Джилл ШелвисРаскаленный добелаСерия: Пожарный1
Пролог
Как ни странно, но его душу успокаивал яростный рев прибоя, разбивающегося о скалы вдоль побережья. В слабеющем дневном свете, в воздухе парили чайки, то и дело снова выныривая из колыхающихся клочьев тумана, ласкающих Тихий океан. Если прищурить глаза, то туман казался ему дымом, и если он наклонял голову набок, и внимательно прислушивался, то казалось, что крики чаек выражают мучение и растерянность. Итак, Гриффин Мур не зажмуривал глаза и не слушал внимательно. Он только просто сидел на скале, опираясь руками на ноги и наблюдал, как солнце медленно садится за горизонт. Позади него, на фоне темнеющего вечернего неба, вырисовывались холмы Сан-Диего.
Справа от него мерцали фары возвращающихся из-за города рабочих, которые ехали по железной дороге Саутерн, возвращаясь домой к своим семьям и друзьям. К своим дорогим. Гриффин ждал, что испытает по этому поводу боль. В конце концов, не так давно один из таких автомобилей совершенно на другом берегу был его и он мог находиться на пути домой, к своей привычной жизни. И у него была великолепная жизнь. Чудесная семья, друзья на всю жизнь И наступала та болезненная знакомая тяжесть. Да, у него все это было. Интересно, что при этой мысли его не охватывала колющая боль. Он запустил пальцы в песок рядом с собой, когда думал об этом
Южная Калифорния вместо Южной Каролины, сказал кто-то протяжно. Кто бы мог подумать? невыносимо знакомый голос врезался ему прямо в сердце, когда рядом с ним появилась пара поношенных теннисных туфель, которые он узнал бы где угодно. Гриффин по-прежнему смотрел на гремящий прибой, и понял, почему ощущал так мало болиона притупилась.
К счастью, притупилась.
Я просил тебя, чтобы ты не появлялся.
Да. Его младший брат выкопал носком камень из песка и наклонился, чтобы его поднять. Он изучал его, а затем сказал:
Но я когда-нибудь делал то, о чем ты меня просил?
Броуди
Забудь.
Ярость, с которой Броуди бросил камень в грохот волн, могла сравниться с силой морского прибоя. Затем он присел на корточки рядом с Гриффином и сказал более мягким голосом, только его глаза все еще отражали сильные чувства, которые охватывали обоих:
Ты мой брат, Гриффин. Мне тебя не хватает. Я
Не говори, что ты волнуешься обо мне.
Я волнуюсь о тебе.
Дьявол Гриффин вскочил, провел пальцами по своим волосам и отвернулся, чтобы не видеть беспокойство в других глазах. Но даже спиной к человеку, который смог разыскать его по прошествии всего этого времени, Гриф ощущал приятное оцепенение, которое приобрел за много месяцев, чтобы отключаться быстрее, чем соленая бурлящая пена на ветру.
Уходи.
Не делай этого.
Все, что было в голосе Броуди, нельзя было игнорировать: страх, беспокойство, необходимость. Невезение.
В двадцать восемь и тридцать два года они были взрослыми мужчинами. Достаточно взрослыми, чтобы вести самостоятельную жизнь. Но это было не совсем справедливо, и Гриффин знал об этом. Они были так близки, насколько могли быть близки братья. Достаточно близкими, чтобы жить в одном городе и иметь одних и тех же друзей.
Достаточно близко, чтобы Гриффин много лет волновался из-за отсутствия у Броуди недостатка честолюбия. Тот факт, что черная овца семьи беспокоилась теперь о гордости семьи, не ускользнул от него, но это было безразлично Гриффину.
Я хочу, чтобы меня оставили в покое, сказал он, наконец.
Да, я полагаю, что понимаю. Но у меня есть для тебя работа. Гриффин посмотрел на мужчину, который был так похож на него. Те же самые белокурые пряди, промеживающие каштановые волосы. Те же голубые глаза. Такое же долговязое, худощавое, стройное телосложение. Он резко засмеялся.
Работа. Это по-настоящему странно.
В самом деле? Почему?
Ну, да, разве что ты невероятно изменился за прошлый год Гриффин тоже схватил камень и бросил его в море, если ты только слышишь слово работа, тебя уже лихорадит, не так ли?
Да, так. И я разве сказал о работе для себя? Броуди притворно содрогнулся. Не будем преувеличивать. У меня есть одна для тебя.
