И даже если тебе кажется, ты стала немного помягче на поворотах, ты по-прежнему ты, Кайла. Готова поспорить, если б он не уезжал, ты бы нашла какой-нибудь предлог отстраниться и сбежать. Так что, вопреки тому, что думает Никола, я считаю, что эти отношения, договоренность или что бы это ни было, идеальны для Кайлы Мур.Она поднимает пиво в воздухе и твердо смотрит мне в глаза.Иди и вытрахай из него всю душу. Вот за это мы и выпьем.
Никола что-то бурчит, но поднимает свой стакан.
У меня стакана нет, так что я могу только кивнуть им.
Что ж, тогда все в порядке. За перепих.
За перепих,в унисон говорят они.
***
В районе восьми вечера я паркуюсь на свободном месте и несколько минут сижу в машине, заламывая руки и собираясь с духом, чтобы подняться наверх. Это не значит, что я боюсь. Но я нервничаю. Даже не знаю почему. С тех пор, как я покинула девочек в Lion, я думаю о Лаклане и о том, что мы сделали. О том, что мы можем сделать снова. Чувствую себя так, будто сохну по какой-то знаменитости, кому-то вымышленному, тому, кто заставляет меня чувствовать себя не в своей тарелке. Это нереально.
Да успокойся ты уже,громко говорю я себе и наклоняю шею, чтобы посмотреть в окна от потолка до пола в доме Лаклана, пытаясь сосчитать этажи и понять какое из них его. Я взволнованно открываю пудреницу и наношу помаду на губы, задаваясь вопросом, как быстро она исчезнет, когда я войду в его квартиру.
Он собирается сразу же поцеловать меня?
Будет ли это вечер секса?
Мы сразу же трахнемся?
Все варианты заставляют меня нервничать.
Сделав глубокий вдох, я выхожу из машины и иду к входу. Мой палец тянется к номеру его квартиры. И тут я пользуюсь моментом, чтобы посмотреть на себя в отражении стеклянных дверей. Я рванула с работы домой, чтобы переодеться в черное платье с бретельками, в стиле ночнушки 90-х, и сексуальные розовые туфли на платформе. Ни лифчика. Ни трусиков. Какой смысл?
Я нажимаю звонок и несколько минут жду, мой пульс стучит в запястье. Из динамика раздается отчетливый голос Лаклана, немного ленивый и мягкий как сливочное масло.
Кайла?
Привет,говорю я. Я хочу сказать что-то еще, вероятно что-то неловкое, но он тут же впускает меня. Я громко выдыхаю, пытаясь снять напряжение, но, пока иду к лифту, продолжаю нервничать. Последний раз я была здесь, когда мы спасали собак. Он был без рубашки. Он казался таким близким и одновременно таким далеким. Но вот теперь, теперь, после того, как мои губы знают его вкус, моя потребность в нем сильнее, чем когда-либо.
Я стучу в дверь, закусив губу в ожидании, пока она не распахивается, и я не вижу его, небрежно опирающегося о косяк. Приятные звуки Фионы Эппл «Slow Like Honey» доносятся из комнаты.
Ты не должна была так одеваться,говорит он, на его губах слабая улыбка. Боже, я скучала по этим губам.
Почему нет?спрашиваю я, поднимая бровь. Спустя секунду я перестаю нервничать и понимаю, насколько легко вот так просто разговаривать с ним.
Ты делаешь невозможным перейти к закускам,говорит он, отодвигаясь и впуская меня. Он вернулся к своему обычному стилюбелая термальная кофта, частично расстегнутая так, чтобы показать намек на загорелую кожу, волосы на груди и татуировки, цепочка с небольшим деревянным крестиком, зеленые штаны карго. Он нравится мне в таком виде так же, как в костюме.
Я вхожу, каблуки стучат по плитке.
Думала, что закуска это я,говорю я, оглядываюсь по сторонам. Две собаки лежат рядом друг с другом на диване, свернувшись калачиком как спящие мыши. Они обе одновременно поднимают головы, чтобы посмотреть на меня. Питбуль глухо стучит хвостом, а лохматая собачка слегка дрожит, показывая зубы.
Не обращай на них внимания. Они все еще осваиваются,говорит он, закрывая дверь, и указывая на стол на кухне, где на прошлой неделе я брала у него интервью.Это закуска.
На столе стоит бутылка красного вина, два бокала, и сырная тарелка, украшенная бри, камамбером, чедером, инжиром, джемом, медом и кростини.
Вау,мягко говорю я.Все это сделал ты?
