Несмотря на погоду, это славный город. Он располагается на берегу Лох-Файна, и в нем витает дух обеспеченности и любезности, что так приятно в нынешние времена. Жилье, которое я снимаю здесь, сухое и чистое. Я остановился в гостинице недалеко от озера, и это место выглядит довольно оживленным днем, а еще больше ночью. В моих комнатах есть очаг и окно, оно выходит на озеро, и я любуюсь звенящим льдом (меня охватывает ребячливая радость, когда я смотрю на царство стужи за окном, в то время как сам нахожусь в тепле). Я пишу тебе эти строки, а из окна льется голубоватый свет, и изумляюсь храбрости людей, что живут здесь среди гор и ветра. Кроме того, Кэмпбеллы великодушны. Возможно, они преданы другому королю, но я плотно поел на этом постоялом дворе, и две оставшиеся лошади, которые так хорошо нам послужили, кажется, не меньше моего рады сытной еде и отдыху. Признаться, я воспрянул духом. Я пообедал олениной, Джейн. Ее остатки все еще приходится выковыривать из зубов, но это хорошее, питательное мясо.
Теперь о цели моего путешествия.
Я уже достаточно слышал о Гленко. На постоялом дворе только об этом и сплетничают. За обедом я подслушал такие страстикровь стынет в жилах. Глава клана, говорят, был застрелен, когда поднимался со своей кровати. Его жена была так изранена, что умерла, раздетая, на снегу около дома. Рассказывают, что с ее пальцев, изуродовав их, содрали кольца. Чудовищная жестокость и подлость!
Я узнал это от хозяина гостиницы. Думаю, его облик позабавил бы тебяя отродясь не видел таких рыжих волос и красных щек. Он прямо-таки фонтанирует словами; в первый вечер, проведенный мною в Инверэри (не более четырех часов), он не раз приставал со своей болтовней. Лишь только прибыв, я понял, что он хитер.
Вы к нам надолго? спросил он.
Я ответил, что, как и все путешественники, нахожусь в руках Божиих, лишь Он да погода будут решать, на какой срок я задержусь здесь. Похоже, этот человек намерен совать нос в мои дела, Джейн. Но можно извлечь выгоду из его любопытства. Ведь если он шпионит за мной, не значит ли это, что он шпионит и за другими? И он знает, возможно, многое.
Подумав, я спросил как бы мимоходом:
А та печально известная долина, она где-то здесь?
В какой же восторг пришел от моего вопроса хозяин гостиницы! Он приблизился ко мне и сказал:
Да, то, что от нее осталось. Пожар и мясорубкавот что там было.
Его глаза потемнели, и он еще сильнее подался вперед.
Попомните мои слова, сказал он. Невелика потеря. О тех, кого зарезали там, вряд ли кто заплачет
Тут он осекся, спохватившись, что разоткровенничался перед незнакомцем:
Как вас зовут, сэр? Вы не представились.
Да простит меня Господь, Джейн, за ложь. Помня о своей истинной цели, я не назвался, точнее, скроил имя из лоскутков. Я использовал, любовь моя, твою девичью фамилию. Что, если здесь слышали обо мне? О моих проповедях? О том, что я якобит? Я не мог допустить, чтобы жители городка узнали, кому я служу. Это было бы слишком рискованно.
Чарльз Гриффин, сказал я, преподобный.
Преподобный? А зачем вы приехали? Далековато от дома забрались, мой друг.
Я приехал, чтобы распространять слово Божественной любви в северных землях, не подчиняющихся законам, сказал я. Слышал, они полны греха.
Он протер стакан, потряс головой:
Это так! К северу отсюда, говорите? Католики, преступники, бесчестные люди Их переполняет жестокость, и они творят зверские деяния. Позорят нас! И еще, поднял он палец, на севере полно изменников. Тех, кто плетет интриги против короля.
Вильгельма?
Да, короля Вильгельма, да хранит его Господь. Слава богу, что он пришел, это великое событие, верно говорю?
Я отхлебнул эля и промолчал. Приход Вильгельма я не назвал бы великим событием.
А вы знаете про ведьму? спросил он.
Я был удивлен, да и кто бы не удивился на моем месте? Сделав еще глоток, я ответил:
Нет.
Мне известно, что страну и, несомненно, этот город в прошлом беспокоили события, связанные с расправами над ведьмами, и другие темные дела, которые я не стал бы обсуждать. Но он говорил беззастенчиво.
