Окончательно успокоившись, собравшись с мыслями и, наконец-то, выпустив телефон из ослабленных пальцев, я коротко рассмеялась своей глупости. Это могло выглядеть как угодно. Уродливо, позорно, безнравственно. Но ни одна женщина никогда не станет отрицать, как же это чертовски приятно, когда тебя добиваются.
С желанием затаиться в своём маленьком мирке пришлось безжалостно расстаться. В конце концов, когда я боялась трудностей? Другое дело, что сегодняшние мои сомнения не позволяют определиться точно, нужны ли эти метаморфозы. Нужны ли эти приключения, эти решительные шаги в эпицентр грозного торнадо. Где меня не просто закружит, а вполне может снести голову. И это не сравнение. Это реальная гильотина, которая кружит здесь же, в опасной близости.
И не успела я мысленно застонать от накатившей духоты квартиры, как нервный вопль мужа заставил застонать вслух.
Саша, ты с ума сошла?! Какие Филиппины? Там же сезон дождей! Пересадка, а если не повезёт, то и две! Ты хочешь вернуться вдовой?!
Ну и что я могла ответить ему на это? Разве что виновато «поводить носком сандалий» перед собой. Но боль от собственной нереализованности особенно сильно засвербела внутри, и я улыбнулась сквозь зубы.
А я хочу этого. ядовито процедила я. Я хочу попасть в тропики в сезон дождей! Я хочу смотреть, как эти крупные, будто живые капли разбиваются о водную гладь и становятся её частью. Я хочу чувствовать этот перенасыщенный влагой воздух и хочу быть распластанной под тяжестью небытия. И я искусствовед, чёрт возьми, а не сухарь с экономического! Я не могу задушить этого в себе! Не могу отказаться от необходимости чувствовать! Мне нужны эмоции, впечатления, страсть, а тыя болезненно поморщилась. Ты можешь на солнышке позагорать в перерывах между буйствами стихии. закончила я свою гневную тираду и, торопливо переодевшись в платье-халат, выскочила из квартиры.
Не было сухих рыданий. Не было истеричных вскриков. И не было иллюзий, будто кто-то пытается меня догнать. Витя как всегда предпочёл дать мне время, чтобы перебеситься.
Это периодически случалось. Мои срывы. В такие дни всё проходило по одной бессменной схеме. Я пила вино, гуляла по бульвару художников, возвращалась домой с наспех завершёнными портретами и эскизами. Мне нравилось видеть себя такой разной такой свободной, как на этих холстах. Мне нравилось, что посторонние люди угадывали во мне то, что отказывался замечать муж. Это будто шаг в безоблачное детство, как шаг в поросшее вековыми дубами прошлое. То самое прошлое, когда я гуляла по улицам не в чопорных деловых костюмах, а в лёгких платьицах, сарафанах, в легкомысленных юбочках и возбуждающих фантазию блузах. То прошлое, в котором я чётко знала своё предназначение. И этим предназначением было раскрывать новые таланты, первой видеть прекрасное. Этим предназначением было стать воздушной феей и милой крёстной многим юным дарованиям. А также мне бы довелось раскрыть многие и многие тайны давно ушедших шедевров, культовых личностей. Возможно, даже создать собственную мастерскую.
Я никуда не ушла. Так и топталась в пыльном дворе, пытаясь отдышаться. Вышагивала от дерева к дереву. От скамьи к скамье. Склонялась, чтобы вдохнуть аромат ночной лилии. Удивительно, но он разительно отличался от запаха, что цветок источал в знойный день. Опомнилась я, только когда в глубине двора заурчал своей мощью и непокорностью мотор дорогой тачки. Тут же, ослепляя, вспыхнули фары. А глупое сердце пустилось вскачь. Опомнившись, я даже сумела напряжённо улыбнуться, мол, что за бред, откуда ему здесь оказаться?.. Удалось сделать шаг назад и почти отвернуться. Но когда мотор недовольно взревел, и машина сорвалась с места, чтобы застыть ровно перед моими ногами вот тогда улыбок больше не осталось. Только обволакивающий жар, губительная пустыня на губах и болезненная резь в глазах, которые так старательно цеплялись за гневный взгляд, спрятанный за белым светом фар. Мотор снова взревел. Вилы на бампере казались раскалённым орудием древних богов. Смелых, решительных. Богов, которые могут убить или клеймить, забирая тебя в пожизненное рабство. Но я не хотела в рабство. Я хотела чего-то другого. Чего-то неопределённого, неосязаемого, призрачного. Может быть, ощущения полёта
Фары погасли, оставляя в глазах лишь мыльные блики, дикие вспышки которых разрывали нутро своей необузданностью. А потом Егор вышел из машины и придавил меня тёмным взглядом исподлобья.
