За все тридцать пять лет жизни ни одна женщина не заставила чаще забиться его сердце. Он умел им нравиться, мог вскружить голову, довести до отчаяния или исступления, мог быть нежным или жестоким. В его амурном матрикуле числились десятки побед и всего два пораженияи те, и другие почти не трогали его. И князь самоуверенно полагал, что Амур отступился, обломав об него все свои стрелы.
Но то, что не под силу простой смертной, ничего не стоит Киприде, не женщиной рождённой, а вышедшей из пены морской!
Венусбогиня любви. Только небожительнице под силу сокрушить броню, в которую было заковано его сердце И броня палаосыпалась сотней сверкающих осколков, обнажив беззащитное, ничем не прикрытое сердце
Он отдал бы ей всё, что имел: имя, титул, богатство. Он подхватил бы её на руки и не спускал с них всю оставшуюся жизнь. Он осы́пал бы её драгоценностями, нарядил в изысканные наряды. Не кощунство ли, что её нежной кожи касается грубое полотно! Он женился бы на ней, если бы мог. И наплевать, что стали бы говорить об этом в свете!
Как он рад был, что отец не дожил до этого дняон возненавидел бы отца, навязавшего ему постылую жену. О, если бы не этот проклятый брак!
Князь застонал. Никогда раньше наличие супруги где-то в деревне под полумёртвым Петербургом не мешало ему. Но теперь Теперь это была катастрофасолнце, обрушившееся на голову, земля, разверзшаяся под ногами. Беда, безысходная, чёрная и бездонная, как воды Стикса И такая же непреодолимая.
Что он мог предложить ей? Постыдную роль метрессы? Он скрипнул зубами.
Ну почему? Кто придумал, что брак должен быть нерушим?!
Господи! Я хочу, чтобы она умерла! Слышишь?! Сделай так, чтобы она умерла!
Голос, строгий и печальный отозвался откуда-то из глубины сердца:
Опомнись, несчастный! Господа не просят о таких вещах!
Значит, пусть это будет дьявол! закричал он исступлённо. Только пусть её не станет! Я хочу, чтобы она умерла!
***
Как должно вести себя жениху, Фёдор понятия не имел. Его опыт общения с женщинами был невелик. Да и были это в основном гулящие девки или, в крайнем случае, вдовы-мещанки. Отношения с ними или отсутствовали вовсе, или строились в понятном и необременительном ключе базарного мира: платишь деньгиполучаешь желаемое. Душа и сердце в сей коммерции не участвовали вовсе.
Первую жену ему сосватал сам Пётр. Государь любил выступать в этой роли, а ещё больше ему нравилось сбивать спесь с чванливых аристократов.
Едва решив дело на западе, Пётр бросил все силы на восток. И как только был подписан мир со шведами, русская армия и на скорую руку построенный флот отправились на Каспий.
Привыкшие к стройному и размеренному военному порядку шведов, солдаты были обескуражены горскими способами ведения боя, когда нападавшие налетали ватагой и рассеивались по полю битвы без какого бы то ни было порядка.
В одной из таких стычек Фёдору и удалось отличиться и даже заслужить благоволение императора.
Летним утром русская армия, вставшая лагерем на берегу реки Инчхи, обнаружила, что дорога на Дербент перекрыта ордой лезгин, ночью спустившихся с гор. Появление горцев не было такой уж неожиданностью. Стычки с отрядами, напоминавшими разбойничьи ватаги, происходили и прежде, а накануне вечером от утамышского султана прибыл посланец, который передал, что властитель настроен очень враждебно и грозит мучительной смертью каждому из «урусов», кто попадёт ему в руки. Преградившая дорогу армия была велика и находилась в тактически более выгодном положении: на возвышенности, куда не долетали ядра русских пушек.
И Пётр ринулся в бой во главе драгунского дивизиона и казаков.
Сражение Фёдор помнил смутно. Чернобородые люди в лохматых шапках дрались свирепо: стреляли, рубили, а попав в окружение, делали вид, что готовы сдаться, лишь затем, чтобы, выхватив кинжал, всадить его в сердце одному, а если повезёт, то и нескольким противникам. Казалось, они нисколько не боятся смерти.
В гуще сражения Фёдор оказался в непосредственной близости от Петра, когда сверху с огромной каменной глыбы, прямо на круп государева коня прыгнул человек с кинжалом в руке. Фёдор не успел бы, будь он дальше хоть на пару аршин Но волею судьбы он находился совсем близко, а нападавшего успел заметить уже во время прыжка. И тоже прыгнул.