Есть тут одна в Инверэри, сказал он. Угодила в тюрьму за свои злодеяния. Я слышал, что по ней ползают вши и у нее нет зубов. Она предстанет перед лицом смерти за свои грехи. Сэр, она была в Гленко
Джейн, моя дражайшая!
Мы обсуждали этот вопрос в Глазго, в саду возле ивы. Помнишь, ты была в синей шали, от которой твои глаза еще голубее, и мы беседовали о волшебстве, но так и не пришли к согласию. Люди моей веры и профессии знают о том, что вершит дьявол. Нам известно, что есть люди, служащие емувозможно, не по своей воле. Эта одержимостьугроза населению. Говорят, того, кто замешан в этом, нельзя оставлять в живых, он должен быть очищен огнем или водой, ради него самого. Так считают многие. Ты знаешь, что я тоже придерживаюсь этого мнения? Что с существованием такой женщины нельзя мириться? Тебя беспокоит мое отношение к вопросу. Но неужели у нас сейчас недостаточно врагов, Джейн? Неужели мало того, против чего нам приходится боротьсядругая вера, самозваные короли, войны, чтобы еще и беспокоиться об этих дьяволовых прихвостнях? Кому на самом деле известна их сила? Если есть Бог, то есть и дьяволи мы знаем, что оба они есть. В этом мире достаточно порока, любовь моя. Когда мы избавляемся от тьмы, вокруг становится чище.
Я знаю твое сердце и помню, как прекрасные голубые глаза наполнились влагой. Ты не веришь в ведьм, скорее даже, ты не веришь тем, кто их разоблачает. Ты считаешь, что эти женщины больны. Что их терзают видения как следствие пережитого горя или страха. Кутаясь в синюю шаль под ивой, ты сказала, что жалеешь подобных существ.
Я люблю в тебе эту доверчивостьдоверчивость к тем, кого ты даже не видела никогда.
Но в нашем мире, Джейн, есть злои я верю в это. Оно везде сеет темные семена. Оно стремится задушить добродетель и благородство, и я жизни своей не пожалею, чтобы предотвратить это, так поступил и мой отец. И мы на пути благочестия. Предназначение всей моей жизнивернуть на путь истинный людей, чтобы все мы шли к Божьему свету.
Я надеюсь, что ненадолго задержусь в этом городе. Лишь немного отдохну и направлюсь дальше на север, в ту опустошенную долину. Эта ведьма была там, любовь моя. Она присутствовала при резне, видела своими глазами. Я вовсе не стремлюсь коротать время в общении с подобным созданиемзамарашкой, не верящей в Господа, и уж тем более не желаю подхватить от нее вшей. Но я должен помнить о своей цели. Если она свидетельница чудовищного злодеяния, ее можно использовать. Она видела совершенное красномундирниками в Гленкои любое слово, даже ведьмино, лучше, чем никакого.
Уже поздно. Минула полночьтак показывают мне карманные часы. Я завершаю письмо, уверяя тебя, как сильно я скучаю. Эти слова ничтожны, они не могут передать и малой доли моей тоски. Но когда поворачиваюсь к окну, что выходит на Лох-Файн, я смотрю через него на запад и мысли мои летят к тебе. Я думаю о том, что за этой водойИрландия. Там ты, и наши мальчики, и все, чему принадлежит мое сердце после Господа.
Будь сильной. Я знаю, что мое отсутствие многого требует от тебя и приходится выносить тяготы одиночества. Прости меня. Хотя я знаю, что уже прощен благодаря твоей вере и любви к Господу, которая так же велика, как моя. Я готов спать в сырой постели и разговаривать с ведьмами ради Его славы и ради Якова, но, делая все это, я думаю о тебе. Надеюсь, ты будешь гордиться мной.
Снег все еще падает с неба. Я мог бы жаловаться на него, но при мыслях о тебе, жена моя, вижу, как он мягок и красив.
Я посылаю тебе свою любовь через Лох-Файн и через все, что лежит между нами.
III
Это распространенное растение, но им нередко пренебрегают.
Хотя оно имеет некоторые неоспоримые достоинства.
Тюремщик хорошо изучил меня.
Он знает, как я разговариваю в темноте. Какой маленькой я могу быть, когда сворачиваюсь в клубочек, такой крошечной, что он думает, будто я поколдовала и исчезла.
Грязная ведьма, говорит он, когда обнаруживает меня. Надеюсь, убивать тебя будут медленно Я приду погреться возле твоего костра.
