Хотя заглядывать во все ящики, похоже, не стоило, продолжает Блейк, потирая подбородок. Кое-какие ваши игрушки невозможно развидеть. Но о вкусах не спорят. Кстати, о вкусном. Я принес итальянские сэндвичи из кафе у нас на углу. Как думаете, получится у меня уломать ту стервозную медсестру передать вам пакет?
Вес издает долгий мучительный вздох. Да, на больничной койке лежу сейчас я, но у него сегодня ампутировали право на личную жизнь. И из раны фонтаном бьет кровь.
Блейк, мне нелегко это говорить
Что, Весли-бой?
Спасибо тебе за всю твою помощь. Мой бойфренд трет сзади шею, словно ему физически больно благодарить нашего приставучку-соседа. Серьезно. Все, что ты сделал, я очень ценю.
О-о. Блейк прижимает ладони к груди. Не за что, новичок. Кстати, у вас отпадное новое кресло. Тоже такое куплю. О! Мисс? Мисс, подождите! Выронив трубку, он галопом уносится за появившейся в отделении медсестрой.
Вес поворачивается ко мне и в миллионный раз кладет ладонь мне на лоб. У меня на лице уже, наверное, видны отпечатки его пальцев.
Ты боишься? спрашиваю я.
Нет, лжет он.
Я не прошу извинения за то, что причиной был я, захожу я с другой стороны. Но мне очень жаль, что на тебя свалилось столько дерьма.
Он опирается локтем о матрас, и его красивое лицо приближается к моему.
Ну, так бывает всегда. Это типа визита к зубному врачу. Ты знаешь, что должен пойти, что оно в итоге закончится, но все равно это отстой.
Да уж. Ты прав.
Никто из нас не произносит этого вслух, но мы оба надеемся, что его карьера не окажется загублена на корню. Вчера Райан Весли был Восходящей Суперзвездой. А сегодня он Первый Открытый Гей в НХЛ.
Дверь со щелчком открывается, и в палату снова заходят врач с медсестрой. Но у них нет пакета, который принес для нас Блейк.
Есть новости? спрашивает Вес, поднимаясь.
Мы переводим мистера Каннинга в другую палату, говорит врач.
В этот момент я замечаю, что скафандров на них с медсестрой больше нет.
Результат отрицательный, хриплю я.
Положительныйна отсутствие нового штамма.
То есть, это обычный грипп, с облегчением выдыхает Вес. Не овечий.
Да, соглашается врач.
Пока они разговаривают, мои веки опять начинают смыкаться. Вес спрашивает, почему мне так плохо, и от заумных ответов врача мне еще сильнее хочется спать, потому что от них появляется ощущение, что он не особенно понимает, почему меня подкосило. Он использует фразы типа «необычное течение» и «непривычный климат».
Неважно. Теперь я хочу просто вернуться домой.
Температура снизилась до тридцати восьми. Это обнадеживает, говорит медсестра. Она стоит рядом с моей головой и заталкивает мне в ухо термометр. Как только заработают антибиотики, вы снова почувствуете себя человеком.
У меня так сильно кружится голова, что мне сложно ей верить.
В следующий раз я просыпаюсь на пути в другую палату. Она очень похожа на прежнюю, правда сначала мне приходится помучиться от неловкости во время путешествия по коридорам. Мне даже не дают самостоятельно перебраться с каталки в кроватьсанитары поднимают простыню вместе со мной и заправляют ее в новый матрас.
Почему мне нельзя вернуться домой? говорю я, пока меня устраивают на кровати.
Потому что, красавчик, у тебя еще держится температура, отвечает новая медсестра, крупная ямайская женщина по имени Берта. Она сразу мне нравится. Может, тебя выпишут завтра.
Но я думал, завтра уже наступило.
Что за бред.
Опять спать.
Пока Берта возится с капельницей, я закрываю глаза. Вес где-то рядом. И это все, что мне сейчас нужно знать.
Глава 17
Вес
Проглотив сэндвич Блейка, я провожу ночь на пластмассовом стуле у Джейми в палате. Каждые пятнадцать минут моя голова свешивается на грудь, и я засыпаю. Что, оказывается, утомляет сильнее, чем просто бессонная ночь. Век жививек учись.
Потом неожиданно наступает утро. Вокруг чересчур много света, и, протерев глаза, я вижу, что в дверь просунул голову Фрэнк.
Я сползаю со стула и, чтобы он не разбудил Джейми, выхожу в коридор.
Который час? говорю и сам замечаю, какой невнятный у меня голос.
