Она вырвала руку и отвернулась от Габриеля. Краска стыда выступила на ее лице. Неожиданное происшествие вызвало досаду.
Думаю, я уже была немного распутной, Габриель. Теперь, когда вам все известно обо мне, или вы считаете, что известно, расскажите о себе, мистер Ангел.
Агнелли нежно поцеловал Дженни. Она совсем не была невинной девушкой, но этот мужчинапервый, кто вызвал у нее такую сильную, бурную, неудержимую страсть. У Дженни все еще подкашивались ноги, и сердце колотилось в груди.
Я резчик по камню и по дереву, плотник, разговаривая, они держались за руки, легко касались кончиками пальцев щек, бровей, губ. Дженни погладила черные волосы Габриеля. Он поправил бант в ее прическе. Оба были взволнованы и ошеломлены стремительным взрывом желания.
Лучше я расскажу о своих чувствах о том, что ощущают мои пальцы, ладони.
Я поняла, Дженни улыбнулась с горькой радостью.
Я человек, наделенный instino. Как это по-английски? Инстинктом. Иногда я чувствую руками, он медленно потер руки. Мой ум еще не определил, в какие слова облечь свои впечатления, а руки уже знают, что делать. Я мастер, а не чернорабочий. В Италии нет работы для резчиков. Для чернорабочих тоже. Габриель нахмурился. Знаешь, в Америке итальянцев называют «перелетными птицами». Многие приезжают на время уборки урожая и потом возвращаются домой.
Итальянцы чаше других возвращаются на родину, несмотря на дорогой билет и ужасную дорогу? Я не знала этого, девушка снова посмотрела на Габриеля, очарованная не только его красотой, но и тонким вкусом. На нем была старая, хорошо сшитая куртка из дорогой материи. Вязаный шарф небрежно, но изящно обмотан вокруг шеи. Агнелли явно следил за модой, хоть и не был богат.
Я расскажу тебе о том, чего ты еще не знаешь, оказал он. В Америке тебя будут называть немой или неповоротливой шведкой. Но я-то знаю, что ты проворная. И по-английски ты говоришь лучше меня. Почему? Где ты научилась языку? легкая улыбка скользнула по его лицу. Он сдвинул кепи на затылок, и ветер подхватил и растрепал выбившуюся из-под шапки смоляную прядь волос.
Жизнь дома была тяжелой. Земля истощена, урожаи стали бедными. На всю семью еды не хватало. Работу на близлежащих фермах не найти. И вот мы со старшей сестрой и несколькими девушками из нашей деревни Лександ в Далекарлии поехали в Стокгольм, чтобы попытаться найти там работу. Я работала в посольстве Англии. Сначала чистила кастрюли, потом стала горничной. Там я научилась английскому и совсем немноговсего несколько словитальянскому, французскому, русскому.
Ты говоришь по-английски с bambina? Габриель вспомнил о девчушке двух-трех лет с соломенными волосами, которая почти неотлучно находилась рядом с Дженни.
Ингри?.. «Bambina»значит «малышка»? уточнила Дженни. Немного. Хочу, чтобы она чувствовала себя как дома в новой стране. Мы едем в Айову.
Понятно. К мужу? Сначала он приехал в Америку, заработал деньги и теперь вызвал вас? Агнелли сердито натянул кепи на лоб и убрал непокорную прядь.
Нет. У меня нет мужа. Она отвернулась и стала смотреть на море. Повисла напряженная тишина. Луна клонилась к западу. Небо на востоке светлело. Наступало утро.
Тебя не пустят в Америку. Одинокая женщина без денег, без мужа.
У меня есть десять долларов. Вот здесь. Дженни положила руку на грудь. В Бремене сказали, что этого достаточно, чтобы не считаться нищенкой. Кажется, они так назвали человека, у которого нет денег, сказала она встревоженно. Я знаю, они не впустят в Америку без денег.
Я видел девушек таких, как ты, даже с десятью долларами в кошельке, которых держали на острове Эллис, пока Габриель достал папироску и похлопал по карманам в поисках спичек. Ты видела в Бремене картинку на стене? Там изображена одинокая хорошенькая женщина. Внезапно в его голосе послышался гнев.
Темноволосая женщина в желтом платье? Та, что плачет? Но это же предупреждение.
