Шарлотта застыла, почему-то не в состоянии дышать. Еще ни один поклонник, кроме как в танцах, не приближался к ней так близко. Никогда не позволял с ней вольностей. Лорд Хамфри не выглядел сейчас так, словно мог позволить с ней вольности, ведь и дверь была открыта для приличия, но
Шарлота призадумалась и расслабила нос, чтобы попытаться ощутить, как пахнет одеколон лорда Хамфри. Почему-то до этого мгновения она не задумывалась об этом. Ей было как-то всё равно, но теперь Она принюхалась. Свежий, бодрящий аромат морских волн и И ничего необычного. Ничего, что могло бы взволновать ее впечатлительное сердце, даже не смотря на то, что ей было уже двадцать пять лет и иметь такой глупый орган, диктующий ей правила, было совершенно бессмысленно и даже опасно.
Только Шарлотта не стала отчаиваться. Подумаешь, запах одеколона. Его можно сменить. На что-то, похожее на сандал
Она резко прервала себя. Идиотка, какой еще сандал?!
Прочистив горло, Шарлотта подняла взгляд на ожидавшего ответ лорда Хамфри.
Я с удовольствием прогуляюсь с вами завтра.
Лорд Хамфри улыбнулся, глаза его радостно засияли. Он был очень красивым мужчиной близким к тридцати годам, и возраст придавал ему еще больше солидности и привлекательности.
Отойдя на шаг назад, он взял ее руку и едва заметно поцеловал ее пальцы.
Тогда до завтра, мисс Уинслоу.
Он покинул гостиную, а Шарлотта стояла на прежнем месте, смотрела на свою руку и гадала, почему почему ничего не почувствовала? Ей следовало сосредоточиться, но
Она снова разозлилась на себя. Какая разница, что она чувствует, а что нет? Лорд Хамфри будет ей хорошим мужем. Он был порядочным, тактичным и очень внимательным человеком. За семь лет она ни разу не слышала, чтобы он вляпывался в какой-нибудь скандал. В отличие от других!
Почему ты такая серьезная?
Голос матери прервал очередные болезненные мысли, которые слава богу не получили продолжения.
Опустив руку, Шарлотта повернулась к матери. Худощавая и высокая, с темно-русыми волосами и серыми глазами, Харриет была всё так же грациозна и привлекательна, как возможно была в пору своей молодости.
Я просто я уже устала принимать сегодня посетителей.
Харриет улыбнулась и вошла в комнату.
В таком случае, могу предложить тебе составить мне компанию и выпить со мной чаю на террасе, пока я жду своих гостей. Присев на диване, она снова взглянула на дочь. Хотя следует признать, что мне нравится видеть, как тебе наносят визиты.
Шарлотта опустила голову.
И и мне.
Харриет тихо постучала рукой с длинными пальцами по пустому месту рядом с собой, призывая дочь присесть.
Кто тебе больше нравится? Есть кто-то, кого ты бы выделила?
Вздохнув, Шарлотта присела на диване. Она знала, что мать желает ей только счастья, ведь все эти семь лет так ничего и не сказала ей по поводу того, почему она отклоняла одно предложение за другим, но Сейчас Шарлотта испытала то, чего никогда не испытывала прежде: вину и раскаяние за то, что обманывала своих родных, разрушая их надежды на счастливый исход. Они ведь так старались, чтобы подарить ей незабываемые сезоны, и чем она отплатила им?
Мне нравится лорд Хамфри, наконец ответила Шарлотта, пытаясь вызвать в сердце чувства, которые были бы направлены только на лорда Хамфри, но это это было так же трудно и бессмысленно, как и сизифов труд. (Сизифов трудбессмысленное и изнурительное занятие, нескончаемая и бесплодная работа, названа по имени мифического древнегреческого царя Сизифа, провинившегося перед богами и осужденного ими вечно вкатывать на гору камень, который, достигнув вершины, каждый раз скатывался обратно вниз. прим. автора).
Харриет улыбнулась.
Он производит впечатление хорошего человека.
Слова матери тяжелым камнем повисли у Шарлотты в груди, как тот же камень Сизифа, который должен был скоро скатиться с горы. Как будто она была обречена снова поднимать его на вершину.
Да, мама.
И он всегда мне нравился.
Шарлотта еще ниже опустила голову.
Да, мама.
И у него красивые черные глаза.
