Неподходящие люди - Ольга Вечная 3 стр.


Следующая ночь напоминает предыдущую по ощущениям, но проходит в более комфортных условияхВаня привез меня к себе домой. Родители отдыхают на даче, и он решил - почему бы и нет. Неловко мне, что тут скрывать, все еще не представляю, в каком я статусе. Пытаюсь нащупать ту грань, чтобы и не оттолкнуть его, и не показаться всегда доступной. Хоть бы не решил, что я и вправду проститутка и работала в ту ночь

Но он так не решил. Носится со мной, как с особенной. Вкуснятины накупил, ванну для меня набрал горячую с пеной, потом массаж делал, но короткий, скорее, чтобы был повод потискать. И опять очень нежно, чувственно трахал. Режет слух это слово, да? Заменить на «любил»? Я слишком прагматична, чтобы употреблять «любил», когда дело касается секса после недели знакомства, но классно же было. Все ждала, покажет ли пренебрежениене показывал. Издевательства в День Рождения, конечно, подпортили мою самооценку основательно, не без этого. Меня не насиловали, но втоптали в грязь, сравняли с землей, унизили и посмеялись. Использовали, как хотели, против моей воли. И он кое-что из этого видел, какие-то картинки должны были сохраниться в его памяти, но вместо этого он двигался на мне, во мне, как сумасшедший, сильными быстрыми или размеренными глубокими толчками выбивая крики. В этот раз я с ним кончила, причем за четыре секса дважды. Он очень хотел этого и добился, потом выглядел польщенным. Сообщил, что я румяная и очень милая, когда на пике. А я все мечтала добыть его документы, но он упорно их не показывал, заранее спрятал.

А еще он рассказывал о себе совсем личное. Что у его дяди и деда рак легких, поэтому он бросил курить в один день, хотя любил это дело. Они проработали по двадцать лет в угольных шахтах, много скопили, но сейчас еще больше спускают на лечение. Скорее всего, причина их недуга в профессии, но он рисковать не хочет, раз есть предрасположенность. Еще я узнала, что его мать печет сумасшедшие шарлотки с таким немыслимым количеством и сочетанием фруктов-меда-корицы, что умереть можно лишь от запаха. И что он любит свою будущую профессию и вообще любит жизнь. Рядом с ним хотелось меняться и мечтать. Вроде бы ничего особенного для парня его возраста, но я с такими никогда не общалась близко, и он просто покорил меня своими планами, амбициями и уверенностью в себе. Вроде бы живем на одной планете, смотрим на мир одинаковыми глазами, но он его видит ярким, с кучей возможностей, а я лишь стены да низкий потолок над головой. Вот почему так?

Засыпая, я представляла его в белом халате с пробирками в руках и тихонько посмеивалась. А он спрашивал: «Что-о, Юль?» - но отключился, не дождавшись ответа.

Быстро у нас все случилось, молниеносно. Вот мы не знаем о существовании друг друга, а вот уже через неделю спим в обнимку, и на двоих у нас столько секретов и воспоминанийгорьких и сладких, от ненависти до восторга, что, спорю, некоторые пары и за всю жизнь не соберут.

Следующим вечером он не приехал, предупредив, что важные дела. Казалось бы, мелочь, но наутро я проснулась подавленной и разбитой, подсознательно всё ждала, что бросит. Возможно наконец, отвращение взяло верх?

Если он скажет, что я ему понравилась, и он пытался, честно, пытался забыть, как они но не смог себя пересилить - наверное, я умру на месте.

Ждала от него удара, хотя не сомневалась, что выкрутится, врубит милосердие и сошлется на иную причину. Слишком добрый. Или и правда занят, как знать. День неспокойный выдался, он мне не писал и не звонил, первой я боялась. И вот я прихожу домой, а там склад яблочной техники и воодушевленные родители.

Выбегаю на улицу, сама судорожно его номер набираювпервые, кстати, оттого волнуюсь особенно сильно. Набираю, а он недоступен. И слезы на глазах. Что делать? Куда бежать? Бред какой-то, быть такого не может.

Возле остановки меня догоняет черная машина размером со среднюю баржу, за рулем мужчина лет за пятьдесят. Седовласый, представительно одетый. На улице жара, он в белой рубашке, черном пиджаке и галстуке под горло, не задохнулся бы. Да и по выражению лица понятно, что шишка важная, привык командовать и смотреть сверху вниз. И до того, как он открыл свой мерзкий рот, я уже сообразила, кто он и что надо.

