А между тем государственный канцлер (этот высший в российской «Табели о рангах» чин был присвоен Нессельроде три года назад) всего лишь педантично следовал роли, отведенной ему царствующими покровителями, сначала Александром I, статс-секретарем которого Нессельроде был с 1811 года и благодаря которому оказался во главе Министерства иностранных дел, и позднееНиколаем I, самодержавно и властно повелевавшим политическим курсом страны. Нессельроде умел оставаться в тени, но волю государей исполнял с подлинно чиновничьей верностью, даже если и бывал порой не согласен с той или иной высочайшей позицией.
Покорность и послушание в вопросах большой политики в сочетании с аристократизмом духа и происхождения, основанными на консерватизме и твердости, вот те черты дипломата и государственного деятеля, которого Нессельроде полагал за идеал и образец которого видел в своем прославленном коллеге князе Меттернихеминистре иностранных дел Австрии. Правящую там династию Габсбургов канцлер всегда считал самым достойным союзником России в решении общеевропейских дел.
Нельзя утверждать, что Карл Васильевич вообще не имел своего мнения, но откровенные суждения, сомнения и опасения он поверял лишь глубоко частным письмам и то всегда находил для их выражения столь витиеватые и завуалированные слова и формы, на которые был способен его сложносочиненный родной язык.
Сейчас ему было чуть меньше семидесяти, но выглядел канцлер лет на десять моложе, чему немало способствовал образ жизни, который он вел и который высоко ценил император. Нессельроде, как и Николай I, был ярым приверженцем регулярности и привычек, которые никогда не нарушал, даже в путешествиях. Он тоже рано ложился спать и рано вставал, никогда не курил и не выносил табачного дыма. Единственными его слабостямив глазах государябыли здоровый аппетит и хорошая музыка.
Нессельроде любил отменно и вкусно поесть, обожал дамское общество и итальянскую оперу, восхищался музыкой Моцарта и Бетховена и часто устраивал у себя музыкальные вечера, на которых блистала его племянница Мария (по мужуКалергис), выросшая и воспитанная в его доме. Канцлер был общителен, знал толк в кушаньях и не уважал тех, кто страдал не только отсутствием аппетита, но и вообще рассеянным небрежением к еде. Сибарит в душе, он специально выращивал в своей огромной оранжерее экзотические овощи и фрукты, которыми любил удивлять собиравшихся у него гостей, равно как и своей гордостьюколлекцией редких сортов камелий.
Внешне министр производил впечатление человека слабого, тщедушного, чему немало способствовал его небольшой рост, из-за которого в обществе его презрительно называли «карликом». Однако у себя в кабинете, за столом, он виделся посетителям человеком значительным и даже величественным: разделенные строгим пробором седые волосы густо окаймляли узкое, тонкое лицо, которое бакенбарды делали еще более удлиненным, а чертырезкими.
Взгляд, пристальный и одновременно ироничный из-за круглых стекол очков в серебряной оправе, отвлекал от крупного, орлиного, с горбинкой, носа и чуть великоватого рта. Всегда свободно лежавшие на столе руки (признак открытости) были ухожены, и только разбухшие костяшки на тонких музыкальных пальцах выдавали возрастную подагру. Ходил Нессельроде всегда изящно, даже бесшумно, легко ставя красивые маленькие ступни. Говорилотчетливо, ясно, и голос его до сих пор сохранил молодость и столь привлекательное для женских сердец юношеское тремоло.
Нессельроде будет дано пережить и Николая I, а покапока он мучительно подбирал слова для того, чтобы объяснить симпатичному ему Киселеву суть предстоящего дипломату задания. И хотя Николай Дмитриевич уже не раз получал от министра поручения особого рода, но нынешнее должно было в случае его успешного завершениясущественно повлиять на опасную ситуацию, в которую ввергла Россию и страны Европы французская революция.
