Делаю резкий шаг, задеваю плечом замершую напротив махину, все же выскальзываю, но хватка на локте останавливает.
Резко возвращает на место, не дает отстраниться, прижимает меня к столу сильнее, а мне хочется заорать, вырваться и двинуть мерзавцу коленкой по причинному месту.
Но что-то останавливает. Может, то, что читаю на дне темных глаз.
Такому только дай повод и всех адских псов спустит.
Именно притаившийся жадный блеск на дне глаз заставляет меня не делать ничего. Ни вырываться, ни драться, ни кричать.
Отпустите, иначе Иван
Улыбается еще шире.
Ты, кисуня, не догоняешь по ходу. Кровавому до отработанного материала дела нет.
Сердце болезненно сжимается от страшных слов. И почему-то верю. Каждой букве в этом предложении.
У меня внутри все печет. Словно я одна осталась. Один на один со всем адом, который вдруг начал затапливать мою жизнь.
Хуже всего то, что слова эти равнодушные душу мне выворачивают.
Разовая.
Я для него ничего не значила ни тогда, ни сейчас.
Продолжает давить своей темной энергетикой, продирающей насквозь, затапливающей безысходностью.
Пальцы незнакомца все сильнее давят. Руки уже не чувствую, словно застываю в секунде от того, чтобы взвыть и разрыдаться.
Предел достигнут.
И ломает сильнее то, что я всего лишь развлечение для своего первого мужчины.
Мерзавец продолжает намеренно причинять боль и следить за моей мимикой, за реакцией, глаза поблескивают злобой, словно лезвиями проходятся.
Нравится. Ему истязать нравится. Мучить. Словами. Действиями.
Он наслаждается, ломая человеческую психику.
Догадка осеняет, а я держусь на чистом природном упорстве.
Цежу сквозь стиснутые зубы:
Пошел ты! Ничего от меня не добьешься. Хочешь, руку мне сломай.
Желает увидеть мою боль и растерянность?!
Не дождется.
Такая забавная. В тебе есть стержень, киса. Удивительно даже. Я бы сказал Неожиданно.
Приближает свое лицо к моему, и я понимаю, что своей бравадой раззадорила интерес.
Давай поиграем, кисуня.
Делает паузу. Изучает мое лицо, а затем шпарит угрозой:
Вернее, это Я поиграю в тебя.