Половина восьмого.
Я встряхиваю головой, пытаясь выйти из состояния изнеможения.
Вышли на работу пораньше?
Он стоит в костюме и галстуке, прическа в порядке, ботинки сияют. Полная противоположность меня.
Выключил телефон в половине третьего ночи, хмыкает Фрэнк. Снова включил в шесть утра, и там было полторы сотни пропущенных звонков. С тобой хотят пообщаться абсолютно все спортивные издания мира.
Жаль, что им ничего не обломится, твердо говорю я.
Фрэнк пожевывает губу.
Слушай, я понимаю, что тебе сейчас туго. Но одних пресс-релизов не хватит. Моя команда делает все возможное, чтобы доказать, что наше отношение к тебе не изменилось, но фанатам нужно увидеть тебя на льду вместе с остальными парнями. Только так люди поверят, что мы не кривили душой. Второй вариантинтервью вместе с тренером на диване у Мэтта Лауэра. (бывший ведущий программы Today на NBCприм. пер.)
У меня вырывается невольный смешок.
Вряд ли тренер Хэл согласится.
Хэл сделает все, что потребуется команде. Как и ты. Последнее слово произнесено со зловещим нажимом.
Или что? ворчливо интересуюсь я. Уволите меня? Игрока-гея? Хорошо же это скажется на команде.
Фрэнк нетерпеливо постукивает ногой.
Не надо так, Райан. Я задницу рву, чтобы унять бурление в прессе. Пойми, я на твоей стороне. Поэтому давай-ка ты наденешь коньки и облегчишь мне жизнь.
Во сколько у нас тренировка? спрашиваю я. Колесики у меня в голове начинают крутиться.
В одиннадцать.
Я оглядываюсь на Джейми. Пару часов назад ему измеряли температуру, и онанаконец-тоснизилась до тридцати семи с половиной.
Хорошо, сегодняшнюю тренировку я откатаю. Но в Тампу не полечу. Если завтра его выпишут из больницы, то он не сможет быть дома один. У нас нет здесь родных.
Фрэнк обдумывает мое заявление.
Договорились. Но лучше найди кого-нибудь, кто с ним посидит. Дальше у тебя «Нэшвилл», и команда не позволит тебе пропускать игры. Разве что в случае тяжелого семейного кризиса.
Мне хочется по чему-нибудь стукнуть. У меня и есть тяжелый семейный кризис. Нет, тяжелейший.
и фанатам нужно увидеть, что твоему месту в команде ничего не угрожает. Если ты на несколько дней пропадешь, у них сложится впечатление, будто мы пытаемся избавиться от тебя. Чем раньше ты выйдешь на лед, тем быстрее затихнет шумиха.
Что ж, теперь он играет мелодию, под которую я могу танцевать.
Хорошо. До «Нэшвилла» я что-нибудь придумаю, говорю я, просто чтобы он наконец-то умолк. И в одиннадцать буду на тренировке.
Он показывает подбородком на палату, где лежит Джейми.
Тогда иди попрощайся. Я довезу тебя до дома, чтобы ты немного поспал. Нам надо, чтобы ты выглядел бодрым.
А больше ничего вам надо? Секунду я смотрю на него. Но черт, я все-таки без машины.
Окей. Я сейчас.
Когда я возвращаюсь в палату, Джейми уже не спит.
Ничего, если я оставлю тебя на пару часов? Я сажусь на свободные несколько сантиметров матраса рядом с его бедром. Болит что-нибудь?
Он с трудом сглатывает, словно его горло в огне.
Иди. Все будет нормально.
Дать воды? Я оглядываюсь в поисках стакана с соломинкой.
Иди, повторяет он более твердо. Только
Что? Я ставлю на кровать обе ладони и заглядываю в его прекрасное лицо.
Только вернись потом, говорит он с улыбкой. Может, меня отпустят домой.
Я наклоняюсь и целую его в лоб. Потом подхватываю с пола сумку и ухожу, пока не успел передумать.
***
Дома я два часа сплю мертвым сном. Потом принимаю душ и выдвигаюсь на тренировку. Я немного опаздываю, но так даже лучше. Меньше времени на треп в раздевалке. Я слишком измотан, чтобы выслушивать чушь, которую могут болтать обо мне товарищи по команде.
Я не могу даже думать об этом. Если сейчас они обсуждают, что отныне я должен переодеваться отдельно от них, я предпочту об этом даже не знать.
Когда я захожу в раздевалку, все разговоры там немедленно прекращаются.
