За дверью останавливаюсь, боясь пойти дальше и случайно наткнуться на Олю или Кая. Что если они еще не уехали? Я не хочу видеть этого парня, не хочу даже запах его слышать, хоть он, кажется, надолго въелся в ноздри. Сигареты и почему-то до сумасшедшего свежий аромат спелого ананаса. Так пахнет этот сумасшедший мужчина.
Прикусываю язык, словно произнесла слова вслух, стираю с губ даже дымку слови провожаю взглядом начальника охраны Олега, который входит в кабинет мужа и прикрывает дверь до щелчка. Знаю, что Олег его чрезвычайно ценит за профессионализм и за то, что он превратил наш дом в неприступную крепость, но все равно вздрагиваю каждый раз, когда вижу или даже чувствую рядом. Квадратный, нелюдимый, бритоголовый и весь какой-то невозможно бесчеловечный. Словно бандит из отечественных боевиков времен лихих девяностых.
И что-то во мне противно сдавлено ноет. Так, что сердце вдруг заходится за ребрами, и я, чтобы не упасть, хватаюсь скрюченными пальцами за тумбочку. Перевожу дыхание, считаю до пяти, а потомдальше, пока не приходит спасительное облегчение.
Это все возраст, наверное. В тридцать сердце может шалить, я знаю. Мама умерла в сорок два, потому что была сердечницей. А вскоре и отец следом. Не думала, что так бывает, чтобы здоровы сильный мужчина за три месяца сгорел от тоски. Он просто высох и все, а потом вдруг однажды слег в постельи уже больше не встал.
Я смотрю на тяжелую дверь и пытаюсь угадать, что происходит? Анализирую всю произошедшее с самого начала, вспоминаю, каким взглядом муж провел Кая, как скрипнул зубами, как молча стерпел унизительный удар.
Телефон некстати пищит в руке. Анжела напоминает, что у нас через час онлайн совещание, а я до сих пор не согласовала перечень вопросов. В последний раз оглядываюсь на дверь, пытаюсь поймать отголосок странной тревоги, но тихо. Показалось. Глупая, придумала непонятно что, испугала саму себя. Это же Олег. Мой Олег, а не какой-то там «крестный отец».
Кручусь, как белка в колесе. Совещание проходит в штатном режиме, но меня подкашивает жуткая головная боль, такая едкая, что не спасают даже две таблетки аспирина. Потом иду разбирать наши с Олегом чемоданы, выкладываю на стол сувениры, обещая себе завтра же все оформить в красивые подарочные коробки. Малышка моей подруги Евы наверняка будет рада погремушке из кокосовой скорлупы. Сжимаюсь вся сразу, стоит подумать о том, как вкусно пахнет маленькая Хабиби: детской присыпкой, шампунем и каким-то своим неповторимым запахом маленького человечка. И внутренности снова обжигает боль. Потому что япустая, как выгнивший изнутри орех. Кто-то скажетерунда какая. Можно жить для себя, в свое удовольствие, наслаждаться миром, летать в Париж и Вену, на Мальдивы и в Таиланд. Что не в детях счастье, и вообще сейчас можно быть «чайлдфри». Но я так не могу Я просто не могу больше без слез смотреть на распашонки в витринах детских магазинов и улыбаться через силу, когда вижу в инстаграмме очередное беременное фото своей школьной подруги.
Прячусь в душе, когда Олег приходит в комнату, чтобы сменить рубашку. Тема детей до сих пор болезненная для нас. Еще семь лет назад врачи поставили Олегу диагноз: бесплодие. И до моего появления он даже не думал о том, чтобы снова стать отцом, потому что давно вышел из возраста, когда приятно не спать ночами и стыдно быть «престарелым отцом, который не может погонять с сыном мяч на детской площадке». Но он согласился рассмотреть возможные варианты, ведь таким было мое условие. Мы договорились остановиться на суррогатном материнстве. В перспективе. Через пару лет.
Я быстро принимаю душ, сушу волосы и выхожу к мужу уже обновленная, улыбающаяся. Хочу, чтобы он всегда видел меня такой, чтобы хотел ко мне прикасаться, даже случайно скользить пальцами по моей руке, обозначая свое присутствие.
Все хорошо? спрашиваю, забираясь с коленями на кровать, чтобы размять его напряженные плечи. Олег стаскивает рубашку, вздыхает, когда я прощупываю позвонки.
Не о чем беспокоится, родная. Поворачивает голову, чтобы поцеловать кончики моих пальцев. Нужно в офис.
