Лично я бы остановился на «мерине», но пусть она меня удивит.
И что делает Бон-Бон? Начинает рассуждать вслух. Вываливает кучу информации о краш-тестах, об особенностях конструкции разных моделей, о надежности и о том, что в тех и вот тех моделях безопасностью пожертвовали в ущерб красоте. Усмехаюсь и на светофоре протягиваю руку, чтобы взъерошить ей волосы. И тут же жалею об этом, потому что от ее волос поднимается проклятый запах сладкой медовой груши. Теперь он останется на моих пальцах.
Лексус? вкрадчиво озвучивает она.
Лексус? повторяю я.
Безопасность, новые технологи
Она деловито загибает пальцы, а я едва сдерживаюсь, чтобы не заржать.
И вдруг моя Бон-Бон перестает улыбаться, румянец отливает от ее щек, а взгляд устремляется куда-то мне поверх плеча, в окно. Поворачиваю головуи вижу то, что видит она: Тапка в машине рядом. И за рулем кабриолета сидит этакая белобрысая рафинированная жертва инстаграмма.
Вот тебе и Тапок. В тихом омуте водятся и буйные ботаники.
Я поворачиваюсь к Бон-Бон, едва сдерживая на языке колючую шутку о том, что в загулы уходят не только кобели вроде нас с Владом, но слова застывают, когда я натыкаюсь на ее лицо. И что я там вижу? Панику, страх, горе, отчаяние. Я вижу мою малышку глубоко потрясенной происходящим. Как будто она шестилетний ребенок, который встала ночью за стаканом воды и увидел, как родители шпилятся на кухне.
Эй, я щелкаю пальцами у нее перед носом, привлекая внимание. И на миг мне это удается: взгляд Бон-Бон фокусируется на моей ладони. Ты ее знаешь?
Нет, бормочет она и делает то, что я ожидаю меньше всегоопускается на сиденье так низко, что и макушку не видно. Езжай за ними.
И не подумаю.
Рэм! молит она.
Светофор «моргает» зеленым, я даю по газам, а блонди, ожидаемо, тормозит и остается далеко позади. На следующем перекрестке я поворачиваю направо. Бон-Бон выбирается из своего убежища, хватает телефон и начинает что-то энергично выстукивать на экране, как будто собирается взять рекорд по быстропечатанию на смартфонах.
Дай угадаю: твой ботаник сказал, что сегодня будет учиться, учиться и снова учиться? стебусь я.
Она не обращает внимания, вся увлечена своим телефоном.
Ну ладно, малышка, придется с тобой жестко.
Бон-Бон так увлечена, что, само собой, не ждет подвоха. И когда она меньше всего этого ожидает, я хватаю ее телефон и швыряю в окно. Пока она с минуту приходит в себя, пытаясь переварить произошедшее, мы успеваем проехать пару кварталов. Сомневаюсь, что от ее игрушки под колесами машин осталось так уж много.
Я почти уверен, что вслед за молчанием последует дикая вспышка гнева, визг и попытки выцарапать мне глаза или, и того хуже, врезать между ног. Но Бон-Бон молча смотрит в лобовое стекло, сидя ровно, словно гвоздь. Понятия не имею, что творится в ее голове, но заранее готовлюсь, что рано или поздно мою малышку «прорвет».
И телефон, наконец, говорит Бон-Бон, почти до отказа выжимая звук из динамиков автомагнитолы. Теперь ты должен мне еще и телефон.
Черт, она снова меня удивила.
Я протягиваю ей свой телефон:
Найди, где у нас можно раздобыть симпатичный красный «Лексус» для моей любимой сестренки, подмигиваю я, прекрасно зная, что рискую: ничто не остановит ее от того, чтобы отплатить мне моей же монетой. А в этом телефоне у меня пара номеров таких цыпочек, что их можно продавать на аукционах дороже, чем яйца Фаберже.
Но нет: Бон-Бон быстро находит координаты и вводит их в навигатор.