Сказали, что картинка предостерегает от занятий проституцией. Ох, Габриель Дженни закрыла лицо руками. Представляю, что ты думаешь обо мне. Что ты имел в виду, когда сказал, «такие же, как ты, девушки»?
Ну, конечно же, я не подразумевал, что такое случится с тобой Дженниланган! воскликнул он, вскинув руки. Но иногда у красивой девушки нет выбора. Власти Нью-Йорка запрещают отпускать с острова женщин с детьми без мужа или сопровождающего лица.
А, ну тогда все в порядке. Меня должны встретить мой дядя или его друг. Она улыбнулась с облегчением. Габриель, меня зовут просто Дженни, а не Дженниланган.
Знаешь, Просто Дженни, Агнелли шутил, но выражение его лица было суровым. Его враждебный тон озадачил и встревожил ее. Когда я приехал в Нью-Йорк впервые, то сказал себе: «Гейб, та громадная статуя в порту, должно быть, памятник храброму итальянцу Христофору Колумбу. Это, действительно, Новый Свет». Теперь я точно знаю, он с недоумением пожал плечами, она не имеет с Колумбом ничего общего. Многие вещи остаются неизменными даже в этом процветающем Новом Свете.
Да, но многое не так, как у нас. Полно, Габриель, не тревожься! К Дженни вернулся ее природный оптимизм. Скоро взойдет солнце. Не могу дождаться, когда увижу статую Свободы. Хочу увидеть ее в лучах восходящего солнца. Смотреть в ту сторону, Габриель?
Отсюда она не видна, Дженни, ответил он сухо.
Настроение у него упало, стоило только подумать об опасностях, поджидающих в Нью-Йорке, и о поразительно сильном влечении к стоящей рядом милой, ранимой женщине. Это нижняя бухта. Статуя стоит на острове, расположенном ближе к порту.
Я долго ждала встречи с нею, подожду еще немного, Дженни была смущена его явным недовольством. В ее ушах еще звучали его слова: «Девушки такие же, как ты с ребенком без мужа». Она думала, что у него сложилось о ней неблагоприятное мнение. Габриель такой же, как большинство знакомых мужчин, начиная с всегда уверенного в своей правоте отца. Почему она ждала от него большего? Ее губы еще помнили вкус его поцелуя. Каждая клеточка хранила воспоминания о его сильном теле. Дженни мучительно пыталась понять, как случилось, что она позволила застать себя врасплох, поддалась искушению, отдалась страсти Габриеля, чтобы утолить свою. «Подобная слабость, сказала она себе, приносит душевные страдания. Нельзя уступать своим чувствам». Она отвернулась от Агнелли и взяла Ингри у Корин, женщины с соседней койки, которая вынесла девочку на палубу.
Только теперь она заметила остальных пассажиров третьего класса, неслышно, как призраки, возникших позади них. Около тысячи людей в тысячах миль от родного дома горели одним желаниемпоскорее увидеть чужую страну, которая, они надеялись, станет их родиной. Чистенькие, умытыенасколько позволяли условия на нижней палубедетишки с трудом сдерживали возбуждение, любопытство, бурную энергию.
С безграничной надеждой и мужеством, с вещами в руках и бьющимися сердцами иммигранты со всего света стояли перед своей terra incognita.
ГЛАВА 2
Спустя несколько часов карантинные врачи покинули пароход на поджидавшем их катере. Яркое солнце плыло в ясном синем небе, «Принц Вильгельм» медленно входил в нью-йоркский порт. Гавань казалась Дженни островом, по берегам которого раскинулись леса из мачт и труб. Две широкие реки, по которым оживленно двигались суда, плавно несли свои воды, омывая остров Манхэттен. Через Ист-Ривер перекинут висячий мост, напоминающий стрельчатую готическую арку.
Пароход приближался к причалу. Статуя Свободы постепенно вырисовывалась перед глазами изумленных пассажиров. Сначала поднятая рука с факелом. Потом величественная фигура. Остроконечная корона сияла ореолом вокруг головы. Классический профиль. Бездонные глаза. Медное покрытие ослепительно сверкало на солнце. Статуя четко виднелась на фоне покрытых белыми барашками волн. Иммигранты, взволнованно толкавшиеся на палубе, обеспокоенные своей дальнейшей судьбой, благоговейно замерли, пораженные размерами и великолепием скульптуры.