Да, мама.
Харриет подняла руку и, коснувшись подбородка дочери, подняла к себе ее лицо.
Разве у него глаза не голубые?
Шарлотта нахмурилась.
У кого?
Харриет внезапно рассмеялась и, отпустив дочь, встала с дивана.
Так, на сегодня действительно хватит визитёров. Приводи свои мысли в порядок и приходи на террасу, а я пойду и попрошу, чтобы приготовили чай. Хватит думать, у тебя опять разболеется голова.
Она и так не переставала болеть, удрученно подумал Шарлотта, сжимая тонкие пальцы, лежавшие на коленях. Мать выглядела какой-то странной. Шарлотта нахмурилась. Она что-то не так сказала, не так ответила на вопросы матери?
Нет, вряд ли, все вопросы были односложные и
Боже, почему ей было так плохо? Так плохо, что она испытывала даже дурноту. Может сослаться на головную боль и подняться к себе? Нет, она дала обещание матери выпить с ней чаю. И к черту головную боль, к черту всё остальное.
Шарлотта резко встала.
Она ведь поклялась начать новую жизнь. Она так и поступит! Непременно. И
Дверь гостиной отворилась и вошёл напряженный и немного даже чересчур серьезный Хопкинс.
Мисс Уинслоу, к вам посетитель.
Шарлотта едва не застонала.
Сегодня я больше не принимаю. Я должна составить компанию своей матери.
Ей было даже неинтересно, кто из очередных лордов пожаловал к ней на этот раз.
Но он просит принять вас, потому что дело очень важное.
Шарлотта даже открыла рот, услышав о такой наглости. Кто мог так дерзко поступить?
Кто пришел, Хопкинс?
Лорд Холбрук, мисс.
Шарлотта даже покачнулась.
Что?
Хопкинс отошел в сторону, когда за его спиной послышались шаги, а потом и появилась высокая тень, медленно собираясь в большую фигуру, заполнившую весь дверной проем.
Господи! О Господи!
У нее подкосились ноги, и Шарлотта едва не упала.
Она не могла дышать, глядя на то, как живой, целый и невредимый Уильям, одетый с иголочки в темно-зленый бархатный сюртук и белоснежный жилет, доходивший накрахмаленным воротником чуть ли не до подбородка, под которым был завязан идеальный шейный платок, в белых бриджах, обтягивающих длинные ноги, и заправленные в черные, начищенные до блеска сапоги, медленно входит в гостиную, в которой находился всего десять дней назад.
Когда его будоражащие, острые и внимательные карие глаза остановились на ней, Шарлотта поняла, что сейчас упадет. Упадет и расшибется на смерть, потому что Он не должен был приходить! И уж тем более не должен был помнить о ее существовании.
Он никогда в жизни не приходил сюда, никогда
Но он стоял всего в нескольких шагах от нее. Такой красивый, такой серьезный и невероятный, что сердце ее замерло, а потом перестало принадлежать ей.
Глава 5
Поцеловал!
Господи, он действительно поцеловал ее!
Уильям сразу понял это, как только увидел Шарлотту, увидел ее ошеломленное, застывшее лицо.
Вернее, это была та самая девушка, которая дружила с его сестрой многие годы, кажется, они до сих пор переписывались, но Почему ему вдруг показалось, что он никогда прежде как следует не видел ее?
Она была
Уильям почувствовал легкое покалывание во всем теле, пока стоял перед ней, а она Она смотрела на него так, будто ей явился призрак. В какой-то степени это можно было объяснить, ведь в последний раз она видела его, истекающего кровью.
И всё же не это сейчас волновало его.
Гостиная была отделана в нежных пастельных и золисто-зеленых тонах, придавая всему убранству неуловимую изысканность. И в окружении этой непосредственной, нежной обстановки Шарлотта показалась ему Как будто он действительно никогда прежде не видел ее.
На ней было нежно-лимонного оттенка платье с округлым кружевным вырезом, маняще подчеркивающее золотисто-матовую кожу ее приподнятой груди. Тонкая, белая атласная лента, собранная под этой грудью, позволяла складкам платья падать до самого пола, обозначив ее гибкий стан и очертания округлых бедер. Короткие, расшитые кружевом рукава обнажали тонкие, изящные руки, которые она держала перед собой, сцепив тонкие длинные пальцы. Она дышала едва заметно, но глубоко, от чего грудь медленно поднималась и спадала, приковывая к себе внимание. Золотистый свет, лившийся из высоких окон, окутал ее каким-то странным сиянием, придав ей такое притягательное очарование, что у него внезапно забухало сердце.