Я рад, что призрак Тапка остался где-то позади. Хотя, если честно, выражение лица Бон-Бон совершенно не радует. Она улыбается, она даже начинает возиться на сиденье, и подпевать словам песни, очень неплохо копируя манеру исполнения, вместо микрофона используя мой телефон, но это всепоказуха, игра на публику, точнее сказатьигра для одного зрителя, меня. В какой-то момент мне начинает казаться, что поездка за треклятой машинойдурацкая идея, ведь все равно Бон-Бон сейчас мыслями черт знает где. Но потом она заканчивает петьи, как сумасшедшая, начинает делать селфи на мой телефон. Я рискую, отвлекаясь от дороги, но не могу не смотреть, как она корчится на камеру, стрит рожицы и ерошит волосы, изображая роковую женщину. Понятия не имею, сколько кадров она делает, прежде, чем остановиться, но явно много. И это, блядь, радует!
К моменту, когда мы останавливаемся около автосалона, малышка все-таки оттаивает и со всех ног несется вперед, как ураган вторгаясь в тишину обители дорогих тачек. Да уж, народа тут немного. Я не спешу заходить внутрь: стою перед прозрачной дверью и наблюдаю за тем, как моя малышка восторженно бродит между блестящими машинками, сосредоточенно их изучая. Консультанты: тощий и толстый, прям как по Чехову, стоят в сторонке с выражением полного непонимания на лицах. Я захожу внутрь в тот момент, когда парочка идет к моей малышке. Так сказать, закрываю ее своей широкой грудью.
И говорю волшебные слова:
Этой малышке нужна машина. Любая, какую она выберет.
Ребят фраза окрыляет, а на лице Бон-Бон появляется широченная счастливая улыбка.
Может быть, Тапок ее расстроил, но сейчас именно я дарю ей сказку.
Я был чертовски неправ, когда говорил, что люблю баловать послушный покорных женщин. Ни одной овце я бы не купил «лексус» только чтобы посмотреть, как она визжит и прыгает вокруг него, словно индеец в ритуальном танце.
Рэм? привлекает мое внимание Бон-Бон. Ты тоже не придешь на мой День рождения?
Завтрашний день расписан по минутам, и до одиннадцати ночи я точно занят, но
Куда же я денусь, малышка.
Глава десятая: Ени
Я счастлива и несчастлива одновременна. Дурацкое сочетание, словно есть мясо в прикуску с заварным пирожным.
У меня есть роскошная машинка темно-вишневого цвета, с белым кожаным салономвсе, как я хотела. Мы оставляем ее в салоне для дополнительного тюнинга, но нам обещают, что ее доставят завтра во второй половине дня, и я все, что в эту минуту проноситься в моей головеникто и никогда не делал мне таких подарков, и я знаю, что еще долго, очень долго буду наслаждаться вкусом этой щедрости.
Из автосалона мы едем за телефоном икто бы сомневался! Рэм покупает какой-то дорогущий безрамочный флагман, в который мы тут же вставляем новую сим-карту. Хорошо, что все свои контакты я храню в облаке и давно привязала их к своему гугл-аккаунту, поэтому восстановить их не составит труда. Заодно сделаю то, что давно собиралась сделать: отсею всех левых людей из своей телефонной книги.
Я бы пригласил тебя в ресторан, говорит доберман, рассматривая меня с печальным видом, но в таком виде это будет слишком экстремально. Как насчет перекусить в хорошем кафе?
Идет, сияю я. И добавляю:А потом пойдем в парк аттракционов?
Я что, похож на ребенка? усмехается он.
Ты похож на человека, который не умеет наслаждаться жизнью, честно говорю я.