Ну и ладно. Насрать. В гробовой тишине я бросаю сумку на пол, потом снимаю пальто и скидываю ботинки.
Весли, говорит Эриксон. Так ничего и не скажешь, засранец?
О чем? рычу я. Моя интимная жизньне их чертово дело.
О том, как он там. Иисусе. Судя по новостям, твой бойфренд одной ногой на том свете.
Мои пальцы замирают на пуговицах моей рубашки в ярко-зеленую клетку.
Ч-что?
В разговор вступает наш запасной вратарь Томилсон.
Думаю, наш мистер Тактичность пытался спросить, как твой партнер, с усмешкой говорит он.
Мне приходится придержать свою челюсть. Во-первых, мы с Томилсоном и десятью словами не обменялись с тех пор, как я присоединился к команде. Он держится сам по себе и, имея в активе два Кубка Стэнли, думаю, заслужил себе право не появляться на клубных мероприятиях, потому что я его ни разу там не встречал. Блейк говорил, что он проводит все свое время с женой и детьми.
Когда он назвал Джейми моим партнеромпричем, без осуждения, без неловкости, без неприязни, у меня защипало в глазах. Блядь. Если я сейчас разревусь, мои одноклубники будут припоминать это до конца моих дней.
Я откашливаюсь, прогоняя выросший в горле огромный комок.
Ему лучше. Температура спала, так что, скорее всего, сегодня его отпустят домой. В моем голосе появляется хрипотца. Грипп серьезно надрал ему зад. Я еще никогда такого не видел.
По крайней мере, это был не опасный штамм, говорит Томилсон. Тренер сказал, у него простой грипп. Уже хорошо, согласись?
Я киваю. В раздевалке снова становится тихо, и я, инстинктивно напрягшись, готовлюсь к новым вопросам. А то все прошло слишком гладко. Почему они не интересуются подробностями моей личной жизни и не спрашивают, почему я им не сказал, что я гей?
Хотя, знаете, что? В колледже парни в итоге приняли мою сексуальную ориентацию. Тогда я тоже подумал, что все прошло слишком гладко, и пока я стою здесь и жду осуждения от своей новой команды, до меня вдруг доходит, каким циничным ублюдком я стал. Возможно, мир более толерантен, чем мне казалось. Неужели такое возможно? Неужели мои родители-гомофобыисключение из медленно распространяющихся правил?
Проходит еще пара секунд тишины, а потом Эриксон снова открывает свой рот.
Все из-за рубашки, да?
Я, не понимая, моргаю, и он показывает на зеленую рубашку, в которую я одет.
Я так и знал. Что она сделает тебя геем, радостно сообщает он.
Мэтт, шикает кто-то, но поздноостальные парни смеются, и я, черт побери, тоже смеюсь.
Сколько раз тебе повторять? ворчу я. Она охуительна-точка-ком.
Фосберг фыркает.
Лично меня она ослепляет. Он отвешивает моей заднице смачный шлепок. Переодевайся давай. Тренер не станет делать поблажек лишь потому, что у твоего бойфренда грипп. Моя леди как-то раз заболела, так старый черт заставил меня отжаться сто разв полной снаряге. И на коньках. Знаешь, блядь, как тяжело это было?
Твоя леди? Не знал, что у тебя есть девушкаНо он уже вышел, и за него отвечает Эриксон.
Нет у него никакой девушки, усмехается он. Ледикличка его собаки.
Окей. Выходит, у Фосберга есть собака, которую зовут Леди. Вот оно, очередное напоминание о том, как мало усилий я прилагал, чтобы получше узнать тех людей, с которыми каждый день выхожу на каток.
У меня в горле снова вырастает комок. Я проглатываю его и быстро переодеваюсь для тренировки.
***
Сегодня на катке присутствует несколько фотографов и журналистоввне всяких сомнений, вручную выбранных Фрэнком. Обычно пресса не допускается на тренировки перед игрой, но сегодняшний день стал исключением. Людям нужно увидеть меня на льду вместе с командой.
Я болезненно чувствую камеры, которые, словно лазерные указки, следуют за мной по катку. Каждое мое движение задокументировано и сфотографировано, и я практически вижу будущие заголовки у снимков.
Когда тренер рявкает на меня из-за промаха по открытым воротам: «Напряжение нарастает! Стычка Хэла Харви и Райана Весли на тренировке».
Когда Эриксон стукается со мной грудью, благодаря за шикарный ассист: «Мэтт Эриксон демонстрирует поддержку своему одноклубнику-гею». А если мы говорим о таблоидах, то заголовок, наверное, будет таким: «Мэтт Эриксон и Райан Весли любовники?»