- Юлия Сергеевна, садитесь в машину, пожалуйста, поговорить нужно. Обещаю, вы не пожалеете.

Я рванула с места.

Бегу изо всех сил, напрягаю ноги, руки, хватаю ртом воздух. Я бегу, будто стометровку на время, будто на Олимпийских играх, к которым целую жизнь готовилась, несусь в сторону остановки и запрыгиваю в первый попавшийся автобус, а затем, вцепившись в сиденье, еду до конечной, изредка поглядывая из оконпреследователь так и тащится позади, не думает сдаваться. Не готова я сейчас к подобным разговорам, мне нужно время подумать и настроиться. Если совсем честно, то от одной мысли хочется забраться под душ и драить себя мочалками и мылом, а тут целое противостояние намечается! Вон какой упорный, все едет и едет, будто дел других нет.

Мне необходимо связаться с Ванькой и всё-всё рассказать ему. Но его сотовый по-прежнему недоступен, а я не знаю о нем ничего: ни фамилии, ни адреса. Район, где живет, помню, примерный путь себе представляю, но ни улица, ни номер дома в голове не отложились. Глянула мельком и тут же забыла. Как чумная с ним, говорю же, детали мимо летят, в том числе важные. Все равно поехать поискать? Может, ноги сами приведут? Или выждать? Там ведь родители будут его, а я пока понятия не имею, намерен ли он со мной их знакомить.

Сутки не звонит, и пожалуйста - я на пороге нарисовалась. Причина веская, но вдруг, на его взгляд, недостаточная для визита?

Как же поступить правильно?

Мне везет, автобус не ставят в отстойник, и, высадив последних пассажиров на конечной остановке, водитель вновь возвращается к маршруту. Видимо, преследователю за рулем баржи надоедает кататься по городу, вскоре он отстает и пропадает из виду.

Наверное, все же дождусь, пока Ваня позвонит первым. Ну пожалуйста, приди смс о том, что он доступен. Гипнотизирую сотовый.

Вечером дома разразился грандиозный скандал, родители давили, прессовали, будто я не дочь им родная, а взятая в плен шпионка вражеского государства. Им нужно было добиться моей подписи, они были замотивированы и способны на все, чтобы заполучить ее. Приводили аргументы, от которых мое сердце кровоточило, как раненое. А уйти, переночевать-переждать-то и негде мне. В итоге я закрылась в туалете и рыдала навзрыд, обняв унитаз. Снаружи открыть дверь нашего туалета нельзя, шпингалет стоит внутри, и чтобы добраться до меня, нужно либо его выломать с «мясом», либо снимать дверь с петель. Папе было лень и первое, и второе, они решили взять измором.

- Юлька, я писать хочу, открывай! - долбилась ко мне разъяренная Люся. А я не открывала, свернулась калачиком и тихонько выла от ситуации, от условий, в которые меня поставила жизнь. От предательства родных, их нежелания понять. Меня трясло и дважды стошнило.

Один из ублюдков, издевавшихся надо мной, оказался сынком влиятельных родителей, и пока мы с Ванькой катались на машине и кайфовали, в другом доме совсем другие люди переживали свой собственный жутчайший кошмар. Планируя будущее, мы и не подозревали, что в этот момент решаются наши судьбы. Нам в голову не приходило, что против нас разворачивается целая кампания с огромными затратами.

Они спрятали сына и его друзей, а сами подняли целую бурю, подключили связи, адвокатов и отыскали выход. Чтобы спасти свои задницы, им не хватает самой малости: моих показаний. Свидетельствования, что мы с парнями весело проводили время, баловались и отрывались, пока вдруг не появился из ниоткуда психопат Ваня и не избил их до потери пульса. Внезапно. Я должна поехать в полицию и переписать свое заявление. Исправить, забрать, написать еще одно новое или как это правильно делается? Родители поначалу говорили об этом, как о деле решенном, они изумились, услышав мое категоричное «нет».

Не-е-е-т!

Всего несколько слов в подтверждение легенды уродов, и у нас куча денег. Так много, что для поездки на море можно взять отпуск без содержания. И маме, и папе, и мне.

Но ведь я не могу. Как так? Предать Ваню? Предать человека, который рисковал из-за меня? Которого я успела полюбить всей душой? Ни одни деньги не могут оправдать подобный поступок.

Еще одна страшная ночь в моей жизни. Помните, я выше рассказывала про слои, каждый новый чернее предыдущего? Может, они и одинакового цвета - серые, но, накладываясь друг на друга, делают мое существование с каждым днем невыносимее.

