Миновал февраль. Снег постепенно начал таять, с холма вниз струились грязные потоки. Флер по-прежнему выходила в сад или выезжала в фаэтоне. Сейчас уже больше нельзя было кататься в удивительных русских санях.
Певерил подолгу задерживался у Растинторпов, на этот раз работая над новым портретом. Но иногда по вечерам, когда карета маркизы (которую любезно предоставляли ему для такого случая) привозила его обратно в Кадлингтон, он видел Флер. И они могли приветственно помахать друг другу рукой. Если они шли навстречу друг другу по парку, то останавливались и разговаривали, но всего несколько минут. Миледи очень стеснялась своей погрузневшей фигуры, ее словно мучила совесть. Ибо теперь она понимала, что любит Певерила со всей силой и нежностью женского сердца. И она печалилась по своей утраченной молодости. Сейчас любовь не могла что-либо изменить в ее жизни, к тому же Флер была глубоко нравственным существом, и ничто не могло побудить ее бросить тень на достоинство нынешнего положенияжены Сен-Шевиота.
Позднее, когда свирепые мартовские ветры сотрясали огромный замок и будущей молодой матери приходилось постоянно свертываться калачиком поближе к каминам, ее душевные и физические страдания усилились. Иногда рядом с ней сидел Сен-Шевиот, но ее общество, казалось, только смущало его. Тем не менее он был на редкость ласков и учтив, беспрестанно заботился о ее здоровье, то отдавая распоряжения, то отменяя их: ей нельзя делать то, ей надо делать это. Где-то он слышал, что будущей матери нужно пить какое-то особое молоко и есть редкую пищу. И он посылал за новыми коровами из Джерси, заказывал всевозможные деликатесы из лондонских магазинов и даже из Парижа. Флер была окружена подарками, от которых буквально задыхалась. Их без конца привозил Сен-Шевиот, всегда охваченный безудержным бахвальством. Иногда своими действиями он даже вызывал у нее смех.
Вам надо быть веселой, иначе ребенок родится меланхоликом и будет таким же болезненным, как и вы, выпалил Сен-Шевиот как-то вечером, когда приехал на несколько дней в замок. Сейчас он беспредельно радовался весенней погоде. Ясный апрель перешел в теплый нежный май. Лес стоял зеленый, а солнце все чаще освещало холмы и долины. Как вам новые книги, которые я принес вам? Вы не находите их забавными? сердито вопрошал он. Я же говорил вам, что они занятны.
Она перелистывала страницы романов, угрюмо поглядывая на него, но была смиренна и послушна:
Я стараюсь чаще смеяться, Дензил. Но это очень трудно, когда пребываешь в скверном расположении духа. Умоляю вас, перестаньте тревожиться о моем здоровье. Сейчас я чувствую себя превосходно, и доктор Босс сказал, что мне нечего бояться.
Если он окажется не прав, я прострелю ему глотку, пробормотал Дензил.
Она взглянула на него, ее прекрасные глаза горели презрением. До чего же он жесток и в любви и в ненависти!
Однажды вечером барон упомянул о картине Певерила, где были написаны ее руки.
Наш юный гений становится дерзким. Он не просил моего разрешения подарить вам это. Однако как ему удалось так похоже написать ваши руки? Вы что, позировали ему вы осмелились
Ведь он писал с меня большой портрет и запомнил их тогда. Он решил, что, подарив мне эту маленькую картину, тем самым выразит благодарность нам обоим.
Не нравится мне это! возразил Сен-Шевиот. Пара рук какая глупость!
Наверное, они олицетворяют мгновение молитвы, но такие вещи вас совершенно не интересуют, произнесла она с необычным для себя сарказмом.
Сен-Шевиот нахмурился и сердито посмотрел на нее. Она лежала на диванчике возле камина в маленькой гостиной, где они проводили время наедине. На ее плечи был наброшен кашемировый платок. Сен-Шевиоту показалось, что она выглядит не так болезненно, как обычно. Она сейчас чертовски красива, подумал он. Его бесконечно раздражало, что так и не удалось полностью сломить юную душу Флер.
Что ж, раз вам угодна религия, то занимайтесь ею, леди Сен-Шевиот. Вы ведь слишком святая для меня. Не сомневаюсь, что ваша святость сделает вас прекрасной матерью.