Я сглатываю свое невысказанное предложение побыть сегодня вдвоем, вдруг вспомнив, почему мы уехали с курорта на день раньше. У Олега дела, работа, бизнес, контракты и партнеры. Его мир не делает остановок и не берет пауз, и вряд ли пощадит меня, если я случайным сучком влезу в механические шестерни.
Тогда поеду в студию, говорю спиной.
Я поздно вернусь. Олег снова рядом, целует плечо, поглаживая меня по бедру каким-то своим особенным, хозяйским жестом. Не обижайся, родная. Завтравесь твой.
«Завтра»это вся наша жизнь.
Глава седьмая: Кай
Ляля бежит за мной, словно собачонка. Хватает за руки, что-то булькает заплаканным голосом в сопливый нос. В этот момент я ненавижу ее и себя. Но себя больше, потому что я наломал дров. Хотел доказать этим сраным небожителям, что меня нельзя измерить денежными знаками, а в итоге связался с женщиной, которую не хочу видеть в своей жизни ни сейчас, ни потом. И осознание сделанной ошибки наотмашь лупит кувалдой куда-то в затылок, заставляя морщиться от несуществующей боли и через слово матерится.
Я иду через калитку на улицу, почти уверенный, что сейчас меня догонят, скрутят и по-тихому пристрелят где-то на этой безразмерной территории. И никто ничего не узнает. Но мне ни хуя не страшно, потому что я видел смерть. Видел, как убивают, и убивал сам. Потому что нет в мире ничего более отстойного, чем война за чужой капитал, и нет более беспощадных ублюдков, которые нанимаются на эту войну палачами.
Кай! Ляля хватает меня за локоть, и я рефлекторно чуть не толкаю ее в ответ. Ко мне нельзя вот так, сзади и с разбега. Пожалуйста, Кай!
Но я не останавливаюсь, только ускоряю шаг, на ходу выуживая из кармана зажигалку и закуривая единственную сигарету. Дым наполняет легкие, выгребает злость будто ковшом, и я с облегчением выпускаю его наружу. Еще пара глубоких затяжеки можно притормозить. Ляля, запыхавшись, подбегает следом, виснет на мне, рыдая в плечо. Противно-липкая, отчего-то громоздкая, словно перезревшая и размягченная груша.
Зачем ты так с ним?! тут же взрывается упреком. Слез, как и не было, карие глаза горят злостью. Я же просила держать рот на замке!
Вот поэтому ни о каких «нас» не может быть и речи, потому что у нее есть лишь ее в задницу поцелованное «Я».
Пошла ты на хуй! ору в ее перекошенное лицо. Вали к папаше!
Она пытается дать мне пощечину, но я легко отбиваю ее руку и на всякий случай делаю шаг назад, потому что она попробует снова, а я, каким бы придурком ни был, никогда не ударю женщину даже если она, как распоследняя сука, сама лезет в драку.
Кай! Она машет кулаками с таким остервенением, что становится почти смешно. Ты мудак! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох! Придурок! Тварь! Урок!
Она попадает лишь по воздуху, поздно соображая, что я успел перейти на другую сторону дороги. Мне даже не нужно оглядываться, чтобы знать, что будет дальше. Она вернется, сядет в свою жутко-дорогую «Ауди» и будет несколько дней тусить, не просыхая, названия мне посреди ночи, чтобы пьяным голосом сказать, какое я говно. И мне глубочайше плевать с кем она будет, потому что через эти пару дней Ляля снова придет ко мне. Она всегда возвращается, как стукнутая головой перелетная птица, которая по десять раз в год путает сезоны. Но есть во всем этом несомненный для меня плюс: Ляля сбросит пар. А потом, когда вернется «мириться», я пошлю ее еще разокончательно.
Домой я попадаю только к десяти и за пятнадцать минут успеваю принять душ, переодеться и перекусить бутербродами. Готовка и явещи совершенно несовместимые. Обычно я перекусываю в кафе рядом с мастерской, но после пьяной ночи желудок требует пищи не в абстрактном «когда-нибудь», а прямо сейчас.
За опоздание на три часа дядя делает мне втык. Не фигурально, а физически. Ладонь у него тяжелая, так что крепкая оплеуха еще долго будет «греть» затылок. Но это мое первое опоздание за все время, что я тут работаю, а еще у меня руки растут из правильного места, и если пригоняют чинить крутого «мерина» или «Порше»это сразу мои клиенты.
Хорошо, что сегодня работызадавись. Некогда голову поднять. Некогда думать о ней.