Полагаю, для вас не секрет, что Его Императорское Величество объявил в стране всеобщую мобилизацию и полон решимости атаковать взбунтовавшую в Европе чернь
Киселев кивнулему было известно, что, узнав о февральских событиях во Франции, государь воскликнул: «Седлайте коней, господа офицеры!» и выступил с предложением к континентальным державам организовать коллегиальный поход на Париж. Но между новопровозглашенной республикой лежали (точнее, пылали как по сигналу восставшие Польша и Венгрия), и дело в итоге не выгореловесь пыл и военные силы Николаю пришлось растратить на подавление мятежей в этих занозистых метрополиях.
Однако те сведения, что поступают к нам из Англии, продолжал Нессельроде, дают основания для перемещения вектора нашего внимания на более опасную на сегодняшний момент для интересов отечества персону. И, как вы, я уверен, догадываетесь, речь идет о господине, известном под именем «каменщик Баденгэ».
Киселев понимающе кивнулканцлер говорил о Шарле-Луи Наполеоне Бонапарте. Прозвище «Баденгэ» намертво пристало к племяннику Наполеона I, когда в 1846 году после интриг и неудавшегося переворота 1840-го он бежал в Англию из заключения в крепости Ам с паспортом на имя каменщика Баденгэ.
Шарль-Луи, третий сын Луи, короля Голландии, брата императора Франции, и Гортензии Богарнэ, дочери императрицы Жозефины от первого брака, после смерти в 1832 году единственного сына Наполеона от Марии-Луизы Австрийской, бывшего короля Римского и герцога Рейнштадтского Жозефа Франсуа Шарля, оказался первым в семейном ранжире бонапартистов. Шарль-Луи был одержим идеей воплощения в его телесной оболочке духа Великого Наполеона и, следуя жизненному пути своего прославленного предка, получил прекрасное военное образование, изучая параллельно экономику и юриспруденцию.
Из тюрьмы, а потом из эмиграции он наводнил Францию своими статьями, в которых представлял бонапартизм как политическое течение и мировую идеологию. Он объявил себя «Мессией», подобным тому, кем был, по его твердому убеждению, Наполеон, не успевший, к сожалению, завершить свое предназначение. И теперь ему выпала честь продолжить историческое дело, начатое его предком, вследствие чего русский император уничижительно именовал Шарля-Луи «Бонапартом малым».
Нам сообщили, что «Баденгэ» намерен принять участие в недавно объявленных дополнительных выборах в Учредительное собрание и сейчас ведет активный поиск средств для финансирования своей избирательной кампании, продолжал Нессельроде. Вы не хуже меня знаете, к чему это приведет.
Киселев снова кивнул. Он не торопился вслух высказывать свое одобрение или демонстрировать малозначительными возгласами свое служебное рвение: канцлер, доброжелательный вне протокола, в делах предпочитал сосредоточенность и терпеливых молчунов.
Итак, мы на пороге страшной опасности, которая грозит обернуться для России масштабной катастрофой. Не сомневаюсь и вижу именно по этому поводу озабоченность Его Императорского Величества. Появление «Баденгэ» в нынешнем Париже подтолкнет эту всегда неразумную нацию к дальнейшей эскалации и экспорту революции, и мы в считанные дни можем оказаться в ситуации, близкой к событиям 1812 года.
Нессельроде вздохнул и сделал паузу. Киселев слегка пошевелился в кресле и перенес центр тяжести с левого бока на правый: его здорово растрясло в дилижансе, особенно резво подпрыгивавшем на отечественных дорогах.
Россия бесконечно благодарна вам за успех той миссии, которая была неофициально возложена на вас в переговорах с господином Ламартином. Нессельроде не имел полномочий отметить результат работы своего сотрудника, но хотел его поддержать.
Киселеву путем долгих и утомительных, часто конспиративных, встреч с министром иностранных дел нынешнего Временного правительства в Париже поэтом и философом Ламартином удалось добиться нейтралитета Франции в вопросе поддержки сопутствующих революций. Но возвращение Шарля-Луи под знаменем бонапартизма могло нарушить это хрупкое равновесие.