Господи, она была потрясающая. Удивительно, как это прежде он не замечал этого?
Очаровательная настолько, что он не мог оторвать от нее взгляд. Но больше всего его поразило ее лицо. Округлое, открытое, ясное, с аккуратными, мягкими чертами. Уложенные на макушке темно-золотистые волосы, сверкая, обрамляли это лицо, на котором так явственно читались изумление, потрясение, шок и даже страх. Нежные щеки зарумянились, под тонкими дугами темно-золотистых бровей находились широко распахнуты самые невероятные, самые большие темно-серые глаза, какие ему только доводилось видеть. Глаза, которые он видел во сне. Глаза, которые смотрели на него сейчас так пристально, что Уильям невольно затаил дыхание. Господи!
Но даже не это потрясло его.
Взгляд его скользнул на ее чуть приоткрытые от изумления губы. Нежно-розовые, выразительные, чуть выпяченная, полная нижняя губа и немного вздернутая в очаровательном молчании верхняя. Уильям перестал дышать вообще, когда увидел эти губы.
Боже, он действительно целовал ее! В этом уже не было никаких сомнений. Целовал не только во сне, но и наяву. Целовал так, что едва не растворился в ней.
Внезапно Уильям ощутил, как напряжение охватывает его. Свет в комнате превратился в густой, непроходимый туман, который стал давить на него. Легкая дрожь прокатилась по спине, рука невольно сжалась, потому что в нем пробудилось острое желание докоснуться ее, чтобы убедиться в том, что стоявшая перед ним девушка настоящая.
Боже правый, она была настоящей! И действительно стояла перед ним. Девушка, которая спасла ему жизнь, а потом подарила поцелуй, который он переживал едва ли не каждую секунду. У него так сильно заколотилось сердце, что он не мог нормально дышать.
И только потом, медленно придя в себя, Уильям понял, что они оба стоят, смотрят друг на друга и ничего не говорят. А ему нужно было многое сказать. Все последние несколько дней, что он готовился к этой встречи, Уильям тщательно отрепетировал свою речь, всё до мельчайших подробностей, чтобы не смутить подругу своей сестры, чтобы не ранить ее чувства и попросить прощение за то, что он сделал в ту ночь.
Только ни одно тщательно подобранное слово не шло в голову. Его охватили чувства, с которыми он даже не мог бороться.
Заставив себя очнуться, Уильям выпрямился, не обращая внимание на слабую пульсацию в плече.
Добрый день, мисс Уинслоу.
Она вздрогнула, махнула своими длинными золотистыми ресницами и резко опустила руки.
Л-лорд Холбрук, прошептала она тихим голосом, спохватилась и присела перед ним. Добрый день.
Уильям испытал раздражение и даже не мог сказать, что было тому причиной больше: то, что она присела перед ним после того, как спасла ему жизнь, или что назвала его не по имени. Он четко помнил, как она называла его по имени в ту ночь. Особенно, когда он поцеловал ее. У него задрожали руки, едва он подумал об этом, о теплых губах, которые прижимались к нему. Сердце застучало быстрее, а дыхание перехватило. Боже, еще немного этих воспоминаний, и он совершенно забудет, для чего вообще приехал.
«Соберись!»
Я я могу с вами поговорить? начал он, снова выпрямившись, чтобы хоть как-то побороть напряжение во всем теле.
Солнечный свет слишком живописно падал на застывшую фигуру Шарлотты, не позволяя ему соображать. Уильям рассердился на себя, потому что никогда не терял самообладание в присутствие женщины.
Д-да, конечно. Проходите.
Он остался стоять на месте. То, о чем он хотел поговорить, не должно было дойти до ушей других. Поэтому Уильям медленно повернулся к двери и так же медленно прикрыл ее, но не закрыл до конца, чтобы не нарушать правила приличий.
И только потом обернулся к ней.
И снова почувствовал, как перехватывает дыхание. Боже, Шарлотта была действительно красива. Стройная, высокая, изящная
Вот черт!
