Тиффани РайзДжорданСерия: Грешники (новелла)
Когда это случилось? Когда-то давно все, что волновало Элеонор, - это конец дня в школе, дорога домой, сон, еда и как бы побыстрее спрятаться. Но теперь она считала секунды до окончания занятий, не для того чтобы пойти домой, а чтобы побежать в школу и увидеть Сорена.
Наконец прозвенел последний звонок, и Элеонор отправилась к шкафчику ее подруги Джордан. Она хотела пошутить насчет того, что придумала новую историю об Эсфирь, которую условно назвала «У Эсфирь и Артаксеркса еще больше секса». Безусловно, она включила инцидент с Аманом и дядей Модекаем. Интересно, почему Аман так сильно ненавидел евреев? Может, Аман ненавидел их из-за одного еврея, назовем его Гименом, и он не мог встретиться с ним один на один. Скорее всего, Джордан скажет ей не сочинять грязные истории о Библии, из-за чего Элеонор придется читать самой все строки о семенных жидкостях, ослиных гениталиях и какашках. Она вспомнила одну о какашках. Книга Судей 3:22. Убийство и испражнения. Противнее уже не найдешь.
Джордан подошла к своему шкафчику, и Элеонор открыла блокнот.
- Подруга, мне нужна твоя помощь. У меня список из семнадцати шуток о девственности, и нужно, чтобы ты выбрала самую смешную. Готова? - спросила Элеонор, перелистывая страницы.
- Я не могу. - Джордан смотрела на замок.
- Не можешь, что? На это уйдет всего несколько часов. Шутка 1. Плева заходит в бар. «Угадайте, кто кончил», - говорит она.
- Элли, я не могу.
Элеонор оторвалась от блокнота и заметила, что Джордан выглядит необычайно бледной. Она смотрела на замок.
- Что случилось?
Джордан держала в руках замок и будто не узнавала его.
- Я не могу открыть замок, - ответила Джордан.
- Ты в порядке? - Элеонор поставила рюкзак на пол. Она заметила, как тряслись руки Джордан. - Ты паршиво выглядишь. Ты не заболела?
- Да. Думаю, заболела.
- Присядь на лавочку. Я достану твои вещи.
Джордан пересекла коридор и села на лавочку. Она закрыла лицо руками. Элеонор знала кодовую комбинацию от замка Джордан, как свою собственную. Она открыла его, достала рюкзак Джордан и принесла его ей.
- Ты сегодня на автобусе? - спросила Элеонор, Джордан поднялась со скамейки, словно ей стоило это огромных усилий.
- Нет. Меня заберет мама.
- Я подожду с тобой.
Джордан кивнула. Элеонор никогда не видела ее такой. Джордан нечасто говорила с другими людьми, но всегда общалась с ней. Они, может быть, и были неожиданной парой, но они были близки с начала старшей школы, когда сели рядом на классном часу. У Элеонор были разведенные родители, не было денег и плохая репутация из-за пошлого языка. Джордан была слишком милой, слишком застенчивой, слишком хрупкой, чтобы показать себя и завести других друзей. Они стали близкими по умолчанию. Им больше никто не был нужен.
Когда мама Джордан остановилась на своей сияющей «Акуре», Элеонор провела ее к машине и сказала маме, что Джордан плохо себя чувствует. Джордан не любила врачей, не любила внимание, не любила, когда люди прикасались к ней или заставляли принимать лекарства. Только мама могла уговорить ее отправиться к врачу, если та была больна.
- Увидимся завтра, - попрощалась Элеонор и начала закрывать дверь.
На мгновение темные глаза Джордан встретились с глазами Элеонор, и в это мгновение Элеонор увидела в них ужас. Страх. Но чего? Кого?
На следующий день Джордан не пришла в школу. Элеонор позвонила ей из церкви и ответила мама Джордан:
- Дорогая, ей все еще нездоровиться, - ответила мама. Сердце Элеонор сжалось. Она хотела, чтобы ее мама так же говорила. «Дорогая» звучало так аристократично. Мама Джордан всегда говорила аристократично.
- Она настолько больна, что даже не может поговорить со мной?
- Она хочет побыть в одиночестве и поспать. Не переживай за нее. Уверена, завтра она вернется в школу.
- Надеюсь. Обнимите ее за меня.
- Непременно, солнышко.
Элеонор повесила трубку и начала делать домашнее задание. Но что-то было не так. Джордан не была больной, это Элеонор знала наверняка.
