Наталия МиронинаСвадебное платье мисс Холмс
Пролог
Я сидела в первом ряду и пыталась вспомнить, сколько метров этот самый чертов «язык», этот узкий помост, по которому наматывают километры манекенщицы. Я пыталась вычислить, сколько раз прошли по нему наши модели, высокие худые девушки в этих своих клетчатых юбках и брюках, прежде чем попали сюда, в старинный парижский дворец. Я знала, что все равно собьюсь со счета, все равно не припомню, все равно это прошлое сольется у меня в один длинный промежуток времени, за который мы пережили столько хорошего и плохого. Я понимала, что эта неожиданная сиюминутная страсть к цифрам и точности просто способ отвлечься, не дать себе пустить слезу от умиления и восторга. Сентиментальность, совсем мне несвойственная, накрыла меня именно сейчас, когда сестра вышла в окружении моделей, чтобы принять свою часть успеха. Она ее заслужила, отработала, отжила. Я отлично понимала, что сестра сейчас не видит зал, не видит людей, вставших поприветствовать ее. Скорее всего она видит нас тех, давних, совсем еще юных, преодолевавших преграды и поставивших на карту все, что у нас было. Скорее всего она вспоминала то прошлое, которое воспитало нас, сделало сильными и привело к успеху.
Глава 1Маленькое синее платье
Вообще-то ничего удивительного в нашем выборе не было. Недаром говорят, что жизнь сама продиктует всетолько успевай записывать за ней. Лида в определенном смысле была невезучаяона была моей младшей сестрой и донашивала всю одежку, из которой я вырастала. Обновки покупать нам обеим семье было не по карману. Впрочем, нашей семье порой и молоко не по карману было купить. Фраза: «Девчонки, макароны разогреете, банку с огурцами откроете!» звучала часто. Наш маленький городок, расположенный чуть в стороне от трассы МоскваПитер, был обречен на макароны с солеными огурцами. Производство химической добавки к моющим средствам было прекращено, заводик умер, население города разбежалось в прямом смысле слова. Остались малые, старые да пьяные. Наши родители относились к категории старых и пьяных. Их знал весь городхмельные драки, беготня по улице друг за другом с угрозами, вечные долгивсе это была семья Боярцевых. Но, вспоминая прошлое, я даже и помыслить не могла о претензиях к ним, нашим несчастным родителям. Они оказались слабыми, а жизнь в наших местах ужасала своей серостью, грязью и никчемностью. И это было еще более заметно, поскольку совсем рядом находились два города, достаточно богатых и с большими возможностями. Путешествуя на автомобиле из одного города в другой, путник брезгливо удивлялся не пустым или заколоченным магазинам, а грязным заборам, облупившимся фасадам и раздолбанным дорогам. Впрочем, этому удивлялись и мы, жители этих городов, но привести все это в порядок было выше наших сил. Казалось, жизнь уже здесь никогда не восстановится, а потому и нечего время терять. Гораздо выгоднее сбежать. Одна я уехать не могла. Сестра Лида была моим ребенком, поскольку у родителей, считай, нас уже не было. Они существовали в своем мире, который был населен либо прекраснодушными людьми, либо исчадиями ада и врагами. Все зависело от того, сколько родители выпили за день.
А как мы будем жить? Там, в Москве? Сестра волновалась и бесконечно перешивала старые тряпки. Ходить было не в чем в буквальном смысле слова.
Главноеуехать! Все остальноеприложится. Будем вместе. Ты поступишь в училище. Научишься профессионально шить. Я пойду работать.
А учиться?
Некогда. Учиться будешь ты.
Но чтобы устроиться на работу, надо что-то уметь. Что ты умеешь?
Многое. Мыть посуду, убирать, готовить, сажать капусту, солить огурцы, читать с выражением
Я пыталась шутить, но сестра была права. Получать хоть какие-нибудь приличные деньги можно было за квалифицированный труд. Я же действительно ничего особенного делать не умела. И к тому же в отличие от моей сестры мое хобби никак не могло принести мне доход. Я любила читать и читала абсолютно все, что попадалось под руку. Книгиединственное, что осталось у нас в доме с благополучных времен. И как ни странно, мать с отцом не пытались их продавать. Иногда, впрочем, я замечала прорехи на полках, но догадывалась, что это не родители взяли книги, а кто-то из их знакомых. Естественно, книги тащили, чтобы продать, а не для того, чтобы читать.
