И Маша стала учиться вместе с братом.
Им по тринадцать лет.
Гришка громко сопел ей в ухо, влажные губы слюнявили рот. Сперва Маше было любопытно, но вскоре стало противно и скучно, и она попыталась высвободиться, но Гришка только сильнее прижал её, и ручища, здоровенная, как медвежья лапа, вдруг ухватила за грудь. Маша пискнула, дёрнулась и принялась вырываться уже всерьёз.
Ну чего ты! шептал Гришка, продолжая её тискать. Чего дёргаешься, убудет от тебя, что ли
Он был выше на целую голову, здоровенный и сильный. И давно уже поглядывал на неё. Они выросли вместе, с детства носились в одной ребячьей ватаге, поэтому она нисколько не испугалась, когда Гришка вдруг ни с того ни с сего ухватил её за руку и потащил в заросли бузины у забора.
Лапищи ухватили за бёдра, и Маша испугалась по-настоящему.
Сзади раздался треск веток, и в ту же секунду чья-то рука смазала Гришку по уху.
Митя вцепился в неуклюжего увальня, в одно мгновение отодрал его от растрёпанной Маши и принялся лупить. Должно быть, тот чувствовал, что виноват, и всерьёз драться с Митей не стал, только неловко защищался от его наскоков. Маша глядела во все глазаона никогда ещё не видела брата в такой ярости.
Только тронь её ещё, пристрелю! рыкнул Митя напоследок, ухватил сестру за руку и поволок домой.
Им по четырнадцать лет.
Маша свернулась клубочком на сундуке в Митиной каморке, а тот, не в силах усидеть на месте, мерил шагами крошечное помещение.
Я люблю её! Я хочу на ней жениться! Глаза его сияли.
Разве ты можешь на ней жениться? удивилась Маша. Она же крепостная.
Ну и пусть крепостная! Марфуша лучшая на свете! Мы убежим и повенчаемся! Я так её люблю!
Та же комната, Маша снова сидит на сундуке, Митя лежит, отвернувшись к стене, обхватив руками голову. Он говорит тускло, тихо, почти без эмоций, Маша с трудом разбирает его слова:
Они отправили её в деревню к дядьке Ивану и обвенчали с конюхом Евдокимом. За что?! Она же такая ласковая, кроткая, а её отдали этому чудовищу! Он первую жену каждый день бил, даже когда брюхатая была Напивался и лупил вожжами И ему отдали на растерзание мою Марфуту, которая в жизни никакого зла никому не сделала! За то только, что она меня любила! И Митя захлебнулся сдавленными безудержными рыданиями
Должно быть, сон всё же сморил. И перед нею предстали картины, вышедшие уже не из глубин памяти.
В гостиной, где не так давно толпились соседки и охали, с завистью глазея на роскошное платье, на сдвинутых сундуках стоял гроб. Лицо Мити было жёлтым, как свечной воск, на лбу бумажная лента с покаянной молитвой. Комната полна народуздесь почти все соседи, дядька Иван, батюшкин брат, Митины сослуживцы, сестры, девки. Люди переговаривались тихо и со значением.
В открытую дверь широкими шагами вошёл батюшка Ферапонт, за ним почти бегомматушка, за нею отец.
Батюшка, помилосердствуйте! Да разве ж так можно, без отпевания-то?
Самоубийцу? Богопротивцаотпевать?! Не будет того! И это снимите! Ферапонт шагнул к гробу и сорвал с чела покойника венец с молитвой. Какое ещё покаяние от нечестивца безбожного? Кабы каялся, не стрелялся бы, а молитвы Господу возносил! Не позволю в освящённую землю руконаложника класть!
И, развернувшись, поп вышел вон, а матушка, закрыв руками лицо, упала возле гроба на колени.
Без отпевания за оградой ровно собаку Митенька, сыночек, что же ты натворил!
Захлебнувшись собственным криком, Маша резко села на кровати. В окно сочилась серая предрассветная марь. Подняла голову Парашка, тараща на неё шальные спросонья глаза, пробормотала что-то невнятное.
Соскочив с постели, Маша босиком бросилась из комнаты, взлетела по лестнице, толкнула дверь в Митину камору.
Митя спал. Ресницы были влажными от слёздолжно быть, заснул недавно. Юное, почти детское лицо, жидкие усики над губой, губы искусаны в кровь. Была у него такая привычкакусать губы в сильном волнении. А между бровей горькая стариковская складка.
Сердце защемило так, что стало больно дышать. Он не может умереть так глупо Она не позволит ему.
