Хант неожиданно вскинул лицо. Поймав меня на подглядывании, хитро улыбнулся, от чего его лицо моментально преобразилось:
Любуешься?
Еще чего Мигом покраснела я, отворачиваясь и скрещивая руки на груди. Просто у меня был плед, а ты сильно вымок. Но думаю, что церковьне то место, где можно снять и высушить футболку.
Значит, футболку в своих мыслях ты с меня все-таки стянула? Уточнил Хант.
Ты безнадежен Покачала головой я, осознавая, что он близок к правде как никогда.
Щелк. Щелк. Щелк.
Я резко обернулась, отчего мокрые волосы ударили меня по лицу и гневно уставилась на Ханта. Точнее, на объектив, через который на меня смотрел парень.
Арчибальд, тебе не кажется, что это богохульство? Я смирилась с тем, что Арчи иногда фотографировал меня, но сейчас во мне бурлил праведный гнев. Начнем с того, что выглядела я как мокрая кошка.
Из-за фотоаппарата показались карие глаза, в которых лучилось лукавство:
Я часто подрабатываю на съемках крестин и венчаниях. И еще ни одна карающая молния не попала в меня. Значит, Богу нравится то, что я делаю. Пуленепробиваемый англичанин подмигнул мне и снова щелкнул, заставляя поспешно отвернуться.
Ты
Безнадежен, да-да. Я это уже слышал. Арчи повесил аппаратура на шею и подошел ко мне. А ты потрясающая.
Я с сомнением подняла на него глаза. Парень с легкой улыбкой и невероятной нежностью смотрел на меня. В груди что-то отчаянно сжалось, как птица, которую сдавили в тисках. Будешь ли ты смотреть на меня так, когда узнаешь все, Арчи?
Лицо парня неожиданно стало обеспокоенным:
Все нормально? Он наклонился, заглядывая мне в глаза. Нет, в душу.
Я отвернулась, но наткнулась на множество икон, что было едва ли лучше. Парень дотронулся до моих плеч, чуть погладив их:
Вея, ты То, что сказал та девушка Брюнет явно пытался найти подходящие слова, опасаясь ранить меня. Если хочешь, я выслушаю тебя. Но Вея, посмотри на меня.
Я не послушалась, и парню пришлось убрать теплые руки с моих плеч, чтобы осторожно дотронуться ладонями до лица и мягко приподнять его. Мои глаза, в которых уже начали собираться слезы встретился с его глазами. Теплыми. Обволакивающими. Его взгляд был мягче и теплее чем наш плед, цвета шоколада. От него мне еще сильнее хотелось плакать. А от ласкающих слов и вовсе можно было потерять себя. Да! Потеряться бы в его словах навсегда
Девочка моя, послушай меня внимательно. То, что ты скажешь мне, не имеет значения. Я не буду осуждать, не стану анализировать, учить, давать советы. Я просто выслушаю тебя. Если это твоя боль, то ты можешь поделиться ей. Я хочу, чтобы тебе стало легче. И ни в коем случае не бойся, что мое мнение о тебе изменится. Этого не произойдет.
«Не бойся». Да. Все так. Я просто трусливо боялась.
Боялась увидеть разочарование в его невероятных глазах. То, как нежность во взгляде сменяется призрением.
Боялась потерять ту связь, что появилась между мной и этим парнем. Внезапная, но такая необходимая мне. Я даже не знала насколько сильно я нуждалась в Арчи, пока он не появился в моей жизни. Просто он был невероятно далек от всего ада, что я носила с собой, распихав по карманам. Я никогда не забывала его, как кто-то не забывает ключи и телефон. Да только Арчи как будто находился по ту сторону моих кошмаров и на время забирал меня с собой. И я не могла это потерять. Не сейчас. Не тогда, когда снова получила живительный глоток воздуха.
Я всхлипнула:
Давно ли я стала для тебя открытой книгой, Арчи? Спросила я, в который раз поражаясь, с какой легкостью человек, недавно появившийся в моей жизни, способен понять мои самые сокровенные чувства и угадать страхи.
Левый уголок губ парня чуть приподнялся в полуулыбке:
Книгой? Если бы. Ты целая библиотека, Вивея Прей. И, кажется, я видел пару стеллажей с загадками.
Я не смогла сдержать улыбки и уткнулась лбом в его грудь. Парень с готовностью привлек меня в свои объятия.
