С вашего позволения, бордо. Надобно помнить о своих годах.
С улыбкой кивнув, Анна вышла. В коридоре, подозвав горничную, она тихо, торопливо произнесла:
Даша, немедленно одевайся и беги в театр.
К Софье Николаевне изволите посылать?
Именно. И как можно скорей.
В Большом Императорском театре в этот вечер давали «Рогнеду». Уже подходило к концу пятое действие, за сценой отчетливо слышался гул колокола, сзывающего киевское вече, баритон Заремина, исполняющего партию Князя, и неподражаемое меццо-сопрано Нежиной, поющей Рогнеду. В кулисах толпились хористы и «вторые роли», от запахов пота, пудры и пыли было трудно дышать, и Софья Грешнева, исполнившая в спектакле крошечную партию Мальфриды, незаметно прошла в свою уборную.
Грешнева делила ее с двумя другими солистками, однако сейчас там оказалось пусто: девушки убежали слушать Нежину. Та действительно была великолепна в партии Рогнеды и именно поэтому выбрала ее для своего бенефиса, но у Софьи отчаянно болела голова, к тому же молодую женщину не покидала мысль, что она плохо пела сегодня. В общем, слушать Рогнеду не хотелось.
Войдя в уборную, Софья сразу села на стул у круглого, грязного от следов грима зеркала. Вспомнив о том, что ей больше не нужно выходить сегодня на сцену, она стянула с головы белокурый парик и с наслаждением встряхнула обеими руками волосы. Спутанные темно-каштановые кудри ринулись вниз по плечам и спине, упав почти до пола. Софья небрежно заплела косу, отбросила ее назад, приблизила к зеркалу лицо, покрытое толстым слоем грима, взяла комок корпии и решительно начала стирать пудру. Затем отошла к рукомойнику сполоснуть лицо, которое без пудры оказалось смуглым, как у южанки, и зеленые, словно болотная осока, глаза еще ярче заблестели на нем. Софья слабо улыбнулась, подумав о том, что бесконечная, в пяти действиях, «Рогнеда» заканчивается, можно уже ехать домой. Завтра у нее нет ни репетиций, ни спектакля, и дома она свалится в постель и будет спать, спать, спать
Скрипнула дверь уборной. Софья обернуласьи, помолчав, со вздохом пригласила:
Входи-входи, я уже отпелась Почему ты здесь?
Говорил же, что зайду, быть может. Отъезжать мне ночью-то. Забыла? послышался низкий, хрипловатый, слегка обиженный голос.
В узкую дверь, зацепившись плечом за косяк и едва не стукнувшись головой о притолоку, вошел костромской купец первой гильдии Федор Мартемьянов.
Мартемьянову исполнилось тридцать шесть лет. Он был некрасив, лицо его, темное, грубое, казалось наспех вырубленным из соснового полена, из-под мохнатых бровей прямо и упорно смотрели черные, без блеска, очень неглупые глаза, в огромной кряжистой фигуре чудилось что-то медвежье. По Костроме до сих пор ходили слухи о лихой, разбойничьей молодости Федора, и он их не пресекал, поскольку не видел смысла спорить с истиной.
Садись, вздохнув, предложила Софья.
Мартемьянов с сомнением посмотрел на хлипкий стул на рахитичных ножках возле трюмо и мотнул головой.
Нет, Соня, я ненадолго. Хотел забрать тебя, извозчик у подъезда.
Дверь скрипнула снова, и в уборную, внеся с собой запах пота и духов «Пармская фиалка», вбежала сопрано на вторых ролях Ниночка Дальскаяхуденькая блондинка, певшая сегодня Мамушку.
Сонечка, сейчас последний акт кончается, ты разве не пойдешь послушать Ах, прости, ты не одна! Извини, мне через минуту на сцену, нужно привести себя в порядок, вообрази, что я статуя, извините, Федор Пантелеевич! выпалив это все на одном дыхании, Ниночка плюхнулась на стул перед своим зеркалом и ожесточенно начала размазывать по лицу белила. Мартемьянов заинтересованно наблюдал за ее действиями до тех пор, пока Софья не дернула его за рукав.
Федор!
Ну да, спохватился он, поспешно отворачиваясь. Соня, так едем, что ли? У меня всего два часа осталось, ночью уж в поезде сидеть должон буду, дела
Федор, но куда же я поеду?! с чуть заметной досадой ответила Софья. Ты ведь видишь, опера еще не закончена, последний акт только начался, я не могу бросить все и укатить, я тут на жалованье!
Сама ж говорила, что отпелась на сегодня, нахмурился Мартемьянов.
