Я приеду.
Не смей мне звонить.
Не смей, не смей звонить! Приезжать, звонить, напоминать о себе.
Чёртовы шторы, разозлилась Ира, и кинула их на пол. Руки устали их держать, коленки тряслись, и ничего больше не хотелось. Только зарыдать.
Это было неправильно, стыдно, плакать не из-за мужа, а из-за любовника, но она рыдала взахлёб, не в состоянии вспомнить, когда делала это с таким упоением. Когда её Лёшка бросил? А теперь она его бросила. Ушла и даже не оглянулась напоследок. Оставила его голого посреди гостиничного номера.
Так ему и надо.
Куда ты пропала? удивлялась Сьюзи на следующий день. Два дня тебе дозвониться не могу.
Работала, ответила Ира, стараясь не вдумываться в собственные слова. Ночь выдалась бессонная, вторая к ряду, между прочим, но никакой сонливости она не чувствовала. Ей было не до сна. И сейчас, готовя семейный ужин, ожидая возвращения мужа и его родителей, она снова нервничала, настолько, что от запаха еды, её любимого тушённого с овощами мяса, её подташнивало.
Я думала, мы походим по магазинам, побудем обе одинокими девушками, пока твоего мужа нет, а ты ударилась в работу.
Вот именно, что ударилась. Очень подходящее слово. Головой она ударилась, никак иначе.
Извини, Сьюзи. Ира попыталась придать своему голосу беззаботности. Если честно, я вчера была такой уставшей такой уставшей, что уснула прежде, чем вспомнила тебе позвонить.
Миша вернулся?
Нет ещё. Но жду их с минуты на минуту.
Их? Ах да Сьюзи усмехнулась. Он же с родителями приедет. Сколько ещё тебе «любить» свекровь?
Ира невольно поморщилась от её многозначительного тона.
Не говори так.
Да ладно. У меня тоже была свекровь когда-то.
Ты её любила?
А то. До сих пор забыть не могу. Её сына забыла, а вот её
Ира засмеялась, не смогла сдержаться.
Думаю, со мной будет также.
Сьюзи помолчала, потом переспросила:
Да?
Ира наконец поняла, что за глупость сорвалась у неё с языка, и от досады даже зажмурилась.
В том смысле, что моя свекровь столь же незабываема, в своём отношении ко мне.
У тебя хоть муж хороший. Сьюзи и не подозревала, что после этих слов Ира остановилась и закрыла глаза, будто собирая все силы в кулак. А вот мне не везёт, так не везёт. На меня даже стопроцентные бабники не клюют. Ира, он так и не позвонил, хотя и взял мой номер.
Кто? спросила она, хотя отлично знала, кого подруга в виду имеет. Только подумала о нём, и под ложечкой как по заказу засосало, и это ноющее чувство она назвала стыдом, хотя оно сильно смахивало на тоску.
Вагенас. Сьюзи не притворно вздохнула. А я ждала. Два дня ждала.
Он наверняка уже уехал, проговорила Ира через силу.
Знаю. Сьюзи помялась и добавила многозначительным шёпотом: Я узнавала в отеле.
Вот это Иру удивило.
Правда?
Да. Дура я, да?
Не больше, чем я, подумала Ира. Не сдержавшись, кинула ложку в раковину, и та жутко загремела.
Что это? тут же переспросила Сьюзи.
Ира нетерпеливо махнула рукой, словно подруга её видеть могла.
Я кое-что уронила.
Ты нервничаешь?
Ира остановилась посреди кухни, приложила ладонь ко лбу, и ей самой показалось, что он невероятно горячий. Она нервничала. Безумно занервничала, услышав от подруги, что Алексей уехал. Из отеля, из страны Его больше нет, и ей пора вернуться к привычному образу жизни.
Если честно, Сьюзи, мне сейчас не слишком удобно разговаривать. Они приедут с минуты на минуты, а у меня Она обвела кухню растерянным взглядом. У меня ничего не готово.
Услышала, как Сьюзи понимающе усмехнулась.
Тебе медаль надо, дорогая, сказала она и отключилась, а Ира вздохнула. Точно, ей медаль надо, за любовь и верность.
Следующие двадцать минут постоянно смотрела в окно. Миша с родителями задерживались, непонятно почему, но позвонить мужу и задать простой вопрос: «Любимый, когда ты будешь дома?» смелости не хватало. А уж когда увидела подъехавшую машину, застыла, с колотящимся сердцем, впилась ногтями в ладонь, а подумала почему-то о Лёшке. На каком расстоянии он сейчас от Лондона, словно от этого могла зависеть степень её вины перед мужем.
