Я останавливаюсь и разворачиваюсь так, что мой нос встречается с центром его груди. От этого прикосновения через мое тело прокатывается волна вибрации. Я делаю шаг назад и откидываю голову.
Он одаривает меня самодовольным, абсолютно злобным взглядом. Но его голос скорее тихий, сладостный и упрашивающий.
- Давай же, спроси.
Боже, этот голос. Я пыталась игнорировать его, потому что такой голос может утянуть в пучины ада, заставить потерять ход мыслей. Низкий, глубокий и властный. Парень говорит, и это звучит словно музыка для ушей.
Он смотрит прямо на меня, ожидая. И от этого взгляда мое сердце замедляет ход. Я не стояла так близко к мужчине уже очень долгое время.
Сглатывая, пытаюсь заставить свои голосовые связки работать.
- Тогда ладно, скажи мне.
Но он молчит. Замирает, словно его поймали в ловушку, словно вдруг решил поосторожничать.
- Ты издеваешься надо мной, верно? - я смеюсь, не то что бы это смешно. - Ты до умопомрачения умолял меня спросить твое имя, а теперь решил поиграть в Румпельштильцхена?
Он моргает, будто пытается выйти из транса, и затем смотрит на меня.
- Не волнуйся, твой первенец в безопасности, - он набирает в легкие воздух и протягивает руку. - Киллиан.
Я гляжу на его ладонь. Большую, широкую, с загрубелым основанием и кончиками пальцев. Наверное, парень - музыкант. Вероятно, гитарист. Я провожу большим пальцем по собственным огрубелым кончикам. Он снова ждет, хмуря брови, словно я оскорбила его, не приняв рукопожатие.
Так что я протягиваю свою ладонь. Его рука теплая и сильная. Он так крепко сжимает мою руку, что может сломать кости, хотя не думаю, что парень осознает вложенную в пожатие силу. Определенно, он музыкант.
- Имел удовольствие познакомиться, Либерти Белл, - его улыбка милая и почти мальчишеская под этой густой бородой. Раньше я думала, что ему за тридцать. Но сейчас мне кажется, что парень приблизительно моего возраста, то есть в районе двадцати семи - двадцати девяти лет.
Я отпускаю его руку.
- Я бы не назвала наше знакомство приносящим удовольствие.
- О, теперь ты должна признать, что у меня есть великая цель, - он толкает меня, и я закатываю глаза.
- Давай больше никогда не говорить об этом снова.
- Не говорить о чем? - тон Киллиана легкомысленный, пока он выходит следом за мной из дома.
Я направляюсь к своему грузовику, но он останавливает меня, прикасаясь к моему локтю. Его взгляд сосредоточен на доме миссис Кромли, что через дорогу. Миссис Кромли умерла шесть месяцев назад, и ее племянник Джордж унаследовал это место. Я не видела его давно, но знаю, что ему сорок с чем-то лет, есть жена и дети. Сомневаюсь, что они переедут сюда - дом буквально стоит на краю Вселенной, и на нашем маленьком острове - кусочке Аутер Бэнкса - даже нет своей школы.
Но что странно, перед домом припаркована машина с логотипом магазина Ала, а на крыльце - две большие коробки. Киллиан оглядывается, рассматривая рулонную траву, которая пожелтела осенью, высокий холм и тонкую полоску серебристо-голубого цвета там, где Атлантический океан переходит в берег.
Он чешет челюсть так, словно та зудит.
- Тот дом. Ты не знаешь, это дом Джорджа Кромли?
Мой желудок ухает вниз.
- Ага, - произношу медленно.
Киллиан кивает и встречается со мной взглядом. Его улыбка, как всегда, медленно и самодовольно расплывается по лицу.
- Тогда, думаю, мне всё-таки не нужно ехать в город, соседка.
Глава 3
Киллиан
Я назвал ей свое имя, и она меня не узнала. Прошло столько времени с тех пор, как кто-то моего возраста смотрел на меня так, словно я абсолютный незнакомец, и сейчас это почему-то странно волнует. Возникает вопрос, а не облапошили ли меня? Я со всех сторон был окружен фанатами и людьми, которые с радостью целовали мой зад, пытаясь получить от меня желаемое. А теперь, когда моя дорожка пересеклась с этой девушкой, очевидно хотевшей, чтобы я просто свалил на хрен? Я злюсь.