***
Карета прибыла около восьми, и всё семейство Беловых, кроме Любавы и Кати, отправилось на приём в дом Порецкого.
Князь встретил у крыльцачесть, полагаемая разве что императрице, и сам ввёл Машу в бальный зал. Лица гостей мгновенно обратились в их сторону. Во взглядах мужчин читалось восхищение, а взоры, коими удостоили её дамы, вполне были способны низвергнуть в обморок более впечатлительную натуру. В них яркими красками пестрели все оттенки чувств от зависти до ненависти. Ещё неделю назад Маша, верно, убежала бы из-под их перекрёстного огня, но сегодня ей казалось, что пепелящие искры сыплются на стальные латы и гаснут, не оставляя на них ни малейшего следа.
Объявили полонез, и Порецкий повёл её в центр зала.
Княжна Голицына не спускала с них злого взгляда, а узкое личико вытягивалось с каждой минутой всё сильнее, делая Софью Михайловну похожей на лошадь. Но отчего-то Маша не чувствовала торжества.
Пару раз она сбилась, перепутав фигуры, но даже столь досадная оплошность её не тронула. Ей не было дела до этих людей, до их пересудов и сплетен, осуждения и даже восхищения. Не грели восторженные взгляды мужчин и не ранили неприязненныеженские. Она ныне была не человеком, а дорогой прекрасной вазойхолодной снаружи и совершенно пустой изнутри.
Музыка смолкла. Князь поклонился и, взяв под руку, повёл туда, где мялись возле маменьки Дунька с Парашкойна танец их никто, конечно, не пригласил.
Рядом с ослепительной Машей сёстры смотрелись совсем уж дурнушками. Даже роскошные Парашкины волосы, длинные, густые, шелковистые, будучи уложенными в сложную причёску и обсыпанными пудрой, потеряли восхитительный блеск и глубину оттенка, и выглядели дурно расчёсанным пыльным париком. Но Маше было не до сестёр.
Глубоко вздохнув, она на миг зажмурилась и повернулась к Порецкому. Глаза у него были кофейного цвета в коротких густых ресницах, словно мехом отороченные. Красивые глаза.
Мне надобно говорить с вами, ваше сиятельство
Рука под её ладонью ощутимо дрогнула, а во взгляде кофейных глаз промелькнула целая буря.
Вы позволите пригласить вас снова?
Мне нужно поговорить с вами наедине Сейчас я попрошу брата проводить меня в сад и буду ждать вас там.
Отчего-то раз взглянув на него, она мгновенно перестала бояться. Некий глубинный голос, древний, как мир, инстинкт в тот же миг подсказал, что и как следует говорить, и она ни на секунду не засомневалась в своей власти отдавать приказания этому человеку.
Хорошо, Мария Платоновна
Митя следил за их приближением тревожным взглядом, она украдкой улыбнулась ему и, опустив глаза, склонилась перед отцом.
Батюшка, вы позволите мне выйти на улицу? У меня голова кружится
Отец недовольно поморщилсяох уж эти бабьи выкрутасы
Дмитрий, проводи её, буркнул он угрюмо.
Маша оперлась на Митину руку, раскрыла веер, и они медленно двинулись в сторону распахнутой настежь двустворчатой двери.
Что ты задумала? Куда мы идём? Она чувствовала, как напрягся брат. Плечо, которого она касалась, стало будто каменным.
Я хочу подышать свежим воздухом
Едва они вышли из зала, как их догнал лакей:
Барышня желает прогуляться? спросил он с поклоном. Тогда извольте идти за мной.
И слуга вывел их через внутренние покои прямо в сад.
Дойдя до ближайшей скамьи, Маша опустилась на неё и снизу вверх посмотрела на брата:
Возвращайся в дом. Я хочу побыть одна. Только нашим на глаза не попадайся.
Машка, что происходит?
Низкое вечернее солнце длинными ломтями лежало у её ног. В зарослях орешника возились воробьи.
Маша!
Не волнуйся, Митенька, всё будет хорошо! Иди.
Брат медлил, настойчиво заглядывал в глаза и, натыкаясь, как на забор, на безмятежный взгляд, бледнел всё сильнее.
Не смей! вдруг проговорил он грозно. Я тебе запрещаю!
Маша грустно покачала головой:
Ты не можешь запретить мне, Митенька Уходи. Я хочу поговорить с князем.
Я рад, что вы перестали дичиться и удостоили меня вашим вниманием. Князь присел на край скамьи. Взять её за руку он не осмелился.