На мгновение Софья пришла в замешательство, но тут же нашлась:
Но я ведь должна дослушать все до конца! Пойми, Федор Пантелеевич, мне как певице это важно, мне, возможно, петь Рогнеду в нынешнем сезоне, а сегодня на сцене сама Нежина, когда у меня еще будет такой случай?..
В зеркале напротив она увидела смеющееся лицо Ниночки и слегка сдвинула брови. Та молча кивнула и зажала рот ладонью, но плечи ее тряслись.
Остаешься, то есть? Мартемьянов тоже покосился на Ниночку, на минуту задумался, но затем все же шагнул к Софье. Она сидела неподвижно, не оборачиваясь к нему. Мартемьянов взял в руки полураспущенную каштановую косу, прикоснулся пальцем к длинной смуглой шее с мягкой впадинкой у ключицы.
Федор, Христа ради, мы не одни с уже неприкрытой досадой сказала Софья.
Соня, я ведь нескоро ворочусь-то. К Николе зимнему, и то как бог расположит
Я знаю.
Что ж, и не простимся?
Отчего же? Ведь ты здесь. Простимся сейчас, и поезжай с богом. Я уверена, что дома Марфа тебе все соберет и уложит как надо.
Да уж уложено с утра.
Так в чем же дело? Прощай. Софья встала, повернулась к нему. Мартемьянов молча, упорно смотрел в ее глаза.
Что ж, добро, наконец спокойно произнес он и, не оборачиваясь, вышел из уборной. Закрылась дверь, тяжелые шаги стихли. Софья, вздохнув, обессиленно опустилась на стул, провела ладонью по лицуи вздрогнула от неожиданности, услышав мелкий, заливистый смех Ниночки.
Сонечка уй прости, ради бога, ха-ха-ха Но с какой же стати ты собралась в этом сезоне петь Рогнеду?! Во-первых, с Нежиной будет удар Во-вторых, у тебя же лирическое сопрано, а не меццо Ты ведь не собираешься сажать голос на нижние регистры, с твоим-то неземным бельканто! И ради чего?!
Нина, бог с тобой, какая Рогнеда! сердито отозвалась Софья. Уж кто-кто, а ты должна была понять
О, прости, я все поняла! Ты просто хотела избавиться Ниночка перестала смеяться и внимательно, с нескрываемым удивлением посмотрела на Софью. Та не замечала этого взгляда, сердито расчесывая растрепанную Мартемьяновым косу. Ниночка вздохнула, переставила на столике баночки с белилами, зачем-то взбила пушистые кудряшки надо лбом, показала себе в зеркале язык и не выдержала:
Соня, ты меня прости, пожалуйста, я знаю, что меня это ни в какой мере не касается, но Ты просто очень глупо себя ведешь! Извини, что я так прямо говорю, но
Софья устало взглянула на нее через плечо:
Глупо?..
Да, и весьма! Ты же актриса! Ты знаешь о нашем несносном, ужасном положении! Сегодня ты прима или, по крайней мере, на вторых ролях, имеешь жалованье, на которое, между прочим, уважающей себя женщине и трех дней не прожить а завтра ты, тьфу-тьфу-тьфу, теряешь голос: конец ангажементу, конец пениюи что?!
Все под богом ходим, пожала Софья плечами. Мало ли таких случаев
К сожалению, много, очень много! И уж если господь тебе послал такого человекастоит ли с подобным небрежением Ведь я, прости, видела, как он на тебя смотрел! Ходят сплетни, что Мартемьянов готов на тебе жениться! А ты не дала даже поцеловать себя!
Вернется из своей Костромынацелуется вдосталь.
Соня, это опрометчиво, поверь мне, со вздохом сказала Ниночка. Солидные и нежадные люди на дорогах не валяются. Уж я-то знаю, что говорю, у меня свой скупердяй имеется, метрдотель из гостиницы «Империал». Не то что денегпирожных к празднику не допросишься, а уж твой купец на тебя не жалеет, и ты могла бы
К великому облегчению Софьи, снова послышался стук в дверь.
Мадмазель Грешнева! Софья Николавна!
Федотыч? поспешно поднялась она. Что случилось?
Так что записка до вашей милости, сообщил из-за двери бас служителя. Вы уж примите, ежели в глиже, а коли нет, так я под дверкой оставлю.
Я одета, давай сюда. Софья быстро подошла к двери. От кого, не знаешь?
Передано, что от сестрицы вашей.
