Что я не понимаю? Что Марита переиграла тебя, обошла на всех сразу поворотах? Что я не понимаю, кого он постоянно выводит в свет, пока ты сидишь тут с Герцогом, притворяясь, будто бы всем довольна? Чего я не понимаю?
Это типичное окончание всех моих отношений, бабушка! Прекрати! Если мой любовник предпочел Мариту, это моя вина. Не твоя и не Мартина.
Она права, фата. Если Себастьян потерял к Виви интерес, Мартин все равно бы ничего не мог сделать. Он был не то, чтобы эксперт в подобных вещах, вмешалась Мария. Ты сама говорила. Что если бы могла все вернуть, ты думала бы лишь о любви, а не об интригах.
Я была разбита, проворчала Лизель. Совсем не думала, что несла. Мартин был священником, даже речи не было оставаться вместе. Если бы я и осталась в Италии, посвятив всю себя ему, он бы давно заскучал и остался с одной из своих любовниц, с которыми сходился в надежде забыть меня.
В этой семье, хоть кто-нибудь хранит целибат? ворчливо поинтересовалась Мария и это сработало.
Элизабет рассмеялась.
Да, Виви.
Я закусила губу, вспомнив как Рене барабанил в дверь, крича: «Папа! Папочка!» и чуть слышно всхлипнула. С тех пор Себастьян даже в глаза мне смотреть не мог.
Наверху раздавался шепот и тихий шелест шагов. Рихарда на время поминок привезли к нам и обе няни, сидевшие наверху, не знали, чем им заняться. А потому прогуливались по Галерее, рассматривая портреты предков, где мой висел между молодым Маркусом и молодой Джесс.
Поди, позаботься о том, чтоб их накормили и вели горничным, чтобы поторопились с комнатами для Маргарет и Рене, велела Лизель. Он попросился немного пожить у нас Мария, ты не проводишь меня в гостиную? Мне нужно побыть одной.
Не останешься ты одна, еще чего?! Мария встала и подставив руку, тяжело пошагала к лестнице, поддерживая хозяйку. Ты теперь уже втрое старше, моя хорошая, но горе ведь и есть горе. Я тебя уже всякой видела, так что стесняться нечего. Хочешь, давай поплачь и я с тобой тоже тогда поплачу
Мартин не хотел бы, чтобы я плакала, каким-то упрямым тоном, произнесла Лизель.
Тогда не хрен было так помирать, говорила Мария и ее мягкий румынский акцент превращал слова в воркование. Если бы он не хотел, чтоб ты плакала, он бы просто-напросто заботился о своем здоровье, чтоб тебя пережить.
Я встала и бросила бумажные носовые платки в камин.
Роман Лизель был уже рассказан. В последний раз
До конца
Две недели спустя Лизель вышла из спальни, одетая и накрашенная, как всегда.
Я как раз была наверху, проверить ребенка и дать указания няням. По большей части мои указания сводились к тому, что они должны дать знать, если что-то понадобится и указать на кнопку звонка. А также напомнить, что в этом доме огромная, глухая как пень собака, которая любит ходить по лестницам. Если это случится, им следует либо самим обойти его, либо позвать кого-то из домочадцев.
И тем не менее, я была наверху и нос к носу, столкнулась с выходящей Лизель.
Нам нужно поговорить, сказала она и я обратила внимание на странность траура. Лизель была в черном платье и красном поясе, в тон красным туфлям.
Она взяла меня под руку, словно она не сидела все это время в комнате, а уезжала из города по своим делам. И повела в маленькую столовую, служившую ей приемной и кабинетом. В столовой уже ждали нотариус и Себастьян.
Завещание кардинала касается нас троих, сказала Лизель спокойно, словно речь шла о каком-то другом, незнакомом ей кардинале. Себастьяна, Рихарда и меня. Но так как ты мать Рихарда, мы с графом считаем, что ты имеешь право присутствовать.
Я осторожно присела на стул. Сердце дрыгалось, взволнованное, а Себастьян едва удостоил меня улыбкой, когда помогал нам сесть. Чтение было короткое и почти пустое. Большинство племянников уже получили свое при жизни Мартина, остатки он завещал в трех равных частях, назначив Лизель распорядителем той, что предназначалась ребенку.
Когда слушание закончилось и Лизель вышла проводить адвоката, я тоже поднялась.
Постой! попросил Себастьян. Не уходи, пожалуйста!