Что делать? Считать проплывающие облака? Потому что это все, что меня интересует в данный момент. Гриффин взял еще один плоский камень и попытался кинуть его так, чтобы тот прыгал по воде. Булыжник подпрыгнул над водой один раз, два пять. Гриф проделывал так ежедневно, когда сидел на пляже, и значительно улучшил свои навыки, заставляя камень прыгать по воде. Значит, время было потрачено не зря. Броуди наблюдал за тем, как нижний край солнечного диска коснулся горизонта. Затем он поднял еще один камень.
Это горный хребет в Мексике, недалеко от Северо-Западного угла Копер-каньона. Его камень упал уже после третьего удара. Альпийский лес, ущелья с чистыми холодными реками, чудесная местность для нахлыста
Ты в очередной раз промотал папины деньги на рыбалке в Мексике?
И там, в горах, распространился пожар с поверхностным горением.
Появляющаяся улыбка Гриффина замерла. Как и все его тело, которое остановилось в движении, когда он пытался бросить камень.
Он грозит этой деревне, ты понимаешь, и да, я знаю об этом из-за рыбалки, на которой я был недалеко оттуда. Из-за большой засухи в этом году, много больших пожаров горят в Мексике, поэтому этот отнесли к незначительным. Что хуже всего, у пожарных устаревшее оборудование, отсутствие резервного подкрепления. Они действительно срочно нуждаются в руководителе команды.
Желудок Гриффина сжался и даже исчезли последние остатки его безразличия.
Нет.
Давай, Гриффин. Им нужен кто-то с опытом работы. Ты слишком хорошо знаешь, как опасен дерьмовый поверхностный пожар. Люди умирают. Ин нужен кто-то, кто ориентируется, кто-то, кто может управлять командой
Нет. Это все было в прошлом. Вероятно, он мог бы организовать команду, и, вероятно, был бы там хорош. Но его пожарные команды состояли из специалистов, которые много лет работали вместе, и были единым целым. Здесь речь не шла о таких командах и не в сельских районах Мексики. Там жили крестьяне, владельцы ранчо, которых они вообще могли привлечь, и которые пытались спасти свою страну и свой дом. Никакой тренировки, никакого опыта. Нет, спасибо.
У них трудности, сказал Броуди с редкостной серьезностью. Большие трудности. У них нет страховки, нет денег, они не могут никуда эвакуироваться, если до этого дойдет. Ты понимаешь? Если Сан-Пуэбла горит, то эти люди остались там в дикой природе и не знают, куда идти. Он высоко подбросил еще один камень. Скажи мне как бывший членскажем, дорогой начальникэлитной команды с пятнадцатилетним опытом, что тебе это пофиг. Посмотри мне в глаза и скажи это.
Гриффин смотрел ему в глаза. Его онемевшее сердце даже не дрогнуло.
Мне пофиг.
С трудом подавляя гнев, Броуди бросил еще один камень. Тот коснулся неспокойной воды шесть раз. Он стряхнул песок со своих рук и сунул их в карманы.
Прежде чем этот последний пожар тебя уничтожил, ты никогда не мог лгать мне прямо в лицо.
Он не уничтожил меня. Я выжил, помнишь?
Да. Помню. Только я не был уверен, что ты так поступишь.
Двенадцать других не выжили, хрипло сказал Гриффин. Погибшие пострадавшие люди были для него как братья.
Да. сказал Броуди спокойно, под шум бушующего прибоя. Наступающая темнота скрыла лицо Гриффина, но Броуди мог слышать боль в голосе своего брата. И это было чертовски трагично. Трагично, Гриффин. Но настало время, чтобы ты прекратил оплакивать себя и отгораживаться. Ты должен постепенно думать о том, чтобы начать жить.
Жить дальше, Уверен, что люди так вообще делали. Но он не мог. Он не знал как.
Я не хочу говорить об этом.
Знаю, но что я должен тебе сказать? улыбка Броуди была мрачной. Мы говорим не только о том, что ты поедешь в Мексику, чтобы помочь бороться с огнем. Ты повернешься назад, так сказать, сделаешь резкий скачок, чтобы жить.
Черт, нет.
О, ты поедешь, повторил брат с абсолютной уверенностью. Даже если мне придется заставить тебя.
