Да нет, ничего, милорд.
Тогда Люсьен зловеще рассмеялся, а затем вернулся к своим бумагам.
Ах да, вдруг произнес он. Ты недоволен, поскольку я возложил на тебя неприятную задачу по подготовке моего бракосочетания с леди Еленой, которое должно состояться сегодня вечером. Разумеется, с моей стороны было весьма неосмотрительно причинять тебе боль. Ведь ты безумно влюблен в нее, не так ли?
Милорд! с пылающим лицом возразил Обри, и в его глазах отразилось смущение и некоторый страх.
Маркиз снова рассмеялся. Его смех был резок и сух. И если в нем и содержалось веселье, то оно явно носило злобно-сардонический характер. «Смех такой же, как и его хозяин», с раздражением подумал Обри. Правда, пока Обри не стал настолько раздражительным, чтобы вспылить. У маркиза был жестокий и решительный нрав. Он никогда ничего не просил и никогда ничего не давал. И всегда требовал от всех своих подчиненных неукоснительной преданности и послушания. А кроме того, к нему с нежностью и с глубокой благодарностью относилась самая красивая женщина во всей Англии: Елена, сперва Безымянная, которая вскоре станет маркизой де Шартелье. «Возможно, в отчаянии думал секретарь, маркиз требует безграничной преданности и уважения из-за своего обостренного чувства справедливости. Никто о нем ничего не знал не знали даже, какое наказание может постигнуть его обидчика. Однако догадывались, что возмездие наступит весьма скоро и что маркиз никогда не прощает пренебрежительного отношения к себе».
Для Обри и по сей день маркиз оставался загадкой и постоянной темой для раздумий. Даже сейчас, когда Люсьен возложил на секретаря весьма неприятные хлопоты по подготовке его женитьбы, которая должна была произойти тайно, в присутствии всего двух свидетелей. Венчание предстояло в крипте личной часовни маркиза, и проведут его два священника. Одинангликанского вероисповедания, а второй римско-католического, беженец из Франции, который когда-то был исповедником семьи де Шартелье. Не то чтобы Люсьен ходил в какую-либо церковь, он и не вспоминал о религии по меньшей мере двадцать последних лет, однако он пожелал, чтобы венчание состоялось по всем правилам, во всем отвечая понятиям света.
Маркиз окунул перо в чернильницу, поставил подпись на документе и через плечо передал листок секретарю.
Отнесешь это во французское консульство.
Слушаюсь, милорд.
Ты оговорил время?
Да, милорд, ровно в девять часов в крипте.
Свидетелями будете только вы с врачом. Или это зрелище слишком мучительно для тебя?
Холодный тон хозяина пробрал молодого человека до костей. И он с несчастной улыбкой поспешно ответил:
Даже если и так, какое это имеет значение? Ведь я слуга вашей светлости.
Если хочешь, можешь отказаться.
Маркиз обернулся, окинул молодого человека испытующим взором, и недобрая тень появилась в его глазах. В них не было теплоты, с годами они становились только холоднее; как волосы маркиза все больше седели под париком, так и его глаза светлели все сильнее.
За последние две зимы Люсьен де Шартелье сильно постарел. У него начались боли в груди, он часто и надсадно кашлял. Поэтому загородный воздух Бастилии подходил ему больше, чем влажная атмосфера столицы. И до весны маркиз хотел вернуться в свои владения на берегу моря. Но как только в Лондоне откроется сезон, он привезет туда Фауну и с бесконечным удовольствием станет наблюдать за ее первым выходом в свет.
Не говори глупостей, Обри, произнес маркиз, тебе ведь нравится работать на меня, не так ли?
Да, милорд, хриплым голосом ответил Беркетт.
Тогда зачем позволять роковой красоте женщины уничтожать тебя?
Я я и речи быть не может, чтобы я сокрушался из-за этого, милорд, тихо проговорил Обри. Я и не мечтаю о миледи.
А как же твоя безумная любовь к ней?
Юноша опустил голову.
Если вы называете это так
Ну а как же еще?
Умоляю, дайте мне отставку, милорд.
Не раньше, чем я скажу тебе кое-что. Послушай, Обри миледи прекрасно знает о твоих чувствах к ней. Возможно, это не волнует ее. Не знаю. Она держит свои мысли при себе и в отличие от других представительниц ее пола сохраняет полный контроль над своими эмоциями. Вне всяких сомнений, даже если к ней вернется ее былая любовь, она найдет способ обуздать это чувство. И ты тоже должен научиться сдерживаться, мой мальчик.
Я изо всех сил пытаюсь сдерживать мои чувства, милорд. И уверен, что вы просто случайно догадались о моей несчастной привязанности к миледи Елене. Я, разумеется, не заслуживаю ее внимания.
