ждала, что принесет ей будущее. Дверь открыла приземистая тщедушная девчушка, одетая в простое домотканое платье и фартук. Ее крохотное рябое лицо было по детски открытым, но по взрослому уставшим. С первого взгляда, тяжело было понять сколько ей лет, что-то между шестнадцатью и тридцатью пятью.
Чего изволите, спросила та и добродушно улыбнулась, обнажая скученный ряд крупных желтоватых зубов.
Здравствуйте, я Анна Лемешева, мне бы увидеть Степана Михайловича или может Нину Терентьевну, я по поводу вакансии гувернантки, письмо от Надежды Григорьевны Лаптевой должно было уже прийти, но если нет, то при мне рекомендательное письмо имеется, стараясь держать спину прямо, отчеканила Анна, но уверенность покинула ее, отчего голос стал предательски дрожать.
Девица не торопилась пригласить внутрь и с любопытством и недоверием рассматривала Анну, в ней не было враждебности, впрочем, и дружелюбия тоже.
Анна хотела было уже просить впустить ее и обождать в гостиной, до того она чувствовала себя униженно, стоя вот так на пороге дома, будто прося подаяние, как вдруг из-за угла показалось лицо мордастой и косоглазой девицы, по всей видимости тоже служанки. Увидев ее, приземистая и рябая девчушка, тотчас ретировалась.
Анне вновь пришлось повторить свой рассказ. На сей раз ее впустили, хотя и с неохотой. Единственно смотрящий на Анну глаз, с любопытством оглядел ее с головы до пят. Оказалось служанку звали Татьяной, но она просила называть ее Танюшкой. Не скупилась она и на расспросы. Бесцеремонно спрашивая и сколько ей лет, и отчего это она сорвалась с места и вот так решила уехать, и не водилось ли там женихов, за которых можно было бы удачно выйти замуж и не идти абы к кому в услужении. Однако натолкнувшись на нежелание отвечать, тотчас поменялась в лице, сменив милость на гнев, уже недружелюбно заключила:
Барыня еще спит, так что вам придется обождать, барыня сегодня дурно спали, так что не велено будить, и даже не предложив присесть с дороги, удалилась.
Кажется за пять минут пребывания на новом месте, Анна уже умудрилась нажить себе врагов.
Пока никого нет, самое время было осмотреться вокруг, ведь многое можно понять о людях, лишь основываясь на том, как устроен их быт. Такого количества красного Анна не видела нигде и никогда. Конечно, какой русский не любит красный, но эта гостиная пылала словно пожар. Красные шторы, красная обивка на стульях, красный восточный ковер, красный диван. Кроме того бесчисленное количество салфеток, кружевных накидок, платочков украшало каждое свободное место. Там же стоял многочисленный фарфор: чайнички, соусники, мелкие фигурки, словом все это больше походило на праздничную ярмарку, нежели на жилой дом. Тут и двигаться было страшно, не задев какую-нибудь очередную фарфоровую безделицу.
Неужели ей предстоит здесь жить, было ощущение абсолютной нереальности происходящего, как будто она покинула свое тело, и теперь взирала на все сверху вниз, в том числе на себя в этом сером пыльном платьице в ярко красной гостиной. Еще несколько дней назад в абсолютно другой гостиной, она пила с папенькой чай, а теперь она здесь, в чужом городе, в чужом доме, с чужими людьми, будто вырванный ветром из благодатной почвы полевой цветок, принесло в совершенно незнакомое и враждебное место. Она с тревогой перебирала пальцами подол своего платье, и чем больше ждала, тем больше волновалась.
Но вот послышался скрип половиц, и в комнату вошла низенькая полноватая женщина с маленькими, близко посаженными к переносице глазами, большим носом-картошкой и крупным алым ртом.
К облегчению Анны, Нина Терентьевна, встретила ее благосклонно и оказалась до того разговорчивой, что за час Анна узнала столько о семье Кузнецовых, что с лихвой хватило бы и на целый год.
Моя дражайшая родственница, крайне высокого о вас мнения, как же тяжело в наше время найти человека подходящего во всех отношениях, ведь не приведешь вот так просто в дом, кого сам не знаешь, крайне опасно все это. Тем более, такой конфуз у нас случился, такая оказия, прежняя гувернантка француженка, оказалось вовсе и не француженка! Кто же мог такое подумать, такой обман, под самым нашим носом, сокрушалась купчиха. Вас нас словно Бог послал, мы уже отчаялись для наших деток, найти добрую наставницу. И вы хотя и юныона обвела взглядом Анну, по-видимому, оставшись довольна ее крайне измученным видом, но производите впечатление девушки серьезной, а главное строгой. Анна и без зеркала знала, что после недельного путешествия по русской дороге, вид у нее был удручающий, темные круги под глазами, бледность и осунувшееся лицо, с сурово сдвинутыми бровями, все это сыграло, как ни странно ей на руку, ведь какая хозяйка возьмет в гувернантки пышущую здоровьем красавицу. Что ж хоть какой-то прок от ее непримечательной внешности, подумала Анна. Способность дурно выглядеть в самый ответственный момент оказала ей добрую услугу. Словом в тот день Анна была именно той работницей, которую хочет видеть любой хозяин, а именно серая тень и немой слушатель. Эту правду жизни она усвоила уже давно.