Саш, садись, поговорим. прохрипел он, опираясь локтями о блестящую крышу. Закрыл ладонями лицо, размеренно вздохнул. Ну ты же понимаешь, что разойтись по-хорошему не получится! усмехнулся он так, будто и сам не был рад этому факту.
Его голос манил своей желанностью, своей естественностью. Так, будто он имел право произносить эти слова, делать подобные предложения, будто имел право решать что-то за меня! И магнитом тянуло к беспощадному огню. Но я не пошла.
Ни на зов. Ни на сверхъестественную тягу. Я развернулась и ушла, не проронив ни слова. Потому что у меня не было для него слов. Какие уж тут слова, когда готова отдать всю себя без остатка? А потом умереть. Потому что чудес не бывает.
Вернувшись домой, поняла, что время уже давно перевалило за полночь. «А подышать так и не успела» мрачно подумала я, возвращаясь в замкнутый круг тяжёлой и уставшей атмосферы квартиры. Витя выключил свет, но дверь спальни оставил открытой. Видимо, чтобы знала, куда идти, когда «отпустит». Правда, в одну постель с мужем не тянуло совершенно и, желая отыграть роль заботливой мамочки, я заглянула в комнату к сыну. Лёшка не спал. Правда, как только я вошла, тут же свернул все вкладки на компьютере.
Надеюсь, ты сейчас не запрещённый контент обозревал. улыбнулась я, в очередной раз выдавая себе мысленный подзатыльник за то, что не заметила, как же быстро сын вырос.
Лёша очень красноречиво поморщился.
Скажешь тоже. буркнул он и развернул вкладки. Я думал, отец вошёл. мученически выдохнул сын и повернул монитор ко мне. Я слезливо вздохнула, глядя на красочные острова Филиппин. Мы, правда, поедем туда?
Правда. горестно кивнула я. А ты хочешь?
Очень хочу. Там будет кайтсёрфинг и вейкбординг. Это мегакруто. Ты разрешишь мне попробовать? Без экстрима, честно. Просто на доске постоять.
Я даже не знаю, что это. призналась я, слегка растерявшись. Давай я пока не буду отвечать согласием, а посмотрю насколько это безопасно. Если там будет инструктор и шлемнахмурилась я, прикидывая, насколько это актуально, и страховка, добавила я уже более осознанно. В общем, если всё это будет, то почему бы и нет
Мам, ты лучшая! сверкнули азартом глаза сына. Только ты папе не уступай. добавил он тут же, но значительно тише. Он на работу звонил. Просил директора как-нибудь его задержать.
Ну, об этом не беспокойся. привычным жестом я расправила его густую чёлку. Так, что Лёша даже не сразу вспомнил взбрыкнуть и уйти от прикосновения. Я настроена решительно.
Вы не разведётесь?
А это ты откуда взял? Не разведёмся, конечно.
Ну тогда хорошо.
Что-то я не слышу радости и облегчения в голосе. некстати заметила я и Лёша безразлично пожал плечами.
Просто я иногда не понимаю, почему ты всё это терпишь.
Что «это» я уточнять не стала. Витя часто бывает груб и вполне возможно, что ревностные чувства ребёнка к любимой маме такого отношения простить не могут.
Я люблю твоего папу, да и все наши ссоры это всё так по глупости и неопытности. К тому же, он быстро отходит и всегда извиняется.
Можно подумать, его паршивые цветы могут что-то исправить. буркнул Лёша и я сглотнула ставший в горле горький ком.
Дело не в цветах, а в признании ошибок.
Если это называется «любовь», то я предпочту обходить её стороной. совсем по-взрослому добавил сын и я мягко рассмеялась.
Какой же ты ещё глупенькийне сдержалась я и снова потрепала его шевелюру. Теперь отчётливо видела, что Лёша не уклонился осознанно.
Я просто хотел сказатьЛёша перехватил воздуха, чтобы не спасовать. В общем, если ты вдруг живёшь с ним из-за меня
Ну, ну. Не нужно произносить вслух того, о чём совсем скоро пожалеешь. Учись на чужих ошибках.
Но
А если подобные мысли снова закрадутся к тебе в голову, помни: твоя мама не из тех, кто будет прогибаться под обстоятельства. Ссорыэто всё проходящее. Настоящее чувство гораздо глубже. Это чувство защищённости, доверие, теплота. И всё это, уж можешь мне поверить, между нами есть. И наши спорыэто желание сделать друг друга чуточку лучше, ведь со стороны всегда кажется, как будет правильнее.