Маркиз сухо рассмеялся. Он с ног до головы оглядел секретаря.
Разве представительница прекрасного пола может не заметить, когда красивый молодой человек вздыхает при ее появлении и жалобно стонет, когда она уходит?
Умоляю, простите меня, милорд, если я каким-то образом обнаружил свои чувства, произнес молодой человек, наконец собравшись с духом.
Маркиз снова рассмеялся.
Сходи-ка лучше принеси подогретого вина со специями. Сегодня адский холод. Да забудь о своих тревогах или помалкивай о них. Занимайся лучше своей работой.
Да, милорд, со сдержанным выражением лица проговорил молодой человек и положил на стол хозяину какую-то бумагу. Люсьен взглянул на нее, подняв брови, кивнул, а затем снова склонился над письменным столом.
Тут тишину нарушил звук властного грудного голоса:
Вы здесь, Люсьен?
Маркиз, изогнув бровь, бросил взгляд на секретаря и откликнулся:
Заходи, дорогая.
Обри, не в силах двинуться с места, застыл, словно статуя, возле стола. Он был рассудительным молодым человеком и впервые влюбился так страстно и безнадежновлюбился в протеже своего хозяина. Он пытался не выказывать своих чувств, особенно перед хладнокровным и проницательным джентльменом, которому служил. Но хозяин раскусил его.
Тяжелая резная дверь красного дерева отворилась, и в кабинет вошла Фауна, известная теперь как Елена.
Она была ослепительна: стройная, изящная, одетая в великолепный костюм для верховой езды зеленого бутылочного цвета, украшенный кружевами по рукавам и воротнику. Ее голову венчала шапка из медвежьего меха, которая не скрывала великолепных волос, золотистым потоком ниспадающих на плечи. От мороза щеки девушки порозовели. Когда она появилась в кабинете, сдергивая желтые перчатки-краги и держа под мышкой кнут, Люсьен де Шартелье в который раз испытал, глядя на нее, чувство гордости. Так человек восхищается своим собственным творением. И действительно, он вправе был гордиться этой светской и царственной молодой женщиной опьяняющей красоты, так изящно ступающей по кабинету. Ее прелестные ушки украшали жемчужные серьги, на груди сверкала брошь с крупным бриллиантом. Она положила Люсьену на плечо руку, унизанную драгоценными браслетами и кольцами.
Превосходная прогулка верхом! воскликнула она. Но я не смогла кататься долго. Дорога очень тяжелая. Серпантин весь покрылся льдом. Народ катается на коньках.
Де Шартелье кивнул и улыбнулся своей холодной загадочной улыбкой. Его позабавило, что она произнесла слово «народ» как аристократка, наблюдающая за увеселениями простолюдинов. Также его забавляло, с каким равнодушием она ответила кивком на приветствие секретаря, который тут же покраснел и отвел взгляд. Люсьен подумал, что теперь Обри полностью потеряет способность наблюдать и анализировать страсти других людей, ибо поглощен собственными.
«Какой долгий путь пришлось проделать этой девочке-невольнице», продолжал размышлять он, разглядывая свое magnum opus. В этой прекрасной женщине не осталось ни следа от той робкой, приниженной рабыни, которую он приобрел когда-то. В двадцать лет Елена достигла расцвета своей красоты. К тому же она была теперь превосходно образованна. Маркиз получал бесконечное удовлетворение оттого, что она свободно владеет французским, итальянским и немецким; ее знания восхищали; она умела играть на клавикордах и арфе, божественно пела. А ее танцевальное искусство превосходило мастерство любой светской дамы. Его ученица, как он и предвидел, почти достигла той стадии, когда она смогла бы превзойти своего учителя. Ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем их длительные дебаты и дискуссии и то, как ее подвижный, натренированный ум был способен блистательно и мастерски следовать в любом направлении. Ее тяга к знаниям казалась ненасытной, а искусное их применениебесконечно талантливым. Если он дал слово обучать ее, то она, в свою очередь, обещала учиться не покладая рук. И она демонстрировала неослабевающее усердие во всем. Его беспредельно радовало ее неутомимое трудолюбие. Такова была Елена-ученица. А что касалось Елены-женщины, этого создания из плоти и крови, с жаркими первобытными страстями и истомившимся сердцем, то она научилась владеть собой и обуздывать свои самые пылкие чувства. Иногда бывали минуты, когда даже Люсьен не мог постичь, что скрывалось под этой гладкой невозмутимой поверхностью и сколько еще времени она сможет оставаться равнодушной к радостям плоти. Теперь Фауна никогда не упоминала о прошлом. Она ни разу не произнесла имени Гарри Роддни с тех пор, как стала жить у маркиза. И только в одном был уверен Люсьенчто любой мужчина в попытке побудить Елену к мимолетной чувственной любви жестоко просчитается. Ибо больше никогда никто не сможет подчинить ее себе. В ней не было прежней слабости и покорности. Теперь она являла собой олицетворение могучей силы воли, и если в ней и кипели страсти, то они находились под самым строгим контролем. Эту невольницу больше нельзя было заточить в рабство, ее послушание и верность по отношению к своему учителю не были порождением страха, ибо она теперь не боялась ни его, ни вообще какого-либо живого существа на всем свете. Он научил ее, храбрую от природы, стрелять, фехтовать и ездить верхом, как мальчишка. И она покорно подчинялась его приказам лишь потому, что сама желала этого. Маркиз находил ее самым обаятельным собеседником, товарищем, равно как и самой способной ученицей. Он ожидал, что желаемой наградой для нее станет тот день, когда он разрешит ей, если она того захочет, составить себе компанию из молодых людей.