Мне выключили свет, чтобы скорее выкурить из туалета. Родные говорили вслух и громко, не таясь и не стесняясь, чтобы я слышала, какая я неблагодарная тварина. Что я должна им за еду и кров, что другие дети радуются, когда получается облегчить жизнь престарелым больным родителям. Вырастили доченьку, а она нож в спину всадила!

Нож всадила в спину, отказываясь свидетельствовать против своего Вани.

Я молилась, чтобы этот день скорее закончился, чтобы Бог дал мне силы выстоять и мудрости донести до близких свою точку зрения. Родители ошибаются, они просто не представляют, о чем просят. Сейчас ими руководит алчность, но они обязательно поймут и устыдятся. Только бы мне почерпнуть сил для тяжелых разговоров.

- Юль, ну пожурят твоего Ваню, а-я-я-й скажут. Ну, максимум дадут условный срок за драку, и что? - слышу маму.

- Это тьфу, ерунда, - поддерживает отец.

- На нем это никак не отразится. Будет жить, как прежде. Уедет в свой Красноярск или откуда он? Там никто и знать не знает, регион другой. А через десять лет, попомнишь мое слово, еще и спасибо тебе скажет за важный жизненный урок. А нас эти деньги выручат.

Время шло, а нападки не прекращались. Меня не слушали, меня оскорбляли. Говорили, что если что-то случится с их здоровьем, это будет на моей совести. Что я загоняю их в могилу. Родили доченьку, а она их живьем хоронит!

- Он уедет и не вспомнит о такой нищенке, как ты. Вон на какой машине ездит, ясно же, что родители его влияние имеют. Они твой поступок не оценят, еще и у виска покрутят. Отряхнутся после инцидента и дальше заживут счастливо и сыто, ни разу о тебе не вспомнят. А тебе пристраиваться нужно давно! Третий десяток прет, замуж так и не взяли. Все на шее висишь отцовской.

- И не возьмут! - взревел тот, на чьей шее вишу. И понимаю я вроде, что неправда это, что отдаю им почти всю зарплату ежемесячно, но так обидно и горько, что плачу все сильнее. - И не возьмут! Если продолжишь на белый свет трубить, что тебя насиловали. Кому такая нужна тасканная? Еще не поздно забрать заявление, Василий Васильевич сказал, что успеет замять и никто не узнает. Еще и поможет на первое время, потому что неудобно ему за сына. Сочувствует нам. Хороший человек.

- Вот вообще не понимаю твоего упорства, Юля!

Я сидела в туалете в темноте, и от отчаяния меня накрывало такой жгучей жалостью к себе, что уже не рыдала, а хватала ртом воздух. Колотило меня так, что задохнуться боялась, зубы стучали, чечетку отбивая. Серое. Мне казалось, что все мое существованиеникчемное и серое, никому не нужное. Всегда таким было, одно светлое пятно в неммой Ванька. Который закутал меня в свою ветровку, которую потом даже надевать побрезговалвыбросил. Откуда знаю? Я ж в ней домой пришла утром после дня рождения, постирала тщательно, вычистила. Вынесла ему, как высохла через день, а он затолкал в урну у подъезда. Потом, правда, сосед ее достал и носит теперь, но я про это Ване не сказала. Ветровку, в которую меня куталвыбросил, а менянет, меня любил. Забрать с собой хотел.

Я ведь знаю, что до его появления пытки не шли к завершению, уроды лишь сильнее раззадоривались. Они перебрасывались новыми идеями, от которых у меня по спине ужас ледяными иглами дорожку выколачивал вдоль позвоночника. Растягивали удовольствие, у них вся ночь была впереди. И одна беззащитная скулящая жертва.

О, у них было много блестящих идей. Я не знала, что люди способны делать такое с другими живыми и чувствующими.

Возможно, если бы они реализовали их все, я бы позавчера не смеялась так сильно, до икоты, над комедией в Ванькиной квартире. Возможно, я бы сейчас вообще жить не хотела

Я защищаю Ваню не потому, что собираюсь за него замуж и хватаюсь за выгодную партию, я просто не могу его подвести, вне зависимости от его ко мне отношения.

Обессилев, я ненадолго отключаюсь. А когда просыпаюсь, в квартире тихо, все спят. Кости болят, когда поднимаюсь, руки онемели: что могла - отлежала за несколько часов неудобного сна. На цыпочках пробираюсь к спальне и падаю на кровать. На работу ухожу раньше всех, школа еще закрыта, а я уже у порога с ноги на ногу переминаюсь. На первом автобусе приехала, пустом. Конец августа, уроки еще не начались, поэтому около девяти отпрашиваюсь под предлогом посещения врача, и бегу домой. Там ожидаемо только бабушка: Люся в секции, родители на работе. Ба что-то варит на кухне, целую ее в щеку и в спешке делаю себе бутерброд с колбасой, утром не успела позавтракать. На мгновение замираю, ловя себя на мысли: я так сильно боялась встречи с родителями, что убежала из дома голодной.