Вы впрямь хотите на мне жениться? Взгляд скользил по верхушкам деревьев, тонул в синем вечернем небе.
Это моя самая заветная мечта.
Я выйду за вас, если вы поможете моему брату.
Вот и всё. Главное сказано, и назад дороги нет.
Я готов! Могу устроить перевод Дмитрия Платоновича в Преображенский полк.
Речь не о томМаша досадливо поморщилась. Митя попал в беду. Проигрался в карты и не видит для себя иного выхода, кроме как стреляться. Помогите ему! Если вы заплатите его долг, я стану вашей женой.
Князь молчал. Мельком взглянув на него, Маша увидела на лице изумление.
Если мой брат умрёт, я уйду в монастырь. сказала она жёстко. Вам придётся решить, так ли сильно вы хотите жениться на мне
Воцарилась тишина, только воробьи заполошно чирикали в кустах. Волнения не было. Что бы он ни решил, её ждали жизнь и смерть. Жизнь брата и смерть её любви, или же наоборот, любовь её останется жива, но тогда умрёт брат. Что бы он ни решил, счастья уже не будет
Я помогу вашему брату.
Вы не спросили, велик ли долг. Стрижи чертили быстрые зигзаги на закатном небе. И ей вдруг захотелось стать птицей, унестись в небесную глубину и никогда больше не видеть ни князя, ни брата ни Фёдора.
Тёплые руки взяли её ладонь, и Маша поняла, насколько та ледяная.
Это неважно. Голос его дрогнул. Ради вас я готов отдать всё, что имею.
***
Маша долго ждала на углу возле домика, где квартировал Фёдор. А перед тем ей пришлось выдержать целую битву с братом, который категорически возражал против этой затеи. И теперь она чувствовала себя тряпичной куклойноги дрожали, не желая держать тело, а в голове была ватная пустота.
Конечно, Митя правни к чему было являться сюда, притворившись, что отправляется к белошвейке, ждать возле дома, да и видеться с ним тоже ни к чему. Написала письмо, и хватит.
Но так хотелось увидеть его ещё хотя бы раз Она собиралась просто взглянуть издали, но стоило только ему появиться, как все здравые мысли вылетели из головы, и Маша, задыхаясь, бросилась навстречу.
Фёдор!
Он остановился, и на миг показалось, что сейчас бросится к ней, схватит, прижмёт к грудиМаша словно увидела эту картину со стороны, такая буря чувств отразилась на его лице, но в следующее мгновение выражение сделалось отчуждённым и мрачным. Маша замерла, точно о стену ударилась, не добежав шага три. Фёдор молчал. Лицоне лицо, гипсовый барельеф с саркофага. Наконец, губы разомкнулись:
Вы? Зачем вы здесь?
Действительно, зачем? Что она могла ему сказать? Как оправдаться?
Я хотела вам объяснитьпролепетала она чуть слышно.
Он не мигая смотрел в лицо.
Вы уже все объяснили, сударыня. Я получил вашу записку. В дальнейших объяснениях нужды нет.
Маша стиснула зубы, стараясь сдержать рвущийся из уст сумбур.
Я не могу расстаться с вами так
А как бы вы хотели расстаться? Губы изогнулись в ледяной усмешке.
Она опустила голову, пряча выступившие слёзы. Как же хотелось прижаться к нему, заплакать и всё рассказать.
Как мечтала о нём ночами, как ждала венчания, как отцу перечила, леденея от страха Как её били арапником, как ловили, запирали, как она рвалась к нему, готовая довериться даже без венца
Рассказать про Митю, про долг, про пистолет, про князя про всё, что встало между ними непреодолимой каменной стеной Ведь Господь дал людям дар слова, чтобы те могли понять друг друга!
Пускай он ничем бы ей не помог, но пусть бы хоть пожалел Понял, что не виновата в ужасной совокупности событий, разлучившей их, и что она такая же жертва судьбы, как и он сам
Почему? Ну почему она не длинноносая, не косая, не криворотая? Зачем Господь дал ей это лицо, зачем позволил зажигать в сердцах огонь желания? Какая же она Венус? Богиня могущественна, властна над судьбой, над собственным сердцем, над любовью, которую порождает в сердцах других Она же, Маша, жертва Венеры Жалкая рабыня чужих страстей
Голос ударил не хуже арапника:
К чему эта комедия, сударыня? Вам мало унижения, которого я нахлебался по милости вашей семейки? Желаете развлекаться дальше?