Но и я изучила его. Я знаю, что у него косоглазие, а еще знаю, что ему бы помог мокричник, кожа на руках шелушится и опадает, словно сухие листья с веток. Таким рукам становится хуже в дурную погоду. Я знаю, что он сильно пьет, он дышит зловонием дешевого виски и несвежего мяса, и я слышала его храп, когда в окне виднелся лоскут бледного дневного неба, а не ночная тьма. Я думаю, виски занимает все его мысли. Я запомнила его шаги. Я знаю, как он ковыляет, подволакивая левую ногу. Никто больше так не ходитпохоже на звуки морского прилива. Да еще бряканье его ключей. Это единственная музыка, что я слышу в тюрьме. Ни пения птиц, ни волынок, лишь звон ключей да шарканье левой ноги тюремщика.
Я знаю, какой звук он издает при ходьбе.
Это не его шаги.
Это шаги другого человека.
Заходите. Присядете?
Я знаю этот взгляд.
На меня все так смотрят, когда видят в первый раз. Наверное, это из-за моего роста, я ведь такая маленькая. Меня называли мышонком, или птенчиком, или малышкой, хотя яни то, ни другое, ни третье. Лекарь пришел и не смог разглядеть, меня во мраке. Он разозлился и закричал:
Здесь нет никаких заключенных!
И тогда я шевельнулась, гремя цепями, и прошептала:
О нет, здесь есть заключенная
Проходите, не стойте у двери. Видите, как я закована? Большинство воров, которых здесь держат, не носят таких кандалов. Преступников бросают за решетку, и все. Но меня заковали в цепи, потому что я «ведьма»: люди думают, что я могу обернуться ветром и унестись прочь. Или превратиться в лягушку и ускакать отсюда через дверь. Но еще я закована из-за своего ничтожного роста, из-за ручек-прутиков и тщедушного тельца. Стайр сказал, что я могу проскользнуть сквозь прутья решетки. «В цепи ее. Заковать покрепче! Она не должна уйти».
А потому не стойте возле двери. Я не в силах причинить вам вред.
Там есть табурет, у стены.
Я знала эту женщину из вашего виденья. Она была полоумной и такой высокойсущая каланча. Под хлопьями легкого мягкого снега, которые не падали, а парили в воздухе, она говорила со мной о вас.
«Тебя найдет человек, сказала она. После того как прольется кровь, он придет к тебе».
Она говорила о моих железных запястьях, говорила, что вы уже почти здесь. Она не упомянула об очках, но я их себе представила, и еще я была права, когда думала о ваших туфлях с блестящими пряжками. О тугих завитках парика.
Этот взгляд, что вы кинули на меня. Я знаю этот взгляд.
Он говорит: «Проклятая неряха, держись от меня подальше».
Так что я знала: вы придете. Ее звали Гормхул. Похоже, у нее был дар предвиденья, хотя я не всегда верила ее словам, слишком уж любила она белену. Однажды Гормхул приставила палец к моей груди и сказала: «Жена!» Словно увидела мой шанс стать женой. Я сказала ей: «Нет» И тряхнула головой, и отступила, но она напевала это слово, и ветер уносил его в долину: «Жена жена»
Вот она какая, белена, самая сильная трава из мне известных. Если ее взять чересчур много и сразу съесть все, то можно умереть. Но я поверила Гормхул, когда она сказала о вас, сэр.
Чего я не знаю, так это с какой целью вы пришли.
Вы не первый, сэр, сидите на этом табурете и неодобрительно коситесь на стены. Приходили и другие люди. Их цели были такие разные, такие странные, и я подумала, что это как собирать травыне встретишь двух одинаковых. Некоторые хотели спасти мою душу от вечных мучений в адском пламени. Я считаю, что с моей душой все в порядке, но они пытались заставить меня говорить о Боге и раскаиваться в каких-то безнравственных деяниях. Был среди них священник, его речь смахивала на отрыжку или лягушачье кваканье. Он обращался со мной как любой служитель церкви, словно я не человек, или все-таки человек, но тронутый умом. Вы тоже из попов? Я вижу крест на шее, а от вашей неприязни ко мне веет Божественным духом. Поди, в голове у вас роятся тысячи библейских слов и вы произносите их очень торжественно. Вы тоже хотите спасти мою душу? Наверное, нет. Вы сидите не так, как другие. И не глядите так строго. Поп будто рыгал и прожигал меня взглядом, я не сдержалась и уставилась на него, хотя это ему очень не понравилось. «Чего вытаращилась, ведьмовское отродье?!»вскипел он.
