Прошло какое-то время. Арчер вернулся домой, на самом деле обретя зрение. Счастливый до безумия он въехал в деревню на коне и стал звать Миранду, но никто не откликнулся. В деревне стояла необычная тишина. Во дворе одного домика сидел старик, к которому и подъехал Арчер. На вопрос, где все, тот стал сокрушенно рассказывать о большом несчастье, постигшем их деревню. Оказалось, что отец Арчера был так пленен красотой невесты сына, что сразу же после его отъезда, напал на бедную девушку и надругался над ней. Не выдержав боли и позора, она повесилась. Ее родители, обезумев от горя, напали на кузнеца и сожгли его вместе с домом, совершив самосуд.
Услышанное так сильно потрясло Арчера, что он не смог произнести ни слова. Ему показали могилу Миранды. Он упал на еще не остывшую землю и, когда весь ужас произошедшего дошёл до него, и когда понял, что обретенное зрение не имеет для него больше значения, он выколол себе глаза. Арчер не хотел и просто не мог жить в мире, где не было Миранды, в мире, который отнял ее у него. Он умер и последнее, что ему довелось увидеть, была ее могила.
Потрясенный, Джек смотрел на нее и заметил, как повлажнели ее потускневшие глаза и слегка подрагивает нижняя губа. Господи, она готова была расплакаться прямо у него на глазах! Пару секунд он не мог дышать, а потом, очнувшись, опустил поводья Малыша, и хотел было шагнуть к ней. Хотел коснуться ее. Но больше всего на свете он хотел обнять ее и прогнать невысказанную боль из ее прелестных глаз.
Однако он не успел ничего сделать. Она развернула своего коня и медленно побрела к пляжу.
Обернувшись, Джек заметил, что у статуи мужчины глаза были закрыты.
***
Кейт ненавидела эту историю. Но больше всего на свете ненавидела рассказывать ее другим. Ей казалось, что вместе с этой историей она выставляет напоказ свою душу.
И уж меньше всего ей хотелось видеть, с какой нежностью Стоунхоп смотрел на нее, когда она закончила. Снова этот взгляд! Снова нежность, которая переворачивала ей душу. Она не хотела, чтобы ее сердец так чутко реагировало на его присутствие, на звук его голоса. На его взгляд. Она хотела убежать и спрятаться от него, от его глаз, но казалось, это было невозможно.
Спешившись и оставив коней под деревьями, теперь они гуляли по пляжу. Алекс увлеченно рассказывала о местной флоре, об особенностях роста вереска. Кейт не смотрела в их сторону, шагая чуть поодаль от всех, и испытала настоящее облегчение, когда поняла, что Стоунхоп не станет снова подшучивать над ней. И он даже не пытался заговорить с ней. Пару раз она ловила на себе его задумчивый взгляд. И только.
И это почему-то тревожило больше всего.
А потом, когда сестры, наконец, решили вернуться домой, Кейт вдруг обнаружила стоявшего перед собой Стоунхопа. Она даже не заметила, как он подошел. Вскинув голову, она взглянула в его глаза и замерла, увидев, как он медленно улыбается ей. Нежно, примирительно. Почти ласково. Сердце ее снова сладко замерло в груди. Боже
- Кэтти - хрипло молвил он, зачарованно глядя на нее. Прокашлявшись, он заговорил вновь: - Я хотел хочу дать тебе вот это.
Кейт никак не могла унять дрожь в коленях от его шепота. Он с такой нежностью смотрел на нее, так ласково произнес ее необычное имя, что неожиданно защемило сердце. От тоски. Немного придя в себя, она взглянула на его протянутую руку и увидела на широкой ладони красное румяное яблоко. Он снова хотел подарить ей яблоко! Не веря в это, она вновь посмотрела на него.
- Яблоко? - прошептала она, не в силах скрыть свое удивление.
- Да, я хочу дать его вам, Кэтрин. Вы примите мой подарок?
Кейт все смотрела на него, чувствуя, как медленно теплеет в груди. Словно что-то происходило с ней, только она не понимала, что это было.
- Почему вы так любите яблоки? - неожиданно спросила она и к своему ужасу покраснела от прямоты своего вопроса. Потому что впервые проявила открытый интерес к нему, и он это понял. И это не было поводом очередных шуток или сарказмов.
Он улыбнулся ей. Очень мягко.
- Много лет назад, когда я заболел, я не мог есть ничего, кроме яблок. Они, можно сказать, спасли мне жизнь.