Он не мог рубить или стрелять, не рискуя убить императора, и, прыгая на горца, отшвырнул в сторону саблю с ружьём, крепко обхватив нападавшего за плечи, не давая возможности вонзить в спину Петра свой кинжал.
Оба упали и покатились под копыта коня, тут бы безоружному Фёдору и пришёл конец, если бы длинный и острый кинжал во время падения не вонзился нападавшему в паховую жилу.
В том бою Фёдор был ранен в ногу, и когда вечером, бледный от боли, лежал в госпитальной палатке, туда явился сам царь в сопровождении лекаря и командующего драгунским корпусом, бригадира Андрея Ветерани.
Оглядев ряды лежащих на камышовых тюфяках раненых солдат, Пётр вдруг подошёл к Фёдору.
Кто таков?
Поручик Новгородского драгунского полка Фёдор Ладыженский, отрапортовал тот, стараясь придать голосу бравость. Получилось не слишком убедительно.
Пётр прищурился.
А не ты ли, поручик, нынче с конём моим в чехарду играл? И, не дожидаясь ответа, повернулся к спутнику. Вот, Андрей Иваныч, гляди: сей бравый солдат нынче мне жизнь спас.
И прежде чем Фёдор успел что-либо сообразить, Пётр склонился и расцеловал его в обе щеки.
Сильно ранен? Император обернулся в сторону полкового лекаря.
Никак нет, Ваше Величество, отозвался тот. Особливой беды нет. Ранен он в колено, сухожилие, правда, порезано, но отнимать ногу не будем. Коли Господь милость явитзаживёт. Хро́мый только станется.
Так что ж ты, герой, куксусный такой? Пётр вперил в Фёдора пронзительный взгляд серых глаз.
Да известно что, государь, усмехнулся Ветерани. Куда ж колченогому в драгуны? Под комиссию попадёт. А жить чем? Небось жена, дети Так, поручик?
Никак нет, ваше высокородие. Неженатый я
Ну, стало быть, и не женится теперь. Так-то дослужился бы, глядишь, до генерала или хоть полковника, а то и именье бы выслужил А теперь какой из него служака? Да ещё и хромой. И так-то жених незавидный был, а теперь и вовсе ни одна дева взором не удостоит.
Вздор! Пётр фыркнул. У него было отличное настроениегорцев отбили и потери невеликие понесли. Хочешь ли, Фёдор, я сам тебе жену сосватаю? Вот из похода воротимся, и сватом к боярину Хованскому поеду! Помню, на последней ассамблее Михайло Петрович дочку свою вывозил, вот и будет жена государеву спасителю.
На удивление, об обещании своём Пётр не забыл и по возвращении из Дербента в ноябре, как обещал, пожаловал сватом к Хованским. А через две недели в новом соборе Петра и Павла при крепости на Заячьем острове Фёдор Ладыженский венчался с Анастасией Михайловной Хованской. Забавляясь потрясением ошеломлённого боярина, Пётр сам был на свадьбе шафером и спасителю своему преподнёс на редкость щедрый подарокмаленький домик возле Адмиралтейства в новой столице и роскошный кабинетец орехового дерева, резной и изящный, которому бы впору не в бедном домишке драгунского поручика стоять, а во дворце у Светлейшего князя, Александра Даниловича.
Нужно ли говорить, что жену свою Фёдор впервые увидел во время венчания. Анастасия оказалась спокойной и покладистой, мужу не перечила, на судьбу в лице сумасбродного государя, отдавшего её, боярышню древнего рода, бедному, никому не известному дворянину без особых видов на будущность, не сетовала. По крайней мере, вслух. Родила сына Алёшу, а через пять лет после того умерла родами, оставив мужа вдовцом.
***
Андрей был хлебосольным хозяином. В своём особняке на Варварке держал открытый стол, и в доме его, что ни день, допоздна гостевали знакомые офицеры, сослуживцы и просто приятели. Фёдор проводил там всё свободное время, возвращаясь в убогий домишко, что снимал на Земляном валу, лишь ночевать.
В этот день он сильно задержался на службе и ехать к другу не было никаких резонов, но не терпелось поделиться новостями.