Он как-то сдал после похорон, осунулся. Сильно похудел. Я и не думала, что он так привязан к дяде. И чувство вины нахлынуло, залив до бровей. Присев у стула, я обняла Себастьяна за ноги и расплакалась, спрятав лицо в руках.
Ты не злишься на меня больше? За то, что заставила тебя быть со мной в тот последний вечер?
Не говори глупостей. Никто не знал, что этот вечер последний
Он заставил меня подняться, обнял, прижал к себе.
Я так соскучился по тебе, детка. Я так соскучился
Я разрыдалась еще сильнее. Облегчение накатывало волнами.
Я думала, ты никогда уже ко мне не вернешься! Думала, ты останешься с ней
С кемс ней?
Ответить я так и не сумела.
Себастьян встал и обнял меня за плечи. Какое-то время мы стояли не шевелясь, но из коридора послышались шаги, и он отпустил меня.
Как вы тут? спросил Себастьян, достав платок. С Рихардом все в порядке?
За окном, на фоне свинцовых небес кружили крупные рыхлые снежинки.
Мы тут нормально. Подружились с Рене Ты хочешь повидать Риччи? Он пока не спит.
Себастьян улыбнулся глазами и покачал головой.
Он вряд ли способен отличить меня от колонны, а сам я не в настроении Слушай, две недели уже прошло?
Прошло, но Давай уедем в отель. Здесь и сейчас, как-то неприлично, а в замке Мне не хочется видеть Мариту.
Давай. Я только позвоню Филу и спрошу номер, чтоб не стоять сто лет на ресепшне.
Я облегченно вздохнула. Боялась, что потеряв дядюшку на попытке вернуться ко мне в постель, Себастьян и интерес ко мне потеряет.
Я только переоденусь.
Он улыбнулся и кончиками пальцев провел по моей щеке. Я улыбнулась в ответ, готовая вприпрыжку бежать по лестнице, но Себастьян удержал меня.
Только один вопрос: когда ты вернешься? Знаю, ты поругалась с Маритой, но она уже все давно списала на обстановку. В общем, Ви! Сегодня мы поедем в гостиницу, как ты хочешь, но у меня тоже есть предпочтения Пожалуйста, возвращайся домой! Сил нет засыпать и просыпаться без тебя под рукой.
Нужно спросить Лизель. Сама я понятия не имею, что делать с ребенком. За нянями наблюдает Мария, а я
За нянями могла бы проследить Марита. Она в этом разбирается намного лучше Лизель.
Марита все еще согласна, что я вернусь?
Ты слышала суммы, которые называл герр Пратт? Мне наплевать, на что она там согласна. Если не согласна, пусть съедет.
Да, но Она все-таки, графиня. И это Маритатвоя настоящая жена.
Себастьян вздохнул и взял мое лицо в свои руки.
Тыковка, это прозвище он придумал, когда я была беременна и не хотел от него отказываться сейчас, я иногда встречаюсь с одним арабом, который покупает коней для своего принца. Мы познакомились, сцепившись из-за коня, но оба проиграли аукцион и с тоски решили напиться.
Арабы пьют?
Спросила дочь католического священника, улыбнулся он. Да, пьют. Но разговор наш среди прочего был о женах. И я спросил его, как так получается, что женщина принимает других жен мужа. Мне чертовски хотелось знать механизм. И он сказал мне: «Мой благородный друг!..» Он не из наших мест, почти что меня не знает «по большей части женщины не менее горды и честолюбивы, чем мы с тобой. Но если муж умеет придать своей первой жене статус главной и мудрой правительницы, она с удовольствием станет привечать остальных и относиться к ним, как к дочерям или сестрам!» он наклонился и ухватив меня за руку, поднес ее к своим улыбающимся губам. Что нужно Марите? Только титул и дом. Да еще повод устраивать там банкеты. Пока моя задница сидит на них рядом с ней, ей наплевать, где она ночует.
Ей не плевать! Никому не может быть наплевать, где и с кем находится ее муж.
Смотря как это подать, коротко сказал Себастьян и встал, чтобы что-то вынуть из кармана. Щелкнула крышка маленькой бархатной коробочки; белыми искрами сверкнуло кольцо. Смотри-ка, что она помогла мне выбрать. Прозрачный, как лед.
Я задохнулась: это был чистый бриллиант! В стакан с водой бросишь и не увидишь.
Традиция: бриллиант за сына.
Я думала, это действует только на законных детей.