Не хочу вам навязывать своих предложений, улыбнулся канцлер, но государь настроен решительно. И если «Баденгэ» мечтает о повторении пути своего беспокойного дяди, то мы должны «помочь» ему. Так, как Россия уже сделала это однажды, в 1812-м. Однако Однако не стоит допускать начала реальных военных действий. «Баденгэ» следует остановить на подступах к Парижу. Как это сделать? Убедительно прошу вас составить для меня соответствующую служебную записку, в которой я хотел бы видеть ваши предложения по этому вопросу и варианты его разрешения. Вплоть до самых кардинальных. Я уже распорядился выделить вам для работы кабинет здесь, в министерстве, и намерен к вечеру получить от вас все необходимые соображения и рекомендации. После чего, если они будут сочтены конструктивными, вы немедленно отправитесь обратно в Париж и начнете действовать
«Легко сказать», подумал Киселев, оставшись в одиночестве холодного кабинета с высокими потолками и перед стопкой бумаги на зеленом сукне крышки массивного деревянного стола, подобного тому, что стоял в кабинете Нессельроде.
Официально на тот момент посольства России во Франции не существовало, и всю деятельность отечественная дипломатия осуществляла негласно, пользуясь своими давними или вновь приобретенными связями в кругу тех, кто пытался сегодня влиять на ход событий в стране. Сам Киселев считал закрытие границ преждевременным, результатом чего и стало появление многочисленных «невозвращенцев», подобно известному писателю Герцену, страдавшему, по его мнению, манией преследования. Не лучшим образом мог сказаться на России и отказ покинуть свои парижские лаборатории и кафедры отечественной профессуры и обучавшихся во Франции студентов. Не говоря уже о культурных связях между странами.
Но канцлер был правбонапартистская Франция опасна. А вариант возвращения племянника корсиканского триумфатора многим уже не казался фантастическим. Вне всякого сомненияфранцузы идеализировали Наполеона I. Он был для них символом могущества и процветания. Ловко сочетавший идеи популизма и свою неизбывную жажду власти, Бонапарт создал феномен справедливой монархии, на поверку оказавшийся иллюзией. Ибо освобожденный народ идет только за победителямипоражения, даже временные, заставляют его искать утешения на стороне. Возникновение на политическом небосклоне наследника идей Наполеона, несомненно, встретило бы отклик в сердцах упоенных своей победой парижан, а значитнеизбежно следовало ждать повторения старой истории.
В одном Киселев был убежденне стоило создавать из «Бонапарта малого» большого. Любые покушения на его жизнь придадут ему еще больший вес и окружат ореолом мученика. Искать выход из создающейся прямо на глазах ситуаций следовало в другомнадо было принудить Наполеона отказаться от своих целей, хотя бы на время, пока Франция не решит, что ей более всего по душе: или умная либералка герцогиня Елена Орлеанская, которую до февральского переворота прочили в регентши, уехавшая теперь в Эмс, или умеренный Ламартин, фактически уже руководивший Францией через голову «свадебного генерала»престарелого Дюпон де Л'Эра, участника Великой Французской революции конца XVIII века и революции 1830-го, или, Боже упаси, коммунист Огюст Бланки, вооружавший рабочих и выводивший их на улицы и к баррикадам.
О своих претензиях на управление Францией заявляли тогда многие, но лишь кандидатура «Баденгэ» вызывала достаточно серьезные опасения у всех, кроме, кажется, самих французов. Прежде всего, опасалось Временное правительство, в котором многие были уверены, что Шарль-Луисамозванец, и в нем нет ни капли великой крови, а королева Гортензия родила его от одного голландского адмирала, и что он узурпировал имя Бонапарта так же, как в свое время Наполеонимператорский трон. Шарль-Луи говорил по-французски с заметным немецким акцентом и казался парижским интеллектуалам выскочкой-снобом и немногоразмазней.
Но Киселев, равно, как и Нессельроде, знал, что движущая сила всех проектов «Баденгэ»не столько его непомерное честолюбие, сколько человек, вот уже много лет постоянно находившийся рядом с ним и помогавший ему в осуществлении всех его грандиозных планов главным, что только и могло решить судьбу этих замыслов, деньгами. И этот человекего сводный брат де Морни, личность примечательная и фигура, несомненно, одиозная
Прочитав составленный Киселевым текст, Нессельроде выдержал непродолжительную паузу, а потом положил документ сначала в папку и затем в ящик стола.