И мои ответные слова были ему противны. Я знаю, что умею связно говорить. Но редко вижу людей, так что много болтаю, когда выдается возможность.
Он назвал меня шлюхой, а еще стервой. Сказал, что моя болтовня оскорбляет его и что день, когда я сгорю, как полено, будет хорошим днем.
В общем, ко мне приходили люди, которые думают, что, проклиная меня, сами становятся лучше.
Кроме попов, здесь появлялись и законники. Они тоже приходили. Но что это за закон? Я не видела суда, сэр. Я не видела должной справедливости. Никто из женщин, таких как я, никогда не ощущал ее. Если птичка чирикнет пару раз, сверните ей шею и бросьте в суп, а может быть, стоит ее повесить, или привязать к стулу, или утопить, чтобы больше не чирикала, вот он каков, ваш закон. В слове «закон», как и в слове «ведьма», содержится очень многое, но из закона ушла правда, злобная ложь свила в его сердце гнездо. Я вам не чирикающая птичка, но это не важно. Вот она язакованная в цепи.
И лекари. Здесь был лекарь. Всего один, и у него у самого были вши. Он осмотрел рануменя задела мушкетная пуля. Сказал, что царапина быстро заживает благодаря «рогатому целителю», но, конечно, это не так. Спасибо хвощу и окопнику, ошпаренным и прижатым к ране. Лекарю самому бы не мешало полечиться окопником: очень уж много болячек от вшей. Одна даже гноится, и ему будет все хуже и хуже. Он не настоящий врач.
Потом приходили остальные. Жители Инверэри, которые просто хотели увидеть и понюхать ведьму, дьявольскую шлюху. Они швыряли в меня камни через решетку. Они совали пенни тюремщику, когда уходили, и прижимали платок к носу; думаю, страж неплохо на мне нажился. Небось не одну бутыль купил на деньги, заработанные на «той самой ведьме, которая была в проклятой долине».
Она была там? В Гленко?
Да. Говорят, все видела. Говорят, она стояла на коленях и выкрикивала заклинания.
Звала дьявола?
О да! Вся эта кровь и убийства Дьявол был там, несомненно.
Еще приходил некто Стайр. Сидел вот на этом самом табурете. Смотрел на меня, как волк на добычу, пойманную с таким трудом.
Это все, что я могу сказать о нем.
Преподобный Чарльз Лесли. Ваше имя кажется мне смутно знакомым.
Леслисловно ветер в кронах деревьев или морской прилив
Я видела, как слово «ведьма» заставило вас содрогнуться.
Верно, это мрачное слово. Оно пронесло боль сквозь месяцы и годы. Погубило много хороших людейсемейных и одиноких, красивых и непривлекательных. Женщин. Мужчин.
Что вы там творите, у себя в голове? Когда слышите слово «ведьма»?
Я знаю, у многих возникает определенный образ. Чаще всего это женщиначерная как ночь, горбатая жестокая старуха. И вдобавок сумасшедшая. Многим кажется, что я такая. Мне говорили это. Я безудержно болтаю, держа руки у лица, словно мышь, когда ест или чистит мордочку. У меня высокий детский голосэто назвали уликой: дескать, дьявол забрал мой низкий голос, чтобы придать глубины своему. Это ложь, конечно. Я мала, и мой голос тоже малвот и все.
А заклинания? Люди обвиняли меня в тысяче грехов. Когда сажали занозу или видели, как сова бросается на добычу, поминали недобрым словом ведьму. Еще больше наговаривали на мою мать, и она действительно была дикаркой почище меня, гораздо красивее и храбрее. Теленок со звездой во лбуэто, конечно, ее рук дело, как и двойняшки, похожие друг на друга, как пара туфель. Кора рассказывала, как черный петух закукарекал рядом с церковной дверью, поэтому люди взяли и закопалипетуха, а не дверь. Похоронили живьем, и мать слышала, как он отчаянно скребся, когда его засыпали землей. «Его прислал дьявол», шипели люди.
А позже той ночью Кора вырыла петуха своими сильными руками, но поздноон был мертв и весь измазан землей. Она похоронила его вновь, но бережно, в лучшем, тайном месте.
Я ненавидела эту историю. Тот бедный петух никому не сделал ничего дурногоон всего лишь был черным. По словам Коры, людям свойственно прятать то, чего они боятся, чтобы оно не могло причинить им вред. Люди стремятся укрыть предмет своих страхов в земле или в море.