Он пожимает плечами, издавая пренебрежительный звук.
Пустяки.
Романтично,говорю я.Я и не предполагала, что ты романтик.
Он поднимает идеально изогнутые брови.
Да? И кто я, ты предполагала?Медленно наполняет бокал вином.
Я стою, наблюдая, как он наливает меньше вина в другой бокал. Его предплечье сгибается, татуировка льва будто рычит. Нахмуривает лоб, возможно ожидая моего ответа. Он ведет себя со мной абсолютно непринужденно, но в его глазах всегда есть эта дикость, которая никогда не уходит. Единственный раз, когда я видела в них умиротворенность, это когда он кончил вчера вечером.
Предполагала ты мужчина, который второй раз на меня и не взглянет.
Он посылает мне кривую улыбку и закупоривает бутылку.
Что ж, лапочка, ты знаешь, что это не так.
Я медленно иду к нему, глядя сквозь ресницы, как какая-то роковая женщина.
О, это правда. Ты не хотел иметь со мной ничего общего.
Его взгляд на секунду смягчается, прежде чем он направляется на кухню, доставая две небольшие тарелки из стеклянного шкафа.
Я не хочу иметь ничего общего с большинством людей. Не принимай это на свой счет.
Скажи это старой Кайле. Она понятия не имела, что получит возможность положить твой великолепный член себе в рот.
Тарелки гремят на столешнице.
А тебе действительно палец в рот не клади.
Точно.
Он уверенной походкой возвращается в комнату, ставя тарелки вниз. Кивает на кресло.
Вот. Присаживайся, пожалуйста.
Я кладу сумочку в угол кресла и сажусь. Обе собаки смотрят на меня с дивана.
Как они?спрашиваю я его.
Он оборачивается и я, пользуясь моментом, оцениваю сильные, натянутые мышцы его шеи и плеч.
Как я уже говорил, осваиваются.Он садится и кладет руки перед собой.Завтра придут посмотреть на Эда. Но думаю, Эмили поедем со мной домой.
Кто из них Эд?
Пит,говорит он.
Забавно, я думала, что для него будет труднее найти дом.
Как правило, да. Но Эд большой симпатяга, и люди в этом городе чуть толерантнее к хулиганским породам, чем в Великобритании. У Эмили же, несмотря на ее милый вид,он оглядывается на собачку, которая тут же скалит на меня зубы,есть проблемы с поведением. С ней надо поработать.
И ты тот, кто их учит?Спрашиваю я.Потому что, если так, ты заклинатель собак, а это значит, что нет почти ничего, что ты не мог бы сделать.
Он смотрит на свои руки и лениво пожимает одним плечом.
Я нашел Лионеля на улицах Эдинбурга. Мне удалось научить его. Может чему-то и он меня научил. С собаками ты этого никогда не знаешь. Нодля тренировки собак нужен специальный человек, особенно для тех, кто прошел через жестокое обращение или травму. Я не такой тип. Я сделаю все, что могу, чтобы спасти их, но я не тот тип, который может учить их послушанию.
Правда?
Тихая, почти застенчивая улыбка возникает на его губах.
Собаки с поведенческими проблемами не должны учиться у человека с поведенческими проблемами.
Я жду, что он засмеется, но он этого не делает.
О,говорю я, пытаясь придумать, что бы такого правильного сказать.Просто ты так просто с ними общаешься. Они были бездомными, а посмотри на них теперь.
Я могу заставить собак доверять мне,говорит он тихим голосом.Потому что я им доверяю. Но я не могу заставить их доверять другим.
Потому что ты не доверяешь людям?
Он медленно моргает, а потом тянется к ножке бокала.
Думаю, я могу доверять тебе. Выпьем за это
Выпьем,говорю я, поднимая свой бокал и чокаясь с ним. Я не просто встречаюсь с ним взглядом, я ныряю в зеленый и серый. Они почему-то кажутся темнее, движущиеся тени. Бездонные. Поведенческие проблемы? Какие? Сколько еще я смогу узнать о нем, пока он не уехал?
Я делаю глоток вина, а он едва прикасается к своему. Лишь маленький глоток, затем ставит бокал на стол и отодвигает в сторону.
Я никогда не видела, чтоб ты много пил,говорю я ему, надеясь, что произношу это легко, чтобы он не обиделся.
Он долго и неторопливо смотрит на меня, прежде чем облизывает губы и отводит взгляд.
Да, из-за тренировок?говорю я, предлагая ему легкий выход.
Медленный кивок.
Да.
