Мария ПавловичЛюксембургский сад
Моей семье, любовь которой делает все для меня возможным
Выражаю огромную признательность директору издательства «Ред Фиш»
Елене Огибиной за искреннее участие и неоценимую помощь в работе над этой книгой.
Вернейший способ быть обманутымсчитать себя умнее других.
Франсуа де Ларошфуко
Пролог
Венеция. Октябрь 2005 года
Никто никогда не разубедит меня в том, что честностьпонятие относительное. Угрызения совестичувство, не зависящее от последствий чьих-то поступков. Все дело в человеческой слабости, боязни пойти не тем путем, паническом страхе ошибиться, трусости.
Стереотипы, жертвами которых мы становимся. Люди, которые приходят из ниоткуда, чтобы осудить нас, навесить ярлык. Все это не имеет значения для того, кто освободился от условностей и меряет свою жизнь рулеткой личного счастья.
Для чего мы живем? Чтобы сбылись наши мечты, чтобы хоть иногда испытать пьянящее чувство свободы и радости, которыми так редко одаривает нас судьба. Разве наша вина, что эти ощущения мы черпаем из запрещенных источников? Кто виноват, что все самое вкусное находится на дне кастрюли?
Если потрудиться и заглянуть в прошлое любого из тех, кого мы обманули или обидели, непременно отыщется что-то, что полностью оправдает нас в собственных глазах.
Наш поступок покажется не таким ужасным, когда дверцы распахнутся и из темноты их старых шкафов вывалятся давно забытые скелеты.
Мы живем сами по себе. Мы создаем и никогда не нарушаем своих правил. Мы умеем получать удовольствие от всего, что совершаем, особенно от грехов. А если другие не в состоянии черпать вдохновение отовсюду, включая помойки человеческих душ, то не стоит и пробовать. Свербящее чувство вины погубит все лучшее, что могла предложить им жизнь.
Друг, партнер а как бы он поступил на моем месте?
Я уверен, что когда-нибудь он сумеет понять и простить меня. В конце концов мы всегда придерживались одних и тех же правил, а я лишь воспользовался исключением из них.
Мы слеплены из одного теста. Мы отражение друг друга. Мы восхищаемся красотой. Мы ненавидим насилие. А превыше всего мы ценим свой ум и природную глупость других.
Мужчина встал и, отряхнув невидимые крошки со своего идеально сидящего светлого костюма, махнул официанту рукой:
II conto per favore.
Тот мигом бросился исполнять поручение, зная, что получит исключительно щедрые чаевые. Настолько щедрые, что, хотя кафе располагалось недалеко от площади Сан-Марко, на бойком туристическом месте, официант уже давно запомнил этого клиента в лицо.
Он занимал крайний угловой столик и подолгу разглядывал катера и прогулочные кораблики, скользящие по большому каналу. Он, конечно, не был венецианцем, но и не выглядел как обычный турист, он не носил фотоаппарата и смотрел на окружающий пейзаж рассеянно задумчивым взглядом. Его мысли витали где-то далеко. Он пил граппу и курил тонкие ароматные сигары. Иногда ему составлял компанию темноволосый усатый мужчина, вероятно араб.
Венеция. Поздний октябрь. Основной туристический поток постепенно ослабевает, но, как вечный источник, не прекратит свое существование даже в сезон дождей, тонкой струйкой поддерживая жизнь медленно, но неумолимо уходящего под воду города.
Он обожал Венецию. Он всегда возвращался сюда.
Здесь было приятно гулять, крутить романы и делать дела.
Глава 1
Москва. Декабрь 2006 года
Как быстро началась зима. Серафима Михайловна грустно посмотрела в замерзшее окно своей маленькой семиметровой кухни и глубоко вздохнула. Единственным, что вселяло в нее надежду на лучшее, были предстоящие школьные каникулы. Она бросила взгляд на календарь, висевший на стене слева от холодильника, ещё месяц.
Она не то чтобы не любила детей или свою профессию педагога, просто в последнее время с ней творилось что-то странное.