На самом деле, я не хочу идти с ним и мне не нужны аттракционы. Я хочу залезть в кровать, накрыть голову подушкой и подумать. Хорошенько подумать, проанализировать сегодняшнее событие и попытаться найти разумное объяснение тому, как Тапочек оказался в той машине. Но я боюсь, что у меня ничего не получится. Потому что хоть доберман и предполагал наугад, но когда мы утром говорили с Костей, он действительно говорил, что собирается готовиться к какой-то конференции, и очень долго извинялся за то, что завтра не сможет быть на моем Дне рождения, потому что конференция в другом конце страны и приедет он в лучшем случае послезавтра вечером. Конечно, я расстроилась, но, когда речь заходила о благе для его будущей карьеры, я была готова не задумываясь наступить на горло своей гордости.
Поэтомумне нельзя домой. Не сейчас, когда я слишком на взводе, чтобы трезво оценивать ситуацию.
Рэм выбирает симпатичное уютное кафе, где пахнет пиццей и пряностями.
Ненавижу фастфуд, сетует он, изучая меню. Давай семгу на гриле?
Обожаю красную рыбу, соглашаюсь я, хоть аппетита нет.
Бон-Бон, он ее трахает, говорит Рэм, когда официантка уходит с нашим заказом. Таких телок не держат за подружек, так что твой Валенок точно дрючит ее пару раз в неделю, пока ты думаешь, что он в библиотеке.
Не надо судить всех по себе, парирую я. Ну нет, «братик», тебе меня не достать. Некоторые мужчины в состоянии контролировать свой основной инстинкт, и не набрасываются на все, что шевелится.
Да ладно, мега-мозг, ты знаешь, что я прав.
Я знаю, что ты сам бы с радостью затащил ту девицу в койку, корчусь я в ухмылке.
Ту? Да ни за что, я же не слепой. Он откидывается на спинку кресла, закладывает ногу на ногу и вдруг говорит:Я тебя хочу.
Меня берет оторопь, ведь никто и никогда вот так, в лоб, не говорил мне таких вещей. Потому что в моей жизни не было мужчин. Сначала я училась, потом я снова училась, а потом я встретила Костю, и все остальные мужчины просто перестали для меня существовать. В моих мыслях никогда не было сексуальных фантазий с участием других мужчин. Вот уже два года, как я была целиком поглощена тем, что рано или поздно наши отношения созреют до телесного контакта и
Я шучу, обрывает мою мысль Рэм, запрокидывает голову и заливисто, как мальчишка, хохочет.
Только потому, что знаешьтебе ничего не обломится, Злой братик, поддергиваю я. Прости, но ты эмммм слишком старый для меня.
Его лицо в этот момент нужно видеть. Он так резко перестает смеяться, что в наступившей тишине взрыв музыки с экрана телевизора лупит по барабанным перепонкам. Щурится, совсем чуть-чуть, но лучики морщинок в уголках его глаз не предвещают ничего хорошего. Но мне все равно: ради того, чтобы поставить на место этого умника, я готова еще хоть сто раз напомнить ему о нашей разнице в возрасте.
Мне двадцать девять, Бон-Бон, напоминает Рэм.
А мнедевятнадцать. Ну, конструктор, как у тебя с математикой? До десяти сосчитаешь?
Нам приносят заказ, и я принюхиваюсь к запеченным на шпажках кусочкам красной рыбы: странно, но теперь у меня появился аппетит. Даже живот урчит. Я не жду, пока Рэм приступит к своей порции и стаскиваю зубами первый кусочек, заедая его ломтиком огурца.
Ты девственница, выдает он через минуту, разглядывая меня с хищной улыбкой, от которой мне на минуту становится не по себе. Ну конечно, девственница. Два года с Тапкомбез рук, а такие девушки, как ты, в семнадцать точно не трахаются.
Мне приходиться собрать в кулак все самообладание, чтобы прожевать и проглотить еду, и при этом ничем не выдать свое волнение. И не покраснеть, потому что доберман не спрашиваетон утверждает. Но я буду дурочкой, если начну отпираться, потому что вовремя взятая пауза в сражении может стать залогом будущей победы.
Девственница, и что? Я беру стаканчик с колой, прихватываю трубочку губами и медленно, склонив голову на бок, посасываю сладкую вкусняшку.