Она промолчала. «Прекрасная мать, увы»с горечью подумала она. Несмотря на то, что роды приближались, она пока не почувствовала ни капли любви к ребенку Сен-Шевиота. Бедный нежеланный малыш! Конечно же, она будет добра к нему и, безусловно, постепенно полюбит. Ей оставалось ждать еще месяц, а затем все завершится. Она перестала жадно стремиться к смерти, поскольку понимала, что это грешная мысль, ибо если ребенок останется жить, а она умрет, то кто тогда станет ему матерью?
Сен-Шевиот раздраженно зашагал по комнате.
Сегодня двадцать восьмое мая, произнес он. Босс сказал мне, что ребенок должен родиться до конца следующего месяца. И это хорошо, поскольку я надеюсь быть в Лондоне на коронации королевы.
Флер проявила совсем немного интереса к его словам. Но только внешне. Ибо ее всегда интересовали рассказы о молодой королеве Виктории. И она внимательно слушала Сен-Шевиота, когда тот начал обсуждать коронацию. Он сказал, что это будет одно из самых ярких и блистательных событий в истории страны. В посольство уже прибыл герцог Далмации, чрезвычайный посол Франции. В Европе соберутся все коронованные особы. Начинались празднества и пиры, каких раньше не знала столица.
Говорят, что расходы на это событие достигнут около семидесяти тысяч фунтов, продолжал он. Сам же я заказал новый прекрасный костюм для этого случая.
И он стал описывать, сколько французской парчи ушло на его камзол и каким он будет. Рассказывая, он курил сигару и смаковал стаканчик послеобеденного бренди. Со стороны они сейчас могли казаться счастливой супружеской четой, печально подумала Флер. Сен-Шевиот был весел и добродушен. Но только некоторое время. Он скоро устал и собрался уходить. Его пригласил на ужин с карточной игрой один из его приятелей, сэр Эдмунд Фоллиат.
Он взял руку Флер, коснулся ее губами и тут же почувствовал, как дрожит ее тело, поэтому отпустил ее руку и рассмеялся.
Прекрасно, дорогая. Если вам угодно, возденьте ваши ручки в молитве. Мне все равно. Спокойной ночи. Не забудьте выпить горячего молока. Я пришлю к вам Одетту.
Она кивнула, а Сен-Шевиот добавил:
Кстати, я беседовал с миссис Д. Она глубоко возмущена тем обстоятельством, что вы не желаете принимать ее, и мне бы очень хотелось, чтобы, когда родится дитя, вы изменили свое отношение к моей славной миссис Д.
О Дензил! вдруг воскликнула Флер. Нельзя ли найти для меня другую домоправительницу? Я просто не могу высказать словами, какое отвращение внушает мне миссис Динглефут!
Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, холодно произнес он.
Она бросила на него мягкий просительный взгляд.
Вы даете мне так много того, что мне не нужно, так неужели вы не можете сделать для меня такую малость?
Он заколебался. Ведь в первый раз его молодая жена так прямо и интимно просила его о чем-то. И давняя неистовая, безумная страсть снова охватила его. Он резко повернулся к диванчику, уткнулся лицом в ее грудь и стал лихорадочно целовать ее разметавшиеся локоны.
Я сделаю все, все, только бы вам было хорошо! Даже уволю из замка бедняжку миссис Д., но только поклянитесь, что любите меня! тяжело дыша, бормотал он в приливе страсти.
Вздрогнув, она высвободилась из его объятий. Ей показалось, что ребенок в ее чреве протестующе зашевелился. И ее снова охватили страх и отвращение. Она снова, как всегда в таких случаях, словно наяву увидела Бастилию и ощутила похотливые, грубые объятия Дензила в ту ужасную ночь.
Оставьте меня, шепотом попросила она. Уходите. Возвращайтесь к своим любовницам.
Он быстро поднялся, оправил рукав и разразился омерзительным смехом.
Как это привычно для меняваше целомудрие охлаждает мои чувства, превращая их в лед. Но прошу прощения, дорогая. Сейчас, конечно, не время для ухаживаний. Если бы ваш юный гений в башне был скульптором, а не художником, то я бы предложил ему высечь вас из мрамора. Ибо таковая вы и есть!
Чтобы вы могли взять молоток и разбить эту статую вдребезги? осведомилась она и, гордо вскинув изящную головку, посмотрела на него в упор. Он отвел взгляд, чтобы не видеть презрения в ее глазах, и широкими шагами направился к дверям.