Записка была короткой: Анна срочно просила приехать. Недоумевая, Софья оделась, привела в порядок волосы, попрощалась с Дальской и вышла из уборной. Извозчика брать она не стала, пересекла пустую Триумфальную площадь, спустилась вниз по Тверской, свернула в Столешников переулок и через несколько минут уже была возле дома сестры.
Как хотите, господа, а я уезжаю, говорил тем временем князь Газданов. И не удерживайте, Максим Модестович, надо же и совесть иметь! Вы с Черменским здесьсвои люди, старые друзья хозяйки, а я? Только сегодня был представлени уже нахально, как кузен из провинции, сижу до глубокой ночи! Все воспитанные люди давно откланялись
Поедемте вместе, Газданов, предложил Черменский. Сейчас выпьем бордои простимся. Мне тоже пора честь знать
А вас графиня просила задержаться, невозмутимо напомнил ему тайный советник. Вы так небрежны к ее просьбам?
Черменский взглянул на него.
Откуда вам это может быть известно, ваше превосходительство?
О, пардон, я не предполагал, что сие секрет, пожал плечами тот.
Черменский отвернулся. Максим Модестович наблюдал за ним с самым серьезным видом, но в его темных узких глазах прыгали насмешливые искры. Действительному тайному советнику генералу Анциферову было далеко за пятьдесят, черты жесткого лица уже слегка расплылись, еще более старил его неровный шрам над левой бровью. Взгляд черных, блестящих глаз из-под тяжелых век был пристальным и неприятным. Газданов удивленно посмотрел в холодное лицо Черменского, в насмешливые глаза Анциферова, собрался о чем-то спросить, но, подумав, все же промолчал.
Хлопнула дверь, вбежала горничная.
Барыня, Софья Николаевна приехали начала было она и тут же осеклась, увидев, что хозяйки нет в гостиной. Сразу же вслед за ней в комнату быстрыми шагами вошла средняя сестра Грешнева.
Добрый вечер, господа, с легкой заминкой сказала Софья. Было очевидно: она не знала о том, что у сестры гости. Максим Модестович, здравствуйте Владимир Дмитрич?.. Вы снова в Москве?
Черменский поднялся, поклонился в ответ. То же самое, не покидая кресла, сделал генерал. Газданов молча переводил взгляд с одного на другого, ожидая, что его представят. В гостиной повисла неловкая тишина.
Первым спохватился генерал Анциферов:
Добрый вечер, Софья Николаевна Если уж быть совсем точным, то доброй ночи. Как видите, мы беспардоннейше засиделись у вашей сестры. Вы со спектакля?
Да. Давали «Рогнеду».
Когда же вы наконец позволите приехать и получить удовольствие, слушая вас?
Максим Модестович, я не дирекция театра, а всего лишь сопрано на вторых ролях, вежливо, но холодно ответила Софья. Не в моей власти позволять или не позволять, билеты продаются в кассах Аня, здравствуй, боже мой, я так устала, почему?..
Фразы Софья не закончила: появившаяся из соседней комнаты сестра быстро и ловко закрыла ей рот ладонью.
Потому, что ты, душа моя, не появляешься третью неделю, а я скучаю, с шутливой строгостью сказала она. Я все понимаюу тебя репетиции, спектакли, бенефисы Но нельзя же и сестру забывать!
Софья посмотрела в лицо Анны. Чуть заметно, укоряюще покачала головой. Анна сделала вид, что не заметила этого, и подвела сестру к Газданову.
Познакомься, Соня. Полковник Газданов Александр Ильич, служит в департаменте иностранных дел, дипломат, помощник министра. Александр Ильичэто моя сестра Софья Николаевна Грешнева, актриса, певица Императорского Большого театра.
Весьма рад знакомству, поклонился Газданов, но его черные глаза, вежливо задержавшись несколько мгновений на Софье, снова вернулись к хозяйке дома. Анциферов, заметив это, чуть заметно улыбнулся и прикрыл веки. Черменский смотрел в темное окно.
Соня, ты споешь нам? спросила Анна и, не дожидаясь согласия, подняла крышку фортепиано. Ту прелестную вещь, которую ты учила месяц назад. Как же это «День ли царит»
Софья посмотрела на сестру изумленно и сердито. Ее смуглое лицо потемнело еще больше, губы плотно сжались. Казалось, она готова повернуться и выйти из комнаты. Мужчины переглянулись.
Попросим же и мы, господа, предложил Анциферов. Видит бог, при нынешнем положении дел в департаменте в театр я выберусь нескоро если вовсе выберусь. Да и вы, Александр Ильич, весьма заняты. Просим, Софья Николаевна! Да что же вы молчите, молодые люди?..