Спустились две ее будущие воспитанницы, и хотя они были диковаты и пугливы, словно лесные птички и манерам благородным не обучены, но в целом производили благоприятное впечатление.
Что ж, если бы дети не нуждались в наставнице и были бы образцом благопристойности и безупречного воспитания, разве ж они стали бы приглашать гувернантку из другого города, да еще и в такой спешке, подумала Анна.
Дом оказался огромным, многочисленные гостевые спальни в левом крыле и хозяйские в правом, и масса самых разных помещений пустых или забитых доверху разного рода вещами. В доме было много прислуги, помимо двух служанок, которых она уже успела увидеть, был и извозчик и конюх и просто разнорабочие, выполняющие разные мелкие поручения и еще несколько людей, которых она не запомнила. Все они хотя и ругались между собой, но в целом жили дружно, являя собой единый хаотичный, но слаженно работающий механизм.
Ее комната оказалось чуть больше комнаты обычной прислуги, но аскетична и скорее походила на келью монахини: узкая кровать, стул с письменным столиком, комод с принадлежностями для умывания вот, пожалуй, и все.
Но увидев, с какой завистью и восхищением Татьяна смотрит на ее новое пристанище, напомнила себе, что все же ее учесть хотя и гораздо хуже участи благородных дам дворянского или купеческого происхождения, но гораздо лучше участи обычной прислуги, имеющей гораздо меньше, но работу выполняющую тяжелую и грязную.
Наступило время ужина, хозяин в обозначенный час так и не пришел, и ужинать сели без него. Анна вдруг почувствовала такой голод, что желудок свело, из-за всех волнений и пережитых событий, она совсем забыла, что не ела со вчерашнего вечера. От увиденных на столе яств и пьянящих запахов, Анна чуть не бросилась на еду, забыв про нож и вилку, и благородные манеры. Чего тут только не было, и щука на пару, и кулебяка с мясом и с рисом, и щи наваристые, и расстегаи с вареньем, и квас вишневый. Лаптевы никогда не приглашали ее к столу, она скорее была уходящей и приходящей компаньонкой, так и не став частью семьи. Статус же гувернантки совсем другое, она, хотя была и не ровня хозяевам, но стояла гораздо выше на социальной лестнице, нежели обычная прислуга, разделяя быт семьи в которой жила и пользуясь многими благами наравне со всеми.
Когда все приступили к ужину, стало понятно, насколько большая и требующая терпения работа ей предстоит. Девочки не знали самых простых правил поведения за столом, не говоря об этикете. Все, включая их матушку, ели громко, нетерпеливо, не стесняясь шумных звуков, коим в семьях благородных и культурных места не было, в общем вели себя абсолютно свободно, без стеснения, и не испытывали по этому поводу ни малейшего сожаления и стыда. Пожалуй, придется начать с основ: вилки, ложки и ножа, тут уж не до французского, подумала Анна.
Впрочем, несмотря на голод и прекрасный стол, сытость пришла быстро, а усталость еще быстрее. Ведь после пересадки даже в самую благодатную почву, первое время, любой цветок чахнет и болеет. Всему нужно время, особенно чтобы взяться за силу на новом месте.
Назавтра, встав по обыкновению рано, Анна умылась, убрала волосы в скромный валик, одела свое будничное невзрачное и уже порядком поношенное платье и отправилась будить своих воспитанниц, а затем, ожидая, когда они соберутся к завтраку, направилась в гостиную.
Несмотря на ранний час, Степан Михайлович Кузнецов уже бодрствовал и просматривал утренние газеты. Не слишком желанного, но неизбежного знакомства, было не обойти.
Доброе утро Ваше степенство.
Купец с любопытством посмотрел на Анну поверх газеты и отложил ее.
Доброе, доброе, барышня. Стало быть, вы наша новая гувернантка. Так, так, посмотрим, посмотримзакряхтел он, удобнее усаживаясь на диван.
Анна почувствовала себя снова школьницей, новые знакомства давались ей и без того с большим трудом, с незнакомыми людьми она по большей части старалась помалкивать, научившись по мастерски ловко скрывать мысли и чувства. Что ж этот талант не приходит с рождением, этому учит лишь жизнь.