После двух часов бездействия Элеонор отправилась в кабинет Сорена. К счастью, он работал над диссертацией, а это означало, что он хотел, чтобы его как можно чаще прерывали. На прошлой неделе она стояла за порогом его кабинета, и они говорили о том, почему у иезуитов репутация либералов в католической церкви. В итоге все сводилось к тому, что иезуиты не считали гомосексуальность или противозачаточные таблетки проявлением греха. Некоторые их них даже допускали аборты при некоторых обстоятельствах. Она спросила Сорена, что он считал уместными обстоятельствами для аборта. Он ответил: «Когда в животе есть что-то, кроме еды», - и она бросила в него стакан. К счастью для нее и для него, стакан был пластиковый.
Теперь она хотела поговорить с ним серьезно. Она начала своё выступление, стоя у дверей и произнеся...
- Я хочу серьезно с вами поговорить.
Сорен оторвался от чтения и поднял руку.
- У тебя нет с собой наполненных жидкостью контейнеров, верно?
- Не сегодня.
- Тогда говори.
- С Джордан что-то не так, и она не говорит мне, что.
- Твоя подруга Джордан?
- Та самая. Вчера после школы она странно себя вела. Сказала, что не может открыть свой шкафчик.
- Она заболела?
- Сказала, да, но только после того, как я сама ее спросила.
- Она выглядела больной?
Элеонор покачала головой.
- Нет. Она выглядела напуганной.
- Напуганной?
- Запуганной. Но не мной. Она была напуганной, когда пришла и когда садилась в машину к маме. И сегодня ее не было в школе.
- Тогда ее что-то напугало в школе. Знаешь, кто мог ее донимать? Говорить что-то в ее адрес?
- Нет, она не говорила со мной. Я пыталась позвонить, и ее мама сказала, что она хочет побыть наедине. Думаю, она злится на меня.
- Уверен, это не так.
- Тогда почему она не захотела со мной говорить?
- Элеонор, нежелание разговаривать с тобой не признак обиды. Иногда люди не могут говорить с другими по совершенно не связанным с их личным отношением причинам. Я священник. Я не могу рассказать, что некоторые говорят на исповеди, даже когда кто-то признается в желании убить тебя.
- Кто-то хочет меня убить?
Сорен прищурился.
- Это всего лишь гипотетический пример.
- Ваш гипотетический пример о том, как кто-то хочет меня убить?
- Не могу представить почему.
- Ладно. Тогда убейте меня. Но придется подождать, пока мы не выясним, что с Джордан.
- Заставь ее рассказать.
- Заставить ее? - повторила Элеонор. - Я не могу заставить ее сделать что-либо. Я никого не могу заставлять.
- Должно быть, это самые бредовые слова, которые ты когда-либо говорила, юная леди. Ты сидела в полицейском участке в ожидании тюремного заключения и выкручивала мне руки, пока я не заключил с тобой сделку, чтобы вытащить из той катастрофы.
- Я была в затруднительном положении.
- Элеонор... - Сорен подошел к ней. Он стоял на своей стороне порога. Она стояла на своей. Только несколько дюймов отделяло их, но это было похоже на километры. - Она твоя подруга. Если что-то случилось, ей нужно с кем-то поговорить. У нее может быть какая-то проблема.
Слово «проблема» ударило Элеонор по лицу как бейсбольная бита.
- Вот черт, думаете, она беременна?
- Вероятно. Это объяснило бы слабость и страх.
- Ни за что. Она девственница. Она не такая.
- Какая?
- Ну, вы понимаете, она не из тех, кто занимается сексом.
- Все занимаются сексом. Мы люди. Люди для жизни руководствуются тремя С - сохранность, средства к существованию и...
- Трах.
- Это слово начинается не на С, Малышка.
Она проигнорировала его замечание, даже проигнорировала Малышку. Она не могла перестать думать о беременной Джордан.
- Сорен... я знаю ее, - Она посмотрела вверх и встретилась с его взглядом, стальным из-за беспокойства. - Она бы рассказала мне о таком. Разве нет?
- Необязательно. Люди постоянно скрывают такие секреты. Она подросток. Она будет бояться родителей, переживать за репутацию, бояться того, что люди могут подумать, что произойдет с ней. Ты знаешь это лучше меня. Ты говорила, что вы с Джордан почти не виделись все лето.
- Да, потому что я была здесь, - напомнила она ему. - Мыла полы и облизывала конверты.
- Да, но где была она?
У Элеонор не было ответа. У Джордан был парень все лето, и она ей ничего не сказала? Они могли быть вместе и расстаться через неделю. Такое постоянно происходит с девушками, которые не влюблены в своего священника, чтобы замечать существование других людей.
- Если это правда, что мы можем сделать?