И куда ты с таким умениемпросто читать? И с одиннадцатью классами? не отставала Лида от меня. И в этих вопросах я слышала беспокойство не только за меня, но и за наше общее будущее.
Куда угодно. Я прекращала разговор, но ночью мучилась от вопросов. Заколдованный круг бедности и отсутствие возможностей доводили меня до исступления. Надо было хотя бы выучить сестру. Я отвечала за нее. Обеим нам учиться было невозможно. И нужны были деньгиа их без нормальной работы не получишь. На отъезд в Москву тоже нужны были деньги, как и на то, чтобы снять там квартиру. А скопить их почти не получалось. Повторяя классическую фразу: «В Москву, в Москву!», я засыпала лишь под утро, стараясь не прислушиваться к шуму на кухне, где обычно выпивали родители.
Вспоминая сейчас те дни, я удивляюсь лишь тому, что перемены меня пугали гораздо меньше, чем их отсутствие. А еще я почему-то была уверена в себе, в своих силах, несмотря на то, что не имела каких-то серьезных навыков или талантов. Одним словом, мне казалось, что Москва обязательно полюбит несчастных сестерпочти сирот.
Уехали мы гораздо раньше, чем планировали. Это был июнь, канун выпускного вечера у Лиды в школе. Школа была маленькая, всего один класс, но вечер устраивали пышныйс большим ужином, танцами, поздравлениями.
Представляю, в чем все придут! Лида о своем выпускном платье начала волноваться за три месяца.
В чем?
Ну, узкая юбка, декольте, ажурные колготки. Бордель, одним словом.
А ты в чем пойдешь?
Я в платье. В красивом и строгом. Но дорогом.
Я тогда промолчала, подумав, что хоть мать и пообещала Лиде помочь с деньгами перед выпускным, но сестра была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что верить родительскому слову нельзя, и прилив материнских чувств мог означать только одноизрядное количество выпитой водки.
Ты не поняла, Лида заметила сомнение на моем лице, я сошью себе платье. Такое, какого ни у кого здесь нет и не будет.
Из чего шить будешь? Надо съездить ткань купить.
Нет, я переделаю школьный сарафан. Там тонкая хорошая шерсть. Носила я аккуратно
Но это же будет заметно.
Нет, не будет, вот увидишь. Сестра уже что-то рисовала на бумаге.
Я всегда завидовала тем, кто из лоскутов и клубков ниток умеет сделать одежду. Кажется, что все эти линии, точки, пересечения, углы и окружности никогда не будут иметь никакого отношения к твоей фигуре. Ан, нет! Ножницы, мелок, прохладный портняжный метр, стук машинкии вот уже Лида колдовала самозабвенно, она не видела ничего, и эта погруженность, эта увлеченность меня радоваласестра убегала от нашей запущенной жизни, она сама себе придумывала и творила красоту.
Каждый вечер мы закрывались в своей комнате. Я устраивалась с книгой, Лида за швейной машинкой, и так, перебрасываясь изредка словами, мы готовились к выпускному и к отъезду. В эти вечера мы не боялись мечтать и фантазировать. Я доставала карту Москвы и, водя пальцем по линиям улиц, говорила Лиде:
В центре снять квартиру дорого. Я узнавала. Мне, конечно, здесь нравится, я указывала на какой-нибудь район, но, далековато. Все равно, придется жить на окраине. Но зато воздух, зелень. Надо только выбрать нужную станцию метрочтобы тебе удобно было ездить в училище.
Ты, Настя, странная! Сестра делала наметку маленькими стежками. Ты думаешь, так легко поступить?!
Ты поступишь. Ты не имеешь права не поступить. И тебя не имеют права не принять. У тебя почти отличный аттестат. Ты прекрасно шьешь.
Так проходили дни. И вот наконец наступил канун выпускного вечера. Лида действительно сшила чудо. В этом классическом, почти строгом, недлинном и узком темно-синем платье с отделкой из синего гипюра она смотрелась и нарядно, и элегантно. И не было ничего пошлого, не было вычурного, не было ничего, что бы делало ее старше. Это синее платье, как нельзя лучше подходило к ее синим глазам, светлым волосам и бледной коже. В нем Лида выглядела утонченной и изящной.
Здорово, Лидка! Ты точно поступишь, даже не сомневайся!