Заставить меня? Гриффин рассмеялся. Он должен был расстаться со своим братом. Он не смеялся все это время, но Броуди как-то заставил его сделать это. С твоими шестью и двумя футами, я выше тебя на два дюйма.
Ну и что? Броуди резко на него взглянул. Почти год ты жил очень скромно. Но я смотрю на тебя.
Кого это волнует?
Ты похудел, парень. Бьюсь об заклад, что мы весим теперь одинаково. Я могу тебя победить. И он сделал подходящее выражение лица для этого напыщенного замечания. Гриффин тяжело вздохнул и почувствовал себя немного слабым, когда на него нахлынули воспоминания
Шон, Пол, их больше нет. Грега тоже нет Боже, а он все еще не мог даже выносить того, чтобы думать о них.
Я принес твое снаряжение.
Гриффин покачал головой. Если он снова и будет когда-нибудь бороться с пожарами, то в штате, который был его второй родиной в прошлом году. Черт возьми, ему дважды предлагалась работа в пожарной службе Сан-Диего, но это не имело значения. Он не будет снова бороться с огнем.
Броуди о чем вообще идет речь?
О тебе. Обо мне. О маме и папе. Я не знаю. Выбирай сам. Может быть, я просто устал ждать, пока ты перестанешь прожигать свою жизнь. И наблюдать за тем, как ты позволяешь страшному удару судьбы разрушать твою жизнь.
Я все время говорю вам, что это не разрушило мою жизнь. Я все еще жив.
Да? Ты можешь назвать их имена?
Не доверяя своему мужеству, Гриффин уставился на него.
Иди к черту.
Как насчет Грега? мягко сказал в темноте Броуди. Твой лучший друг в течение двадцати лет. Ты можешь позвонить его жене и с ней потрепаться?
Ты придурок.
Да. Лицо Броуди было мрачным. Вот как это будет работать. Ты поедешь в Мексику. Ты будешь помнить, как это быть лесным пожарным, потому что тытот, кто ты есть, а не какой-то пляжный бомж. Ты поедешь, даже, если я сам тебя заставлю. Его голос смягчился. Пожалуйста, Гриф. Сделай это. Вспомни как жить.
Я не готов.
Броуди сымитировал звук гудка телевикторины.
Неправильный ответ.
Не смеши меня. Я никуда не поеду.
Очень смешно. Ты поедешь, или я скажу маме и папе, и всем друзьям, которыми ты так тщательно пренебрегал все это время, где ты находишься. Я приведу их сюда и позволю им тебя увидеть. Соберись. Мне жаль тебя.
У Гриффина скрутило живот. Он медленно сдавался, зажатый между морем и зелеными холмами.
Мне все равно.
О, да, ты преуспеваешь.
Гриффин издал пренебрежительный звук.
Ты никогда ничем особенно не вдохновлялся до этого. Почему сейчас? Почему я?
Броуди разглядывал волны, освещенные несколькими ранними звездами и город за ними.
Знаешь, мне бы хотелось полежать с тобой на этом пляже и просто понаблюдать за облаками, и поверь, я бы пришел, если бы ты меня хотя бы раз пригласил, но ты не сделал этого. Так что теперь я вынужден прибегнуть к мотировке. У него вырвался долгий мученический вздох. Тебе лучше собраться. Ты уезжаешь на рассвете.
Я не сказал, что это сделаю.
Нет, но ты сделаешь.
Броуди
Ты поедешь, потому что сделаешь все, чтобы не разговаривать с людьми, которых ты оставил за спиной. Я прав или я действительно прав?
Я говорю с тобой, не так ли? Гриффина пронзила ярость. Он не хотел этого делать, ничего не хотел делать. Это глупо. Я не могу Я даже думать не могу
Знаю. осторожно сказал Броуди. Знаю. Я также знаю, что наибольшее общение было у тебя в прошлом году, когда ты попросил кассира положить больше картошки в твой гамбургер, но это изменится. Должно измениться. То, что произошло, не было твоей ошибкой. Перестань так себя вести. Он стремительно ему козырнул и стал уходить, оставляя Гриффина в полном одиночестве, как он и решил оставаться все это время.
"Все дело в выборе", думал Гриффин. Даже сейчас он мог остаться один.
Но как долго?
Когда-то давно они с Броуди делили всехорошее, плохое и злое. И он знал, что ради самоуважения Муров, ни один из них никогда бы не осмелился отступить, да и бездействие им не угрожало.