Для меня самое большое удовольствиеэто видеть твою красоту и наблюдать, как она расцветает все пышнее, как-то сказал Люсьен. Однако ты молода и уже познала любовь. Это естественножелать любви. Будет ли у тебя возлюбленный? Наверное, я стану завидовать, но не ревновать. Ревнуют только дураки. Ревностьсамое бесплодное и безрезультатное чувство. И, как когда-то заметил Вильям Шекспир, губительное. Я не буду ревновать, но надеюсь, что ты найдешь мужчину, достойного твоего внимания.
Она сильно побледнела, и гордое презрение зажглось в ее взгляде, которому он научил ее для подобных случаев. Маркиз понял, что она вновь вспомнила о Гарри Роддни, но не показала вида. Она лишь сказала:
Мне очень хорошо с вами. Если вам больше не нужна возлюбленная, то и я не стану любовницей ни одного мужчины на свете.
Но все же есть многие, кто посматривает на тебя со сладострастием, напомнил он.
Он намекал на друзей и знакомых, посетивших Бастилию в последние несколько лет. Никто из них не принадлежал к обществу, в котором вращались Памфри. У маркиза гостили самые маститые ученые джентльмены с Континента; из Дании и Швеции, где в молодости Люсьен завел много очень интересных и полезных знакомств, а также со Среднего Востока и из Америки. Ученые, коллекционеры произведений искусства, музыканты и композиторы, художники и литераторы. Вот таких людей принимал у себя маркиз в период обучения Елены. И всякий раз, когда она присоединялась к их обществу, они поражались не только ее красоте, но и эрудиции, и тому, как активно участвовала она в их разнообразных диспутах. К тому же маркиз познакомил ее с оккультными учениями, открыв в ней некоторую склонность к мистицизму. Долгие часы Фауна проводила в библиотеке. Все его книги были доступны для нее. Впрочем, несмотря на насыщенную программу обучения, он никогда не позволял девушке перегружаться сверх меры. В маске или под вуалью, он вывозил ее в Лондон в Оперу или театр. Обри потом сообщал, что весь Лондон жужжал, как потревоженный улей, строя предположения о личности прекрасной незнакомки, сверкающей бриллиантами, которая всегда сидела рядом с маркизом. Ходили слухи, что у маркиза де Шартелье есть любовница, которой он исключительно верен. Но ни одна живая душа не знала ее имени и никто не высказывал никаких догадок по поводу того, откуда появилась эта особа.
Маркиза каждый раз радовала реакция Елены на развлечения. Также он приучал ее мыслить философскими категориями, хотя и не забывал касаться эротических тем. А поскольку она научилась контролировать свои чувства так же, как и мысли, он воспитывал в ней умение выявлять каждую грань своей чувствительной натуры, чтобы потом анализировать ее хладнокровно и безжалостно. И сейчас временами Фауна восхищала его своей способностью держать себя в руках, а также искренним презрением к лицемерию и ханжеству или к обычной женской алогичности.
Он с сардонической усмешкой наблюдал за мужчинами, которые, знакомясь и беседуя с ней, дрожали от ее прикосновения и беззаботного безразличия к их порывам. Однажды молодой человек из Копенгагена привез в Бастилию редкую картинумаркиз очень хотел приобрести ее для своей коллекции. Молодой ценитель искусств остался в Бастилии на ночь. Маркиз довольно рано удалился, оставив его с Фауной наедине. Ночью его разбудил стук копыт во дворе. Затем в спальню вошла Елена и сообщила Люсьену, что выгнала молодого человека из дома.
В такой-то час, пробормотал Люсьен спросонок, однако с крайним любопытством. Почему? Чем он обидел тебя?
Он пытался овладеть мною.
Маркиз, зевая, сел в своей огромной кровати и засмеялся.