Мисс Либертибогиня! прошептала Дженни.
Свобода, освещающая мир. Это ее полное и точное имя, торжественно произнес стоящий рядом ирландец, сдавленным от восхищения голосом. Джоко Флинн, школьный учитель из Керри,с которым Дженни и Габриель подружились независимо друг от друга, был невысоким, жилистым мужчиной с копной темных волос и круглыми, как пуговки, карими глазами, оживленно сверкавшими под очками в тонкой металлической оправе. Человек нервный, обидчивый, он постоянно отбивал дробь ногой или барабанил пальцами. Джоко выходил из себя по малейшему поводу, неважно, было оскорбление действительным или воображаемым. Когда он считал себя униженным, на его щеках вспыхивали красные пятна, яркость которых говорила о степени охватившего его возмущения. Вспыльчивым Флинн нравился Дженни. «В нем масса привлекательных качеств», думала она. Подкупающая, извиняющаяся улыбка освещала его лицо, когда остывал его гнев и он понимал, что вспылил без причины. Он обладал обширными познаниями. Его память хранила цифры и факты из многих областей знаний. Дженни нравилось слушать разговорчивого Флинна, хотя многие считали его занудным и надоедливым из-за постоянного желания поделиться с окружающими интересными сведениями.
Эта ледисамая высокая в Нью-Йорке. Триста пять футовот земли до кончика факела, сообщил он девушке. Габриель, натянув кепи на лоб, чтобы солнце не било в глаза, внимательно рассматривал статую. Не впервые он любовался изящными складками ее платья, безмятежными глазами, устремленными, как он полагал, в будущее. В знак уважения к мисс Либерти он стащил кепи с головы.
Когда-то остров Бадлоуз, на котором стоит статуя, был населен обычными фермерами, продолжал свой рассказ Джоко. Затем здесь построили чумные бараки. Потом на острове была военная тюрьма. И, в конце концов, городская свалка. Теперь здесь живет Свобода. Да, мои старенькие родители, да хранит их Бог, плакали бы от счастья, будь они рядом со мной. Горько было покидать их. Я ведь младший сын и всегда жил с ними.
Джоко, неужели ради Америки вы оставили стариков совсем одних? удивилась Дженни. Флинн нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Наверное, трудно решиться на такой шаг?
Ну, признаюсь честно, выбора у меня не было. Мне нужно было покинуть Ирландию как можно быстрее. Поэтому я не мог ждать, скрываясь среди кровожадных англичан, отплытия парохода из Ливерпуля. Решил уехать в Бремен. Суда в Америку оттуда уходят дважды в неделю, а из Ливерпуля только два раза в месяц.
В Нью-Йорке ирландских фениевне меньше, чем в Дублине.
Они помогают своим, объяснил Габриель.
Меня ложно обвинили, приятель! Я несчастный учитель без гроша в кармане, а не вор или убийца. А что, Америка действительно земля обетованная? Не мы ли, Флинны, были всегда бедняками? И разве я не хочу разбогатеть и устроить своим родителям спокойную, обеспеченную жизнь? заявил Джоко, уверенный, что, вне всякого сомнения, это ясно всем.
Почему вы на самом деле здесь почти в Америке? Потому что вы спасаете свою жизнь или потому что любите деньги, или?.. Дженни вопросительно смотрела на него.
Я обожаю деньги. Разве это предосудительно, хотел бы я знать? рассвирепел он от возмущения, словно его обвинили в совершении преступления. Будто Габриель Агнелли и вы сами, Дженни, не за этим пожаловали сюда?
У меня много причин, чтобы ехать в Америку, Джоко Флинн. Но поймите, пожалуйста, я никогда не чувствовала себя бедной. Для собственного удовольствия я никогда бы не пожелала того, что мне недоступно. Но ради Ингри, будущего моих мамы, папы и своего собственного я хочу взять из этого мира все хорошее. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы создать для малышки спокойную, счастливую жизнь, решительно сказала Дженни, и Габриель не усомнился в ее словах. Как и вы, Джоко, я оставила свой дом, чтобы в новом мире пойти своим путем, а не затем, чтобы разбогатеть. Хочу начать жизнь сначала, поступать по-другому лучше, вычеркнуть из памяти ошибки прошлого. Да, иногда я бывала голодна. И вот я здесь, чтобы заработать на пропитание себе и своим детям. Хочу, чтобы они росли крепкими, здоровыми, высокими, как цветы под теплым весенним дождем и ласковым солнышком. Чтобы они стали теми, кем захотят.