Поступлю и буду подрабатывать. Я ведь могу дома одежду ремонтировать. На подъезде повесим объявление. Как ты думаешь?
Я ничего не думала. Я чувствовала, что надо как можно быстрее уезжать.
«Выпускной, потом надо будет съездить на экзамены вступительные, потом я «закрою» на зиму ягод и овощей, с собой в Москву возьмем, все легче будет, а потом, осенью, как раз к началу учебного года, уедем. Навсегда!» думала я, прекрасно понимая, что это «навсегда» не настоящее. Здесь оставались родители, жизнь которых сосредоточилась на грязной кухне среди бутылок и банок с самогоном. Я понимала, что забыть город, где выросли, дом, родителей мы не сможем, не имеем права. Хотя, глядя на худую бледную сестру, иногда сомневалась в правомерности этого чувства ответственности. Мы не могли их бросить, не могли оставить без помощи. Впрочем, думаю, наш отъезд они бы и не заметили или восприняли бы с облегчением.
И вот наступил долгожданный день. Платье, наглаженное, манящее своим темным кружевом, торжественно было повешено на дверцу гардероба. Лида отправилась к подруге делать прическу. К пяти часам она должна была быть дома, переодеться, чтобы к шести быть в школе. Пока Лида прихорашивалась, я пошла в магазинмне хотелось вечером накрыть красиво стол, чтобы и дома хоть как-то отметить это событие.
Дочка, ты купи что-нибудь такого, праздничного. Все-таки Лидка взрослой стала. Отец курил на кухне. Небритый, одетый в старые спортивные брюки и несвежую майку, он выглядел как старик. Возраст добавляла худобая давно заметила, что у нас здесь, в городке, все пьющие были страшно худыми.
Пап, переоденься и причешись, побрейся. Вечером будем ужинать. Надо Лиду поздравить.
Ты не учи меня, сам знаю. Лучше матери скажи, чтобы вставала
Сам скажи, я в магазин.
Так ты купишь?
Я остановилась:
То, что ты просишь, покупать не буду. Хотя бы сегодня обойдитесь без водки. Я куплю торт, черешню и конфеты.
Отец уже меня не слушал, он встал, подошел к окну, высматривая соседей-алкоголиков. Мама по-прежнему спала, хотя на часах было уже почти три часа дня.
Магазины в нашем городишке были несуразныетемные, набитые всякой всячиной. И даже если эта «всячина» была качественной, внешний вид прилавков заставлял усомниться в этом. А еще в наших магазинах был запахзапах лежалых товаров. Старого хлеба, сыра, творога. Впрочем, был один большой магазин, супермаркет, куда мы ходили в самых торжественных случаях и куда после школы я устроилась кассиром. Там было светло и чисто, пахло свежим хлебом. Продукты там стоили дороже, чем в других местах, а в долг не давали. Там у кассирш не было заветной тетрадочки, в которую иногда записывали копеечные покупкихлеб, молоко, картошка. В маленьких же магазинах не давали в долг только сигаретыне заплатить за «курево» считалось неприличным.
Ты куда собралась? За недолгую дорогу меня остановило человек пять. Все прекрасно знали, что по улице Коммунаров можно попасть только в супермаркет, но любопытство и почти родственная соседская бесцеремонность заставляла их вступить в беседу и задавать дурацкий вопрос. Я отвечала терпеливо, хотя меня и раздражали эти вопросыс соседями нужно было дружить, их не следовало обижать, ведь их любопытство понятноих жизнь очень бедна. Во всех смыслах.
Торт иду покупать, у Лиды выпускной, отвечала я.
И каждый, кто слышал мой ответ, тут же начинал вспоминать то время, когда мы с сестрой были маленькими, когда отец работал на заводе, когда мать шила нам платья. И все как один обязательно говорили:
Как быстро время бежит! И в этом слышалось: «Что время сделало с людьми!» В этих словах был намек на наших родителей.
Соседи вздыхали и заканчивали беседу:
Ну, храни вас Господь!
И это в общем-то привычное деревенское пожелание меня почему-то очень успокаивало. Этих людей я знала давно, и мою семью они помнили совсем другой, и выросли мы на их глазах, а потому к этому пожеланию удачи я относилась серьезно.
В магазине меня встретили радостно:
Ты чего пришла, ты же выходная?!
За тортом пришла. Ну, и конфет, фруктов. У Лиды выпускной.