Гостей у Андрея в этот час оказалось немного, разговор за столом шёл о покинутой столице.
Не похоже, чтобы государыня собиралась возвращаться в Петербург, проговорил Василий Иванович Татищев, продолжая прерванный появлением Фёдора разговор.
И не соберётся, покачал головой князь Порецкий. Попомните моё слово, господа, Санкт-Петербург ждёт судьба Ахетатона: пройдёт лет двадцатьи от него не останется и следа Третьего дня получил письмо от управляющего, он пишет, что по городу рыскают волчьи стаи, мастеровые бегут, дома стоят заколоченные, иные уж лиходеи поразграбили. Эх а я в своём особняке, что при государыне Екатерине отстроил, даже и не пожил. Жаль, прекрасный дом получился А нынче его даже задёшево не продатькому он теперь надобен
Фёдор вспомнил собственный маленький домик в Малой Морской слободе возле Адмиралтейского луга и немного расстроился, однако возбуждение не давало долго предаваться унынию.
Гости разъехались далеко за полночь, и Андрей предложил Фёдору переночевать у себя. Тут-то, наконец, тот и поведал другу свои неожиданные новости.
Узнав о его сватовстве, Андрей вытаращил глаза:
Да ты что, Федька? На кой тебе бесприданница? Нет, я понимаю, что одному да с дитем тяжко. Тебе бы вдовушку богатенькую приискать, может, даже купчиху. Они нонче все в благородные желают, вот и подобрал бы себе какую-нибудь, в соку и с мошной поувесистее.
Но увидев, как помрачнело лицо приятеля, быстро добавил:
А может, и прав ты. Девица хороша и небалованнаянебось, хозяйка из неё выйдет добрая. Чай, и шить, и дом вестивсё умеет. А прочим каким премудростям, он, ухмыльнувшись, подмигнул, сам обучишь.
Однако на Фёдора напали сомнения: тоже ещё любезник выискался! Хромой, вдовый, вдвое старше, рожачерти в аду испужаются. Был бы хоть богат, так всё состояниедве деревни, что покойница-жена в приданое принесла, да домик в умирающем Петербурге, который нынче и не продать. Беловыотец да мать сватовству его так явно обрадовались, что стало яснонадежды пристроить дочек у них почти нет. И то, что согласие ему дали мгновенно, означало, что мнением Марии Платоновны по этому вопросу никто интересоваться не станет.
Там на площади, когда отборным петровским матом и пылающим факелом отгонял от неё медведя, он знал, что будет делать что угодно: голыми руками душить, грызть зверя зубами, лишь бы только она успела убежать, спастись
Потом, за мгновение перед тем, как она, сомлевшая, упала к его ногам, что-то произошло между нимибудто натянулась невидимая струна, незримая, но прочная, как железный трос. Он не мог объяснить этого чувства словами. В нём не было ничего из тех незамысловатых ощущений, что влекли обычно к женщинам: ни вожделения, ни стремления отдохнуть от жизненных перипетий, ни желания главенствовать. Было что-то иное: хотелось глядеть на неё, касаться пушистого золота волос, рассматривать, как в зеркале, своё отражение в её зрачках.
Кстати, о зеркалах. Вчера, когда Андрей вышел из комнаты, Фёдор подошёл к большому зеркалу в бронзовой оправе, висевшему у того в гостиной, и долго всматривался в своё отражение. Увиденное не порадовало. Он знал, конечно, что не красавец, но теперь показался самому себе сущим уродом: близко посаженные глаза с тяжёлыми веками, крупный нос, большой рот и широкая челюсть. Кожа, порченая оспой, да ещё эта щербина между передних зубов
Куда юной прекраснице любить такого Он попытался представить, что может чувствовать девица, связанная с человеком, на которого ей и смотреть-то противно, не то что в постель ложиться, и вконец затосковал.
Переговорить с невестой с глазу на глаз возможности не было. Фёдор практически ежедневно заглядывал к Беловым, сперва вместе с лекарем, справиться о Машином здоровье, позжепросто так, но видел невесту лишь дважды. В первый раз их при скоплении всех домочадцев поставили на колени перед образами, и Платон Михалыч, Машин отец, благословил молодых старой, тяжёлой, как щит Дмитрия Донского, иконой. Тёмный от времени лик едва различался глазом, и Фёдор так и не понял, кто на ней изображён. Со всех сторон глазели сёстры, сенные девки и даже, кажется, соседи. Фёдор чувствовал себя карлой, которого на ярмарке за деньги показывают, какие уж тут разговоры. Маша и вовсе глаз не подняла. Лишь на миг, когда в его ладонь легла её изящная ручкатонкая, все косточки наперечёт, он почувствовал, как дрожат пальчики.
