С тех пор их семейный бюджет истощился, и уже не находилось достаточно средств, которые можно было вкладывать в авантюрные затеи, Анри потерял всякую охоту рисковать.
Он собирался позаботиться о том, чтобы у Эвелин была круглая сумма, позволявшая растить дочь в роскоши, но осуществить свой план ему не удалось. Вместо этого Эвелин приходилось бороться за средства к существованию, чтобы хоть как-то поднять Эме. И вот теперь овдовевшая аристократка сидела в экипаже, собираясь зайти в заведение сомнительного сорта, в котором ни одной леди, ни за что, не следовало появляться без сопровождения. Она должна была пойти на это, чтобы найти контрабандиста и обеспечить будущее своей дочери.
Трактир «Черный вереск» был целью её поездки, Эвелин пристально вглядывалась вдаль. Сердце подскочило в груди. Она решила править двухколесным экипажем, запряженным единственной лошадью, самостоятельно, отмахнувшись от возражений Лорана. Эвелин собиралась выяснить, где находится Джек Грейстоун, наведя справки в трактире. Джон Трим наверняка знал Грейстоуна или слышал о нем. Грейстоун, несомненно, когда-либо заходил в бухты в Фоуи и вокруг города, чтобы выгрузить на берег товары. Если капитану доводилось делать это, он и его команда пользовались этой дорогой, чтобы добраться до черных рынков Лондона.
Никаких других домов в поле зрения не было. Трактир находился в Бодмин-Мур, у ведущей в Лондон дороги, в полной изоляцииэто было двухэтажное, побеленное известкой здание с сизой крышей, к которому примыкала конюшня из белого кирпича. В вымощенном камнем внутреннем дворе стояли два оседланных коня и три повозки. У Трима были постояльцы.
Эвелин остановила свой кабриолет и медленно вышла, привязав кобылу к изгороди перед трактиром. Эвелин потрепала лошадь по шее, и в этот момент из конюшни выбежал мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Эвелин сказала ему, что надолго в трактире не задержится, и попросила напоить кобылу.
Сняв капюшон, Эвелин поглубже укуталась в шерстяную накидку. Поднявшись по ступеням крыльца, она стянула перчатки. Когда Эвелин открыла парадную дверь, из глубины дома донеслись голоса мужчин, непринужденно беседовавших о чём-то.
Стоило Эвелин пройти в бар, как в воздухе повисла некоторая напряженность. Эвелин осознала, что не была в общих комнатах трактиров несколько летни разу с тех пор, как останавливалась со своей семьей в Бресте, до бегства из Франции.
Восемь мужчин, которые сидели за одним из находившихся в комнате длинных столов на козлах, разом смолкли в тот самый момент, когда Эвелин закрыла за собой входную дверь. Среди них был и Джон Трим, владелец заведения, который тут же вскочил.
Сердце Эвелин отчаянно заколотилось. В этом общем зале трактира она чувствовала себя донельзя неуместно.
Мистер Трим?
Леди дОрсе? Потрясенное выражение исчезло с лица Трима, и он направился к ней, сияя улыбкой. Какой сюрприз! Проходите, присаживайтесь и позвольте мне сходить за супругой.
Он подвел Эвелин к маленькому столику с четырьмя стульями.
Благодарю вас, мистер Трим, я надеялась перекинуться с вами парой слов с глазу на глаз, если можно. Эвелин кожей ощущала оглушительную тишину, воцарившуюся в комнате, и осознавала, что все глаза пристально следят за ними, а в каждое слово, которое она произносила, внимательно вслушиваются.
Темные брови Трима удивленно вскинулись, и он кивнул. Хозяин трактира провел её в отдельную маленькую столовую.
Пожалуйста, садитесь, а я вернусь через минуту, пообещал он и пулей вылетел из комнаты.
Эвелин села, ощущая нечто вроде сожаления: она была уверена, что мистер Трим помчался к своей женесказать, что им нанесла визит леди дОрсе.
Эвелин положила перчатки на обеденный стол, оглядев простую, без изысков комнату. Одну из стен занимал кирпичный камин, другие украшали несколько морских пейзажей. Мистер Трим оставил дверь открытой, и Эвелин со своего места могла видеть общую комнату, если бы, конечно, хотела наблюдать за происходящим там.
У Эвелин не было ни малейшего желания объяснять Триму, почему ей так потребовалось переговорить с контрабандистом, причем не с каким-нибудь, а с совершенно конкретным. Но она не думала, что хозяин трактира будет давить на неё, добиваясь объяснений.