Родители Серафимы Михайловны не переставали напоминать ей о том, как же ей повезло. Она с отличием окончила Институт иностранных языков имени Мориса Тереза и всего лишь через пару лет устроилась в лучшую частную школу Москвы. Немалую роль в одобрении её кандидатуры на место учителя английского языка сыграло наличие опыта работы в качестве гувернера в одной из самых известных и уважаемых семей этого города.
Гимназия 1 имени А. С. Пушкина возглавляла рейтинг лучших частных учебных заведений столицы, поэтому была практически недоступна для большинства учителей. Совет попечителей строго соблюдал правила приема в гимназию не только учеников, но и тех, кому дозволялось доносить до них свои знания и опыт.
Для юных гимназистов необходимыми условиями поступления являлись подготовленность и успешная сдача вступительных тестов, а потом уже наличие тридцати тысяч долларов как первичный взнос за обучение. Для преподавателей все обстояло гораздо сложнее.
Серафима Михайловна прошла несколько психологических тестов на совместимость с детьми, сдала экзамен, подтверждающий заслуженность выданного ей красного диплома, а на заключительной стадии побеседовала с директором, который доступно, но в категоричной форме изложил ей миссию и цели компании под названием «Гимназия 1».
Так началась её новая, совершенно не похожая на прежнюю жизнь. Серафима Михайловна преподавала английский язык в нулевом классе, где учились шестилетние отпрыски самых богатых и влиятельных людей страны.
Она купила очки с простыми стеклами для солидности, три новых костюма, а по утрам за ней стал заезжать оранжевый школьный автобус, предназначенный для доставки тех учителей, которые ещё не обзавелись собственным транспортом. Она с высоко поднятой головой перемещалась по натертому паркету коридоров гимназии и чинно, благородным кивком здоровалась с коллегами.
На двадцать шестой день её рождения директор гимназии Григорий Николаевич Пафосный, чье имя шепотом и с содроганием произносили все, включая старейших педагогов, этот надменный и высокообразованный человек, который принципиально пользовался карманными часами и носил бабочку вместо галстука, лично преподнес Серафиме Михайловне калоши, чтобы её обувь сохраняла достойный вид даже в нашем неблагоприятном климате.
Первые полгода прошли как во сне. Дети любили её, с родителями она практически не встречалась, а коллектив с радостью принял новую учительницу в свои объятия.
Серафима Михайловна завела ухажера в лице учителя физики, сделала ремонт в двухкомнатной квартире, доставшейся ей в наследство от бабушки, и получила от жизни почти все. Она была новичком, но уже успела заработать безупречную репутацию в стенах консервативной гимназии. Даже её дружба с физиком Аркадием Робертовичем была согласована с директором Пафосным.
Она всегда носила юбки правильной длины, умела выдержать напор бескомпромиссных родителей (как показало её первое и пока единственное выступление на родительском собрании) и зарекомендовала себя квалифицированным преподавателем.
В то зимнее утро, перед тем как надеть на сапоги незаменимые калоши, Серафима Михайловна посмотрела в зеркало и разрыдалась. Почему, ну почему она чувствует себя такой несчастной? Ей вдруг захотелось остаться дома, забраться под одеяло и проплакать до вечера. Она не желала идти на работу, видеть Аркадия, директора и всех остальных.
Неужели это все, что её ожидает? А как же исключительная судьба каждого человека? Горько всхлипывая, Серафима Михайловна опустилась на пол и в отчаянии принялась протирать стекла своих ненастоящих очков. Ей уже почти двадцать семь. Где же её принц? Где жизнь, вихрем уносящая в неизвестность? Путешествия? Приемы? Любовь?
* * *
Идет, идет. Мужчина за рулем легонько толкнул спящего соседа в бок.
Что? Тот в растерянности приподнялся на сиденье, протирая заспанные глаза.
Хм-м, промычал водитель, не отрываясь от бинокля. Приоткрыв окно машины, он наблюдал за тем, как оранжевый автобус, подобрав девушку, медленно выезжает из узкого двора в предрассветную мглу. Поздновато она сегодня.
Мужчина на пассажирском сиденье потянулся и посмотрел на наручные часы.
Окна «мерседеса» полностью запотели, термометр на панели показывал минус одиннадцать.