Ничего кроме того, что тебе совершенно точно не стоит связываться с олухом, у которого весь сексуальный опыт сводится к перепиху с силиконовой долиной.
Есть кандидатура получше? смеюсь я.
Определенно.
Эта улыбка одним уголком губ Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить салфетку и прикрыть его рот, лишь бы ее не видеть.
Тебе говорили, что тыпридурок? спрашиваю я.
А тебе говорили, что тымаленькая пугливая зайка? отзеркаливает он. Чтоб я тебя больше в своей постели по утрам не видел, Бон-Бон, иначе попрощаешься с невинностью пару раз до обеда.
Извращенец, еще шире улыбаюсь я, хоть внутри все звенит.
И еще раз после обеда, не обращая внимания на мои слова, продолжает Рэм. И перед сном, обязательно.
Ненавижу его идиотские шуточки.
****
После перекуса мы едем в парк аттракционов, причем Рэм делает это без моего напоминания. Оставляет машину на платной парковке, и мы заходим в ворота, окунаясь в детский визг, влюбленные парочки, компании друзей и запахи сотен сортов цветущих хризантем. Я не шарахаюсь, когда Рэм, желая избавить меня от прущих напролом людей, обхватывает меня за плечи и отодвигает с пути или чуть выходит вперед, изображая волнорез. Но мне совершенно не хочется никакого телесного контакта между нами. Влада я могла спокойно взять за руку или повиснуть у него на локте, но с Владом в принципе все легче и понятнее, и уж точно он не высмеивал мою девственность, будто проказу. Правда, он о ней ничего не знает, потому что наши разговоры никогда не касались настолько личного.
Держи, доберман протягивает мне сладкую вату.
Обожаю ее! Визжу, отщипываю кусочек и кладу в рот, щурясь от взрыва вишневой сладости на языке. И вдруг чувствую дыхание на своих губах. Распахиваю глазаи вижу Рэма: он так близко, что запах дымной корицы, гвоздики и кориандра щекочет мои ноздри. Иесть еще одна нота. Та, которую я никак не могу разгадать. Поднимаюсь на носочки, подаюсь вперед и приближаю нос к ямке внизу его шеи. Вдыхаю, почти уверенная, что теперь я поймаю этот загадочный «последний аккорд». И ничего не происходит.
Балдеешь, Бон-Бон? спрашивает он, улыбаясь одними губами.
Пытаюсь разгадать загадку века, отвечаю я, быстрокуда быстрее, чем мне хотелось быотстраняюсь от него. Потом отщипываю еще кусочек и вкладываю ему в рот. Хочу попробовать все аттракционы.
Он медленно слизывает с губ кусочек сахарной ваты, слегка кривитсявот уж кто точно не сладкоежка, делает широкий жест рукой, словно предлагает мне весь парк, если я того захочу. И что же я делаю? Таращусь на него, как удав на кролика, изучаю изгиб губ, твердый подбородок с едва наметившейся ямочкой, контур щетины.
И когда я вижу, что он тянет руку, чтобы обнять меня за талиюотступаю. Делаю до смешного большой шаг назад, и, чтобы скрыть странное смущение, откусываю вату прямо с палочки. Даже если кусочки белых хлопьев прилипнут к щекамвсе равно. Это странно волнениепоследнее, что мне сейчас нужно.
Начнем с американских горок, скалюсь я, обгоняя его и устремляясь вперед, туда, откуда раздаются самые сумасшедшие крики.
Я не то, чтобы люблю аттракционы и не особо умею получать удовольствие от адреналиновой щекотки, но сегодня мне хочется делать то, чего я раньше не делала. Мне хочется забыться и не думать о том, кто была та блондинка за рулем, почему Костя соврал мне и где, в блестящих планах на будущую жизнь, я допустила ошибку.