Спокойной ночи, на ходу бросил он, не оборачиваясь.
После его ухода ее гордая голова поникла. Флер могла быть жестокой и твердой в его присутствии, но не тогда, когда оставалась наедине с собою. Неуправляемым магнитом тянуло ее в высокую башню, такую близкую и одновременно такую далекую. Уже много времени прошло с тех пор, как они обменялись короткими фразами с «юным гением», как насмешливо называл Певерила Сен-Шевиот, который, несмотря ни на что, чувствовал в художнике достоинство, которого никто не мог у него отнять.
Ах, Певерил, дорогой, милый Певерил! прошептала она.
Ребенок в ней снова дал о себе знать. Флер вздохнула, положила свои прекрасные руки на живот и горько заплакала.
Глава 16
В последние две недели перед родами Флер в Кадлингтоне стояло такое лето, какого не помнил никто из старожилов. Пронзительные ветры, постоянно свирепствовавшие над долиной, утихли. Над лугами витал аромат цветов, в лесах царили тишь и благодать. В парке, окружающем замок, стояла почти тропическая жара. Все вокруг навевало мечтательное настроение и покой. Дни были такие длинные и жаркие, что даже птицы, казалось, уснули и перестали петь, словно оцепенев на неподвижных листьях деревьев. Цветы распускались с неимоверной быстротой. Лепестки роз опадали от жары до наступления сумерек, несмотря на усилия многочисленной армии садовников, чуть ли не ежечасно поливающих их. Только ненавистные Флер орхидеи, распускающиеся прямо на глазах, становились все более массивными, принимая зловеще-порочный вид. Огромные лужайки и широкие газоны из бархатно-зеленых превратились в ярко-золотые. Слуги жаловались на нестерпимый зной и постоянно ворчали. Окна просторного замка все время держали открытыми; дверитоже, поэтому по многочисленным бесконечным коридорам носились свирепые сквозняки.
Сен-Шевиот больше не ездил в Лондон, поскольку доктор Босс предупредил его, что ребенок может появиться на свет со дня на день. Так что до поры до времени он забросил свои постоянные клубы на Пиккадилли и очередную любовницу. Разморенный жарой, лениво зевая, он бродил вокруг замка, спал или крепко напивался. Жену он видел редко, но приставил к ней двух опытных повивальных бабок, рекомендованных доктором Боссом. И теперь Флер ни на секунду не оставалась одна, постоянно находясь под неусыпным вниманием этих двух женщин. Барон не желал, чтобы во время родов с его женой что-нибудь случилось.
Несколько месяцев назад, когда Флер спросила его, не могла бы она пригласить побыть с ней ее старинную подругу Кэтрин Куинли, Сен-Шевиот согласился, считая, что визит Кэтрин улучшит настроение жены. Однако судьба не подарила Кэтрин этой маленькой радости, ибо за несколько дней до поездки к Флер она слегла с оспой.
Теперь, когда роды неминуемо приближались, Флер оставалась совершенно одна и телом, и душой. Постоянное присутствие повивальных бабок и служанок нестерпимо мучило ее. Флер раздражала одна мысль о том, что Сен-Шевиот бродит где-то поблизости и ожидает готовый, как тигр, наброситься на нее, в случае если она сделает что-то неугодное ему сделает что-то не на пользу ребенку. Его ребенку. И ни в коем случае не ее.
Она больше не спускалась вниз, а все время оставалась наверху, в опочивальне или будуаре. И ей бы еще больше нравилось находиться в этой сказочной опочивальне, не знай она, что сразу после рождения ребенка Сен-Шевиот намеревается уничтожить творение Певерила.
Я бы сказала, что у нее не все дома, как-то вечером проворчала миссис Динглефут, когда слуги ужинали, перебравшись по причине жары из кухни на воздух. Наверное, и ребенок родится полоумным. Моя бывшая хозяйка перевернулась бы в могиле от такого известия.
Несмотря на то, что Певерил всегда старался покончить с ужином как можно быстрее, чтобы вернуться в свою уединенную башню и продолжать работу над картиной, он, как обычно, прислушался к разговору.
И, услышав эти слова, с возмущением запротестовал, что случалось с ним крайне редко. Глядя в упор на грозную домоправительницу своими честными глазами, он заметил:
Любой, кто когда-нибудь разговаривал с ее светлостью, не может назвать ее ненормальной! Да, она довольно замкнута, но весьма умна и обладает многими талантами.