Ты бы видел её лицо, ухмыльнулся водитель и, бросив бинокль на заднее сиденье, резко тронулся с места.
А что? Пассажир зевнул и снова энергично потер глаза.
Кажется, она плакала. Глаза красные.
Да? Пассажир посмотрел в окно, словно пытался разглядеть кого-то сквозь грязное заднее стекло удаляющегося автобуса.
Может, проблемы с физиком? предположил водитель.
Он дал автобусу оторваться, позволив серому «вольво» вклиниться между ними в редком автомобильном потоке. В столь ранний час дорога была ещё свободна, и снегоуборочные машины резво двигались вдоль тротуаров, убирая следы ночной метели.
Мужчина за рулем соблюдал все необходимые меры предосторожности в процессе обычной утренней слежки, ставшей для него рутиной за последние пару месяцев. Он держался на расстоянии, хотя вряд ли шоферу школьного автобуса пришло бы в голову, что новый черный «мерседес» представительского класса следует за ним по пятам до самых дверей гимназии.
Вряд ли физик, пассажир покачал головой. Скорее всего, что-то другое.
Что? Водитель лихо выкрутил руль, перестраиваясь в левый ряд. Поссорилась с мамой или не достала билет в консерваторию?
Она не ходит в консерваторию, спокойно ответил его собеседник. Откинув козырек с подсветкой над головой, он принялся внимательно изучать свое отражение в маленьком зеркале.
Вот именно, раздраженно кивнул водитель, она даже туда исходит. Она вообще какая-то ненормальная. Носит калоши. Подруг у нее нет.
Не начинай, прервал его пассажир и резко захлопнул козырек. Мы все это уже сто раз обсуждали.
Но ты не хочешь меня слушать! Водитель в отчаянии стукнул рукой по рулю.
Осторожно с моим «мерседесом»! Пассажир улыбнулся и взглянул на насупившегося соседа:Заработаешь на свой и будешь меня учить.
Ты пойми, не унимался мужчина за рулем, она все провалит. Послушай меня хоть раз в жизни, нужно взять учительницу музыки. Зоя как её там
Пассажир весело рассмеялся:
Это из-за её четвертого размера груди?
Вот именно, серьезно подтвердил водитель. Она знойная женщина.
И истеричка, закончил за него собеседник. Замужняя истеричка.
А что в этом плохого?
Ничего. Второй мужчина, похоже, начал терять интерес к разговору. Просто все может пойти самым непредсказуемым образом. Ты ещё неопытный в таких делах. Здесь все зависит от людей. А у этой англичанки есть потенциал.
Водитель обиженно замолчал.
И потом, добавил пассажир, сладко потянувшись в удобном кожаном кресле, учительница музыки спит с директором и ещё с парой папаш из своего класса.
Разве это не плюс? пожал плечами водитель.
В нашем деле, друг, второй снисходительно похлопал его по плечу, это огромный минус.
* * *
Серафима Михайловна, поеживаясь, вылезла из автобуса и поспешила укрыться от утреннего пронизывающего холода за дверями гимназии.
Гимназия 1 находилась за городом, добраться туда городским транспортом почти не представлялось возможным. Если Серафима Михайловна задерживалась на работе, что случалось крайне редко, и не успевала к 18:00 на рейс обратно в город, ей приходилось идти до ближайшей станции электрички, а это около двадцати минут пешей прогулки вдоль неосвещенного участка шоссе.
В темный зимний вечер такая дорога была особенно неприятной.
Серафима Михайловна не возражала вставать пораньше и садиться в веселый оранжевый автобус, ожидающий её перед домом в 7:30. Водитель, разговорчивый татарин Дамир, симпатизировал молодой учительнице. Он жил неподалеку и поэтому баловал Серафиму Михайловну, забирая её у самого подъезда, тогда как остальные озябшие пассажиры подсаживались возле конечной станции метро.
В учительской стояла тишина. Её автобус всегда приезжал раньше, чем на работе появлялись другие преподаватели. Серафима Михайловна включила свет и оглядела привычную обстановку. В гимназии умели обеспечить педагогам достойные условия. Учительская состояла из двух просторных светлых помещений с большими французскими окнами, выходившими на школьный двор.