Он говорил очень спокойно, не придавая особого значения своим словам, но Кейт вдруг увидела мимолетную боль в его глазах. И поняла, что за его словами скрывалось нечто большее. Испытывая противоречивые чувства, она протянула руку и взяла дарованное ей яблоко. Было выше ее сил отказать ему сейчас.
- Спасибо, - совсем тихо молвила она, склонив голову.
У Джека потеплело на сердце, когда она взяла яблоко. Она не отошла от него, когда он оказался рядом с ней. Не стала ругать. Она смотрела на него своими огромными колдовскими глазами так грустно, что он еле удержался от того, чтобы не коснуться ее. Господи, она была для него слишком большим искушением! И Джек вдруг тоже захотел поблагодарить ее. За те чудесные минуты, которые они провели вместе. За то, что она вернула ему надежду, взглянув ему в глаза.
Надежду, в которую не верила его окаменевшая душа.
- И вам спасибо.
Она снова подняла к нему свое лицо. Такое грустное, что Джек вдруг ощутил стеснение в груди.
- За что?
- За историю Миранды и Арчера. - Он вдруг увидел, как медленно темнеют ее глаза, и поспешил сказать то, что не давало ему покоя. - Эта история Она ведь близка вам потому, что вы хорошо знаете, что такое сердечная боль. - На этот раз ее глаза стали расширяться от удивления, потому что он увидел истинную причину ее грусти. Джек подошел к ней чуть ближе и добавил: - Не стоит нести эту боль всю жизнь. Вы должны дать шанс своему сердцу излечиться. Арчер поддался боли и отказался от жизни, а ведь жизнь полна чудес. Ведь кому-то еще могла быть нужна его любовь. Кого-то могла бы спасти. Как любовь другого человека могла бы спасти его. Если бы вы были Мирандой, Кейт, вы бы хотели смерти Арчера? Вы бы хотели, чтобы он отказался от любви из-за ошибок других?
Кейт изумленно смотрела на него, не веря, что эти слова мог произнести именно он. Но сейчас, глядя в его глаза, она видела настоящего Стоунхопа, того самого, с которым она шутила вчера в беседке, с которым разделила свой завтрак. Она видела человека, который, потеряв брата, знал, что на самом деле такое настоящая боль. И этот человек видел ее собственную боль!
На миг Кейт ощутила холодок от того, как легко он мог видеть то, что не позволялось видеть никому. И неожиданно Кейт захотелось, чтобы он обнял ее. Так же крепко, как вчера. Почему-то именно сейчас больше всего на свете она хотела ощутить силу и тепло его рук. Хотела прижаться к его груди и спрятать в него свое лицо.
Когда он находился рядом с ней, ей было не так больно от своего одиночества, как без него.
Однако он стоял напротив и продолжал будоражить ее своим теплым взглядом. И подчиняясь желанию сердца, она тихо ответила ему так, будто отвечала на самый главный вопрос своей жизни:
- Нет, я бы не хотела, чтобы Арчер умер. Я бы не хотела, чтобы он отказался от любви.
Что-то безвозвратно изменилось. Навсегда.
И оба это почувствовали, глядя друг другу в глаза.
Глава 9
Каждое воскресение жители деревни Нью-Ромней собирались на службу в небольшой уютной церквушке, чтобы услышать проповедь отца Гордона. Все без исключения. Но как раз сегодня кое-кто решил сделать исключение.
Вся округа была в церкви. Кроме него. Едва войдя в церковь, Кейт испытала мучительное разочарование. Виконта Стоунхопа здесь не было. Эта мысль не покидала ее в течение всей службы, в которую она так и не вникла.
Почему он не пришел? Глядя на спокойных Кэвизелов, трудно было предположить, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Тогда может он уехал? От этой мысли Кейт совсем сникла, ощутив горечь во рту. Поразительно, ей не нравилось его присутствие, а отсутствие не нравилось еще больше. Это ужасно расстроило ее. Она не могла забыть его взгляд и его слова, сказанные вчера. И не могла забыть его улыбку, которая проникла в нее и согрела ей сердце. Его улыбка заставила отступить давнюю боль.
Это было так необычно. Но, Боже, так необходимо!
К концу службы Кейт уже не могла скрыть от себя правду: она хотела его видеть. Безумно! И извелась мыслями о том, где он может быть. Ей было необходимо знать, где он! Сердце ее было неспокойно. Не мог Джек так спокойно и внезапно уехать Кейт замерла, вдруг осознав, что впервые посмела мысленно назвать его по имени, и от этого теплая волна прошлась по всему телу.
Когда, наконец, они вышли из церкви, к ним подошли Кэвизелы и Ромней. Поинтересовавшись о самочувствие друг друга и обменявшись впечатлениями о службе, они все вопросительно посмотрели на леди Нэнси, однако волнующий вопрос все же задала Кейт, не в силах больше ждать.
- Сегодня с вами нет виконта Стоунхопа. Он уехал? Вернулся домой?
Кейт очень надеялась, что в ее голосе не было слышно отчаянное желание узнать правду. И страха. Она очень надеялась, что на лице не отражалось то жуткое волнение, которое так же снедало ее. Кейт вдруг испугалась, что услышит именно о его отъезде. И почему-то похолодело у нее в груди.
Леди Нэнси с улыбкой посмотрела на нее.
- О, дорогая, нет, Джек не уезжал. Мы его так быстро не отпустим.
Почему вдруг Кейт показалось, что дышать стало свободнее и легче?
- Тогда почему его не было на службе?
Вопрос задала Тори, и Кейт была признательна сестре за это. Если бы она стала и дальше интересоваться им, это бы расценилось не так, как было на самом деле, потому что уже и сама Кейт не знала, что происходило с ней на самом деле.
К ее огромному удивлению лицо леди Нэнси потемнело. Она стала слишком серьезной. Это заметили все, а Кейт с ужасом сжалась, понимая, что что-то произошло.
- Джек - начала леди Нэнси, тщательно подбирая слова. - Он неважно себя чувствовал, поэтому не смог приехать с нами.
Кейт вдруг поняла, что это не вся правда об исчезновении виконта.
- Надеюсь, с ним ничего серьезного? - спросила тетя Джулия.
- По крайней мере, врача не пришлось вызывать, - рассмеялась леди Нэнси, смех которой прозвучал не совсем весело.
- Скоро приезжает наша Амелия, - сообщила графиня Ромней, и эта тема отвлекла всех от персоны виконта, но только не Кейт.
Вся эта ситуация казалась такой странной, и даже немного пугающей. Она не могла избавиться от тревоги за него. С ним явно произошло что-то серьезное, а леди Нэнси не хотела говорить об этом. И у Кейт не было ни единой возможности узнать, что же с ним произошло. Невеселые мысли не отпускали ее даже когда они уже ехали домой в открытом экипаже.
- Что тебя так тревожит, Кейт? - тихо спросила сидящая напротив Тори, пристально глядя на хмурую сестру, которая никогда не хмурилась, разве только когда была действительно чем-то серьезно озабочена.
- Ничего, - устало ответила Кейт, вскинув голову. - Почему ты решила, что меня что-то тревожит?
- Ты какая-то тихая.
- Я просто думала.
- О чем? - мягко спросила Тори, заглянув Кейт в необычно печальные глаза.
- О книге, которую сейчас читаю, - дрожащим голосом проговорила Кейт, удивляясь, почему ее голос должен дрожать.
- О, это не та книга, которую дала тебе Нэнси? - вмешалась тетя Джулия.
Кейт вдруг стало не по себе от этого допроса. Она хотела как можно скорее остаться одна. Хотела понять, почему так холодно в груди.
- Да, - необычно тихо ответила она.
- Что это за книга? Она интересная?
- Это труды Платона. И да, книга интересная.
Она замолчала и отвернулась от всех, дав понять, что тема закрыта. Поэтому Тори не стала говорить, что книга Платона, которую она сама вчера вынесла из экипажа и положила на столик в их зимнем саду, так и лежала там нетронутой.
***
Ужасный грохот вторгся сквозь затуманенное сознание, и Джек медленно проснулся. Голова раскалывалась на части от сверлящей боли. Тело налилось свинцом так, что он еле мог двигаться. Он и не хотел двигаться. Все, чего он желал сейчас, так чтобы этот грохот, который так нещадно усиливал головную боль, стих.
Во рту был такой противный привкус, что Джеку снова стало нехорошо. Он пожалел о том, что проснулся. Он хотел тишины. И капельку спокойствия, которую обрел с таким трудом. Обрел с тех пор, как ему приснился Уилл.
Та ночь после незабываемой прогулки по пляжу сыграла с ним злую шутку, открыв двери перед его кошмарами. Ему приснился не просто добрый брат. Это голос совести, обретший родной образ. И этот образ гневался на него и требовал объяснить, по какому это праву он смеет жить, в то время как бедный Уилл уже больше трех лет лежит в могиле.
