Я много рассуждала о нашей совместной жизни, анализировала свои ошибки, перечитала гору книг по психологии, и пришла к выводу, что каких-то единых правил нет, кроме одного: постоянство температурызалог здоровья не только любого живого организма, но и отношений между мужчиной и женщиной. Конечно, иногда надо повышать её, чтобы ликвидировать небольшую «простуду», но не переборщить, чтобы эта температура не начала сжигать и сам «организм». Проще говоря, Гладышев правв семейной жизни нет места скачкам, микроклимат должен быть всегда стабильным. «Термостат» же находится в руках женщины, главноенаучится им пользоваться с умом. Мне кажется, за эти годы я поумнела в достаточной мере, чтобы восстановить «здоровье» нашей семьи, поэтому без колебаний, уверенно отвечаю:
Готова, Гладышев.
Надеюсь, ты понимаешь, что речь идёт о переменах в жизни нашего сына, продолжил он.
Я понимаю, а ты? задала я встречный вопрос, потому что знала, скандалов мы при всем желании не избежим, но скандал скандалу рознь, и мне бы не хотелось, чтобы сын стал свидетелем того, как его отец будет всячески оскорблять мать, а то и давать волю рукам. Я, конечно, не собираюсь доводить Гладышева до бешенства, но считаю не лишним напомнить, что ему тоже не помешает следить за своим языком и действиями.
Я, как и ты всё понимаю, Ян, вопрос в томсможем ли? устало вздохнув, резюмировал он и помедлив, сделал признание, от которого у меня внутри все стянуло огненным жгутом. Я люблю тебя, люблю очень сильно, иначе не сходил бы столько лет с ума. Ты единственная женщина в моей жизни, к которой я испытывал такие чувства. Но
Обожаю эту часть, не удержалась я от шпильки.
В каком смысле? нахмурился Олег.
Нупротянула я, понимая, что сейчас не совсем уместно приводить очередную цитату, но раз уж начала, то надо закончить. Как говорится, всё, что до «но» можно смело отбрасывать.
Возможно, усмехнулся Гладышев и в очередной раз резанул по больному. Суть в том, что я больше не могу тебе доверять. И я не знаю, как мы будем строить отношения при таком раскладе.
Понимаю, тихо отозвалась я, опустив голову, чтобы не выдать предательских слёз, подступивших к глазам. Не получалось у меня спокойно принимать последствия собственных ошибок.
Я просто хочу, малыш, чтобы ты не давала мне поводов для сомнений. Подумай, действительно ли тебе нужно это. Я улетаю завтра в Москву, неделю меня не будет, взвесь всё. Хочешь ли ты изменить свою устоявшуюся жизнь?
Всё, чего я хочу, Гладышев, это ты. И другого ответа у меня не было и не будет, отрезала я.
Тогда завтра же реши вопрос со своим бараном, а то он уже разводиться собрался, и верни ему всё, что он подарил, потребовал Гладышев, отправляя меня просто в нокаут.
Глава 4
«Самые страшные преступления, самые жестокие убийства совершаются под эгидой любви.»
(с) Яна
Сказать, что я в шокене сказать ничего. Я, конечно, была готова к тому, что Олег, как всегда, поставит кучу условий и может быть, даже потребует заключить договор, но чтобы всё это доходило до такого абсурда Нет, этого я не ожидала. И теперь не знала, то ли смеяться мне, то ли возмущаться.
Ну, в самом деле, какого чёрта? Может, и мне потребовать, чтобы он забрал у своей Алиске всё, что надарил за эти годы? А что? У меня ведь в своё время забрал, точнее, вышвырнул беременную на мороз в одной сорочке и нормально.
Конечно, он тогда не знал, что я в положении и да, у него были причины для гнева, но он ведь нас с Сашкой чуть не угробил! Я никогда не забуду те два месяца ада в тюрьме, когда загибалась, выблевывая свои легкие в этом вонючем медпункте, а после сходила с ума от ужаса, боясь, что наш сын родиться инвалидом или вообще не родиться.
Нет, я Гладышева ни в чём не обвиняю, просто до ужаса боюсь вновь оказаться финансово уязвимой и беспомощной. Поэтому для меня Пронинские подарки не вопрос принципа, а залог уверенности в завтрашнем дне. И я хочу, чтобы Олег это понял и прекратил так ухмыляться, словно видит меня насквозь. Я готова к его проверкам: готова мириться с его характером, готова терпеть, готова да ещё тысячи всяких этих «готова». В конце концов, о чём речь?! Но не забавы ради или в угоду его самолюбию, а когда это действительно необходимо.
Что молчишь? с «понимающей» усмешкой уточняет Гладышев.
Ну, однозначно, не по тем причинам, о которых думаешь ты, не в силах сдержаться, язвительно парирую я.
Неужели?
Да, Олег. Суть не том, что меня возмущает подобный «каприз», хотя возмущает, конечно, но я в состояние справиться со своими эмоциями. И если уж тебе это действительно не даёт покоя, то я сделаю, как ты просишь.
Но? снисходительно улыбнувшись, присел он на край кровати.
Нет никаких «но». Я просто не считаю нужным лицемерить и делать вид, что мне легко даётся это решение.
А что так? Разве любовь не выше материальных благ? продолжает он насмешничать. Прикусываю губу, изо всех сил стараясь проглотить крутящийся на языке резкий ответ, но не получается. Не могу. Я не хочу упрекать Гладышева или обвинять в чём-то, но если ему так необходимо покопаться в моём нутреради бога.
Легко и просто тем, кто не загибается два раза в год от хронического бронхита и не знает, каково это согласиться сохранить беременность, когда у тебя крупозная пневмония и врачи в один голос кричат, что ребёнок может родиться инвалидом.
Гладышев бледнеет, как полотно и отводит взгляд, но я не испытываю удовлетворения, поскольку не стремлюсь сравнять счёт. Это раньше Яночка бы ликовала, а сейчас Сейчас от той Яночки осталось разве что имя, и пора Гладышеву это понять.
Я ничего не предъявляю тебе, Олег, -тяжело вздохнув, устало произношу я. Но если так хочется препарировать меня, словно лягушку, то
Я понял, Ян, перебивает он меня. На несколько минут повисает тягостное молчание, которое, если честно, прерывать совершенно не хочется. Мы оба наломали кучу дров и в равной степени виноваты в том, что с нами случилось, поэтому бессмысленно тыкать друг друга носом во всё это. Конечно, мне, как и всякой на моём месте, хотелось бы, чтобы Гладышев пал ниц, сожалея о том кошмарном эпизодечто ни говори, а девичья любовь к мыльно-оперным сценам не искоренима, но кто-то должен быть взрослее и мудрее. А поскольку мужчины, даже будучи на двадцать лет старше, все равно остаются детьми, то приходиться своё девичье «я» засовывать поглубже.
Я сделаю, как ты просишь, объявляю, подводя черту нашему нелегкому разговору. Гладышев явно не ожидал от меня такого ответа и собирался что-то сказать, но в палату вошёл доктор, и пришлось свернуть лавочку, чему я была несказанно рада. После шести лет эмоционального штиля подобные карусели не просто выматывали, они опустошали, поэтому мне требовалась передышка. Олегу, видимо, тоже, поэтому он оставил меня наедине с доктором и ушёл в кафетерий.
Пока шёл осмотр, я успела собраться с силами и подготовиться к очередному раунду, но вернувшись, Гладышев, как ни странно, не торопился выяснять отношения.