Он все еще не смотрит мне в глаза. Его внимание сосредоточено на сырной тарелке, и хотя он вроде не хмурится, как делает обычно, его плечи кажутся напряженными.
Что еще ты должен делать?Спрашиваю я. Чувствую, мы немного вернулись назад, и я хочу вернуть это сексуальное подшучивание.
Он барабанит пальцами по краю стола, и я наклоняюсь вперед, пытаясь взять сыр с тарелки.
Постоянная работа в тренажерном зале. Много работы на поле. Хорошая диета.
Полагаю, она не включает вагон сыра,говорю я, капая меда на свой кусочек.
Не, всякая скучная ерунда. Куриные грудки, брокколи. Не так уж и весело, но в моем возрасте, если хочешь продолжать играть, ты должен делать подобное. Когда я был моложе, я мог есть, что захочу.
А сколько тебе?спрашиваю я.
Тридцать два,говорит он, и я немного удивлена. Полагаю из-за того, что он выглядит так мужественноморщины на лбу, отросшая бородая полагала, ему между тридцати пятью и сорока. Или может, в этом виноваты его глаза.
Я смотрю в них, несмотря на то, что они резко смотрят на инжир, пока он чистит его так, будто инжир что-то сделал ему. Глаза, которые сбивают меня с толку. Глаза старой души, кого-то кто видел и сделал уже слишком много. В них постоянно идет какая-то борьба, борьба, которую я хочу помочь ему выиграть.
Это тебя удивляет?Спрашивает он, быстро взглянув на меня.
Я откусываю маленький кусочек кростини.
Вообще-то нет. Просто ты кажешься более зрелым.
Он берет инжир и раскладывает его по козьему сыру и кростини.
Играть в регби в тридцать это все равно что напрашиваться на неприятности. Все эти годы ударов, травм, напряжения. Это сказывается. Не знаю, что случилось, но когда мне исполнилось тридцать, все стало немного ухудшаться.
Он предлагает мне остатки инжира, и я беру ягоды из его ладони, мои пальцы задевают его. Одно простое прикосновение, и я чувствую, как оно проходит по всей длине моей руки прямо к сердцу.
Бац! Дождь из искр.
Я сглатываю, пытаясь игнорировать это чувство.
Долго ты играешь?
Он нахмуривается, прищуривая глаза, мысленно считая.
Двадцать два. Да.Он кивает.Десять лет.
Я моргаю, пораженная.
Так долго. Это нормально?
Полагаю да,он поджимает губы и рассуждает.Я хорош в том, что делаю. Им нужен кто-то быстрый, кто-то, кто снесет все на своем пути. Это моя работа. Но я не могу делать ее вечно. После того, как я облажался с моим чертовым сухожилиемзнаю, мне осталось недолго.
Ты говоришь так, будто умираешь.
Он втягивает щеки.
Регби спасло мою жизнь. Я не уверен, что буду делать, когда закончу.
Тренировать?с надеждой спрашиваю я.
Не,говорит он, жуя кростини и откидываясь на спинку кресла. Когда проглатывает, добавляет.Или я в игре, или нет. Иного не дано. Я не так построен. Если я закончил, значит, конец.
И когда это закончится? Думаю я, мы закончили?
Но конечно мымы, даже не мы.
Может, ты просто займешься благотворительностьюсвязанной с собаками.
Да,говорит он. Он тянется к вину и делает небольшой глоток. Почти ставит бокал обратно, но делает еще один глоток, осушая бокал.Продолжу заниматься этим. У помощи другим нет срока годности. Как бы чертовски банально это не звучало.
Это не банально,говорю я ему.Это бескорыстно и прекрасно.
Да брось,ворчит он, выглядя смущенным. Он смотрит в сторону, сложив руки на своей широкой груди, его нереальное тело снова завладевает моим вниманием, закручивая мысли в сексуальном вихре. Хорошо сыграно, мистер МакГрегор, хорошо сыграно.
Почему лев?спрашиваю я его.Что за история?
Это пугает его, судя по всему, этого его слабое место.
Ты о чем?
Я указываю на его предплечье.
Там. Лев. Смотри. Ты сказал, что расскажешь пару историй. О своих татуировках. Почему ты их сделал.
Он прикусывает нижнюю губу и смотрит мне прямо в глаза.
Разве я говорил такое?
Да,нетерпеливо говорю я.Прошлой ночьюможет быть утром. После одного хорошего траха.
А, тогда это все объясняет.
Ну же, дай мне что-нибудь.
Если я дам тебе кое-что, ты отплатишь мне тем же?
Ничего не могу поделать и ухмыляюсь как дурочка.