Ласковый взгляд Габриеля волновал Дженни. Она боялась встретиться с ним глазами.
Сколько еще детей вы хотите иметь, сеньорина? он улыбнулся насмешливой белозубой улыбкой.
«Какая развратная усмешка!»раздражаясь, подумала Дженни.
Несколько, коротко ответила она.
И каким должен быть их отец?
Не банкиром или чиновником, или или обманщиком-дипломатом Мужчиной, который добился успеха своим трудом из хорошей работящей семьи, ответила она с горячностью. Я выйду замуж за того, кто умеет хорошо работать не головой, а руками с добрым сердцем. Вполне возможно, когда я приеду в Маленькую Швецию в штате Айова, то выйду замуж за фермера.
А как насчет небольшого наследства? внимательно глядя на нее, спросил Габриель.
Не люблю людей, потакающих своим желаниям, грабителей, что смотрят свысока на простых людей. Они считают, что могут купить все, что хотят а если не могут купить, берут силой или обманом.
Отец Ингри такой человек? Габриель спросил так тихо, что только Дженни могла расслышать его.
Она кивнула виновато и искренне.
Буду искать человека в своем вкусе.
В каждом слое общества есть хорошие люди и подонки, Дженни.
Как тонко подмечено, мистер Ангел, она и так рассказала о своем прошлом больше, чем собиралась. Девушка повернулась к Габриелю спиной, явно игнорируя его.
Больше всего мне хотелось попасть в Америку, чтобы жить в свободной стране, обратилась она к Джоко. Ингри, посмотри, мисс Либерти приветствует тебя, она указала девочке, сидящей у нее на руках, на статую Свободы.
В Америке множество разновидностей свободы. Надеюсь, ты здесь найдешь свою, Дженни.
Она не удержалась, снова повернулась к нему. В холодных глубоких синих глазах застыл вопрос.
А ты, Габриель Ангел? Зачем ты едешь в Америку? За богатством, славой, свободой или, возможно любовью? спросила она.
Агнелли опирался локтями о поручни, держа кепи в руке. Дженни смотрела на сильные руки, которые недавно нежно ласкали ее тело. Ветер трепал длинные черные волосы Габриеля, отбрасывая их со лба. Сейчас он напоминал ей ястреба, готового расправить крылья перед полетом.
Иногда мне кажется, что я еду за всем этим. Временами мне ничего этого не нужно. Когда мне не было и двадцати, я не хотел сидеть на одном месте, как дерево. Я хотел быть птицей и летать по свету с ветром наперегонки. Я уже не так молод, мне почти тридцать. Порой я думаю, что мне нужен кусок американской землидикой, неосвоенной, подальше от всех и все. Я бы жил там по воле собственного сердца, по собственным законам, а не по указке землевладельца, как в Италии, или промышленника, как в Нью-Йорке. Проклятые боссы наложили лапу на хорошую работу в городе Они платят человеку нищенскую зарплату. Габриель был взволнован, и Дженни показалось, что он снова грохнет кулаком по деревянной переборке. Однако он закурил, не спеша затягиваясь. Затем небрежно пожал плечами, словно хотел сгладить значение слов и гнева, принизить ценность своей мечты. Небрежный жест, бесцеремонный тон скрывали его истинные чувства, но прищуренные темные глаза горели черными алмазами. Именно в то мгновение, хотя и не осознавая этого, Дженни влюбилась в Габриеля Агнелли.
Ты собираешься жить на своем огромном поле американской земли совершенно один или с женой, со своей Фиаммой?
С женой? Он натянуто улыбнулся. Возможно.
Возможно? Но ты говорил, что томишься одиночеством без жены, без семьи, холодные синие глаза пристально смотрели на него.
Эй! Разве я сказал, что томлюсь? Ты говоришь о жене, по его лицу скользнула улыбка. Сердце Дженни затрепетало.
Вы говорите об одиночестве, как о добродетели, мистер Ангел, сказала она.
Добродетель, свободапросто слова. Всяк понимает их по-своему. Трудно определить их значение. Нелегко сохранить свои взгляды, Дженни Ланган, ответил он, погладив ребенка по головке.