Хочется верить, что всё это действительно так. натянуто вздохнул сын и я выдавила из себя приободряющую улыбку.
Ну в любом случае, я тебя услышала и при необходимости приму эти слова к сведению. сделала я внушение взглядом. Сын пусть и нехотя, но согласно кивнул.
А какого цвета там море? Оно действительно такое, как на картинке? вдохновлённо начал он и я в очередной раз поняла, что на данный момент моей романтичности в сыне куда больше, нежели практичности от отца.
Я задумчиво улыбнулась, встала с его постели и подошла к двери.
Знаешь, Лёш Думаю, даже лучше, чем на картинке. Правда. Спокойной ночи, родной.
Спокойной ночи. услышала я, уже закрывая дверь.
Оказавшись в коридоре, снова украдкой глянула в сторону спальни. На этот раз дверь была закрыта и если прошмыгнуть тихо-тихо, как мышка, то в этом не найдётся ничего страшного. К тому же сна не было ни в одном глазу. Даже наоборот: глаза поблёскивали в мягком свете прихожей, а, порой, даже отдавали колдовской чернотой.
Я ведьма! пусть и шёпотом, но оттого не менее восторженно вздохнула я, придавая объёма и без того пышным рыжим волосам. Самая настоящая. кокетливая улыбка задержалась на губах чуть дольше положенного.
И именно в этот момент вспомнила об эскизах, таящихся в глубине шкафа. Всё ещё растянутые в улыбке губы пришлось прикусить. Я постаралась открыть гардероб, чтобы дверца не вжикнула, не заскрипела, не запищала. Я сделала всё возможное, чтобы не выпал ворох одежды, что небрежно висит на плечиках. Я даже длинную шлейку вытянула максимально бережно. И вот тогда, прижимая к груди своеобразное богатство, сбежала в ванную и закрылась в ней на замок. Слишком резкий свет и общая холодность и неуместность пространства невероятно раздражали я не отказала себе в удовольствии поморщиться. Но совсем скоро удалось извлечь одну из работ и, я прямо чувствовала, как лицо разглаживается в признаке довольства. Портрет был неплох. Я бы даже сказала, хорош! Чёткость линий, уверенные штрихи мастера, который давно «нашёл» себя. В насыщенном чёрном, чуть размытом сером, и даже безликом белом цвете основы он сумел передать яркость и чувственность моего счастливо пережитого дня. Глаза искрились, а на губах застыла едва уловимая эмоция. Пожалуй, даже я не буду спешить, давая этой эмоции характеристику. Думаю, удовольствие. Именно оно заставляет людей светиться изнутри. А ещё вожделение. «Да» я сладостно заурчала, точно кошка. Вожделение Именно его горький осадок застыл в уголках рта. И эта невозможность получить желаемое. В силу многих причин. Стон острого разочарования разорвал тишинуя прислушалась к себе.
В каждой женщине таится порочность. Не каждый мужчина способен её разбудить. Моя проснулась сегодня. А, может быть, даже вчера.
Я знала, что автор портрета неизвестный художник Старого Арбата. Или мне хотелось, чтобы это был именно он. Пожалуй, что так. Мастерское исполнение, но, к сожалению, совершенно лишённое чувств. Я без особых терзаний отложила лист в сторону. У меня таких много. Таких большинство. А вот тех, что таят секрет которые переполнены жаром предвкушения Их всего два. Первый из них я хранила все эти годы с особенным трепетом. То была рука художника, который, несмотря на пророческое величие, так и не стал признанным мастером. А на портрете мне всего четырнадцать. Это было первое моё искушение. И первый болезненный осколок, насмерть впившийся в сердце. Второй похожий по наполненности портрет был написан моим отцом. Когда-то он украшал огромный гостиный зал в его доме. Это был мой расцвет. Ранний, к слову. Наверно, все ранние так заканчивают: сидя в холодной ванной, склонившись над жалкими остатками некогда богатого внутреннего мира.
Сердце забилось чаще, когда ностальгическое отступление завершилось, а я чрезмерно сильно сжала пальцы на втором эскизе. И это был не портрет. Фантазия, быть может Предвкушение Безумное по силе желание
Узкие плечи полуобнажены. Широкая мужская сорочка открывает длинную шею и резко выступающие ключицы с круглой ямкой между ними. Голова запрокинута. Ленивые завитки волос ласкают разгорячённую кожу, а тонкие пальчики сжимают разбегающийся на груди ворот.