А Марита была уверена, что я заставлю ее отдать несколько своих. Из тех фамильных, что ей передала моя мать, когда Марита вышла за меня замуж. И вот тогда я вспомнил того араба. Сказал, не говори глупостей: графиняты, а этофамильные украшения жены графа. Я подарю ей что-то другое, новое И как мне обещал араб, она тотчас тебя полюбила. И мне без разницы, как дочь или как сестру. Я слишком уважаемый человек
Чтоб лазать к тебе в окно
Филипп:
Иден ему не нравилась.
Вообще.
Филипп понимал это все отчетливее.
Он до сих пор не расстался с ней только из упрямства. Ну и еще боялся, что одну из модельных девушек, не одобрит мать, а наблюдать за восхождением Верены без девушки, не позволяла гордость.
Иден все еще была с ним только потому, что бесила Верену куда сильнее, чем бесила его. Она ревновала, хотя и была с отцом. Ревновала невзирая на растущее пузо и расфокусированный взгляд с поволокой, который Раджа называл Aftersex.
У Иден тоже стремительно рос живот. Вот только не от ребенка. Она решила, что выиграла Джек-пот и совершенно забила на упражнения. Когда глубоко беременная бывшая случайно оказалась рядом с его много жрущей нынешней, Ральф уточнил:
Ты видишь Иден, как ее вижу я?..
Нет, огрызнулся Фил. Я вижу только Верену.
О, Ви красавица
Беременность шла ей, чего уж там. В вишнево-алом открытом платье на тонких бретелях она была похожа на Джессикусвою мать и еще чуть-чуть на Джессику Раббит. Отец стоял рядом с ней, придерживая за талию, казалось, он помолодел лет на десять. Подтянутый, элегантный как всегда и какой-то добрый.
Счастливый!
Такое чувство, у папы, наконец, появился секс.
Ральф не ответил. Он слышал однажды, как Верена взахлеб рассказывала Лизель о своей сексуальной жизни и знал из первых рук: сексом папа занимался и раньше. Много и хорошо. дело было совсем не в сексе.
Может, у них любовь? поддразнил он брата.
Взгляд Филиппа буквально снял с его волос стружку.
Тебя колбасит от радости, что она не со мной, да?
Да, ответил Ральф честно. Если бы она была с тобой, мы бы все время ссорились.
Ага! Да если бы она тащилась по тем же вещам, что Джесс, ты бы меня давно сбросил. Кому ты врешь, черт смазливый?..
Если бы я хотел тебя сбросить, то сбросил бы еще с Джесс! огрызнулся Ральф. Давай, хоть друг другу не будем врать, кого мы оба хотели!.. Если бы ты любил Ви, я слова не сказал бы против твоего брака.
Где Иден? спросил Филипп.
Жрет! Ральф пальцем указал на девушку, которая брала с подноса коктейль с креветками. Когда уже ты бросишь эту корову?
Свою баварскую давно видел?!
Кто-то положил им руки на плечи. Знакомый запах подсказал кто.
Не ссорьтесь, малыши. Мама пришла показать вам братика, сказала Верена, сверкая рубинами в волосах и ее белые руки в кольцах поддерживали набухший живот.
В тот миг Филипп готов был ее убить, но не убил: подбежала Иден и широко раскинув руки, воскликнула:
Привет, именинница!
И взгляд Верены подарил ему удовольствие, которого не дарил даже секс.
И тем не менее, Иден ему не нравилась. Вообще. Особенно сейчас, когда ее вес перевалил за восемьдесят, хотя Филипп подозревал, что это все девяноста.
В данный момент, он видел только ее затылок. Филипп честно пытался не смотреть вниз и думать о чем-нибудь возбуждающем, но в голову ничего не шло. На днях он пытался расстаться с ней, но Иден ползала у него в ногах, пока он не утомился отпихивать ее килограммы, а сегодня, к вечеру, подарила машину.
Не берлинетту, конечно же, такие деньги кончились вместе с Джесс, но БМВ, последний Х6. И Филипп, которого Ральф держал за руки, не позволяя излишних трат, повелся. Пожадничал. Захотел.
Его член не был таким продажным.
Все, сказал Штрассенберг, не в силах больше терпеть. Ни пытку мокрым ртом, ни полную, сопящую от одышки, женщину. Хватит! Я больше не могу.
Он оттолкнул ее, застегнул брюки и отвернулся.
Тебя волновало лишь мое тело! выкрикнула она.