Объятия бывают разные. Есть «сухие», или же «дежурные» объятия. Они имитируют радость от встречи, которую вы, конечно не испытываете. Вы просто приобнимаете человека, возможно, хлопнув по плечу, или, ещё лучше: прячетесь ненадолго у него над плечом, просто чтобы было время скрыть свою «радость» от долгожданной встречи. Есть, конечно, объятия искреннего счастья. Я заметила, что они, чаще всего, самые неудобные. Серьёзно, вас либо хватают подмышками, либо сжимают в руках, как двухлетняя девочка, подаренного плюшевого медведя. В смысле, до того момента, когда он ей надоедает и идёт на дно коробки с игрушками, играя роль статиста в «Истории игрушек». У вас даже могут треснуть ребра, или перекроет доступ кислорода, но разве это кого-то волнует?
А е с т ь о б ъ я т и я А р ч и Х а н т а.
Он не просто обнимал меня.
Он обнимал мою душу.
Думая об этом, внезапно, совершенно внезапно, мне захотелось сказать ему Сказать то, что говорить очень рано. Глупо. Бессмысленно. Но слова просто рвались с моего языка, нет, из самого сердца. Я проглотила их вместе с очередным комом слез в горле и отодвинулась от парня, мягко выпутываясь из объятий, в которые он меня заключил.
Я прикрыла глаза и сделала вдох. Ощущение, будто я собиралась сделать шаг в пропасть. Но так не могло больше продолжаться.
Газетчики назвали случившееся «Совершенной катастрофой». Начала я. Мой голос, на удивление, был гораздо спокойнее, чем я думала. Они поиграли словами, «совершенный», как «совершеннолетие». Журналистывесьма циничные персонажи. Для броского заголовка они способны на все. А уж телевизионщики
Я стала ходить вдоль рядов скамеек, чтобы делать хоть что-то, продолжая свой монолог:
Они атаковали меня очень долгое время, оккупируя наш дом и все места моего возможного пребывания. От однотипных вопросов у меня была жуткая мигрень. На что они рассчитывали, выкрикивая их? Что я неожиданно встану, улыбнусь, и начну отвечать? Скорее они таким поведением хотят вывести человека из себя, превратить его в берсерка и запечатлеть новую сенсацию. Ну, например, как я засовываю микрофон кому-нибудь в глотку по самые гланды. Я невесело усмехнулась. Поверь, я была близка к этому. Где бы я не появлялась раньше, за моей спиной был шлейф из шепота и сплетен. В основном это были слова людей, которые не знали обо мне абсолютно ничего, кроме журнальных статей. Они продавали истории моей жизни и обрывки, крупицы информации, что знали обо мне. Но они не знали меня. Никто из тех, кто давал интервью. А те, кто знали хоть немного, молчали. А те, кто знали хорошоумерли.
Я прервалась и часто заморгала. Затем я медленно убрала с лица мокрые спутанные пряди и повернулась к Арчи лицом. Пусть видит меня, такой, какая я есть.
Они умерли. И это я во всем виновата, понимаешь? На моем лице, против воли, заиграла улыбка. Так глупо. Наверное, истерика где-то совсем рядом. Дышит мне в затылок, заставляя губы растягиваться в гримасе веселья, когда чувствую я только опустошающую боль. В ту ночь, на мой День рождения, я была за рулем. Мы гнали по хайвэю, и я даже не помню, какая была запрещенная скорость, а какая была на спидометре. Превышала ли я? Я просто не помню. Но я пила. Не много. Все пили. Все пили Но какая разница сколько, верно?
Я покачала головой и схватилась за виски. В них стучала кровь, в голове зашумело. Картинки той ночи, что приходили ко мне в кошмарах и были гонимы прочь, вернулись в мое сознание. Я закрыла глаза, позволяя им, как самому страшному слайд-шоу, появиться передо мной. Голос уже дрожал, каждое слово выходило, будто раскаленное железо лилось по горлу:
Позже они сказали, что на дорогу вышел лось. Я не понимаю, что это животное делало на скоростной автостраде? Да и какая к черту теперь разница А еще, экспертиза показала, что я тормозила. Но я этого тоже не помню. Я ничего не помню. Только сумасшедший звук, крик, или визг шин, что это было, Арчи? Я снова открыла глаза, с мольбой посмотрев на парня, как будто он мог дать мне ответ. Или кто это был? Это была моя Эми? Моя сумасшедшая, безбашенная, веселая и такая жизнерадостная Эмили? Или Эшли? Серьезная и умная Эшли? Та, что всегда предостерегала нас? Почему она не сказала мне не садиться за руль в эту ночь? Почему она?.. Или Камелия? Почему я вообще подружилась с Ками? Милой, доброй, такой наивной? Если бы я не влезла в ее жизнь тогда, то она была бы жива! Понимаешь?! Она была бы жива! Она бы так много успела, так много сделала, так много
Меня охватило бесконечное отчаяние. Наверное, я бы рухнула на колени, прямо перед алтарем, если бы Арчи не оказался рядом. Он просто развернул меня от изображения святых людей, взиравших меня со стен храма, и крепко прижал к себе. Я обхватила руками его талию и приникла к груди, так крепко, что было даже больно.