Доберман не разделяет моего желания, и оставляет за собой роль стороннего наблюдателя, пока я катаюсь на машинках, лодочках, стреляю в тире и изображаю младенца-переростка, гарцуя на единороге детской карусели. Всегда, когда бы я ни глянула в его сторонуон смотрит на меня. Иногда со снисходительной улыбкой, реженепроницаемым взглядом. Или вот как сейчас, когда я спрыгиваю с единорога и сажусь верхом на боевого коня, изображая рыцаря: прикрывает глаза ладонью, смеется и поглядывает на меня сквозь растопыренные пальцы.
Прыгай на борт, красавица! нараспев кричу я. Прокачу с ветерком. И пару раз уроню задницей в пыль дорог!
Мне моя задница дорога, как память, отвечает доберман, и поглядывая на мамашу, которая, прикрыв ладонями уши ребенка, возмущенно уходит прочь.
Я провожаю ее взглядоми натыкаюсь на парочку красоток, которые жгут моего добермана глазами, словно от этого зависят их жизни. И таквесь день. На Влада таращились все без исключения самки в радиусе ста метров, но Рэмэто совсем другое. Да, они близнецы, но на него женщины смотрят совсем иначе. Как будто онафродизиак, и нет никого, кто бы мог сопротивляться его сумасшедшей притягательности.
Он прослеживает мой взгляд, натыкается на красотоки подмигивает им. Девушки перешептываются энергичнее и, наконец, идут к нему. Я отворачиваюсь, хватаю телефон и набираю номер Кости. Он не берет трубку ни после третьего гудка, ни после десятого, и сеть, сжалившись надо мной, разрывает соединение.
Мне все это совсем, совсем не нравится.
Карусель останавливается, и я легко спрыгиваю на землю. Девицы уже вовсю обрабатывают добермана, и он, кажется, совсем не против попасть под двойной удар, в отличие от Влада, которого повышенное женское внимание тяготило и даже раздражало.
Я разрываюсь между желанием потихоньку ускользнуть: у меня с собой есть деньги и я без труда доберусь домой. Но почему-то в эту самую секунду в моей голове появляется образ заплаканной Ольги. И я чувствую странную солидарность. Сейчас мы обе: женщины, которые водят за нос парни, которым они доверяли.
Я подбегаю к Рэму, легко запрыгиваю ему на спину, скрещиваю ноги на животе. Он даже не выглядит удивленным, как будто давно приготовился к такой выходке. И даже подыгрывает: задирает штанины и обхватывает теплыми ладонями мои лодыжки, большими пальцами рисуя круги на коже.
Моя девчонка, скалится доберман прямо в офигевшие лица красавиц. Больная на всю голову и жутко ревнивая.
Девушки быстро покидают поле боя.
У тебя невеста есть, кобелина, зло рычу ему в ухо, подавляя желание укусить. Ты скоро в ЗАГС маршируешь.
Не суй свой любопытный нос в мою личную жизнь, Бон-Бон, ухмыляется он. И прекращай корчить из себя защитницу униженных и оскорбленных. То, что я поболтал с парочкой овец, куда меньшее преступление, чем вот это.
Он немного поворачивает голову и как бы невзначай потирается чуть-чуть колючей щекой о мои губы. Поджимаю их, пытаясь убедить себя, что мне плевать, но вместо этого слизываю его вкус со своей кожи, вдруг понимая, что вот она, «нота сердца» его одеколонаон сам.
Быстро, едва не падая, становлюсь на ноги, поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и торопливым шагом иду к колесу обозрения.
Глава одиннадцатая: Ени
Надо же было ему пойти следом. Именно на «чертово колесо», именно на этот аттракцион, хоть я до сих пор не понимаю, какая муха меня укусила, что я добровольно отдалась на погибель собственной фобии.
Дело в том, что я ужасно, до паники и дрожи в коленях боюсь высоты. Когда мы с мамочкой жили в многоэтажке, я даже на балкон никогда не выходила, боясь, что стоит посмотреть внизи высота утянет меня, словно водяной на дно омута.
Ты идешь? Рэм проходит за ограждение, останавливается около кабинки.