Разобрался с «Геликом»? спрашивает дядя, когда на улице темнеет и все механики давно расползаются по домам. У всех семьи, дети по лавкам, а мне не к кому идти, я могу тут сутками зависать.
Молча киваю, разглядывая роскошную тачку с противной даже для себя самого завистью. Когда-нибудь и у меня будет такой вот «мерин». Я его у жизни из глотки выгрызу. И дом, и деньги на всякие побрякушки для своей Принцессы.
Вскидываюсь, вдруг соображая, что она прошлась по сокровенному, зацепила то, о чем я сам себе вслух не говорю.
Отзвонюсь Онегину, чтобы приезжал завтра за своим «зверем», говорит дядя. Жует челюстями и добавляет. Он думал, с машиной на неделю возни, а ты за день справился. Все, что сверх положенноготвое. Все, вали уже отсюда. Проспись.
Фонарь напротив моего подъезда снова не работает. Что за насрать? Сколько раз уже писали заявления, ремонтировали его, а все равно не горит, хоть ты тресни. Ладно, плевать, до подъезда я и с закрытыми глазами дойду.
Паркуюсь на привычном месте, глушу двигатель и несколько секунд позволяю себе просто посидеть с закрытыми глазами. Все-таки устал сегодня, как собака. Сейчас в душ и спать. Лишь бы только не уснуть по дороге.
Слезаю с байка и направляюсь к подъезду.
Доставку пиздюлей заказывали?! голос звучит из-за спины.
Разворачиваюсь и едва успеваю отшатнуться от резкого удара. Почти не вижу его, срабатывают инстинкты.
А доставка по адресу? спрашиваю в шевелящуюся ночь. Что-то не припомню.
Нападающих точно больше одного. Тусклый свет из пары все еще горящих окон дает возможность составить хоть какую-то картину происходящего.
Уважаемые люди не ошибаются, когда высылают такое. Особенно, когда всякие пиздосрачие молокососы позволяют себе поднять руку не на того человека.
Их трое. Точно. Судя по всему, не банальные алкаши или гопота. Стоп.
Не дожидаюсь новой атакибью сам. В крайнего, резко локтем в челюсть, а затем пинаю ногой ниже живота. Надеюсь попасть по яйцам, но слишком темноне уверен.
«Неужели посылка от папаши Ляли?»
Тут же снова отшатываюсь в сторону, но не успеваю. Невидимый удар врезается в високне особо сильно, вскользь. В голове что-то взрывается, но это мелочи.
Ублюдки действуют на удивление слаженнонападают с дух сторон, последовательно, не мешая друг другу. Я почти только блокирую удары, при этом все время захожу по дуге, закручиваю, стараясь встать так, чтобы из нас троих образовалась прямая линия. У меня мало времени. Если очухается ублюдок, которого я свалил сразу, у меня не останется никаких шансов.
Мне снова прилетает в челюсть, хер знает в какой раз, я снова резко выдыхаю, получив ногой по ребрам, а потом мне все же удается завершить свой маневр. Широкоплечий пидор стоит напротив и загораживает меня от своего напарника. Срываюсь с места и отовариваю тварь с такой яростью, на какую только способен. Он не тушуется, закрывается, но я быстрее. Ударом левой сбиваю его руку и тут же бью правым прямым. Сильно, хлестко, зряче. Голова ублюдка запрокидывается, но добить его не успеваю. Меня буквально сносит третий. Успеваю садануть его локтем по спине, когда он, чуть меня приподняв, припечатывает к асфальту. Ожидаю падения и группируюсь, но удар слишком силензатылок бьется обо что-то острое.
Сука!
Балансирую на грани потери сознания. Пропускаю удары. Тварь вбивает меня в асфальт, превращает рожу в кровавое месиво. Я уже не способен сопротивляться, не способен даже закрываться и хоть как-то перекрыть полученный урон. Последнее, что еще пытаюсь сделатьперехватить его руку. Он подобного не ожидает, а потому легко отдает ее мне в захват. Тут же вытягиваю ее на себя, забрасываю ноги ему на шею. Ублюдок слишком поздно понимает, в какой капкан попал. Держу крепко, хотя кровь с собственной разбитой морды скользит на руках. Он тянет меня вверх, поднимает над землей, а затем резко опускает. Удари мир вздрагивает, чтобы отдаться в голове разрушительным цунами. Не выпускаю его руку. А он снова тянет меня вверх. Ору, рву руку на себя и слышу хруст. Снова удар спиной об асфальт.
Сознание плавает где-то далеко, в туманной гулкой пустоте, наполненной острой болью. Больно везде и сразу. Бля, давно меня так не имели.