Фыркая, делаю глоток обжигающего кофе и откидываюсь на спинку старомодного кресла-качалки. С места на моем крыльце отлично видно дом Либерти. Он двухэтажный, обшитый белой вагонкой. Тот тип, что вы видите на живописи Эдварда Хоппера. Проезжая мимо такого, вы бы подумали, что какая-то старушка внутри как раз раскатывает тесто на пирог. Спорю, что Либерти тоже готовит отменные пироги, но она, вероятно, раскатает мой мозг скалкой раньше, чем я даже попробую их.
Мой мотоцикл оставил уродливую полоску на траве, напоминая о том, что я сделал в ту ночь. Вождение в пьяном виде. Это не свойственно мне. Я тот, кто обычно держит других в узде. Удерживает друзей, чтобы те не стали жертвой подобной херни, чтобы не превратились в клише, как сказала Либерти.
Что-то сильное и уродливое роится в моей груди. Все мои усилия так и не помогли Джаксу. Образ его обмякшего тела всплывает перед глазами в ярких красках: серая кожа напротив белых плиток, желтая рвота, зеленые глаза, уставившиеся в никуда.
Мои зубы стискиваются, пальцы болят от силы, с которой сжимаю кружку.
Чертов Джакс. Идиот.
От боли сложно даже дышать. Мое тело дергается от потребности в движении. Хочет куда-то идти. Продолжать двигаться, пока разум не прочистится.
Хлопок двери панорамной стеклянной стены вынуждает меня вздрогнуть, и горячий кофе плещется в кружке.
- Дерьмо, - я ставлю его на пол и всасываю в рот обожженный палец.
Через дорогу Либерти уверенно спускается по ступеням крыльца, направляясь к огражденному высоким забором саду. Улыбка растягивает мои губы. Эта девушка не может прогуливаться нормально и расслабленно. Куда бы она не шла, кажется, будто Либерти собирается выполнить судьбоносную миссию.
Она движется через освещенное солнцем пространство, и ее волосы приобретают оттенок топленого сливочного масла. У меня появляется желание запечатлеть этот момент, записать его в виде лирики. Паника от данной мысли поднимает меня на ноги и вынуждает ходить взад-вперед.
Мне следует зайти в дом. И что потом? Лежать на древнем диване, покрытом одеялом с уродливыми синими розами? Пить весь день напролет?
Распаковывать коробки с вещами. Включая три мои любимые гитары. Скотти, крысиный ублюдок, послал их, даже несмотря на то, что я не просил его об этом. Он думает, я стану писать музыку? Песни? Да ни за какие хреновы коврижки. Дерьмо. У меня нет ни малейшего представления, что я здесь делаю. Великая идея Скотти относительно того, что я спрятался на острове, о котором почти никто не слышал, неимоверно тупая. Вероятно, больше не стоит слушать его по пьяни.
Возможно, у Скотти супер интуиция, потому что именно сейчас мой телефон начинает звонить. И только у немногих есть этот номер. Мой взгляд не отрывается от Либби, стоящей на коленях между рядами зелени, когда я отвечаю на звонок. Вот только это не Скотти.
- Привет, мужик, - говорит Уип.
Я не слышал его уже около года. Знакомый голос, словно удар, поражает голову. Я снова откидываюсь на спинку кресла.
- Привет, - откашливаюсь. - Что случилось?
«Иисус, пусть это не касается Джакса».
Мои пальцы становятся холодными, а кровь пульсирует в висках. Глубоко вдыхаю.
- Это правда, что ты застрял в каких-то дебрях Северной Каролины?
Я испускаю рык.
- Он в порядке?
Следует пауза, и затем Уип матерится.
- Дерьмо, мужик, я не подумал. Ага, он в норме, - Уип шумно вздыхает. - Ему намного лучше. Видится с куратором.
Хорошо. Отлично. Здорово, что Джакс сам позвонил мне и рассказал об этом. Я тру лицо руками, закрывая глаза.
- Итак, что тогда случилось?
- Просто подумал, -голос Уипа становится отстраненным. - Нас всех разбросало в разные стороны света. И...черт, я просто захотел поговорить. Узнать, где ты был.
Джакс - тот, кто разбросал нас. В тот день он разрушил нас, словно разбил окно, бросив в него валун. И, тогда как мы с Джаксом играли роль мамы и папы в группе, Уип всегда был нашим якорем, нашим клеем. Он ударил бы меня в горло, если бы я сказал ему это в лицо, но еще Уип самый чувствительный из нас. Я знаю, что ему больно.
Я снова бросаю взгляд на Либби. Ее округлая попка раскачивается, когда она вырывает сорняки. Это зрелище почти вызывает у меня улыбку, хотя она бы возненавидела меня, узнав, что я наблюдаю за ней. На этом я снова пытаюсь выдавить ответ.
- Ты уже разговаривал с остальными? - спрашиваю Уипа.
- Звонил Райю. Мы прошлись по кое-какому материалу.
Это что-то новое. Обычно песни писали мы с Джаксом. Я сажусь немного ровнее, пытаясь сосредоточиться. Мне нужно проявить участие. Я знаю это. Но так сложно собрать хоть какой-то энтузиазм. Несмотря на это, я всё же произношу то, что нужно сказать.
- Ты записал что-то, что я мог бы послушать?
- Ага, конечно. Я тебе отправлю, -Уип выдерживает паузу и затем невзначай добавляет. - Возможно, ты смог бы улучшить их. Сделать нам какие-то замечания.
Я не знаю, как реагировать на это. Нет, меня это не злит. Скорее я даже рад тому, что они снова творят. Но что-то внутри меня - предупреждение, желание сбежать - заставляет побыстрее закончить данный разговор.
Но Уип не закругляется.
- Или, может быть, возвращайся и поработай вместе с нами.
Теперь я снова вскакиваю на ноги, расхаживая по крыльцу перед панорамной стеной. Прижимаюсь лбом к стеклу.
- Пока нет. Но скоро, мужик.
- Ага. Конечно, - Уип кажется таким же искренним, как и я сам.
- Буду на связи, - говорю я.
Возможно, это ложь, а может, и нет. Я не брал в руки гитару уже почти год, и сейчас у меня нет ни малейшего желания.
- Верно.
Когда Уип кладет трубку, тишина звенит у меня в ушах. Я больше не знаю, как быть собой, как быть частью группы «Килл-Джон». Как мы можем двигаться дальше? Должны ли сделать это без Джакса? Или с ним? И всё время оглядываться через плечо, со страхом ожидая, что он повторит это снова?
Часть проблемы состоит даже не в Джаксе. Я устал. Заскучал. И от этого чувствую себя до чертиков виноватым.
Хоть я и на крыльце, но стены давят, выкачивая из меня весь воздух. Мне следует войти в дом, сделать... что-то. Но ноги ведут меня в противоположном направлении. С крыльца моего дома прямо в сторону Либерти.
Она сгорбилась над рядом трав и не поднимает взгляд, когда я прислоняю запястья к верхней части забора, доходящего по высоте до уровня моего подбородка. Я наблюдаю за ее работой, не возражая против молчания. То, как она игнорирует меня, довольно забавно, потому что девушке не очень-то хорошо дается данная задачка. Всё ее спокойное «меня не волнует то, что ты здесь» выражение говорит лишь о том, что Либби, охренеть, как волнует мое присутствие. Она просто не хочет, чтобы оно ее волновало.
Я усмехаюсь в ответ на эту мысль. Во всем этом есть что-то такое нормальное.
- Знаешь, много девушек стояло передо мной на коленях. Но обычно они делали это с улыбкой.
Она фыркает.
- Я бы больше впечатлилась, узнав, что это ты опускался на колени. Мне нравятся те, кто дает, а не берет.
Иисусе. Я могу представить ее с широко расставленными ногами, командным тоном повелевающую мне хорошенько вылизать ее там. Переношу вес с ноги на ногу, отодвигаясь от забора. Не нужно, чтобы она видела нарастающую выпуклость в моих штанах. Не уверен, то ли меня к ней тянет, то ли я вдруг стал мазохистом.
- А что насчет идеи дать и взять? Такое тебе по душе?
Даже несмотря на то, что я шучу, зазрение совести вспыхивает внутри. Когда я в последний раз чувствовал подобное и чувствовал ли когда-то вообще? Потому что она права - я стал ленивым, сидел, как король, пока девушки сосали мой член, и придумывал песни или планировал выпустить следующий альбом. Я достиг той точки, в которой меня не ебало, что эти девушки делали или куда девались, когда я с ними заканчивал.
Теперь Либерти поднимает на меня взгляд.
- В любом случае, что именно ты здесь делаешь? У тебя что, нет работы?
Боже, я хочу засмеяться в ответ. Но прикусываю нижнюю губу.
- А у тебя? Разве сегодня не вторник?
- Среда, и я работаю на дому, спасибо.
- Чем занимаешься?
- Если бы я хотела, чтобы ты знал, то сказала бы.
- Ты ди-джей?
- Ди-джей? - она изумленно смотрит на меня. - Ты серьезно? И где, по-твоему, я играю? В церкви?
Я на самом деле заливаюсь румянцем. Не думаю, что такое вообще случалось в моей жизни. Поднимая взгляд к небу, проверяю, не летят ли свиньи, а затем бормочу:
- У тебя есть куча записей.