Я вспоминаю, что высота Большого колеса обозренияпятьдесят метров, и меня начинает мутить. Готова убежать, но напирающая сзади детвора буквально выталкивает меня вперед. Рэм ловит за руку и помогает забраться внутрь, садится напротив. С усмешкой наблюдает за тем, как я, с третьего раза, дрожащими руками пристегиваю себя цепочкой, сам же нарочито игнорируя эту возможность.
Между прочим, техника безопасности, говорю я, радуясь, что голос мне не изменил. А если ты вывалишься, имей в видусоотношение наших весовых категорий, роста и расстояние дает в сумме не больше пяти процентов шанса на то, что я успею схватить тебя за ногу.
Доберман игнорирует мою пламенную речь, снова кладет ногу на ногу и закуривает.
Морщусь.
Что такое, малышка? Не любишь курящих мужчин? интересуется он.
Не люблю дураков, которые сами себя убивают, отвечаю я.
К моему большому удивлению, он согласно кивает
Знаю, что это дрянь и обязательно брошу. В следующем году.
Те, кто так говорят, никогда не бросят. Хочешь что-то сделатьначни это делать прямо сейчас. Не жди понедельника, будто ты толстуха, которая собирается садиться на диету века.
Моя метафора его веселит. И я почти расслабляюсь, но в этот момент колесо дергается, начинает медленно ползти вверх.
Мне страшно. Мне так страшно! Может быть, я еще успею спрыгнуть? Шальная мысль заставляет меня потянуться к бортику, посмотреть внизи головокружение рушит последние попытки быть хладнокровной. Быстрее, чем понимаю, что происходит, сбрасываю цепочку и запрыгиваю на Рэма, будто онмой волшебный единорог.
Боишься высоты, Бон-Бон? спрашивает он, пока я судорожно комкаю в кулаках его рубашку.
Бессмысленно отнекиваться, ведь я уже выдала себя с головой.
Останови его, пожалуйста, прошу я, почему-то уверенная, что моему доберману и это по силам. Я хочу уйти. Я задыхаюсь, мне плохо, я сейчас Меня сейчас стошнит!
Он ловит мои руки за запястья, удерживая в вертикальном положении, пресекая попытки уползти под скамейку. Клянусь, я почти готова это сделать, даже если при этом буду выглядеть жалко.
Бон-Бон, его взгляд гипнотизирует, просто дыши. Вдох-выдох, и снова вдох-выдох.
Он начинает дышать и одобрительными кивками подстегивает следовать его примеру. Я подхватываю ритм, и это приносит облегчение.
Не смотри по сторонам, Бон-Бон, приказывает Рэм, когда мой взгляд непроизвольно соскальзывает на верхушки деревьев. Смотри на меня.
Раскомандовался, шиплю я сквозь стиснутые судорогой зубы.
Наслаждайся этим, детка, подтрунивает он. Я тебе не Тапок, чтобы вертеть меня по нарезной.
Ты мне братик, отвечаю я, концентрируясь на его глазах.
Хрень собачья, Бон-Бон.
Все равно, что ты думаешь, братик, ерничаю я.
Он ухмыляется и медленно заводит мои руки себе за голову, немного жмурится, когда я хватаю его за волосы. Его ладони оказываются у меня на талии, и остаются там, хотя пальцы потрясающе крепко, почти до боли, впиваются в тело.
А теперь посмотри на вид сверху, Бон-Бон. Он потрясающий.
Я отрываю взгляд от его гипнотического влиянияи понимаю, что схожу с ума.
Желтые шапки деревьев, подсвеченные золотом солнечного дня, сверкающие солнечными зайчиками высотки, безупречно голубое небо и пушистые облака на горизонте. Воздух пахнет терпкой осенью, каштанами, дымком над кучами листьев.
Красиво, выдыхаю я, ощущая острую потребность прямо сейчас, до одури надышаться этой осенью.
Очень красиво, отвечает Рэми я вижу, что он смотрит только на меня. Безупречно.