Когда я машу и улыбаюсь одному репортеру (после выразительного взгляда от Фрэнка): «Горд быть геем! Райан Весли в центре внимания прессы!»
Прямо сейчас я ненавижу свою жизнь. Всей душой ненавижу. И держусь единственно потому, что мой любимый мужчина снова в сознании. Джейми лучше. Я так испугался, что потеряю его, и мысль о том, что он выздоравливает, становится ниточкой, за которую я цепляюсь во время слайд-шоу сегодняшней тренировки.
Когда тренер нас отпускает, я не спешу уходить. Из-за чего получаю очередной взгляд от Фрэнка, но он может отправляться к чертям. Я сказал, что не стану разговаривать с прессой, и я не шутил.
В раздевалке я снимаю снарягу гораздо быстрее, чем надевал. Слышу шум в коридоре, и у меня падает сердце. Просто прекрасно. Видимо, Фрэнк предоставил прессе неограниченный доступ. К сожалению, выход в раздевалке только одинчерез дверь, за которой, наверное, стоит стена репортеров.
Когда я осторожно подкрадываюсь к двери, Томилсон бросает на меня сочувственный взгляд.
Просто маши и улыбайся, советует Эриксон.
Выдай им королеву Елизавету, подключается Луко. Под всеобщее ржание он медленно поднимает ладонь и неестественно машет ей, как члены британской королевской семьи.
Не понял, ты назвал меня королевой? едко осведомляюсь я.
Улыбка слетает с физиономии Луко.
Н-нет! Я
Мужик, я шучу. Честное слово. Черт. У меня не было времени пораскинуть мозгами и понять, что именно я хочу сказать этим парням. Меня не так-то легко оскорбить. И просто на всякий случайзнайте, уродцы, что вы все не в моем вкусе. Кроме, разве что, Эриксона. Но я отказываюсь быть его утешительным трахом.
Эриксон фыркает, и я наконец выхожу в коридор. В тот самый момент, когда тренер Харви делает заявление, от которого мои глаза лезут на лоб.
Если быть геем значит обладать мастерством Райана Весли, то я буду не против, если такими, как он, станут все мои игроки.
Все в коридоре начинают улыбаться и хмыкать, но когда пресса замечает меня, смех превращается в выкрики.
Райан! Что вы скажете геям-спортсменам, которые боятся совершить каминг-аут?
Каково этобыть первым открытым геем, играющим в НХЛ?
Когда вы впервые поняли, что вы гей?
Как вы прокомментируйте заявление тренера Харви?
Я собирался бубнить «без комментариев» до тех пор, пока у этих слов не потеряется смысл, но после того, как мой тренер меня поддержал (пусть и достаточно своеобразно), я не могу оставить последний вопрос без ответа.
Хэл Харвилучший тренер, для которого я когда-либо вставал на коньки, хрипло говорю я. И я надеюсь давать ему повод для гордости во всех предстоящих сезонах.
Меня осыпают градом новых вопросов, но я сказал все, что хотел, и потому втягиваю голову в плечи и начинаю проталкиваться сквозь толпу. На парковке тоже дежурят машины прессы и журналисты, но я не отвечаю и им, торопливо снимаю блокировку с дверей своего внедорожника и сажусь внутрь. Боже, спасибо тебе за тонированные стекла. Камеры, наверное, успели запечатлеть, как я ныряю в салон, но, будем надеяться, что никому не видно, как я провожу ладонями по лицу и издаю измученный стон.
Через минуту я выезжаю с парковки, и тут мой Bluetooth оживает, принимая звонок. На экране горит имя Фрэнка.
Я жму на кнопку отмены у себя на руле. Телефон звонит снова, и я чуть не выдергиваю руль из гнезда. Блядь, можно меня хоть на секунду оставить в покое?
Стоп. Это не Фрэнк. На экране высвечивается имя Синди, матери Джейми. Расслабившись, я немедленно отвечаю.
Привет, милый, произносит она, и тепло ее голоса согревает машину сильней, чем включенная печка. Я только что говорила с Джейми, и он сказал, что сегодня его не выпишут. Он бы позвонил тебе сам, но думал, что у тебя еще тренировка.
На меня обрушивается разочарование. А я-то надеялся, что сегодня его отпустят домой Одно хорошо: Фрэнк теперь не сможет уговорить меня полететь вечером в Тампу. Пока Джейми в больнице, мой единственный пункт назначенияего палата.