А вдруг она его боится? Конечно! Этакое чудище! Фёдор чуть не застонал.
Второй раз ему удалось увидеть Машу в гостиной. Она, трое сестёр и мать занимались рукоделием. Отца дома не было. На Фёдора смотрели все, кроме невесты, а она так и сидела, старательно тыкая в пяльцы иголкой, и, с трудом выдержав с четверть часа, он ретировался.
Между тем близился день обручения. На обручении настоял Машин отец, хотя обряд этот уж лет десять не являлся обязательной процедурой для последующего венчания. И у Фёдора создалось впечатление, что тот хочет таким образом связать его обязательствами, чтобы жених, не ровён час, не пошёл на попятный.
Накануне Федор не спал, и даже с тоски и тревоги попытался напиться, но и такое простое и понятное действо ему не далось. Он просто не смог влить в себя даже стакана водкигорло сжимал спазм.
Обручение состоялось на Троицу. С утра, хмурого и непогожего, над Москвой висел близкий дождь. Фёдор чинно отстоял обедню на мужской половине храма рядом с отцом и братом невесты. Отчего-то служба тянулась бесконечно. Он всё время ловил себя на желании посмотреть налево, туда, где были женщины, чтобы попытаться разглядеть Машу. Фёдор знал, что она там, но не видел её. Он старался не вертеться, только скашивал в сторону глаза, и от напряжения к концу службы разболелась голова.
Я хочу поговорить с Марией Платоновной перед обрядом, сказал он будущему тестю, когда служба закончилась, и народ стал расходиться. С очей на очи.
Белов нахмурился.
К чему это? Неприлично девице с мужчиной наедине оставаться.
Не нужно наедине, мы даже из церкви выходить не станем. Просто пусть все отойдут. Я хочу сказать ей пару слов.
Платон Михалыч сердито засопел, но, упёршись в каменный взгляд Фёдора, возражать не рискнулочевидно, боялся, что вожделенная помолвка сорвётся.
Отойдите все! рыкнул он на домашних и сам первый широкими шагами двинулся на середину храма.
Фёдор и Маша остались одни возле огромного медного подсвечника, позеленевшего от времени и свечного нагара.
Маша стояла перед ним всё так же, не поднимая глаз. На ней было давешнее «парадное» платье так, жестоко осмеянное светскими модницами, на волосах зелёный Троицкий платок, из-под которого украдкой выбралась своенравная золотистая прядка. Фёдору невеста показалась бледной, испуганной и несчастной.
Мария Платоновнаначал он и запнулся.
Что говорить дальше? Я вам не противен? Вы сможете смотреть на меня без отвращения? Что за чушь!
Поскольку молчание затянулось, она быстро взглянула на него и снова отвела глаза.
Вас неволят выходить за меня? пробормотал он наконец, понимая, что никакого смысла в этом разговоре нет.
Господи, ну конечно, неволят! Что за глупый вопрос Фёдор сжал зубы.
Я не хочу, чтобы вы становились моей женой по принуждению, выговорил он с усилием. Я всё понимаю, вашего согласия никто не спрашивал. Но мне так не надобно. Скажите сейчаси если я противен вам, или же, может быть, есть кто-то, ктоОн снова запнулся, нахмурился и резко закончил, будто обрубил: Словом, я отменю обручение.
По спине тёк ручеёк пота.
Неожиданный солнечный луч, пробившись в окошко, озарил храм, и одновременно с ним Маша подняла, наконец, глаза.
Одно ваше слово, и яначал Фёдор и осёксяона улыбалась. Огромные глазищи сияли. И как тогда на площади, незримая нить вдруг соединила их. Фёдор понялсоединила навек.
Я не слишком завидный кавалер, пробормотал он, не в силах оторваться от её глаз. Ох и глаза! Казнь египетская, а не глаза!
Узкая ладошкавсе косточки наперечётмягко зажала ему рот.
Молчите! Я никому не позволю худо говорить про моего жениха. Даже вам.
Длинно вздохнув, Фёдор на миг зажмурился и поцеловал прижатые к губам пальцы.