Трим вернулся, по-прежнему сияя улыбкой.
Супруга сейчас принесет чай.
Очень любезно с вашей стороны. Эвелин улыбнулась, когда он уселся, и в волнении крепче сжала свою дамскую сумочку. Мистер Трим, я хотела бы поинтересоваться, не знакомы ли вы с Джеком Грейстоуном?
Вопрос так ошеломил Трима, что его глаза округлились, а брови резко взлетели вверх. И Эвелин поняла, что его ответ будет утвердительным.
Все знают Грейстоуна, леди дОрсе. Он самый искусный контрабандист, которого только видел Корнуолл.
Ее сердце бешено заколотилось.
Вы знакомы с ним лично, сэр? Он останавливался в этом трактире?
Комичное выражение изумления, казалось, навечно застыло на его лице.
Миледи, не хочу прослыть непочтительным, но почему вы спрашиваете?
Он осторожничал, но эта подозрительность была понятна: контрабандисты едва ли считались законопослушными, добропорядочными гражданами.
Я должна выяснить, где он находится. Не могу объяснить, для чего именно мне это понадобилось, но мне нужны его услуги.
Трим с подозрением сощурился.
Эвелин мрачно улыбнулась:
Грейстоун вывез мою семью из Франции почти четыре года назад. Я предпочла бы не рассказывать, почему мне так нужно поговорить с ним теперь, но это вопрос, не терпящий отлагательств.
И это, разумеется, не мое дело, подхватил Трим. Да, леди дОрсе, он бывал в моем трактире, раз или два. Но буду с вами честеня не видел его вот уже несколько лет.
Эвелин была разочарована.
А вы не знаете, как я могу найти его?
Нет, не знаю. По слухам, Грейстоун живет в заброшенном замке на необитаемом острове, в обстановке глубочайшей секретности.
Это мне вряд ли поможет, задумчиво произнесла Эвелин. Я должна, во что бы то ни стало, разыскать его, сэр.
Не знаю, удастся ли вам это. За его голову объявлена награда, потому-то он и живет на пустынном острове. Его разыскивают британские власти, леди дОрсе.
Эвелин удивилась:
А разве стражи порядка разыскивают не всех фритредеров?
Контрабанда считалась тяжким преступлением и каралась смертной казнью столько, сколько Эвелин себя помнила. Назначение награды за голову преступника едва ли можно было считать чем-то необычным. Тем не менее, множеству контрабандистов удавалось выйти сухими из воды, как только они соглашались служить на флоте его величества или найти нескольких друзей, которые поступили бы на службу вместо них. Кроме того, контрабандист вполне мог отстаивать свою правоту в суде и при наличии хорошего адвоката добиться, чтобы дело было спущено на тормозах. Многих фритредеров высылали из страны, но они часто возвращалисьразумеется, незаконно.
Ни один контрабандист не относился к объявлению награды за свою голову слишком серьезно.
Трим угрюмо покачал головой:
Вы не понимаете. Он нарушил режим британской блокады. Если люди его величества схватят Грейстоуна, его ждет виселицане за контрабанду, а за государственную измену.
Эвелин остолбенела. Он нарушил блокаду Франции, установленную королем Георгом? Неужели он снабжал французов товарами в военное время?
И она неожиданно холодно произнесла:
Я в это не верю.
О, он нарушает блокаду, леди дОрсе. Поговаривают, что он часто кичится своими «подвигами», кричит об этом буквально на каждом углу. И этогосударственная измена.
Эвелин была потрясена.
Тогда, выходит, он шпион?
Откуда мне знать?
Она изумленно вытаращила глаза, но увидела перед собой не Трима, а Джека Грейстоуна за штурвалом его корабля. Слишком много корнуолльских контрабандистов шпионили на французов. Но Грейстоун помог ей и её семье бежать из Франции! Естественно, французский шпион не стал бы этого делать.
Эвелин не понимала, почему так встревожилась.
Я должна поговорить с ним, мистер Трим, и, если вы сможете мне помочь, моя благодарность будет безгранична.
Сделаю всё возможное. Я наведу справки от вашего имени. Но, как мне кажется, он останавливается где-то очень низко, на малых высотах, чтобы не попасться людям его величества. Если онне в плавании, то наверняка на своем острове. Мне известно, что время от времени его видят в Фоуи. Можете попытаться спросить о нем в гостинице «Белый олень».
Фарадей-Холл располагался неподалеку от Фоуи. Интересно, мог её дядя знать Грейстоуна или что-нибудь слышать о нем?