Маша всю свою мольбу вложила во взгляд. Даже каменное изваяние содрогнулось бы от этого взора, но в лице собеседника не дрогнул ни единый мускул.
Увольте, сударыня. С меня довольно!
Она шагнула к нему, и вдруг ноги подкосились, и Маша рухнула на колени.
Прекратите! Он рывком поднял её на ноги. Ведите себя пристойно!
Простите меня! Пожалуйста, простите!
Он скривился.
Зачем вы явились сюда? Вам недостаточно моего позора?
Нет!
Нет? Не достаточно?
Простите меня
Вам не нужно моё прощение. Так зачем вы явились?
Губы искусаны до крови. Нельзя! Ничего говорить нельзя! Порецкий дуэлянт, сильный и ловкий, а Фёдор хромает Она должна молчать!
Ну? Что вы молчите? Отвечайте, к чему это скоморошество? Чего вам сызнова от меня надо? Вы приняли разумное решение. Я его вполне понимаюгораздо приятнее и полезнее быть богатой светской дамой, чем влачить полунищее существование и воспитывать чужого ребёнка.
Нет!
Нет? Тогда как прикажете понимать ваш поступок?
Маша опустила голову, слёзы всё же пролились.
Мне понятны ваши резоны, и я бы отнёсся к ним с уважением, если бы вы не морочили мне голову всё это время. Прощайте!
Неловко нырнув плечом, он повернулся в сторону калитки.
Подождите! Пожалуйста, не уходите!
Она бросилась к нему, давясь слезами, обняла, уткнулась в сукно поношенного кафтана. Стук крови в ушах слился с гулкими ударами его сердца. Сильные руки, те самые, что когда-то так крепко и надёжно прижимали к себе, отстранили её.
Довольно! Вы желаете, чтобы я благословил вас и пожелал счастья? Он будто пригвоздил её взглядом к земле. Нет, сударыня, я не Святой Антоний. Обойдётесь как-нибудь без моего благословения.
Только, прошу вас, не вызывайте его!
Он рассмеялся, и смех пощёчиной ударил Машу.
На дуэль? Из-за вас? Полноте, сударыня, что за странные фантазии! Я мог бы отдать жизнь за женщину, которую люблю, но сиротить сына ради безнравной вертопрашкиувольте! Можете не опасаться за вашего избранника.
И, развернувшись, он пошёл прочь, почти не хромая.
***
Вино горчило. Но Митя налил себе ещё. Он не смотрел на человека, сидящего напротивпристально вглядывался в глубину бокала, и густая маслянистая жидкость, темно-рубиновая на цвет, отчего-то казалась кроваво-красной.
Ваше здоровье! Князь слегка коснулся его бокала своим. Мелодичный нежный звон резко ударил по ушам, Митя сморщился и залпом опрокинул вино.
Что-то вы приуныли, мой друг?
Я подлец!
Князь поморщился:
Оставьте! Не нужно театра, но, бросив на Митю быстрый взгляд, добавил мягко: Вы поступили правильно. Я обещал и обещаю, что ваша сестра будет счастлива.
Губы предательски подрагивали, и Митя закрыл лицо руками:
Хотел бы я быть в этом уверен
Я богат, она ни в чём не будет знать нужды.
Но она любит не вас! Митя в первый раз за вечер взглянул ему в глаза.
По лицу Порецкого скользнуло облачконе то грусть, не то досада. Скользнуло и через миг исчезло.
Она его забудет. И очень быстро, вот увидите. Голос князя звучал спокойно и уверенно. Сестры ваши, как я обещал, получат небольшое приданое
А это как будет угодно вашему сиятельству. Митя усмехнулся, чувствуя, как наливается свинцом язык. По мне, так это точно лишнее. Им в монастыре самое место.
Вот. Порецкий положил перед Митей бумагу. Завтра подойдёте в канцелярию Преображенского полка, мой приятель оформит ваш перевод. И этоОн протянул кошель.
Оставьте себе! Митя резко поднялся, его повело в сторону и пришлось ухватиться обеими руками за стол. Ведь это вам я, похоже, проиграл
Он шагнул к двери, но пройдя пару шагов обернулся:
А Фёдор? Как же он? Он же вас другом почитал?
Ему показалось, что в глубине глаз князя на миг мелькнула тоска.
Фёдором пришлось пожертвовать. Французы говорят: на войне и в любви хороши любые средства. Он улыбнулся краешками губ. Вы забыли ваши бумаги.
Я передумал! Остаюсь служить в Московском полку, через плечо бросил Митя и, пошатываясь, вышел.