Но от его пытливого взгляда, казалось, ничего не скроешь. Это был тучный мужчина, с пышными рыжими усами и бородой, с колючими, хитрыми и лукавыми глазками, глубоко спрятанными за кустистыми бровями. Лицо его имело красновато-бурый оттенок, что явно свидетельствовало о чрезмерной любви ко всякого рода пагубным привычкам. Судя по тому, как ярко сегодня пылали его щеки, не исключено что и вчера не появился он к ужину именно по этой причине. Волосы его лоснились как от масла и были зачесаны на косой пробор, в тон бороде, имея рыжеватый оттенок. Одет он был хоть и дорого, но не опрятно, предметы одежды сидели на нем либо мешковато, либо наоборот были малы. Хлопковые бежевые брюки хотя и были скроены из добротной ткани, но имели изрядно потертый вид и не отличались чистотой. Единственным предметом наряда, не вызывающим нареканий, были превосходные кожаные сапоги, начищенные до зеркального блеска, так что если бы Анна подошла чуть ближе, то смогла бы увидеть в них свое отражение. Цветастый желтый жилет едва сходился на животе, а пуговица, сдерживавшая натиск плоти, казалось, вот-вот застонет, лопнет и отлетит кому-нибудь в лоб, не справившись с непосильной работой.
Впрочем, и к дорогим золотым карманным часам на цепочке было не придраться. Они были дороги и безупречны.
По правде сказать, подводя итог увиденному, без зазрения совести, можно было бы сказать, что он почти уродлив, но уверенная манера держаться и не дюжий интеллект, скрытый за маской показной простоты, с лихвой компенсировала сей недостаток. Он походил на матерого хитрого рыжего лиса. От чего, Анна инстинктивно почувствовала опасность.
Стало быть, вы моих дражайших дочерей этикету и французскому будете учить? спросил он, лениво растягивая слова и с прищуром поглядывая на стоящую перед ним на выправку, словно солдат, гувернантку.
Анна подумала, что для начала не мешало бы научить их держать вилку с ложкой, а уж потом учить французскому, но испугавшись собственных дерзких мыслей, опустила глаза, боясь, что хитрый и проницательный человек, без труда прочтет, ее мысли, и что внутри, ее сильный дух, по прежнему далек от кротости и смирения. Дерзость и острый ум были явно не теми добродетелями, которые хозяин хотел бы видеть в своей работнице, будь то дворянин или купец, да хоть и зажиточный крестьянин, нанимающий батраков в помощь.
При мне есть все бумаги, и рекомендательное письмо и диплом, позвольте показать? До работы у Ее Степенства, Надежды Григорьевны Лаптевой, я работала в школе, а еще давала частные уроки французского, зачем то солгала Анна, по всей видимости, желая произвести как можно больший эффект.
Ну, полно, полно, как говорится, бумаге верь, а сам проверь. Я толку в этой затее признаться, вижу мало, грамоте и чтению научить можно и с наименьшими затратами, но коли Оне желают, видимо имея ввиду свою супругу, чтобы дочери, Па разные под пианино вытанцовывали, да по-французски разговаривали, когда по грибы в лес ходят, значит так тому и быть, я возражать не стану, с этими словами он тяжело встал, давая понять, что разговор окончен.
Премного благодарна, Ваше степенство, и уловив намек тотчас скрылась. Она была невероятно рада, как все быстро и легко устроилось, все самое дурное позади, словно камень с души. Теперь жизнь пойдет своим чередом.
Постепенно жизнь и правда вошла в привычное русло, дни сменяли недели, недели месяцы. Потребовалось, конечно, немало времени, чтобы прижиться в чужой семье, понять царившие в семье нравы и характер домочадцев, приноровиться к их ритму жизни. Купеческая семья с традиционными патриархальными нравами, с властной фигурой отца во главе семейства и слабой фигурой матери был так не похожа на ее собственную, где отец был мягкий и интеллигентный, а мать сильная и стойкая. Женское же слово здесь имело значение лишь в той мере и до той поры, пока не противоречило мужскому.
Нина Терентьевна оказалось не худшей из возможных хозяек, но в настроении была крайне переменчива, и если дочери точно угадывали настроение матери, так, что чувствуя беду, они будто исчезали, да так ловко, что было и не сыскать, то Анна, поперву, с трудом улавливала эти знаки. Сколько же времени потребовалось, чтобы это понять, сколько ошибок сделать и сколько раз побывать под градом гнева хозяйского. В те дни, отчаяние Анны было так велико, что не раз и не два она порывалась уехать домой, а собранная дорожная сумка наготове лежала под кроватью. Когда же купчиха была в добром расположении духа, в доме было тепло, весело и уютно, то и дело раздавался детский смех, да и прислуге «дышалось» легче. Позже и Анна приноровилась, переняв привычку детей, исчезать, когда хозяйка была не в духе.