В первом помещении, куда Серафима Михайловна попала из общего коридора, симметрично вдоль стен располагались одинаковые прямоугольные столы из светлого дуба. На них стояли компьютеры с плоскими мониторами, были красиво разложены канцелярские принадлежности и другие необходимые атрибуты учительского труда.
Преподаватели имели возможность пользоваться интернетом, сидя за широкими столами, они могли проверять домашние задания или просто смотреть в большие окна, наблюдая за играми детей во дворе.
На книжных стеллажах расположились многочисленные справочники и словари. «Филиал библиотеки»так называли учителя этот ресурс между собой.
Справа от входной двери висела доска объявлений с несколькими устаревшими приказами и разноцветным меню школьной столовой. Учителя давно привыкли узнавать все новости от директора через регулярную интернет-рассылку. Слева от двери красовалось расписание уроков, праздников и дежурств по гимназии.
По правде говоря, если педагог действительно планировал проверить тетради, то скорее оставался в собственном классе или брал их домой. Именно поэтому соседняя комната пользовалась среди учителей гораздо большей популярностью, чем общий рабочий кабинет.
В учительскую приходили, чтобы расслабиться, попить чай, поболтать, а это происходило во втором, дальнем помещении. Два мягких дивана, три глубоких терракотовых кресла с высокими спинками. В маленькой угловой кухне имелись кофеварка, чайник и внушительный запас орешков и сладостей. Здесь отмечали дни рождения, делились наболевшим, отдыхали и решали насущные проблемы.
Большая просторная комната, около тридцати квадратных метров, была застелена мягким ковровым покрытием, и многие учителя предпочитали снимать туфли, перемещаясь по полу босиком.
Здесь царил образцовый порядок, так же как и в других помещениях гимназии (неукоснительно выполняемое требование директора Пафосного). Личные вещи убирались в большой вместительный шкаф, посуда и закускив ящики кухонного гарнитура, а одежда и обувь аккуратно развешивалась и расставлялась в гардеробе.
Серафима Михайловна сняла калоши вместе с сапогами и привычным движением достала сменную обувь, туфли на низком широком каблуке, из нижнего ящика платяного шкафа. Её жесты за полгода работы успели стать автоматическими, и она не задумываясь переходила из одного угла учительской в другой, совершая заведенный ритуал.
Ещё раз глубоко вздохнув, Серафима Михайловна включила кофеварку, затем достала свою кружку и, поставив её рядом на столешницу, замерла, ожидая, когда загорится зеленая кнопка, извещающая о готовности напитка.
Вскоре начнут собираться учителя, послышится смех, разговоры, а пока Серафима Михайловна в гордом одиночестве выпьет кофе и подумает о своей жизни.
Так получилось, что остальные утренние пассажиры из привозившего её школьного автобуса не являлись педагогами: двое работали в секретариате, Валерий был помощником повара в столовой, а Галина отвечала за гардероб младших учеников.
Все они после прибытия в гимназию расходились по рабочим местам, поэтому учительская оставалась пустой примерно двадцать минут в полном распоряжении Серафимы Михайловны.
Она с удовольствием пошмыгала носом, вдыхая аромат свежесваренного кофе, и удобно прилегла на диване с дымящейся чашкой в руке. Из-за своего чрезмерно (по её мнению) высокого роста (1 метр 78 сантиметров) Серафима Михайловна лишь в редкие минуты уединения могла позволить себе комфортно вытянуть длинные конечности.
Она не любила, когда коллеги-преподаватели отпускали шуточки по поводу её роста или её ног. Все эти комментарии и сравнения с моделями не вызывали в ней ничего, кроме глухого раздражения. Серафима Михайловна давно не питала иллюзий насчет своей внешности.
Она казалась себе похожей на лошадь, при этом лошадь тощую, сутулую и дико нескоординированную. У нее были не только длинные ноги, но и длинные руки, которые, как плети (по её мнению), неприкаянно болтались вдоль туловища, ключицы остро выпирали из-под любой одежды, а рот