Непроглядную темноту взрезает пара ослепительных вспышек. Я жмурюсь, пытаясь отползти в сторону. Это машина. Слышу звук распахиваемой двери и какой-то крик. Женский, такой странно знакомый.
Отрывистая ругань и топот шагов.
Кажется, мои дружки решили ретироваться. А я только начал побеждать.
Кай! выкрик из темноты.
Ее голос. Не послышалось. Или галлюцинация? Кажется, у меня башка в хлам.
Ноздри обжигает знакомый аромат: перец и ирисы. Почти ничего не вижу за алой дымкой. Ноги быстро коченеют, сознание бумажным корабликом идет на самое дно.
Кай, боже мой, Кай!
Прикосновение прохладных пальцев ко лбу на миг словно оживляет. Будто вскрыли грудину и голыми проводами прямо в сердце. Она вся в беломмаленькая моя, такая крохотная. На рукавах пиджака свежие пятна крови. Моей крови.
Кай, господи, Кай. Не закрывай глаза, я сейчас, сейчас «Скорую» потерпи.
Принцесса дрожити мне вдруг становится так паршиво на душе, что хоть прямо сейчас в ад, в самый горячий котел, в одиночку, в личный кошмар.
Дани Тянусь, практически теряя сознание. Кровавыми стылыми губами целую узкое запястье. Не плачь, Принцесса.
Ичерез край, в черноту.
Глава восьмая: Даниэла
Он так быстро отключается прямо у меня на руках, что я едва успеваю протараторить адрес «скорой». Как полоумная кричу, чтобы ехали скорее, потому что Кай весь в крови, и его веки перестают дрожать. Он словно погружается в стремительный сон. У него рана на голове: пальцы тонут в липких от крови волосах.
Что делать?!
У меня в машине аптечка, несусь туда, спотыкаюсь, падаю и вместе с брюками рву кожу на коленях. Распахиваю дверцу машины, слепо шарю в поисках аптечки, второй рукой дрожащими пальцами ищу номер Евы. Ее мужбывший детский хирург. Ну и что, что детский, у него есть медицинское образование, он должен знать, как оказывать первую помощь!
Уже очень поздно, десятый час ночи, но Ева берет трубку после третьего гудка.
Ева, Ева Сглатываю, пытаясь перевести дыхание. Не закрываю дверь машины, прижимаю к груди аптечку и бегу обратно к лежащему на земле Каю. Ева, мне нужна помощь Наиля!
Что случилось? настораживается Ева, и я слышу, как она, прикрыв трубку рукой, зовет мужа. Дани, выдохни, сделай глубокий вдох. Вот так, умница. Наиль здесь.
Что случилось? сразу к делу переходит Наиль. Не нервничай, спокойно, четко и ясно.
Я сбивчиво пересказываю все, что видела: как трое парней против одного Кая. Всхлипываю, потому что ужасные воспоминания, как они рвали его, словно псы, сжимает сердце. Боже, он ведь совсем еще сопляк, за что ему такое? Куда влез по глупости, во что ввязался?
«Скорую» вызвала?
Я не сразу соображаю, что лихорадочно киваю, и лишь через секунду вслух говорю:
Да, только что, минуту назад.
Значит, скоро будут. Теперь, Даниэла, спокойно и четко делай, что скажу. Не трогай его.
Он на асфальте В свете луны кровь зловеще блестит чернильными пятнами.
Не трогай его, поняла? Скажи вслух, что поняла.
Поняла, да. Выдыхаю, закусывая губу до боли, чтобы сдержать страх и слезы.
Кай лежит на спине, голова вывернута набок. И он вообще не шевелится и кажется ужасно смертельно бледным.
У него есть видимые раны на голове? спрашивает Наиль.
Я да, там кровь.
Открытые?
Открытие раны на голове? Я пытаюсь это представить, и тут же к горлу подступает тошнота. Мысленно бью себя по обеим щекам, приводя в чувство.
Нет, голова целая.
Хорошо. Но все равно не трогай его. Есть открытые переломы? Кости видишь?
Нет, целый.
Значит, пока все не так плохо. В голосе Наиля с едва уловимыми восточными нотками звучит по-мужски скупая попытка успокоить.
До приезда «скорой» Наиль говорит, куда упросить отвезти Кая, обещает позвонить, разузнать, кто дежурит и в чьи руки попадет Кай.
Дани? Трубку берет Ева и я выдыхаю, позволяя себе первый за несколько минут всхлип. Кто такой Кай?