Я должен Он запнулся, вновь ощутив неприятную пульсацию в правом плече. Я должен сказать вам
Уильям неожиданно увидел, как Шарлотта опускает голову, а ее щеки покрывает нежный румянец. Удивление от его приезда прошло, только теперь она была смущена. Он вдруг изумленно застыл, поняв, что она не только нервничает, но возможно даже вспоминает их поцелуй. Легкая судорога прокатилась по всему телу, вызвав пламенные воспоминания, которые мгновенно охватили его огнем. Господи, неужели всё было так восхитительно, как он помнил? И она помнила
Боже, как он поговорит с ней?
И это проклятое плечо. Он не мог долго стоять, а она не приглашала его присесть.
Вздохнув, Уильям послал все к черту и шагнул к ней.
Шарлотта вздрогнула, вскинула голову, и ее вновь расширившиеся от удивления глаза остановились на нем.
Как ваше самочувствие?
Он застыл, столкнувшись со взглядом этих бездонных глаз.
Боже правый, какие глаза! И какие длинные ресницы! И какой чарующий голос какая у нее матовая, гладкая кожа на шее и груди
Как он себя чувствовал?
Превосходно, пробормотал он, стоя всего в трёх шагах от нее.
И горел. На него вдруг обрушилась такая острая потребность коснуться ее, что он едва не потянулся к ней.
Матерь Божья, да что с ним такое!
Неужели тот поцелуй действительно был таким идеальным? Может, он просто выдумал всё это, находясь во власти боли?
Что что вы хотели сказать мне? ее нежный, слегка сбивчивый голос нарушил тишину, вернув его к реальности, которая ни на мгновение не отпускала его.
Сглотнув, Уильям попытался снова.
Я хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали.
Ее щеки стали почти пунцовыми. Она снова сцепила перед собой руки и опустила голову. И выглядела такой потрясающей, что он снова стал бороться с потребностью подойти к ней. Боже правый, как он доведет разговор до конца?
Не нужно начала было она, но он мягко прервал ее.
Не каждая девушка поступила бы так же. Вы вели себя очень храбро. Я хочу, чтобы вы знали, что я ваш вечный должник.
Она снова подняла к нему голову. Уильям не мог дышать. Шарлотта всё же не была такой уж и высокой, как он подумал в первые минуты. Макушкой она разве что доставала ему до подбородка, но это было даже лучше. Она бы так хорошо поместилась в его объятия
Уильям отругал себя и сжал зубы, понимая, что на него нисходит больная горячка.
Не нужно благодарить меня, запинаясь промолвила она, глядя ему прямо в глаза и даже не подозревая о том, как отчаянно заставляет биться его сердце. Я поступила
Очень смело, спешно закончил он за нее, не позволяя ни при каких обстоятельствах принижать значение своего поступка. Сомневаюсь, чтобы другие барышни поступили так же.
Но
Он поморщился.
Могу я присесть? спросил Уильям, ощущая странное головокружение.
И это проклятое плечо.
Шарлотта спохватилась и тут же указала на диван, залившись очаровательным румянцем.
О конечно, простите, что не предложила этого раньше. Присаживайтесь.
Она сказала это так, будто действительно ей и в голову не пришло, что можно пригласить его присесть. Особенно зная о его ранении, но Уильям очень хотел верить в то, что она думала о Боже, о чем он сам думает!
Присев на диване, на котором он сидел десять дней назад, Уильям снова посмотрел на Шарлотту. И снова увидел ее смущение, которое ни на миг не отпускало ее. И это почему-то понравилось ему. Пусть в ту ночь произошли события, которые они оба не могли контролировать, но он не хотел, чтобы она позабыла о них, об их поцелуе, который до сих пор не давал ему покоя.
Благодарю, ответил он, видя, как Шарлотта садится в кресло напротив него. С такой неуловимой грацией, что у него снова перехватило дыхание.
Боже, почему он прежде не замечал, какая она изящная и грациозная? Ее открытое личико, на котором читались все ее эмоции, эти невообразимо-большие темно-серые глаза и нежный румянец были настолько реальными, искренними и неподдельными, что он даже удивился. Ему еще никогда не приходилось видеть такой открытости, такой искренности и деликатности. Почти все женщины, с которыми он имел дело, жеманничали, кокетничали и играли, а вот Шарлотта была честна и даже не пыталась этого скрыть. Вероятно, по этой причине Лидия и дружила с ней. Уильям порадовался за сестру, у которой был такой искренний друг, но