Моя щека, мокрая и горячая от слез, прижалась к нему. Я всхлипывала и кусала губы, в безнадежной попытке остановить это. Мои плечи подпрыгивали от рыданий.
Руки Арчи (широкие, сильные, теплые, грубые, но нежные, дарящие успокоение, оберегающие и еще миллионы слов, которыми я могла их охарактеризовать, но которые не находила) гладили меня по спине. Уверенно, сильно, так, чтобы я чувствовала. Так, как мне было необходимо. Его губы упирались мне в макушку и что-то шептали. Я не слышала или не могла разобрать слов от звона, стоящего в моих ушах, но чувствовала, что эти слова волшебным образом успокаивают меня.
Может быть, я просто не должна была родиться? Спросила я Ханта сквозь рыдания. Этот вопрос крутился в моей голове каждый чертов день, но я никогда не была достаточно сильной и смелой, чтобы задать его вслух. Может, Бог так наказывает меня за то, что я родилась вопреки его воле? И теперь весь этот ад в моей головеэто его кара? Почему он так жесток, Арчи? Ну почему?
И снова бесконечный поток горячих слез, обжигающих кожу солью. Руки Арчи ласково обхватили мое лицо, а пальцы стали вытирать слезы. Бесконечно милый, но бесполезный жест, ведь на их место сразу бежали новые.
Не говори так. Попросил парень.
Я в отчаянном отрицании замотала головой и страстно зашептала:
Нет, ты не понимаешь. Их нет, а я есть. И есть мои шрамы. И кошмары. И чувство, будто они все равно рядом. Но знаешь, чего нет? Надежды, что это пройдет. Ведь их нельзя вернуть. И нельзя успокоить мою боль, боль их родителей И все это только моя вина. И мысль об этом просто разрывала меня на куски днем и ночью. Она не давала мне покоя, не позволяла нормально спать, есть, дышать. А еще я до смерти напугана, я постоянно боюсь чего-то, а чегоне знаю. Я оставила эти шрамы, но это слабое напоминание По сравнению с тем, какие шрамы на сердце близких моих подруг оставила та ночь. После аварии я закрылась глубоко-глубоко в себе, а потом Потом появился ты, Хант. Я запнулась на фамилии парня и подняла на него глаза.
Внезапно отчаяние, боль, стыд за чувства, что я испытывала и даже злость поднялись во мне откуда-то из глубин, и я ударила парня в грудь. Он даже не шелохнулся. Это взбесило меня. Я ударила еще, сильнее, и еще раз. Он просто давал мне себя бить, и это раздражало меня еще больше и больше. Горячие слезы и злые слова, потоком неслись с моих губ:
Зачем ты появился, Арчи, зачем? Я не могу быть счастливой, понимаешь?! Я не должна была жить, не должна! Я не имею на это права! Я не хочу этого! Я хочу умереть, также, как они! Тогда они простят меня! Тогда люди не будут так смотреть на меня! Тогда это все закончится, понимаешь?! А каждый день с тобой, он Он заставляет верить меня Ты заставляешь
Очередная истерика снова вытянула из меня силы, и без того бывшие на исходе. Я, шумно дыша, отчего моя грудь и плечи буквально ходили ходуном, уткнулась лбом в многострадальную грудь брюнета.
Вея Тихо позвал меня Хант, и я слушала, слушала его убаюкивающий голос. Мои глаза закрылись, позволяя ему проникать в мое сознание, успокаивая. Быть счастливойне преступление. Быть несчастнойвот что ужасно. И не только по отношению к себе, но и к твоим близким. И тем более Тем более, к твоим подругам. Ты любишь их, верно?
Слезы снова заструились по моим щекам, откуда они только берутся? Он не спросил, любила ли я их. Он сказал, что я их люблю. Как много это значит для меня. Я кивнула, но, не рассчитывая, что парень поймет мой жест, проговорила прямо в его футболку:
Да. Люблю. Люблю.
И они тебя любили, я уверен в этом. Тебя невозможно не полюбить, Вивея Прей. Здесь он замолчал, как будто сам с удивлением обдумывал свои слова. Но пауза была недолгой:И неужели ты, зная своих подруг лучше, чем кто бы то ни был в этом мире, считаешь, что они не желают тебе счастья? Разве ты бы не хотела того же, для каждой из них?