Джек не представлял, что его сердце способно вынести такую боль. Он не знал, что можно продолжать жить после того, как твоя душа горит синим пламенем. Он не помнил, как проснулся посреди ночи, обезумев от боли, как приказал испуганному камердинеру принести графин бренди. Он помнил лишь то, как вливал в себе обжигающую жидкость, но при этом ничего не чувствовал.
Это было невыносимо. Алкоголь должен был притупить боль, но казалось, с каждым глотком голос в голове звучал все громче. Образ брата становился все более отчетливым, а Джек Он разваливался на части от мучений.
Под утро к нему прибежали дядя и тетя, но он не впустил их, прогнав с порога громким рыком. Джек не желал, чтобы родные видели его в этом состоянии. И сам никого не желал видеть. Ему нужно было унять боль, чтобы не умереть.
А потом Джек понял, что не может больше так жить. Он безмерно любил Уилла, он боготворил его. И убил. Он знал, что не заслуживает ничего, но молил только об одном: об освобождении. Почему никто не мог прекратить его мучения? Что он должен был сделать для того, чтобы обрести покой? Что удерживало его на этой грешной земле?
Джек медленно перевернулся на спину, протяжно застонав. Грохот снова повторился и на этот раз он понял, что это гром. Значит, идет дождь. Чудесно, но погода соответствовала его отвратительному настроению.
Сознание начало постепенно проясняться, и его озарило одно неприятное открытие. Приступы стали чаще и нагнали его даже в этой райской деревушке. А ведь в последний раз такое с ним происходило лишь месяц назад. Это уже третий приступ за этот год, хотя обычно такое происходило два или три раза за целый год. Может это признак того, что скоро всему наступит конец? Может образ Уилла в его снах, наконец, возьмет над ним верх и его душа не будет больше плавиться от боли? Смерть совсем рядом. Боже, как ему хотелось бы закрыть глаза и больше никогда не
Но вдруг что-то удержало его от дальнейших размышлений. Как будто кто-то пытался сказать, что у него есть еще незавершенные дела на этой грешной земле. Голос был слабым, еле пробивался, но в мозгу неожиданно взорвался образ, и грудь его сдавила необычная нежность.
Это был прелестный лик ангела с шелковистыми волосами шоколадного цвета и невообразимо трогательными голубыми как драгоценные сапфиры глазами. Вот она смотрит на него, строго поджав свои манящие губы. А вот улыбается ему так завораживающе и нежно, что замирает сердце. И действительно сердце Джека замерло от щемящей тоски по своему ангелу, к которой рвался всем существом.
- Кэтти, - простонал он, желая до боли увидеть ее.
Он не мог умереть, не увидев ее еще хоть бы раз.
Вот мысль, которая удержала его на земле и привела его в чувства. Вот почему он проснулся. Вот почему снова почувствовал свое окаменевшее сердец. Он должен был еще хоть бы раз поцеловать ее, ощутить вкус ее губ и прижать к своей груди. Он хотел почувствовать, как бьется ее сердечко. Он должен был разбудить к жизни эту старую деву. Должен был совершить хоть бы что-то хорошее в своей жизни. Может тогда он сможет найти свой покой и умереть?
- Милорд, - раздался рядом голос его камердинера.
Джек поморщился и натянул повыше мокрую от пота простыню.
- Уходи! - велел он слуге, не желая никого видеть.
Но Берти Кройден был глубоко предан своему хозяину и лучше знал, что тому нужно.
- Не хотите принять ванну?
Джек заскрипел зубами, понимая, что это единственное, что могло бы ему помочь окончательно прийти в себя.
- Да, - буркнул он и вдруг ощутил неприятный укол совести. Он был непозволительно груб с человеком, единственным близким другом, который вот уже три года вытаскивал его из этого кромешного ада. Подавив чувство вины, он тихо промолвил: - Прости.
Камердинер горько покачал головой, глядя на хозяина. Он никогда не сердился на него, слишком хорошо зная, что тому довелось пережить.
- Я приготовил вам яичницу и настой из коры хинного дерева, - сообщил Берти, отходя от постели.
Джек испытал облегчение, понимая, что спасся в очередной раз. И именно настой из хинного дерева помогал его затуманенному сознанию прийти в себя. Он не знал, откуда Берти узнал этот рецепт, но был ему безмерно благодарен за это.