Миссис Д. обмахнулась веером, стерла тыльной стороной ладони пот со лбаво время жары она была особенно омерзительнойи, пристально посмотрев на художника, сказала:
О! Да вы только послушайте нашего юного гения! Он всегда был защитником миледи.
Одетта, по-прежнему питающая тайную страсть к красивому юноше, придвинулась к нему и толкнула его локтем.
Вы зря тратите время, мистер Певерил. О-ля-ля! Если мсье барон узнает о вашем, таком любовном отношении к ее светлости, он просто пристрелит вас. Вот так И она, прицелившись в Певерила вилкой, клацнула зубами.
Миссис Динглефут фыркнула. Айвор развязал галстук и сидел, обмахиваясь рукой, но проницательными глазами украдкой поглядывал на Певерила. Он жгуче завидовал молодому художнику с первого дня, как тот поселился в замке. В равной степени он ревниво относился и к молодой жене милорда, которой тот уделял столько времени и внимания. Как и миссис Динглефут, он страшно сожалел, что прошли те веселые деньки, когда в замке гремели дикие оргии, которые закатывал молодой холостяк. И валлиец произнес певучим голосом:
А наш господин художник стал страшно чванлив нарисовав всю красоту этой местности.
Я не чванлив, быстро возразил Певерил.
Вы вообще-то задумываетесь о вашем поведении, мистер Певерил? заговорила миссис Д. Вы ведете себя несоответственно вашему положению. Она сложила руки на огромной груди и злобно посмотрела на Молодого человека. Прокрадываетесь в опочивальню ее светлости, когда милорд отсутствует Не забывайте, что нам известно об этом.
Певерил вскочил из-за стола.
Вы говорите низкие и непристойные вещи! возмущенно воскликнул он.
Одетта схватила молодого человека за руку и попыталась усадить рядом с собой.
Полно, полно вам, садитесь и ешьте, дорогой. Они только поддразнивают вас, проговорила она.
Юноша резко оттолкнул ее руку. Он весь дрожал от негодованияиз-за Флер, не из-за себя.
Айвор зловеще прищурился.
Вам бы лучше поостеречься. Узнай его светлость, что вы так увлеклись миледи, он с вами обойдется весьма сурово.
Не вмешивайтесь в то, что вас совершенно не касается и в чем вы ничего не понимаете, вы сердито начал Певерил.
Остерегайтесь и моего плохого настроения, отчетливо проговорил валлиец. Я пока еще не ваш враг, но стреляю не хуже его светлости. К тому же я весьма опытный фехтовальщик. Можно вам задать вопрос, сэр Певерил: вы способны драться на дуэли?
Я не владею шпагой и не хочу никакой драки. Яхудожник, ответил молодой человек.
Или трус? ехидно осведомился валлиец.
Воцарилась тишина. Остальные слуги прекратили шумный разговор, с грохотом поставили пивные кружки, отложили вилки и ножи. Худощавый мальчишка из кладовой вытер сальные руки о передник и приготовился слушать. Все сгорали от любопытства, ожидая, что ответит молодой художник на это прямое оскорбление мистера Айвора.
Певерил мог дать лишь один ответ. Всегда деликатный, учтивый и полностью отвергающий физическое насилие, Певерил Марш, однако, не мог стерпеть, чтобы его назвали трусом. Он набросился на валлийца. В следующую секунду он очутился на полу, а стальные пальцы Айвора изо всех сил вцепились в его горло. Никто из присутствующих не осмеливался вмешаться. Если когда-нибудь даже главный повар или дворецкий в чем-то противоречили валлийцу, то потом только сожалели об этом. Одна Одетта с пронзительным криком схватила Айвора за руку.
О Боже, отпустите же! Вы убьете его! Он же слабее вас! кричала она в ужасе.
Пусть дерутся, злобно произнесла миссис Динглефут, сверкая от удовольствия глазами. Она буквально тряслась от радости, видя тщетные усилия юноши высвободиться из железных рук валлийца.
Вдруг дверь в помещение для слуг широко распахнулась и вбежала одна из повитух. Чепец ее был сдвинут набок, розовощекое лицо искажено волнением. Размахивая голыми веснушчатыми руками, она закричала домоправительнице: