Глаза Фредерика округлились. Значит, отец считал, что заплатил дорогую цену?
А как насчет моей судьбы?
Какой судьбы? нетерпеливо воскликнул отец. Твоим наследием был бы разваливающийся дом и куча долгов.
Руки Фредерика сжались в кулаки, и он затрясся от еле сдерживаемого гнева.
Господи! Даже теперь отец отказывался признать свой эгоизм. По крайней мере, Фредерик не даст ему тешить себя мыслью о том, что у него не было иного выбора.
О-да! Быть незаконнорожденным намного лучше. Он пронзил старика испепеляющим взглядом:Господи! Вы оставили меня на попечение ужасной женщины, избивавшей меня палкой, если оказывалось, что я плохо отполировал серебро.
Нет, нет. Отец обошел кресло, за спинкой которого стоял. В глазах его была тревога. Клянусь, Фредерик, я этого не знал. Когда я отдал тебя на попечение миссис Гриффин, она обещала обращаться с тобой, как с собственным ребенком. Я каждый месяц посылал ей деньги на твое содержание и образование. Я не думал, что она способна на такое предательство.
Фредерик с минуту продолжал смотреть на человека, предавшего его, потом, резко тряхнув головой, отвернулся.
Знаете, отец, меня ничуть не удивляет, что вы бросили меня, поручив чужому человеку заботу обо мне и ни разу не потрудились проверить, хорошо ли со мной обращаются. Вы доказали, что способны пожертвовать мной ради более важных и благих целей. Но мне трудно представить таким же бесчувственным Даннингтона. Он Фредерик был вынужден помолчать и откашляться. Я думал, что он и в самом деле был ко мне привязан. Оказалось же, что он так же виноват в том, что вы лишили меня имени и всего, что мне причитается. Вы лишили меня имени, положения и наследства.
Нет, Фредерик. Ты можешь винить меня, но не Даннингтона. Лорд Грейстон сделал резкое движение к Фредерику, и рука его потянулась, чтобы сжать плечо сына. Он покинул Винчестер через несколько дней после твоего рождения. Ему ничего не было известно о твоей судьбе, пока лет восемь спустя он не оказался по соседству.
Он приехал сюда?
Да. Пальцы отца непроизвольно вцепились в плечо Фредерика. Уверяю тебя, как только он узнал, что тебя нет в Оук-Мэноре, у него появилось намерение объявить всем, что ты мой законный сын, особенно когда он прибыл в Винчестер и узнал, как с тобой обращалась миссис Гриффин.
Глаза Фредерика презрительно сузились.
И что же ему помешало это сделать?
Саймон. Рука лорда Грейстона, лежавшая на плече Фредерика, медленно расслабилась. Он понял, что, вернув тебе права, он разрушит будущее Саймона.
Краткое облегчение при мысли о том, что Даннингтон не предал его намеренно, очень быстро миновало и сменилось осознанием того, что отец специально использовал инстинктивное желание Даннингтона защитить детей.
Конечно. Фредерик презрительно хмыкнул:Как мудро было с вашей стороны скрыть свои грехи за рождением нового ребенка. Наверное, Даннингтон качал Саймона на колене в то время как вы объясняли ему всю вредоносность его поступка, если бы он вздумал обнародовать грязную правду?
Бледные щеки отца окрасил румянец стыда.
Какое это имеет значение? спросил он, отказываясь признавать, что использовал одного ребенка, предавая другого. Мы пришли к соглашению, что Даннингтон пошлет за тобой, как только обоснуется в Лондоне, и я буду присылать ему значительные суммы на твое содержание и образование.
Фредерик слабо покачал головой. Он не мог осуждать своего бедного учителя.
Даннингтона напугала возможность выбора одного ребенка в ущерб другому.
По-видимому, он сделал то, что подсказывала ему совесть.
Повернувшись на каблуках, Фредерик сделал несколько шагов к камину и уставился невидящим взором на пляшущие языки пламени.
И поставил условие, что вы будете принимать меня в Оук-Мэноре ежегодно и терпеть мое нежеланное общество?
Он услышал мучительный вздох отца, потрясенного этим прямым и неприкрытым обвинением.
Нет, Фредерик, именно я настоял на том, чтобы ты ежегодно возвращался ко мне на несколько недель в году.
Почему? Ясно, что в моем присутствии вы чувствовали себя несчастным.
Я чувствовал себя несчастным, потому что меня угнетал стыд, признался лорд Грейстон. Я не мог смотреть на тебя и не понимать, как виноват перед тобой. И с каждым годом бремя моей вины все тяжелее давило на мою совесть. И все же я выяснил
Против воли Фредерик повернулся и встретил мрачный взгляд отца:
Выяснили что?
Я выяснил, что, как бы больно это ни было, мне нужно было видеть тебя рядом. Худое лицо отца было полно скорби. Последние несколько лет были просто невыносимыми, я ждал и наделся получить от тебя хоть слово.
Фредерик замер, борясь с нежеланными угрызениями совести. Господи, он ведь ничего не был должен этому человеку. И конечно, не испытывал чувства вины, оттого что избавил их обоих от унижения и боли обязательных ежегодных визитов.
А теперь, вне всякого сомнения, вы хотите, чтобы я предпочел остаться в Лондоне, а не вернулся в Оук-Мэнор, насмешливо сказал он.
Нет. Отец покачал головой. Можешь мне не верить, Фредерик, но я испытываю облегчение, от того что тебе открылась правда.
Фредерик издал безрадостный смех:
Вы правы, отец, я вам не верю. Он сделал шаг к стройному старику, который за несколько минут, казалось, состарился еще лет на десять. Нет, если у вас было двадцать восемь лет для того, чтобы проявить благородство и честность, но вы этого не сделали.
Лорд Грейстон опустил голову, и глаза его потемнели, потому что, судя по всему, он принял нелегкое решение.
Я был слишком труслив, чтобы увидеть и принять последствия своих поступков. Теперь же, когда все это не в моих руках, я готов встретить все, что мне уготовано.
Фредерик недоверчиво поднял бровь:
Даже если я предпочту потребовать от вас признания законности моего рождения и тем самым разрушу вашу семью?
Без малейшего колебания отец ответил:
Да.
А как же Саймон?
У Саймона нет настоящего интереса к Оук-Мэнору, к своим обязанностям и ответственности барона. Откровенно говоря, он был бы счастлив, если бы ему выделили приличное содержание и он жил бы с сознанием, что может и пальцем не шевелить. Губы лорда Грейстона брезгливо скривились. Не могу отрицать, что в твоих руках поместье будет процветать. Ты доказал, что обладаешь сноровкой и умом, необходимыми для того, чтобы земли приносили доход, а арендаторы будут уважать разумного человека больше, чем расфуфыренного щеголя. Не могу сказать, как часто я печалился, сознавая, что мне наследует именно Саймон, а не ты.
Фредерик на мгновение вспомнил странное чувство, когда проезжал через угодья поместья. Был момент, и этого нельзя было отрицать, когда он смотрел на дом и земли с удивительным чувством будто имел на них право. Будто внезапно осознал, что Оук-Мэнор принадлежит ему.
Фредерик неосознанно тряхнул головой, стараясь отогнать неуместные мысли, и напомнил себе, что, в сущности, ничего не изменилось. По крайней мере, еще не изменилось.
Вы не так глупы, отец, чтобы считать, что Саймон примет меня в качестве вашего наследника, резко ответил он.
Лорд Грейстон только пожал плечами:
У тебя есть средство заставить его принять этот факт.
Это правда, согласился Фредерик. Как только он изучит записи в регистрационных церковных книгах, никто не посмеет усомниться в его праве наследования. И все же он не мог отрицать удивления, охватившего его при виде полного отсутствия страха, когда ложь отца оказалась раскрытой.
А ваша жена?
Она отец пытался подыскать подходящее слово, она будет недовольна.
Я бы сказал, что она будет более чем недовольна. Она вполне может потребовать, чтобы вы вернули ее значительное приданое, раз отказываетесь выполнить условия сделки.
Возможно, пробормотал отец, но его тонкие черты остались непроницаемыми, Но, учитывая то, что Джекоб давно в могиле, едва ли она сможет подать на меня в суд за нарушение клятвы. Если, конечно, какой-нибудь судья выслушает ее и согласится возбудить дело, что весьма сомнительно.
Фредерик смотрел на отца, хмурясь и не веря своим глазам и ушам.
Похоже, вас не особенно беспокоит мысль о том, что вы причините жене такие неприятности, с укором сказал он.
Лорд Грейстон испустил тяжкий вздох:
Знаю, что ты, Фредерик, считаешь меня бессердечным, но всю свою замужнюю жизнь Вильгельмина посвятила тому, чтобы напоминать мне о том, что меня купил ее неотесанный отец, дорого заплатив за покупку. Долго копившаяся и сдерживаемая горечь прорвалась, и ее нельзя было не заметить на его суровом лице. Но хуже всего то, что она во всем потворствовала Саймону.
Фредерик пожал плечами:
Мой жизненный опыт показывает, что родители потворствуют большинству молодых фатов во всем и беспредельно.
Ба! Она избаловала мальчика. За последние несколько лет я пришел к заключению, что, как только я сойду в могилу, он разрушит все, что я сохранил ценою жертв. Отец издал резкий смех, похожий на лай:Какая ирония! Я обменял одного сына на возможность спасти имение и обрек его на уничтожение другим сыном.
Фредерик пока еще был не в том настроении, чтобы оценить иронию ситуации.
Значит, если я потребую права занять свое законное место, вы не встанете на моем пути? спросил он.
Встану на твоем пути? Отец прямо встретил его взгляд. Нет, Фредерик, я не буду становиться на твоем пути. Напротив, я охотно поддержу тебя.
Глава 17
Когда следующим утром Порция проснулась, капризная весенняя погода уже изменилась к худшему. Закутанная с головой в одеяло Порция даже сквозь тяжелую ткань могла слышать, как в окна барабанит дождь.
На мгновение она подумала, что недурно было бы остаться в уютном тепле постели, как в коконе, вместо того чтобы сражаться с неприветливыми дождем и ветром. С глубоким вздохом Порция призналась себе, что устала. Ночь была долгой и беспокойной, потому что она думала о Фредерике, ее раздражали его внезапный отъезд и отсутствие.
Что, если друг убедил его остаться в Винчестере? Или, того хуже, убедил вернуться в Лондон? Несмотря на то, что Фредерик оставил в гостинице свои вещи, было проще простого прислать за ними слугу.
Возможно, ей не суждено его больше увидеть. А это было бы
Со стоном Порция заставила себя подняться с постели и надеть тяжелое шерстяное платье. Поверх него она надела такой же тяжелый шерстяной плащ, после чего направилась по коридорам начинающей пробуждаться гостиницы.
Какой бы неприветливой ни была погода, работа все же была предпочтительнее, чем бездействие в темной комнате в компании с мрачными мыслями.
Занятая тем, чтобы незаметно проскользнуть через боковую дверь, Порция едва заметила стройную мужскую фигуру в дальней гостиной. Фредерик беспокойно расхаживал по темной комнате. Испытав острую радость и облегчение, она вошла в открытую дверь гостиной и широко раскрытыми глазами воззрилась на него.
Фредерик? выдохнула Порция. Я думала, вы остались в Винчестере.
Какое-то мгновение ей казалось, что он не обратил на нее внимания, потому что продолжал беспокойно расхаживать по комнате, потом остановился у окна и наконец повернулся лицом к ней. При виде его пепельно-бледного лица и черных теней под глазами, похожих на следы побоев, у Порции перехватило дух.
Я вернулся еще накануне вечером, сказал Фредерик, и голос его показался ей вязким и скрипучим.
Инстинктивно она сделала шаг вперед, не понимая, болен он или страдает от излишеств прошлой ночи. Господу Богу было известно, что ее отец частенько возвращался домой в таком болезненном состоянии.
Должно быть, вы вернулись очень поздно, сказала она, поддаваясь инстинктивному порыву говорить мягко и тихо. После такой ночи ее отец не переносил громкого шума.
Фредерик поднял руку и провел ею по взлохмаченным волосам.
Вероятно, да.
Вы выглядите усталым.
Вне всякого сомнения, это так, я чувствую, что мне надо выспаться.
Она нахмурилась, поддаваясь растущему беспокойству. Он выглядел не просто утомленным или усталым. Он выглядел холодным, будто из него выкачали все чувства.
Почему бы вам не вернуться в свои комнаты, а мне не прислать вам поднос с едой?
Глаза его медленно сузились, а взгляд опустился на ее шерстяной плащ.
Куда вы собрались?
Несмотря на отчаянную радость при виде него, Порция тотчас же поспешила укрыться за деланным спокойствием. Это уже стало ее нелегко обретенной привычкой, и она это делала бездумно.
Хочу насладиться ранней утренней прогулкой, пробормотала она.
Его дымчато-серые глаза обратились к окну, сотрясавшемуся от яростного ветра.
Едва ли погода подходит для прогулки.
Небольшой дождь мне не страшен.
Неудивительно, что его брови недоуменно взлетели:
Это сильнее, чем небольшой дождь. Скорее, похоже на адскую бурю. Вы промокнете до нитки.
Мой плащ способен защитить меня от любого, даже самого сильного дождя.
Ради всего святого, Порция, неужели стоит рисковать получить воспаление легких?
Ее заученная улыбка оставалась на губах. Черт бы его побрал! Какое право он имеет задавать эти нежелательные вопросы? Разве она пристает к нему по поводу подробностей ночи, очевидно, богатой событиями?
Я никогда не болею. Она плотнее запахнула плащ. Если вы меня извините, я пойду. Мне надо вернуться к завтраку.
Она уже готова была повернуться и уйти, когда Фредерик рванулся к ней и прочитать выражение его лица было невозможно.
Куда вы идете, Порция?
Я же вам сказала
Ложь! резко перебил он. Вы солгали мне, как лгали все подряд всю мою жизнь.
Она с трудом втянула воздух, захваченная врасплох его необъяснимым гневом.
Фредерик, что случилось?
Фредерик ответил язвительным смехом, от которого по коже побежали неприятные мурашки.
О нет, крошка, можете хранить свои драгоценные тайны, как редкие сокровища, я буду делать то же самое. Отправляйтесь гулять, миссис Уокер.
Намеренно резким движением он повернулся к ней спиной и воззрился на залитое дождем оконное стекло. Порция же смотрела на его спину, яростно уговаривая себя уйти.
Фредерик вел себя, как обиженный ребенок, решивший дуться, если ему не удастся добиться своего. И единственно правильной реакцией взрослого, зрелого человека было бы не обращать внимания на его капризы.
Но ноги отказывались ей подчиняться, а руки вцепились в складки тяжелого шерстяного плаща. Разумеется, можно было считать поведение Фредерика присущим именно неразумному существу мужского пола. Оно было вполне обычным для многих мужчин, потому что большинство из них вело себя неразумно.
Но скорее, такое поведение было присуще любовнику, предъявлявшему все большие требования, несмотря на очевидные попытки держать его на расстоянии.
Я не обязана делиться с вами всеми своими тайнами, сказала она, неуместно разгневанная.
Разумеется, нет, процедил он сквозь зубы. Вы слишком ясно дали понять, что готовы разделить со мной страсть, тело и даже до известной степени уделить мне часть вашего сердца, но никак не открыть душу.
Да какое вам дело до моей души?
Мне дело до всего, что касается вас. Он обернулся и посмотрел на нее с безрадостной улыбкой. Глаза его казались темными и затравленными. Это ведь так глупо с моей стороны. Да, крошка?
Она сжала зубы, ощутив острый приступ раскаяния, пронзившего ее до самого сердца.
И тотчас же с раздражением попыталась убедить себя, что ни в чем не виновата перед ним.
Почему он ожидал, что она станет раскрывать ему душу?
Он мог утверждать что угодно, в том числе, что его волнует все, что касается ее, но, в конце концов, он должен будет покинуть «Герб королевы».
Я вас ни о чем не спрашивала! выпалила она.
Конечно, не спрашивали. Он пронзил ее взглядом сузившихся глаз. Вы ни о чем не спрашиваете, потому что ничего не можете предложить взамен. Вы не снисходите до нужд простых смертных.
Ее брови сошлись над переносицей. Черт возьми! Да как он смеет поучать и отчитывать ее?
И что это значит?
Он довольно долго смотрел на нее, отмечая ее оборонительную позицию, потом медленно покачал головой и снова отвернулся к окну.
Это ничего не значит, пробормотал он. Ровно ничего.
Фредерик Она громко вздохнула. Черт вас возьми!
Отправляйтесь по своим делам, Порция. У меня слишком гнусное настроение для того, чтобы с кем-то его делить.
Она понимала, что должна уйти. Мистер Фредерик Смит располагал неограниченным досугом, чтобы дуться, но она, будучи деловой женщиной, отвечала за столь многое, что не могла себе позволить безделья. Даже сейчас до нее доносился голос миссис Корнелл, командующей в кухне своими подчиненными и приказывавшей им развести огонь и собрать яйца.