Гриффин только что воочию был свидетелем решимости Броуди, и он хорошо знал своего брата. Броуди пригласил бы маму прилететь сюда первым рейсом. При необходимости Филлис Мур прошла бы пешком две тысячи миль, если бы это было нужно. Она была бы рядом, она бы распоряжалась, она бы заболтала его насмерть. Она бы крепко его обняла и предложила такую любовь
Нет. Боже, нет.
Он не сможет это принять, просто не сможет. Просто от мысли о ней, о папе, любом из друзей, кому он не доверял, у него перехватывало горло.
Он может убежать. Возможно, на этот раз на Багамские острова, хотя скучал по Сан-Диего, в котором было легко заблудиться.
Гриффин изучал удаляющегося брата. Плечи Броуди были твердыми и целеустремленными, шаг уверенный, непоколебимый и полный решимости.
Нет, Багамы находились не достаточно далеко. Ничто не было так далеко.
Дерьмо. Он взял последний камень. Запустил его в океан и смирился со своим будущим.
Что бы это ни было.
Глава 1
Для Линди Андерсон не было ничего лучше пилотской кабины. С ветром под крыльями и баком ее "Сесны", заполненным до краев, остальной мир просто отсутствовал и переставал существовать.
Не то, чтобы она не замечала окружающий мир. Он мог бы исчезнуть с лица земли, а она не ощутила бы последствий.
Ей это нравилось.
"Никаких привязанностей", всегда говорил ей дедушка. "Связи тянут вниз. Связи препятствуют свободе человека".
Линди не знала, было ли это правдой или нет, так как последний из ее личных собственных связейдедушкауже умер.
Задать жару.
Это было его девизом и мантрой. Он научил Линди этому в первый день в детском саду, когда она стояла перед своей начальной школой, облаченная в камуфляж, и дрожащая как осиновый лист.
Дедушка не любил ничего больше, чем повторять ей эти слова. В пять лет Линди косилась на школу, где видела других маленьких девочек, одетых в красивые платья, блестящие туфли и ленты. Они все вприпрыжку проходили через входную дверь, оглядываясь назад на своих сентиментально таращившихся матерей, пока одевая в камуфляж Линди цеплялась за мужчину, к которому никто больше не хотел подходить.
Надрать задницу, ласково повторяла она ему.
Что? ее дедушка приставлял руку к своему уху и хмурился. Не слышу, что шепчут эти анютины глазки. Говори, девочка.
Надрать задницу, сэр! она поднимала подбородок и отдавала честь, зная о том, что на нее смотрели матери, без сомнения, ужасающиеся грубой и жестокой девочке с противным языком.
Ее собственный социальный статус был установлен еще в тот давний день, но дедушка отбросил голову назад и зашелся от грубого смеха, как будто это была их собственная личная шутка.
Так и было. Она потеряла родителей за два года до этого в автокатастрофе и в детском саду память о них пропала. Мало кто мог помешать дедушке, и в результате, в ее детстве не было особой нежности. Что было прекрасно для Линди, потому что она бы в любом случае не признала бы изнеженность.
Они переезжали с базы на базу, и после того, как дедушка облачал в форму каждую из этих баз, они следовали к следующей. Она не могла вспомнить, сколько школ посетила, потеряв счет на пятнадцатой, прежде чем получила высшее образование и устремилась к подобному образу жизни как наемный пилот. Но Линди могла вспомнить, на скольких различных самолетах летала. Она могла вспомнить каждый из них, и ее дедушка, сидящий рядом с пилотом, научил девушку всему.
Эти самолеты были ее настоящим домом, и на протяжении многих лет она оттачивала свои навыки, летая на всем, что попадало в руки, и любя это. Когда ее дедушка умер и его родовое гнездо перешло к ней, она поменяла свою развалюху "Сессну"-172 на шестиместный 206, который, как любили говорить некоторые, был ничем иным, как большим старым универсалом с крыльями.
Она любила свой «воздушный форт», как она его нежно называла. Большая машина, несомненно, пригодилась. Сейчас, в двадцать восемь лет, она работала в международной благотворительной организации "Hope International" в Сан-Диего. Ей платили за вылет волонтеров в районы, отчаянно нуждающиеся в их помощи. Врачи, стоматологи, инженеры, финансовые эксперты она летала так много, что потеряла счет.