Кроме того, вы можете отправиться в Лондон, заметил Трим, когда его жена вошла в комнату с подносом, заставленным чашками и закусками. Там живут две его сестры, а ещё брат, как я слышал.
Сидя за столом, Эвелин писала очень важное для неё письмо.
«Глубокоуважаемая леди Педжет!
Надеюсь, я не оскорбляю вас тем, что пишу вам. Мы никогда не встречались, и вы можете счесть мою просьбу бесцеремонной, но мне стало известно, что высестра Джека Грейстоуна. Я была кратко знакома с вашим братом несколько лет назад и в настоящее время пытаюсь связаться с ним. Если бы вы смогли помочь мне сделать это, я была бы у вас в неоплатном долгу.
С уважением,
леди Эвелин дОрсе».
Это было неподобающеэто казалось необычайно дерзким и самоуверенным. Эвелин отбросила перо и порвала письмо на мелкие клочки.
Любая женщина, получив подобное послание, тут же выбросила бы его. Если бы такое письмо попало к самой Эвелин, она решила бы, что какая-то томящаяся от любви женщина преследует её брата! И всё же леди дОрсе не могла прямо сообщить, почему ей так требовалось найти Грейстоуна, в этом-то и заключалась проблема.
Возможно, ей стоит отправиться в Лондон и дерзнуть заявиться с визитом к графине Бедфордской или к графине Сент-Джастской, уныло подумала Эвелин. Эта идея обескураживала, ведь она не знала ни одну из этих женщин. Однако Эвелин выяснила, что леди Педжет замужем за человеком с французскими корнями, так что вполне можно было воспользоваться этим как чем-то вроде повода для визита.
Но прежде, чем предпринять поездку, которая потребует некоторых расходов и займет несколько дней, Эвелин должна была испробовать все средства в Корнуолле.
Она испытывала почти отчаяние, уже потратив всю прошлую неделю, перепробовав великое множество средств в Корнуолле, так что идей на сей счет почти не осталось.
За голову Грейстоуна была назначена награда. Если его поймают, не помогут никакие прошения о снятии обвинений в контрабанде, да и простой высылкой из страны он не отделается. Его заключат в тюрьму на неопределенный срокдействие правила хабеас корпусбыло приостановлено в прошлом маеили повесят, как и сказал Джон Трим. А это означало, что Джек Грейстоун в бегах.
Ну разумеется, он скрывался. Эвелин уже довелось не понаслышке узнать, каким умным, находчивым и ловким он был. Не сомневалась она и в том, что Грейстоуна отличала чрезвычайная осторожность. Ещё несколько дней назад Эвелин была так полна надежд, так уверена в том, что обязательно сумеет разыскать его и убедить помочь вывезти золото из Франции! Теперь же её душу терзали сомнения. Эвелин уже начинало казаться, что она ищет иголку в стоге сена. Если Грейстоун не желал быть обнаруженным, сможет ли она когда-либо разыскать его?
Целая неделя ушла у Эвелин на расспросы всех, кто, по её мнению, мог хотя бы отдаленно помочь с поисками капитана. Она обращалась к владельцам магазинов в местной деревне, обходя одного за другим, но, несмотря на то что все слышали о Грейстоуне, никто не был знаком с ним лично. Он, вне всякого сомнения, пользовался скандальной славой среди местного населения и был высоко почитаем корнуолльцами.
Когда эти усилия не увенчались успехом, Эвелин сосредоточилась на поисках в Фоуи. Она поговорила с владельцем гостиницы «Белый олень», последовав совету Джона Трима, но тот намеренно ушел от всяких объяснений.
Эвелин провела в городе два дня, беседуя с хозяевами магазинов и лавочниками, но всё оказалось напрасно. Она уже начала было думать, что перепробовала чуть ли не все средства разыскать контрабандиста. Но, разумеется, оставалось ещё одновесьма щекотливое.
Она столкнулась с необходимостью нанести визит своему дяде.
Эвелин задумчиво смотрела на внушительный парадный вход дома своих тети и дяди. Она стояла перед высоким квадратным каменным домом, вход которого был выполнен в храмовом стиле, с огромными колоннами, поддерживающими фронтон. Эвелин глубоко вздохнула. Она не была в Фарадей-Холл с момента своей свадьбы, почти девять лет.