Главное, не уворачиваться от его взгляда. Главное, улыбнуться, казаться привычной и ни в чём не виноватой.
Ей никогда не удавалось хорошо притворяться. По крайней мере, Миша всегда замечал, когда она врала или пыталась от него что-то скрыть.
Ира! Ириш, мы приехали!
Муж выкрикнул это едва успев открыть дверь, голос был радостным и даже нетерпеливым. А Ира, прежде чем выйти ему навстречу, помедлила за дверью кухни, взволнованно пригладила волосы, на мгновение сцепила до боли пальцы, сделала глубокий вдох, и тогда уже открыла дверь, мысленно приказав себе радоваться.
Наконец-то, выдохнула она, торопясь обнять мужа. На свёкра и свекровь бросила лишь один короткий взгляд, решив, что это вполне понятно и простительно, она ведь соскучилась по мужу. Обняла его крепко, почти испуганно прислушиваясь к собственным чувствам и накатившим эмоциям. Отстранилась и подставила губы для поцелуя.
Заскучала одна, да? рассмеялся Миша, погладив её по спине.
Ира улыбнулась, в последний момент увернувшись от его взгляда. Повернулась к его родителям, а когда Валентина Александровна протянула к ней руку, шагнула и в объятия свекрови, даже поцеловала ту в щёку.
Как вы доехали? Задержались, я уже волноваться начала.
В пробку на въезде попали, а так всё отлично.
Очень долгая поездка, будто и не слыша сына, проговорила Валентина Александровна, забирая из рук мужа свою сумку. А уж граница!.. Я так переживала.
Почему? переспросила Ира, изо всех сил стараясь проявлять участие.
Пётр Валентинович многозначительно хмыкнул.
Думала, нас обыскивать будут и непременно арестуют.
Да типун тебе на язык, Петя. Что ты говоришь? Валентина Александровна села на диван и вытянула ноги, вид у неё был усталый. Но рассказывать продолжила: Я же ничего не понимаю, что они говорят. Вопросы мне задают, а я только глазами хлопаю. Ира, перед нами машину досматривали. Я сама видела, обыскивали!
Ира продолжала стоять и натянуто улыбаться, а как только Миша вновь появился в гостиной, уже без сумок с вещами, настороженно на него посмотрела. Сама не понимала, отчего насторожилась, но с нервозностью справиться не получалось. А он ещё подошёл к ней и обнял. Так запросто, будто ничего и не случилось за последние дни. Ах да, он же не знает, даже не представляет, что она натворила
Мама, пора уже успокоиться, сказал он, и по его голосу было понятно, что он улыбается. Обнимает её, прижимает к себе и улыбается. Всё, как всегда. В принципе. Лучше расскажи Ире о Париже. Что тебе понравилось. Думаю, это ей будет куда интереснее.
Валентина Александровна заметно оживилась, к Ире повернулась и выдохнула:
Ира, Париж великолепен!..
Вот так и прошли следующие три дня, в рассказах о потрясающем путешествии, которое им сын устроил. Валентина Александровна рассказывала, Петр Валентинович поддакивал, Ира слушала, а Миша радовался тому, что его не дергают, что мама нашла для себя отдушину и загружает любимую невестку, а не его. Он, вообще, в первый же вечер дома, смехом, пожаловался Ире на то, что его мама чрезвычайно энергичный и говорливый человек, а он, много лет не живя в отчем доме, признаться об этом позабыл. Ира в ответ промолчала, но в душе поднялось невероятное по своей силе раздражение. Она и раньше его чувствовала, практически всегда, когда общалась с родителями мужа, понимала, что это неправильное чувство, и отчаянно с ним боролась, хотела стать лучше, стремилась к этому, но в тот вечер и все последующие до отъезда родственников, оно ее попросту задушило. Скрывать эмоции и продолжать улыбаться, сносить замечания свекрови и что самое ужасное объятия и поцелуи мужа, было очень трудно. Миша прикасался к ней, невзначай, без всякого намека на продолжение, а Ира замирала и ощущала ледяную стужу, которая все разрасталась и разрасталась внутри. Прошедшие дни совсем не успокоили и не принесли даже отголосков успокоения. Напротив, Ира все явственнее осознавала ужас случившегося. Она изменила мужу и теперь категорически не может смотреть ему в глаза. Не чувствует себя достойной его хорошего отношения. И даже больше она его не хочет. Она всеми правдами и неправдами избегает близости с ним. А думала о том, как Лешка вернулся к жене. Как посмотрел ей в глаза, как поцеловал и что при этом почувствовал. Или его совесть очередная измена не слишком встревожила?