- Ты что тут делаешь? - удивляется ба. - На работу же все ушли. Случилось что-то?

- Случилось, бабуль, еще как случилось. Ни разу на меня так сильно не кричали, как вчера. Вообще не кричали ведь раньше, повода не давала. А сейчас трясет до сих пор. Страшно мне.

- Самое главное скажи, ты здорова?

- Да. Кажется, здорова. Бабуль, ты прости. Но не могу я. Не могу так поступить с ним. Папа вопил об упущенной возможности, но это никакая не возможность. Эти деньги нам, конечно, нужны, но они не наши. Не принадлежат нам. Жили как-то раньше, и продолжим своими силами. Если я возьму их, я больше в зеркало на себя смотреть не смогу. Скажешь - дура, идеалистка?

- Юлечка, это только твое решение. Никто не смеет давить. Ты сама должна его принять.

- Я знаю, ба. Но легче от этого не становится. Мне очень нужна поддержка.

- Ты точно уверена, что этот парень, Ваня, не заслуживает обвинения? Он ведь троих зверски избил! Может, ты испугалась и перепутала?

Несколько минут копаюсь на балконе в поисках прочной вещевой сумки, и укладываю туда коробки с подарками-взятками. Куда и кому же их возвращать? В любом случае дома оставлять нельзя, поэтому волоку добро на работу и прячу в шкаф своего кабинета под плакаты с теоремами для девятого класса. У меня впереди полдня, чтобы придумать выход из ситуации. Придумать, кому возвращать взятку, которую брать не намерена ни при каких обстоятельствах.

Не могу я счастливая отдыхать под пальмой, листая пальчиком странички в новом телефоне, не думая о том, что предала парня. Возможно, последнего хорошего парня на этой планете. Предала столь страшным образом. Сможет ли он после этого еще когда-нибудь поверить женщине? Захочет ли помогать тем, кто попал в беду? Разочаруется? Очень страшно от мысли, что хороший человек из-за меня может озлобиться и стать плохим.

Не нужны мне их деньги и подарки! Руки-ноги имеются, сама заработаю. Будут родным и море, и ремонт. Не переломлюсь и смогу найти другой способ помочь, кроме как оклеветать хорошего человека. Придя к этой мысли, я начинаю чувствовать себя лучше.

Хотя бы примерный план в голове составлен, буду придерживаться его. В этом году мне дали неплохую нагрузку на работе, нахватаю репетиторство по подготовке к ЕГЭ. Кстати, если я решусь и уеду с Ваней в большой город (если он еще позовет меня и поможет в первое время, конечно), то передо мной откроются десятки новых возможностей. И зарплата в Крае приятнее, и допзанятия с детьми оцениваются выше. Одна моя подруга берет в час полторы тысячи рублей, в нашем-то городе тристаэто потолок, это для учителей со стажем. Ко мне и за двести идти не хотят пока. Всё это будет, стоит только решиться. Как же сильно меня тяготит мой возраст, для реализации задуманного не хватает всего-то пятилетки опыта за плечами. Сижу за столом и страстно мечтаю о своем тридцатилетии.

Чешутся руки поскорее начать действовать, я едва сдерживаюсь, чтобы не разместить свое предложение на hh. Если только Ваня мне поможет

В дверь стучатся, и когда в кабинет заходит мой новый знакомый за пятьдесят в черном костюме, я практически не удивляюсь и не пугаюсь. Высокий взрослый влиятельный мужчина, и наедине с ним некомфортно, но в моем распоряжении были целые сутки, чтобы подготовиться к разговору, настроиться. Подобрать слова. Эффекта внезапности и неожиданности у него в запасе больше нет. А уж после ночи в темном туалете мне никакое моральное давление не страшно.

Я практически ждала этого человека. Нахожу в себе силы улыбнуться и жестом пригласить зайти, хотя мое гостеприимство никому не нужно, он и так уже посреди кабинета. Дверь за собой не забыл закрыть плотно, машинально я бросаю взгляд на ножницы и степлер в органайзере на столе. Вряд ли нападет, но хочется придумать, чем в случае угрозы обороняться.

Назад Дальше