Ну, это еще недостаточная причина, чтобы выгонять человека на мороз. Ведь он был нашим гостем.
Елена гордо встряхнула головой, ее глаза сверкнули гневом.
Я помню, что он наш гость. Однако я не могла позволить ему остаться. Он вел себя как животное. Когда он упал к моим ногам, я строго выговорила ему. И тогда он набросился на меня.
Маркиз вновь рассмеялся.
А он недурен собой весьма привлекательный юноша. К тому же великолепно говорит по-английски.
Я не намерена терпеть бесцеремонность этого скандинавского нахала, не умеющего сдерживаться после выпитого вина, возразила она резко.
Маркиз подумал: до чего она красива сейчас, в черном бархатном платье, со сверкающими драгоценными камнями на шее и запястьях. Она стала несколько выше ростом, чем тогда, когда впервые попала к нему в дом. Линии ее фигуры были намного чувственнее и притягательнее, чем прежде. Да изумительное, потрясающее создание! И, подняв бровь, маркиз со вздохом произнес:
Бедняга. А мне почти жаль его! Неужели тебя не возбудила его страсть?
Он мне отвратителен! отрезала она и добавила:Все мужчины омерзительны мне, когда ведут себя похотливо.
Люсьен покачал головой, и когда закрыл один глаз, то его лицо стало еще больше напоминать маску сатира. Маркиз упрекнул ее в непримиримости. Он сказал, что противоестественно презирать всех мужчин и ей надо бы приготовиться к тому дню, когда она, возможно, встретит кого-нибудь, кто пробудит в ней вкус к любви. Надо научиться принимать любовь как должное и предаваться ей.
Тебе бы лучше согласиться, что такое может произойти, и при этом надо быть сильной, не поддаваться слабости. И вот тогда, только тогда ты насладишься своей властью окончательно и бесповоротно.
Ей нравилось обсуждать с ним подобные темы, и она не скоро покинула его спальню
Сейчас он готовился совершить последний значительный поступок и дать ей свое имя, его освященный веками титул, а вместе с ним наконец положение в обществе.
Сядь, дорогая моя, произнес он, когда девушка подошла к камину и протянула руки к яркому пламени. Мне надо тебе кое-что сказать.
Я немного постою, сказала она, снимая медвежью шапку и встряхивая блестящими волосами, которые каждый раз приводили маркиза в восхищение. Он навсегда запомнил тот миг, когда впервые увидел ее с вымытыми и высушенными волосами. Тогда он понял, что перед ним воплощение живого чуда. Он вспоминал, как провел рукой по ее волосам, таким сверкающим, таким прекрасным
Он посмотрел на угрюмого Обри, по-прежнему стоящего подле стола.
Можешь идти, произнес маркиз.
Молодой человек, не глядя на Елену, поклонился и покинул кабинет.
Она хлестнула кнутом по сапогу и нахмурилась.
Обри становится все более неприятным. Он дуется, как школьник, у которого отняли конфету.
Люсьен поцокал языком.
Неужели тебе совсем не жаль его? Он так влюблен в тебя!
Знаю, спокойно ответила девушка. Когда он подает мне листок бумаги или бокал с вином, его руки дрожат от волнения. Он мне нравился больше, когда был совершенно равнодушен ко мне.
Он никогда не был к тебе равнодушен. Я наблюдал за ним с того момента, как ты появилась здесь.
Она пожала плечами.
Что ж, значит, он скрывал это. А теперь открыто обожает меня, что крайне утомительно и неприятно, ибо он даже шутить разучился. Ему надо побороть свои чувства.
Разве не сказано где-то, что человек способен обуздать свою страсть только двумя способами: удовлетворить ее или уйти от объекта своего вожделения?
Значит, Обри должен уйти!
Прошу прощения, дорогая, однако он слишком полезен для меня в качестве секретаря, чтобы я вот так взял да и расстался с ним. Он очень редко ошибается. Посему я буду держать его у себя. По правде говоря, это я должен рассердиться на тебя, ибо ты разрушила то, что когда-то было отличным гармоническим умом, без всяких там эмоциональных сложностей.
Теперь улыбнулась Елена, ее огромные черные глаза весело смотрели в проницательные глаза маркиза.
О ля-ля! воскликнула она. Тогда вам придется укорять меня за то, чем я являюсь за то, что я женщина, желанная для мужчин.
Ты просто кокетка! холодно проговорил он. А теперь слушай меня очень внимательно. Обри принес мне копию Билля, который на этой неделе был проведен в парламенте Гренвиллом и Хауиком. Билль прошел, наконец Уилберфорс добился своего. То есть полнейшей отмены работорговли. Все, занимающиеся такой торговлей, должны будут освободить тех, чьи руки и ноги пока что скованы кандалами.