Слушай, тебе торт когда нужен? тихо спросила меня администратор.
Сегодня, вечером.
Тогда бери вот этот. И денег не надо. Завтра списание будет. И срок годности истекает через два дня.
Я замялась. Было в этом что-то некрасивоепо такому случаю экономить и брать торт, который завтра выбросят на помойку. Видимо, администратор заметила сомнение на моем лице, вздохнув, она спросила:
Ну вот что придумываешь?! А если бы он на прилавке стоял, в кассе ты бы его пробила, а срок годности все равно бы истекал? Это что-то бы меняло?
Не знаю, но как-то
Никак. Торт отличный. Бери и перестань выпендриваться. Этожизнь! И в ней надо уметь выкручиваться. Кстати, а вот черешню брать вообще нельзяона червивая, завтра поставщику отошлю. Возьми бананы.
Спасибо, я так и сделаю
Если хочешь, завтра не выходи, побудь дома, я найду замену. Администратор уже бежала к служебному входу встречать машину с товаром.
Торт был огромный. Если бы я его покупала, то уже ничего другого купить не смогла бымы жили в жесточайшем режиме экономии, все деньги откладывались «на Москву».
Встретились мы по дороге домой. Моя сестра шла словно несла на голове кувшин с водой. Ее длинные волосы были зачесаны наверх в красивой прическе и закреплены на макушке. И сразу стала очевидной миловидность лица, нежность кожи и яркость румянца. «Она такая красивая у нас!» подумала я.
Ну как? Лида гордо кивнула головой-башней.
Великолепно. К твоему почти строгому платью очень пойдет.
Так было задумано! Лида гордо улыбнулась, и мы вошли в подъезд.
А, вот и дочки! зашумел отец, выходя нам навстречу. Ну что, в магазин сходила?
Сходила, сходила. Я аккуратно поставила огромную коробку с тортом на стол. Вы на кухне разберите.
Погоди, успеешь отец опять скрылся.
Я заглянула в кухнюоказывается, они уже пили. И мать, и отец на столе, на клеенке разложили какую-то нарезку и наливали что-то из большой нарядной бутылки.
Ну, что вы за люди! Неужели не могли подождать? Я постаралась говорить тихо, чтобы не слышала Лида. Но отец уже изрядно выпил, а потому прокричал:
За тебя дочка, за тебя, Лидочка! Большая стала, совсем большая! Ты не забудь нас с матерью, не забудь. Старшая-то нашаведьмой выросла, ведьмой, что от нее ждать?
Он покосился в мою сторону, а я даже не стала его слушать. Да, я была груба и порой жестока с родителями, но у меня не было выхода. Все эти годы я боролась за сестру.
Хорошо, отец, хорошо. Лида говорила спокойным тоном, и я чувствовала в этом тоне примирение хотя бы на сегодняшний день, когда она была такая красивая, и такая взрослая, и такая успешнаяв аттестате были одни пятерки. Она не хотела уходить из дома с привычной тяжестью, со ставшим обыденным страхом и чувством разбитости. С теми чувствами, которые возникали от невозможности что-то изменить.
Лида, опоздаешь, давай, одевайся, я тебе помогу застегнуть платье. Я позвала сестру.
Я подошла к шкафу и увидела, что платья нет. Его не было там, где мы оставили его наглаженным этим утром.
Лида, ты куда дела платье? громко спросила я и тут же пожалела об этом. Я пожалела о собственной глупости и неразумности, о своей недопустимой наивности. Я ведь сразу поняла, куда оно делось, это красивое платье, сшитое сестрой на выпускной вечер. Лида вбежала в комнату, посмотрела на меня, потом на дверцу шкафа, потом схватила со стула какую-то тряпку и кинулась на кухню.
Тысволочь! Ты не отец! Ты сволочь! И ты тоже, вот вам, вот! Из кухни понеслись крики, раздался звон разбитого стекла, стук падающих табуреток.
Послышались возня, крики и громкие восклицания Лиды. Я бросилась на кухнюсестра колотила пьяных родителей всем, что попадалось ей под руку. Ее прическа растрепалась, длинные волосы упали на лицо и сделали ее похожей на ведьму.
Лида, успокойся, успокойся! Я попыталась схватить ее за руку. Но она вырвалась и кинулась открывать ящик, где лежали ножи и вилки.