Пока Эвелин медленно выбиралась из кабриолета, в голове носились мысли о детстве: вспоминались вечные нотации тети, бессердечность Люсиль, то, как большую часть времени она была предоставлена самой себе, занимаясь всевозможной работой по дому. Эвелин захлестнула волна одиночества. К этому тягостному чувству примешивалось ощущение горя. Эвелин спрашивала себя: как же ей удалось выдержать такое одинокое детство? Муж избавил Эвелин от этого, изменив всю её жизнь, забрав её из этого места, подарив ей Эме. Но сейчас, когда Эвелин стояла здесь, глядя на вход в дом, она чувствовала себя такой же одинокой, как в детстве. В это мгновение ей отчаянно не хватало Анри, и она остро осознавала свою беззащитность, даже притом, что была матерью, а Лоран, Аделаида и Бетт оставались преданными и любящими, словно близкие родственники.
Все этосущий вздор, взбалмошная чепуха, решила Эвелин, стряхивая с себя удрученное настроение.
Взявшись за дверной молоток в форме латунного кольца, она постучала в парадную дверь. Спустя мгновение на пороге возник Томас. Бросив один-единственный взгляд на Эвелин, дворецкий, которого она знала многие годы, изумленно разинул рот:
Мисс Эвелин?
Она улыбнулась маленькому лысому слуге:
Да, Томас, это я, Эвелин.
Он вспыхнул и поклонился:
Прошу прощения, графиня!
Эвелин снова улыбнулась, окончательно выкинув из головы печальные воспоминания.
Вы не должны мне кланяться, сказала она.
Эвелин не кривила душой. Слуги всегда были добры к нейгораздо добрее, чем её собственная семья.
Спустя несколько секунд Эвелин проводили в дом, чтобы увидеться с дядей, и она вздохнула с облегчением, когда поняла, что тети сейчас нет. К удивлению Эвелин, Роберт сердечно поприветствовал её.
Я так рад, что ты приехала! Я собирался отправить к тебе с визитом Энид, чтобы проведать тебя, сказал он. Но ты выглядишь хорошо, Эвелин, учитывая то, какие испытания выпали на твою долю.
Ей оставалось только спрашивать себя, а не составила ли она о дяде ошибочное мнение, опрометчиво сочтя его безразличным ко всему.
Мы как-то справляемся, и, пожалуйста, не беспокойте тетю Энид из-за меня. Я решила попросить вас о помощи, если ваше предложение остается в силе.
Дядя жестом пригласил Эвелин сесть на один из стульев перед его письменным столом. В высокое окно, находившееся позади стола, Эвелин видела раскинувшийся за домом сад и вдалеке, чуть выше верхушек деревьев, море. Роберт обернулся к дворецкому и попросил принести чай и пирожные. Потом уселся за стол.
С удовольствием помогу, чем смогу.
Вы сможете держать в секрете всё, что я собираюсь вам рассказать? спросила Эвелин. Я нахожусь в странном положении, и мне бы не хотелось, чтобы об этом кто-нибудь узнал, даже моя тетя.
Он удивленно улыбнулся.
Я храню великое множество секретов от своей жены, Эвелин, и от меня не укрылось, что она не слишком-то заботилась о тебе, когда ты была ребенком, вздохнул дядя. Никогда не понимал этих женщин!
Эвелин предпочла никак не комментировать эту больную тему.
Не сомневаюсь, вы заметили, что сейчас я несколько стеснена в средствах. Тем не менее, Анри оставил состояние мне и Эмев нашем доме во Франции. Пришла пора найти способ забрать семейные реликвии, которые Анри нам завещал, и я решила нанять кое-кого, чтобы сделать это.
Эвелин предпочла не говорить дяде, что собирается лично отправиться во Францию с Грейстоуном, чтобы отыскать там богатство.
Приятно слышать, что дОрсе оставил тебе что-то, теперь можно вздохнуть с облегчением. Но, бога ради, как ты сможешь убедить кого-нибудь отправиться сейчас во Францию, чтобы забрать ценности? И ты уверена, что, независимо от того, что там оставил тебе Анри, имеет смысл так рисковать?
Сейчас во Франции спокойнее, чем в ту пору, когда мы уезжали оттуда, не так ли?
И это ты называешь «спокойнее»! Сельские жители по-прежнему воинственно настроены по поводу секуляризации, они в штыки встречают попытки отобрать собственность у духовенства. Толпы сторонников старых порядков то и дело нападают на священников, которые сочли нужным принести клятву верности новым властям, в то время как толпы противников прежнего режима нападают на священников, отказавшихся это сделать. Народные дружины выслеживают сторонников террора или тех, кто от них остался.