- Это решать Джордан. Но пока ты не начала планировать ее будущее, пожалуйста, заставь ее поговорить с тобой. Поклянись молчать, если придется. У священников это срабатывает. Через что бы она ни проходила, она проходит через это одна.
- Вы правы. Завтра в школе я поговорю с ней. Заставлю ее рассказать.
- Знаю, что заставишь. Если понадобиться моя помощь, ты знаешь, где меня найти.
- Вы просто милый или же пытаетесь отвлечься от работы над диссертацией?
- Почему не могут быть оба варианта?
- Вы жалкий, вы знаете об этом?
- Ты бы тоже была жалкой, если бы писала диссертацию.
- Вы дуетесь. Никто не любит надутых священников.
- Я не дуюсь. - Он оперся головой о дверной косяк и нахмурился. Она взорвалась смехом.
- Делайте домашнее задание, - приказала она, пытаясь говорить твердо, но потерпела неудачу.
- А я должен? - спросил он, и хмурость ушла, в глазах блеснуло веселье. Она знала, он пытался подбодрить ее, заставить улыбнуться, заставить рассмеяться. Разве он не понимал, что ей становится лучше благодаря его существованию? Хотя об этом она ему не скажет. Его голова и так достаточно высоко витала над облаками.
- Я должна делать свое домашнее задание? - парировала она.
- Ладно. Я буду делать домашнюю работу. Но мне она не понравится.
Элеонор закатила глаза и начала возвращаться в общинный зал.
- Элеонор?
Она развернулась. Блеск веселья и фальшивая хмурость исчезли. Теперь он выглядел как ее непреклонный и серьезный священник.
- Если твоя подруга в беде, тогда ей следует поговорить со мной, а не с другим священником. Доверься мне.
Элеонор улыбнулась и кивнула.
- Я доверяю вам во всем.
На следующий день в школе Элеонор ждала Джордан у шкафчиков. Когда та приехала, Джордан едва смотрела на нее.
- Ты беременна? - спросила Элеонор.
- Что? Нет, я не беременна. Кто тебе такое сказал?
- Никто. Просто гадаю, почему ты так странно себя ведешь.
- Я же сказала, заболела.
- Ты не заболела, ты была напугана до усрачки. Расскажи мне, что происходит.
- Ничего не происходит.
- Ничего? Ты ужасно выглядишь, без обид. Твоя форма помятая, волосы не расчесаны, ты без макияжа и похожа на долбаного енота. Что-то происходит.
- Я не хочу это обсуждать.
- Мне плевать. Ты расскажешь мне.
Джордан посмотрела на нее, и Элеонор снова увидела страх.
- Я не могу об этом говорить, - прошептала она.
- Ладно, это нелепо. Давай же.
Элеонор захлопнула дверцу шкафчика Джордан и потащила ее за руку по коридору к неработающей женской уборной. Она затолкала Джордан в кабинку и заперла за ними дверь.
- Что, черт возьми, происходит? Джордан, говори сейчас, или, клянусь Богом, я засуну твою голову в унитаз.
Джордан усмехнулась, и Элеонор едва не упала в обморок от облегчения, когда увидела признаки жизни.
- Голову в унитаз?
- Я не шучу. Твою голову. В этот унитаз. Решай сейчас.
- Элли Я расскажу тебе, но пообещай больше никому не рассказывать. Никому, - повторила она.
- Обещаю. Никому не скажу, даже Богу.
Поначалу Джордан молчала. Элеонор указала на унитаз, полный вонючей воды.
- Ладно, ладно. Два дня назад тренер Кокс отдал нам наши работы. Я получила 3 с минусом.
- Это все из-за плохой оценки? Иисусе, Джордан...
- Дело не в оценке. Он написал от руки на моей работе, что мне нужно остаться после уроков. Я осталась, и он сказал, что знает, как мне было трудно с заданием, и хочет помочь мне.
- Ты рассказала ему о той штуке?
Дело было в легкой неспособности Джордан к обучению. Девушка была ходячим калькулятором и могла посчитать чаевые и налоги за считанные секунды в голове, но дайте ей прочитать что-то длиннее трех абзацев, и ее мозг отключался.
- Я сказала ему о той штуке, - подтвердила Джордан. - Он сказал, что именно поэтому хочет поговорить со мной. Сказал, что несправедливо, что моя дислексия держит мои оценки на низком уровне. Сказал, что может помочь мне, если я захочу.
- Как помочь?
Глаза Джордан наполнились слезами, и она опустила голову.
- Элли, он поцеловал меня и засунул руку мне под блузку.