Я моргаю, пытаюсь стряхнуть эту дурацкую паузу, сделать что-то, чтобы исчезло это странное двойное значение простых слов, потому что в эту минуту кажется, что говорит он вовсе не о том, как красива наша столица осенью с высоты пятидесяти метров.
Больше не боишься, малышка? спрашивает он неожиданно низким голосом, как будто ему стало не хватать дыхания.
Нужно придумать ответ. Что-то колючее, едкое, что-то, что убьет напряжение, но мысли путаются. И вкус осени на языке все больше становится похож на вкус его «ноты сердца», и хочется попробовать еще, и еще.
Телефон взрывается совершенно сумасшедшей стандартной мелодией. На экраненомер Кости. И кабинка колосе обозрения спускается вниз. Когда кабинка останавливается я быстро выскакиваю наружу и, отбегая на безопасное расстояние, отвечаю. К счастью, голова снова быстро включается в работу, и от странного романтического налета не остается и следа. Я снова в своей стихии: готова анализировать, слушать между слов и делать правильные выводы даже если их пытаются завуалировать.
Что случилось с твоим номером? беспокоится Тапочек после того, как мы обмениваемся приветствиями. Я только сейчас получил твое сообщение.
Я звонила, «улыбаюсь» в ответ на его реплику.
Я был занять, солнышко.
Мне хочется прямо сейчас, «в лоб» сказать ему, что я все видела, и что это его «занятие» не вызывает ничего, кроме отвращения, но молчаниезолото. Я должна узнать до какой степени вранья он может дойти. Просто поставить перед фактомне интересно. Мне нужно то, что даст повод его ненавидеть, потому что уже сейчас понятно, что разрыв не будет безболезненным. Мой идеальный умный, красивый и нежный принц вдруг оказался
Скажи ему, что он долбоеб, довольно громко, наверняка с умыслом, чтобы услышал и Костя, говорит рядом доберман. И что для разового траха можно найти кого-то посимпатичнее.
Я прикрываю трубку рукой, посылаю Рэму злой взгляд. Он прячет руки в карманы брюк, лениво покачивается на пятках, каждый раз нарочно близко наклоняясь ко мне.
Что? растерянно спрашивает Костя.
Здесь шумно, нарочно кричу я и снова отступаю назад, но Рэм идет за мной, изображая взявшего след хищника. И понятно, что отступать он не намерен. Хотела спросить, когда ты уезжаешь. Я же должна тебя провести.
Пауза для раздумий затягиваетсяи мой доберман снова рядом. Лениво вскидывает руку, заправляет прядь волос мне за ухо, даже не пытаясь скрыть издевку во взгляде.
Не стоит, солнышко, говорит Костя, и я слышуслышу! напряжение в его голосе.
Тапочек пытается обмануть. Мне эти интонации хорошо знакомы: иногда, когда мы проводим время вместе и его донимает мать, он вот таким же голосом говорит, что в библиотеке или делает жутко важный архитектурный проект. Самое обидное, что он совсем не умел врать и когда его мать в очередной раз влезла между нами, я поняла, что пора научить моего милого не только искусству сочетания галстука и рубашки, но и небольшим хитростям. Как оказалось, он был способным учеником, вот только не учел, что учителя невозможно поймать на его же уловки.
Почему не стоит? Я не хочу наседать, мне просто нужна эта ложь. Должна же я знать, как далеко он готов зайти, лишь бы выставить меня дурой. Мы не увидимся несколько дней, завтра мой День рождения, и мы могли бы погулять хотя бы на вокзале. Там делают вкусный кофе.
Я буду занять дома, Ени, почти ровно и без заминки говорит он. Все по минутам расписано, на вокзал приеду перед самым отъездом. А когда приедупойдем гулять на весь день. Куда захочешь. Подготовишь список?
Должно быть, у меня все написано на лице, потому что улыбка Рэма в эту минуту здорово похожа на волчий оскал. Мне обидно, больно и противно.
Он будет шпилить ее этой ночью, детка, энергично кивает доберман, наслаждаясь произведенным эффектомя с отвращением кривлю губы. Ты, вся такая гениальная и непосредственная, ему на хрен не нужна.