Окажите милость, Софья Николаевна! живо присоединился к Анциферову и Газданов, с недоумением глядя на Черменского. Тот продолжал смотреть в окно со странным, застывшим выражением на лице.
Аня, как тебе не стыдно вполголоса произнесла Софья. Но сестра, опять будто не услышав, села за рояль и стала перебирать ноты.
«День ли царит» у меня, к сожалению, куда-то запропал. Есть дуэт Ольги и Татьяны Аида Купава Нет, не будем мучить мужчин оперой! Один романси все. На твой выбор.
Изволь, сухо проговорила Софья, подходя к инструменту. В таком случае, «Элегия» Яковлева. И более ничего. Господа, прошу меня извинить, голос устал, я пела сегодня большой спектакль
Анна тронула клавиши. Мягкая, грустная мелодия поплыла по комнате. Одновременно со вступлением в глубине дома чуть слышно забили часы. Стоящая в дверях горничная украдкой зевала, мелко крестя рот. Возле печи бесшумно умывался лапкой кот. Одна из свечей, вставленных в канделябр, плакала прозрачным воском, и ее неровный свет дрожал и метался на лице Софьи.
Когда, душа, стремилась ты погибнуть
иль любить,
Когда желанья и мечты в тебе теснились быть,
Когда еще я не пил слез из чаши бытия,
Зачем тогда, в венке из роз, к теням не отбыл я
В гостиной наступила тишина. Анциферов, казалось, слушал со всем вниманием, чуть подавшись вперед и не сводя с певицы пристальных темных глаз. Газданов искренне наслаждался исполнением романса, на его некрасивом лице блуждала мечтательная улыбка. Взгляд Черменского по-прежнему был устремлен за окно. Анна из-за рояля несколько раз обеспокоенно посматривала на него, но Владимир не замечал этого.
Господа, идет снег, негромко сказал он, когда затихли последние ноты романса. Это было настолько невпопад, что Газданов чуть слышно выругался, а Анциферов усмехнулся, но тем не менее все находящиеся в комнате, включая певицу и аккомпаниаторшу, повернулись к окну.
Там действительно падал снегпервый в нынешнем году. Мягкие хлопья кружились в голубом клине света из окна, ложились на землю, пестрили темное небо. Все это происходило в полной тишине, и ночной пустой переулок казался полупризрачным, сказочным местом.
Как красиво прошептала Софья, подойдя к окну. Почти сразу же поднялся и Черменский. Быстрыми шагами он перешел комнату и остановился за спиной Софьи. Та коротко взглянула на него через плечо. И сразу же отвернулась.
Софья Николаевна помедлив, начал Черменский. И умолк, не закончив. Софья, казалось, не удивилась этому, не обернулась. Некоторое время они вместе наблюдали за первым снегопадом, словно ничего, кроме медленного кружения хлопьев в темном квадрате окна, не было на свете. А затем Софья, слабо улыбнувшись, повернулась к гостям и объявила:
Прошу простить меня, господа, но я в самом деле очень устала и покину вас. Максим Модестович Александр Ильич Владимир Дмитрич Покойной ночи, господа.
Мужчины поочередно приложились к ее руке, и Софья вышла из комнаты.
Сразу же откланялись и гости. Проводив их, Анна вернулась в опустевшую гостиную и некоторое время стояла у окна, прислонившись лбом к ледяному стеклу, за которым мягко и безразлично падал снег. За ее спиной слышались усталые шаги и шуршание: горничная убирала комнату.
Даша, не надо, оставь все как есть. Приберешь завтра, ступай спать. Я погашу свечи.
Благодарствую, барыня горничная ушла.
Когда за ней закрылась дверь, графиня Грешнева дунула на язычки огня, и свечи, затрепетав, погасли. Осталась одна, и, взяв ее, Анна покинула гостиную.
Софья сидела в спальне, забравшись с ногами на большую кровать и обхватив руками подушку. Света не было, и Анна, войдя со свечой, сразу же заметила, что по лицу сестры ползут слезы.
Соня
Аня, клянусь, это было в последний раз! не дослушав, хрипло перебила Софья. В последний раз я была у тебя, в последний раз остаюсь ночевать, и то, видит бог, лишь потому, что у меня просто сил нет бежать домой! Как тебе не стыдно издеваться надо мной?! Как ты можешь заниматься этим сводничеством?!
Не я над тобой, а ты над ним и над собой издеваешься! вспылила и старшая сестра, с размаху ставя подсвечник на стол. Свеча накренилась, несколько капель воска упали на полированную поверхность столешницы, но ни Софья, ни Анна не заметили этого.