Элеонор могла только смотреть на Джордан. Ее руки онемели. Сердце ушло в пятки.
- Я убью этого ублюдка. Я убью его прямо сейчас. - Элеонор потянулась к замку, но Джордан схватила ее за руку.
- Нет, Элли, нет. Ты не можешь. Он всеобщий любимчик.
- Да мне начхать, даже если он Папа Римский, ему крышка.
- Ты сказала, что не расскажешь.
- Я не собираюсь рассказывать. Я собираюсь его убить.
Джордан вцепилась в нее и толкнула к стене. Элеонор никогда не видела, чтобы Джордан выглядела такой напуганной и серьезной.
- Ты на испытательном сроке, - медленно произнесла Джордан, выделяя каждое слово. - Сделаешь что-либо, что повлечет проблемы, и все, и ты это знаешь. Ты отправишься в тюрьму.
Она знала. Заместитель директора Уэллс уже предупредил ее, что еще одно замечание, и ее не только исключат из школы, но она снова предстанет перед судьей.
- Черт. - Элеонор стукнула затылком по двери кабинки.
- Знаю. Прости.
- Джордан, тебя лапал учитель. Тебе не за что извиняться. Это он должен просить прощения.
- Я не могу вернуться в класс. Я недостаточно умна, чтобы перевестись в другой класс.
- Иисусе, Джордан, ты умнее любой другой девчонки в школе.
- Не в английском.
Джордан выглядела беспомощной. Она посмотрела на унитаз, словно увидела в нем свое будущее. Элеонор не могла ее винить. Школа обожала тренера Кокса. На данный момент баскетбольная команда была первой в штате. Всего немного за сорок, мужчина по-прежнему был привлекательными, и большинство девочек в школе были тайно влюблены в него. Элеонор считала, что он выглядит как полнейший мудак, щеголявший в хаки и с золотым крестом на шее, как у какого-то сутенера. У него были жена и дети, один из них учился в этой школе. Его сын Макс был так же популярен, как и отец. Если Джордан создаст проблемы тренеру Коксу, ее будет изводить вся школа.
- Элли, помнишь, что случилось с Синди Гаррен? Со мной они сделают то же самое.
Она помнила Синди. Их первый год в старшей школе, Синди Гаррен, годом старше, обвинила футбольного игрока в изнасиловании. После публичного появления в школе она продержалась две недели, две недели слов «шлюха», «проститутка» и «лгунья», написанных на ее шкафчике и криков в коридоре, пока она не ушла из школы. Она сдала выпускной экзамен и исчезла. Элеонор хорошо помнила Синди. Кто-то выбил книги из рук Элеонор в кафетерии в первую неделю в Святом Ксавьере. Обычная дедовщина. Не сказав ни слова, Синди покинула друзей за столом и помогла ей собрать книги.
- Я не знаю, что делать, - прошептала Джордан. - Я не могу вернуться в класс. Прошлый раз я убежала. Что, если он завалит меня? Что, если сделает это снова?
Элеонор знала, что делать.
- Пропусти сегодня занятие. Я пропущу свой последний урок, и мы пойдем в церковь.
- Я уже молилась об этом. Два дня я только и делала, что молилась.
- Ты можешь поговорить об этом с моим священником. Он тоже никому не расскажет. Ему ты можешь доверять. Я все ему рассказываю.
- Но он не мой священник. Я даже не...
- Не важно. Он поможет, ладно? Он спас меня от колонии. Тебе он может помочь.
- Никто мне не поможет.
- Ты так говоришь потому, что еще не видела его. Послушай, я его знаю. Я знаю его так... даже объяснить не могу. - Элеонор покачала головой. - Но он хороший, и он сильный, и он на нашей стороне. И даже лучше...
- Что?
- Он может быть пугающим придурком, когда хочет.
Джордан усмехнулась и кивнула.
- Ладно. Я поговорю с ним.
В тот день Элеонор едва удавалось сконцентрироваться, а время ползло словно черепаха. Тысяча сценариев кровавой расплаты поглощали ее мысли. Она хотела избить тренера Кокса голыми руками, выпороть его, бить досками, кастрировать его и заставить съесть собственные яйца. Что за человек мог так поступить с Джордан? Девушка никогда ни с кем не целовалась. Теперь она боялась собственной тени. Она планировала свою большую католическую свадьбу с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. У нее был уже составлен список имен всех ее детей, библейских имен, конечно же. Если бы тренер Кокс сделал что-то подобное с ней, Элеонор ударила бы его по шарам, врезала по морде и выкрикивала бы оскорбления в его сторону до самой тюрьмы. А Джордан просто убегает и обвиняет себя.