Я пытаюсь, все еще пытаюсь держать хорошую мину при плохой игре. Но правда в том, что фраза «ты не нужна» всегда производит эффект ядерного взрыва на мои системы самозащиты. Если так подумать, это идет из глубокого детства, когда отец уходил от нас с мамочкой. До сих пор помню, с каким безразличием от стряхнул со своей штанины мои по-детски крохотные кулачки, которыми я наивно пыталась его удержать, и голос матери у себя в голове: «Ты ему не нужна»
Я понимаю, что если продолжу в том же темпе, то все кончится моей ролью тирана и его ролью загнанной в угол неверной жены. Все же, мне бы хотелось действоватьне так грубо и очевидно.
Поэтому я принимаю единственно правильное решение: просто нажимаю «отбой», ставлю телефон на беззвучный режим и прячу его в рюкзак. Отложим этот разговор до «возвращения» Тапочка. К тому времени я придумаю идеальную стратегию поведения, в которой не будет ни единой трещины или изъяна.
Прячешь голову в песок? продолжает подначивать Рэм.
Тебе известно, что пауза в бою для смены тактики может стать залогом победы? идеально копируя его тон, вопросом на вопрос отвечаю я.
Это бегство, Бон-Бон, хоть как назови.
Ох, братик, я надеюсь, самоуверенность не единственное твое достоинство? Потому что, знаешь, ее даже через чур.
Он ничего нее отвечает, потому что на этот раз звонит уже его телефон.
Рэм сбрасывает, немного морщится.
Ольга? спрашиваю я, мысленно называя ее дурой. Я же сказала не трогать его пока сам не решит позвонить. Почему бы тебе не предложить ей погулять с нами?
По-твоему, малышка, существует всего одна женщина, которая хочет провести со мной время? Он даже не скрывает, что этих женщин явно больше двух.
К счастью, мне это совершенно безразлично.
Глава двенадцатая: Рэм
У Лины огромные синие глаза, роскошная задница, но, блядь, полный четвертый размер груди. И поэтому я люблю ее трахать сзади, когда моему взгляду открывается лишь тугая филейная часть, гладкая спина и разбросанные по подушке жгучие черные волосы. Кажется, в нашу вторую встречу она зачем-то рассказала мне чуть ли не всю свою родословную, почему-то с гордостью повторяя о том, что были среди них и цыганские бароны. Не понимаю, с какой стати это должно было меня впечатлить.
Она стонет, падает плашмя на постель и переворачивается, прожигая меня взглядом удовлетворенной женщины.
Я падаю рядом, закрываю глаза, наслаждаясь ощущением полного кайфа от хорошего перепиха. Даже сказал бы, первоклассного, потому что, когда женщина готова и хочет отдаваться, трахаться с ней одно удовольствие.
Я закуриваю и, глядя на тлеющий кончик сигареты, вспоминаю слова Бон-Бон о том, что бросать нужно не по графику, а сразу же.
Дай мне. Лина взбирается на меня, вытягиваясь во весь свой немаленький рост и с видом, будто собирается сделать минет сигареты, втягивает сладкую отраву, и недвусмысленно притрагивается губами к моим пальцам. Останешься до утра?
Не могу, куча работы.
К счастью, эта крошка никогда не устраивает истерик, ничего не требует и не пытается лепить из меня ручную собачонку. А все потому, что у нее, как и у меня, есть лишь одна причина для наших регулярных встреч: просто секс. К моей огромной радости, Лина уже больше пяти лет замужем за престарелым владельцем сети ювелирных магазинов, а это значит, что наши отношения совершенно ничего не омрачает. Не женщинамечта. А может, ну его, и остаться до утра, раз уж она наплела мужу, что останется у сестры?
Поверить не могу, что ты все-таки женишься, говорит она, проводя ногтем по моему подбородку. Я была уверена, что это точно не произойдет в нашем столетии.