Но они не смогут
Зато сможешь ты. Ты сможешь осуществить все их мечты, в память о них. И то, что ты будешь смеяться и улыбаться, встречая новый день без боли в сердце, вовсе не значит, что ты забудешь их. Узы, связывающие вас, никогда не исчезнут. Ведь они глубоко в твоем сердце, Вивея.
Как будто сговорившись с парнем, мое сердце сжалось и в груди стало горячо. Мои руки крепче вцепились в мокрую ткань его футболки, а горлу пришлось проглотить очередной комок:
Я не знаю, смогу ли
Губы парня нашли мой висок, чтобы поцеловать. Странно, а я думала, что он меня оттолкнет. Но нет, его руки обнимают меня только сильнее, а губы целуют нежнее.
Сможешь. Ты должна. Должна жить за Эмили, Эшли и Камелию Имена подруг из его уст звучали так непривычно, что я вздрогнула. Потому что пока ты жива, память о них живет вместе с тобой. И ты должна прожить жизнь так, как они бы этого хотели. А еще, твои родители, пожалей их. И твои друзья
У меня больше нет друзей. Вяло возразила я.
Ты думаешь так даже теперь, после того, что сегодня произошло? Я видел, как горели твои глаза, когда ты общалась с тем блондином, и той маленькой девчонкой Никто не просит тебя кидаться в омут с головой, но если к тебе делают шаг, почему бы не сделать один единственный шаг навстречу? Арчи запнулся на миг, прежде чем продолжить:И еще у тебя есть я. И я буду рядом, чтобы помочь тебе. Ты не осталась одна, Вивея. Ты не одна.
Последние слова парень прошептал мне на ухо, обжигая своим дыханием. И я поняла, что верю. Хочу верить. Хочу жить. Хочу. Хочу!
Молодые люди, что-то случилось?
Голос извне прозвучал настолько неожиданно, что мы с Арчи вздрогнули и отпрянули друг от друга. Точнее, отпрянуть попыталась я, руки парня не выпустили меня из плотного кольца слишком далеко.
В проходе стоял пастор в характерном для него одеянии и с беспокойством смотрел на нас.
Что-то произошло? Возможно, вы хотите поговорить? Я могу вам помочь? Взгляд священнослужителя скользнул к моему зареванному лицу, а затем отчего-то к животу.
Я вспомнила недавний выпуск местных теленовостей, в котором дикторша на фоне выходящих из здания школы учеников, говорила о всплеске ранней беременности несовершеннолетних в Санта-Луи. Кажется, этому пастырю приходилось принимать немало подобных девушек. Отчего-то мысль, что он подумал о моей беременности, заставила меня покраснеть. Я покачала головой, а Хант, становясь лицом к мужчине и приобнимая меня за плечи, ответил:
Простите, мы укрылись от дождя.
Пастырь бросил еще один взгляд на меня, а затем улыбнулся и прошел вперед. Я заметила четки на его правой руке:
Не извиняйся, для чего еще должна стоять церковь, если она не может быть убежищем? Хотя бы от дождя. Он остановился перед нами, и я поняла, что мужчина весьма молод. Почему-то у меня все священнослужители ассоциировались с бородатыми мужчинами. Но этот не имел ни седых волос, ни сетки морщин. Зато взгляд его темно-зеленых глаз был очень добрым, как и улыбка, располагающая к себе. Поэтому двери моей церкви всегда открыты, помните об этом.
Я лишь кивнула. Пастырь подарил нам еще одну ободряющую улыбку и прошел мимо, к подсвечникам. Он стал собирать догоревшие свечи, аккуратно вынимая огарки из песка.
Позже, когда мы с Арчи уже были у дверей, я неожиданно остановилась:
Арчи, не дашь мне минутку?
Хант посмотрел на меня и, не знаю что увидел, но без вопросов кивнул:
Конечно. Я подожду здесь. Не торопись. В доказательство своих слов парень прислонился спиной к двери и достал фотоаппарат, снова что-то смотря на экране.
Я развернулась и быстро прошла по проходу к пастору:
Простите
Да?
Скажите Я не знала, как правильно задать вопрос, с чего начать? И что мне сказать, если в голову упорно лезла фраза из глупых фильмов: «святой отец, я согрешила»? А спросить, как Бог мог допустить то, что случилось со мной, казалось мне и вовсе глупым. Скажите, если Бог есть, он прощает нас? Нет, он может простить все? Даже если поступок плохой, действительно плохой?