- Да, - она напряжено кивает. - Они принадлежали папе. Он был ди-джеем в колледже.
- Коллекция достаточно изумительна.
- Ну да.
- А гитара?
Ее плечи сутулятся.
- Тоже папина.
Теперь я знаю, как чувствуют себя журналисты, беря у меня интервью. Я сопереживаю. Эта девушка побила бы меня в вопросе уклонения от развернутых ответов.
- Ты и вправду не расскажешь мне? - я не знаю, почему так сильно давлю. Но ее решимость закрыться от меня забавляет.
- Думаю, нет, - она вытаскивает ножницы и срезает пучок шалфея, тимьяна и розмарина.
У моей бабушки был сад трав. Небольшой набор ящиков на кухонном окне в Бронксе. Когда я был маленьким мальчиком, то просил ее позволить мне срезать то, что ей было нужно, и она напоминала, чтобы я не повредил листья.
Отбрасываю старые воспоминания, прежде чем они начнут меня душить.
- Ладно. Оставлю это на волю своего воображения, - чешу подбородок, который сейчас очень гладкий и без бороды - чертова штука зудела слишком сильно, чтобы отращивать ее в такую жару. - Склоняюсь к варианту сотрудника службы секса по телефону.
Либби складывает травы в корзинку и раскачивается на пятках.
- Это просто нелепо. Мой голос похож на голос сотрудника службы секса по телефону?
- Честно? Да, - я откашливаюсь, потому что практически слышу ее голос, похожий на сливочное мороженое, который раздает похотливые указания. - Да, похож.
Она хмурится и снова встречается со мной взглядом. Выражение моего лица заставляет ее еще сильнее нахмуриться, тогда как щеки девушки краснеют. Либби быстро возвращается к своим садоводческим делам.
- У меня есть, чем заняться. Ты собираешься стоять здесь весь день, наблюдая? Или, возможно, у тебя есть бутылка, на дне которой пожелаешь найти свой путь.
- Миленько. И нет. Я больше не пью.
Она с сомнением издает какой-то звук.
Мне следует уйти. Оглядываюсь на свой дом. Он стоит, словно опухоль на земле, заброшенный и молчаливый. Это уродливое зудящее чувство нарастает в моей груди. Мне приходится снова бороться с тем, чтобы не почесаться. Хотя Либби не смотрит на меня, выдергивая сорняки из земли. Вздыхая, я откашливаюсь.
- Могу ли я помочь?
Либби
Он не уходит. Не уверена, что с этим делать. Меня убивает то, что я веду себя с ним негостеприимно. С каждым коротким словом, что бросаю парню, я всё сильнее ощущаю на себе возмущенный взгляд бабули. Я была воспитана до ужаса вежливой. Но Киллиан доводит меня до края терпения целым рядом причин.
Я, конечно, ожидала его снова увидеть. Мы всё-таки соседи. Но не думала, что он сразу же станет искать со мной общения и захочет побыть в моем обществе. Однако то, что я веду себя неприветливо, его, кажется, не волнует. Он вроде как напоминает мне тех мальчиков из старшей школы, которые дергают девочек за косички.
И голая правда в том, что ребята, выглядящие, как Киллиан, просто так меня не беспокоят. Они никогда не замечают таких, как я. Так почему же сейчас? Ему скучно? Удручают эти трущобы?
В любом случае, его присутствие одновременно выбивает меня из колеи и вызывает любопытство.
Киллиана, на четвереньках пропалывающего огород, стоит уменьшить в размере. Во всяком случае, теперь он кажется больше, его плечи выглядят шире, перекатываясь под обтягивающей футболкой с изображением капитана Кранча. Его волосы цвета черного кофе ниспадают локонами на плечи, и у меня возникает желание предложить ему стрижку. Не то чтобы я возражала против длинных волос, но пряди Киллиана - полнейший беспорядок. Клянусь, этот мужчина не знаком с расческой.
Но он побрился. Чем довольно сильно меня удивил, так как я ожидала увидеть его запутанную неопрятную бороду, когда чуть ранее услышала голос Киллиана. Но вместо нечетких очертаний лица меня встретили гладкие, чисто выбритые щеки и острый подбородок, а еще четкие ямочки от улыбки. Как кто-то вообще может противостоять этому?
- Как ты понимаешь разницу между сорняком и культурным растением? - его темный бархатный голос окутывает меня, но парень не отводит взгляда от своей основной задачи. От концентрации между его бровей пролегает небольшая бороздка. - Потому что они все выглядят для меня одинаково.