Конечно.
Тогда хорошо.Он ерзает в кресле и снимает футболку, бросая ее на пол рядом. Раздвигает ноги и поглаживает по промежности брюк, взгляд абсолютно дикий.Присаживайся.
Я снова испытываю головокружение при виде его тела. Мне удается встать, и я тянусь к нему, как к магниту. Кладу руки на твердую ширину плеч и седлаю его. Мы так близко. Наши рты в дюймах друг от друга.
Он тяжело дышит. Я задыхаюсь.
Он стена из мышц и чернил. А я такая мягкая и гибкая.
Что ж, спрашивай,говорит он, его голос тихий и нежный как кашемир. Этот голос я буду слышать во сне еще долго после его отъезда.
Его глаза не оставляют мои губы.
Я отодвигаюсь, чтобы лучше его видеть, хотя места маловато. Решаю пока оставить льва в покое, и пробегаюсь пальцами по его плечам, тугим и твердым мышцам. В неярких красках бушует шторм, мастерски затемненный старый корабль с высокими парусами покрывает грудь.
Эта,мягко говорю я.Почему шторм? Почему корабль?
Он минуту жует губы, ища мои глаза.
Мне было двадцать четыре. Я снова стал заниматься ерундой. Потерял свое преимущество в игре. Но я справился с этим, и стало лучше. В гавани корабль в безопасности, но их строят не для этого.Он наклоняет голову, будто наблюдая за мной, хотя я смотрю прямо на него.Это помогает мне, когда становится страшно. Продолжать двигаться.
Тебе бывает страшно?спрашиваю я его, не в силах представить, чтоб этот сильный, мощный мужчина чего-то боялся.
Постоянно,откровенно говорит он.Как жизнь может быть чем угодно, кроме как пугающей? Мы родились здесь. Мы не просили этого. И мы ожидаем, что как-то пройдем через это все, проживем каждый день и не умрем. Мы выживаем, и если не сделаем этого, то умрем.Он смотрит в сторону, качая головой.Неа. Мы все напуганы, каждый из нас
Я знаю, что и я тоже. Тому столько причин. Мое сердце немного смягчается, от понимания, что кто-то подобный ему может чувствовать себя так же, как кто-то подобный мне.
Я следую пальцами по тексту на его ключице.
Nunquam iterum,читаю я.Латынь, я полагаю?
Да,медленно говорит он, глядя в сторону.Это значит никогда снова.
Никогда снова, что?
На его губах появляется мрачная улыбка.
Никогда снова многим вещам.
Это все, что я получу?
Об этом, да,говорит он, наконец, снова встречаясь со мной взглядом. Его зрачки настолько большие, что гипнотизируют меня.Ты получишь еще один. Когда дашь мне что-нибудь.
Я глубоко вздыхаю и осматриваю каждый дюйм его кожи. Лев. «Надежда сильнее смерти» на боку. Отпечаток лапы с внутренней стороны руки. Стая ворон, закручивающаяся в этнический узор вниз по одному бицепсу, образует рукав. Герб, с надписью, похожей на латынь на другом предплечье. Другой герб на груди. Я нажимаю на один из гербов, с кабаном в центре.
Corda. Serrata. Pando,говорю я, пальцы выводят слова.
Я открываю закрытые сердца,говорит он.
Я замолкаю, смотря на него.
Что?
Я открываю закрытые сердца,повторяет он.Это герб Локхарта. Я родился в Локхарте. Это девиз клана.
Опять же, это ужасно романтично,говорю я ему.Вот где ты этого набрался.Я прикасаюсь к его предплечью, другой герб.Полагаю, это МакГрегор?
Ага, хотя здесь должно быть МакГрегор или Клан Грегоров.
'S rioghal mo dhream,пытаюсь сказать я, но запинаюсь.Что за черт?
Это род королей,переводит он. Сухо улыбается мне.Но я не МакГрегор, и это не мой род. Это многое объясняет.
Я пробегаюсь рукой вниз по его щеке, и он ненадолго закрывает глаза.
Думаю, я предпочитаю, чтоб ты был романтическим воином, а не разборчивым малым с родословной.
Он наклоняется, медленно открывая глаза, глядя на меня сквозь ресницы.
Кто говорит, что я воин?
Я понижаю голос.
Я говорю, что ты воин.
Ты мой воин.
На данный момент.
Он поднимает подбородок.
Что еще скажешь?
Я устраиваюсь на его бедрах, рука ползет вниз по его брюкам. Отодвигаюсь, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу, опираясь на его плечо.