Я чувствовала, как стремительно розовеют щёки. И вовсе не оттого, что была смущена. Просто я знала наверняка, что он хотел этим сказать. И дёргало внутри оттого, насколько искусно он это сделал. Между нами снова стояло желание.
Боясь увидеть то, что укрылось от первого излишне эмоционального взгляда, я спрятала оба эскиза. Запоздало подумала, что надёжнее было бы их сжечь. А потом ещё долго пыталась отдышаться на балконе. Сигарета выгорела раньше, чем я сумела разобраться с ворохом мыслей. И раньше, чем вспомнила, что я вроде как бросила. Бросила, как только узнала, что беременна. Тогда это показалось проще простого. И зависимости никакой не было. Так баловство. Насколько крепко сижу на никотиновой игле, я осознала только сейчас, жадно затягиваясь и смеясь над собственной впечатлительностью. Ситуацию нужно просто отпустить. А завтра станет легче.
Удивительно спокойное, ровное утро постучалось в моё окно. А ведь проспала я часов пять от силы. Крепкий кофе стал, скорее, ритуалом, нежели необходимостью. Обжигающий напиток наполнил рот порцией удовольствия и я улыбнулась, щурясь в ярких лучах летнего солнца. Вот тогда-то в кухне и появился муж. Он вошёл, посмотрел на меня и едва уловимо поморщился. Я предпочла на это не реагировать. Никак.
Что, даже не спросишь, куда я иду? недовольно начал он, втягивая меня в своё раздражение. Я послушно склонила голову набок.
Куда ты идёшь?
На работу вызвали! сказал он так, будто ругнулся, и чертыхнулся следом. Не знаю мне новый проект предлагают. буркнул и посмотрел на меня, надеясь, что я этот его взгляд не уловлю. Отказываться не с руки. добавил тут же, обрисовывая картину. Возможно, отпуск придётся отложитьи снова взгляд в мою сторону. Теперь даже злой, потому что мне по-прежнему неинтересно. Саша, ты слышишь?
Я тебе вчера всё сказала. уступчиво мурлыкнула я и погладила Витю по ладони. Очень жаль, но ты же знаешь все эти договоры деньги нам действительно не вернут. Если не можешь лететь, то лучше уже сейчас захвати с собой документы, чтобы оформить разрешение на выезд.
Какой выезд?
Для Лёши. с железной выдержкой пояснила я, не намереваясь не то что голос повышать, а даже улыбаться не перестала.
Муж изменился в лице.
Я всё же рассчитываю отмахаться. нервно повёл он шеей и тяжело вздохнул. В конце концов, столько лет без остановки на них пахал Пора бы и честь знать.
Я упрямо смотрела в окно. Молчание затянулось. Добавить Вите было нечего. Мне, впрочем, тоже. В итоге он перехватил мою чашечку кофе и выпил его, не поморщившись, хотя обычно предпочитал с сахаром и сливками. Думаю, это была победа.
А через два дня позвонил Матвей с предложением забрать документы. Мы подписали новый договор. И вместе со страховками, ваучерами, бесконечными рекомендациями, я получила пожелания счастливого пути. Вполне искренние для работника его сферы. Егор больше так и не объявился, а пятничная годовщина, ресторан и подарок, не смогли перетянуть внимание на себя.
Глава 6
Утомительный перелёт выжал без остатка даже самых стойких, а палящее солнце Манилы дополнило впечатления изнуряющей жарой. Муж проклял меня по десятому кругу, а вот Лёша вёл себя вполне сносно. Хотя тоже устал.
До перелёта на остров оставалось достаточно времени, и я бы предпочла провести его с пользой: осмотреть местность, но Витя упёрся. Мне не терпелось окинуть критическим взором древний город, старинные церкви, прикоснуться к выщербленным от ветра и солнца стенам. А ещё я мечтала уже сейчас окунуться в незабываемый азиатский колорит, пуститься во все тяжкие гастрономического разврата. Но муж категорически отказывался двигаться с места. К сожалению, на уговоры сил не осталось совершенно, и мы бестолково сгрузились в зале ожидания. И на Палаван явились опустошённые донельзя. Так, что даже местные красоты не смогли разбудить утерянного в пути энтузиазма. Прийти в себя получилось неожиданно скоро. На рецепции. Когда мне пришлось трижды переспрашивать информацию, озвученную с запредельно доброжелательной улыбкой. Пульсация барабанила в висках, не позволяя уловить суть сказанного. Я бегло оглянулась на мужа и сжалась под его взглядом. Казалось: миг и он всё поймёт.