И Филипп, утомленный таинственной женской логикой, обернулся к ней.
Когда меня волнует чье-то там тело, у меня член стоит.
В холле
Птичками засвистел звонок
Филипп спустился именно в тот момент, когда Рене выбежал из гостевого туалета, подтягивая штаны на ходу. При виде старшего брата он спал с лица и чуть покраснел, не смея поднять глаза.
Здрасьте! сказал Филипп, раздраженно.
Рене бесил его одним только фактом существования. И тем, как младшенький лип к отцу, и его манера общаться, и то, как он боялся его, хотя и задирал при свидетелях. Однако после того, как отец наорал на них, велев им как следует присмотреться, чтобы понять Филипп действительно присмотрелся.
Рене раздражал его, потому что сам его вид воскрешал те воспоминания, которые Филипп похоронил. Он сам, действительно, был таким. Мать вся была в Рене-старшем, а он, как собачка ковылял за отцом, пытаясь прилепиться к его штанине, чтобы не отставать. И все равно отец обгонял его. Филипп навеки запомнил то тягучее чувство, что никогда не сравняется с ним, никогда не окажется достаточно хорош, чтобы отец обратил на него ВСЕ свое внимание.
И после той отповеди, немного проникся к брату. В конце концов, РенеШтрассенберг. И, возможно, Филиппу пригодится комнатка в графском доме, когда он разорится в очередной раз.
Надеюсь, ты мой унитаз не разбил? спросил он, стараясь говорить шутливо и мягко. Если разбил, я приеду и разобью твой.
Рене хихикнул и посмотрел на него. С испугом и любопытством одновременно.
У тебя что, новая прическа? Филипп рассмеялся, невольно притронувшись пальцами к собственной голове.
Младшенький покраснел. Похоже, он всерьез задумался над словами отца, но понял по-своему. И ему явно пришлась по вкусу мысль, что они похожи. Иначе с чего Рене попросил, чтобы его подстригли как Филиппа? Раньше он носил стрижку «паж».
Верена отвезла меня в твой барбер-шоп и показала парикмахеру, как мне надо и он сказал, что поменяется с другим парнем, потому что тот стрижет тебя. Он сказал, чтобы я тебе привет передал. Сказал, что мы с тобой на одно лицо
Ну, мы, вообще-то братья.
Ты самый красивый из всех, чуть ли не шепотом, произнес Рене.
Филиппу это даже польстило.
Ты будешь еще красивее, великодушно ответил он.
Рене раскраснелся.
А потом мы были в моле, а потом поехали домой, но в дороге я очень сильно захотел в туалет, застенчиво сказал младшенький. А теперь я все!
А руки помыл?
Но там же у тебя чисто!
Чувствуя себя стариком, Филипп развернул брата за плечи и повел обратно.
У аристократа и джентльмена, который сопровождает даму, всегда должны быть вымыты руки, уши и Начнем с рук.
Рене рассмеялся.
Я знаю, что еще; папа мне говорил.
Вот и слушай папу: тогда у тебя будут чистые руки ион пошевелил бровями и рассмеялся вслед за Рене.
В холле Верена беседовала с Ральфом. Судя по скорбным лицам, речь шла о Мартине и Лизель. Верена обернулась и удивленно умолкла, увидев их с Рене.
Хай, Филипп! сказала она, склонив набок голову, как часто делала в детстве.
Младший тут же устроился между ее обтянутых черными джинсами колен, и девушка обняла его, скрестив на его груди руки. Словно время остановилось и обратилось вспять. В те времена, когда малышкой была Верена и точно так же «гнездилась» в объятиях самого Филиппа.
Фил замер. На миг ему примерещился давний летний день.
Джессика со светлыми блестящими волосами, Верена в облаке клубничных духов, Грета Вспомнилось, как впереди была вся жизнь и единственной проблемой быловыследить продавца наркотиков, чтобы завалить Джесс.
Теперь Продавец сидел перед ним, искать никого не надо. И Ви рядом с ним, сидела в облаке жасминных духов. Вот только Джессики больше нет и уже никогда, никогда она с ним не будет. Ни за наркотики, ни ради ребенка
Вообще, никогда.
О, Джесс!..
Детская любовь поднялась у него в груди и вскипела, словно соль, которую бросили в кипяток. Филипп сморгнул слезы. Ему было жаль и Джессику, и себя, и даже Верену.
Но больше всего, конечно, себя.