Я даю вам максимальную свободу действия, спокойно сказал канцлер. Мы позаботимся, чтобы вы не испытывали недостатка в средствах, но прошу вас сообщать о возможных тратах заблаговременно. Все необходимые финансовые поручительства вы получите тотчас по выходе из этого кабинета. И, кстати, не забудьте зайти в канцелярию и оформить премию со счетов министерства. Вы это заслужили.
Обратную дорогу в Париж Киселев провел в раздумьях, вчерне пытаясь составить конкретный план действий. Дипломат мог по-настоящему положиться в нынешней ситуации на единственного человекабарона Корфа. Владимир Иванович был лет на десять моложе своего начальника, но снискал у того заслуженное уважение. Киселев слышал о связи Корфа с известными событиями в императорской семье и прекрасно понимал, что помилование барона в виде командировки во Францию ничем не лучше ссылки на Кавказ, только с меньшим риском дли жизни и в более благоприятных условиях.
Но для боевого офицера безделье светского Парижа и необходимость дипломатического двуличия всегда почти невыносимы, и Киселев видел, с каким напряжением Корф входит и посольский быт, буквально силой принуждая себя соблюдать осторожность в словах и действиях. Правда, однажды, не выдержав всей этой лицемерной суеты, барон сорвался и увлекся (как выяснилось, не в первый раз) карточной игрой, а потом еще и рулеткой, но известие о рождении сына резко изменило его. Корф немедленно перенес нерастраченную энергию и жажду деятельности на семью, и перестал так остро реагировать на непростые и неблизкие ему по духу «посольские игры».
Киселеву импонировали прямота и честность барона, а его верность родине и исполнительность побудили дипломата со временем приблизить Корфа к себе в качестве особого порученца. Он стал брать барона с собою в поездки и доверять важные документы, и фактически Корф вскоре превратился в секретаря посланника и его доверенное лицо. И поэтому именно на него Киселев делал ставку при выполнении поручения, данного ему Нессельроде.
По возвращении он первым делом нанес визит КорфамКиселев любил бывать здесь. Анастасия Петровна, хотя и была уже зрелой женщиной, но сохраняла привлекательность и свежесть молодости, а в компании своих очаровательных светловолосых детишек напоминала ангелицу с херувимами на Небесах. И вместе с тем, баронесса не стала молодой матроной и не опустилась до плебейства, в которое частенько впадали отечественные дамы высшего света, подкупленные ароматной атмосферой «города любви», как иногда называли Париж. Киселеву, например, приходилось по просьбе канцлера пару раз одергивать его племянницу и невестку, которые в обществе Надежды Нарышкиной творили в Париже нечто несуразное и вели более чем свободный разгульный образ жизни. И хотя на адюльтеры в Париже было принято смотреть сквозь пальцы, Киселев оберегал и свою семью от его тлетворного воздействия и всячески хвалил крепость семейного уклада Корфов.
Оперативный план они составили довольно быстро. Киселев уже давно понял, что Корфу надо только почувствовать себя на передовой. Николай Дмитриевич не стал обременять барона политическими условностями, а просто «объявил войну». Был определен неприятель и со всех сторон рассмотрена его диспозицияокружение и походные квартиры, вспомогательные части и варианты отступления. И уже в этой четко разложенной схеме Корф, легко ориентируясь среди отправных точек и имен, принялся «прощупывать» бонапартистский круг Парижа. Барону пришлось освоить в полной мере искусство гримирования, что было не так уж сложно при любви к театру его покойного батюшки и здравствующейдай Бог ей здоровья! супруги, прекрасной певицы и весьма неплохой драматической артистки.
Отчитывался Корф перед Киселевым два раза в неделю, а по мере приближения выбором они стали встречаться каждый день. Оба, конечно, нервничалиЛамартину не удалось отложить сроки дополнительных выборов больше, чем на месяц: крайние левые использовали любую возможность, чтобы возбудить рабочих на очередное выступление, и вместо августа выборы объявили на начало июня. В состоянии напряжения Корф даже предложил ввести в дело женуна одном из банкетов, где баронесса с легкой руки ее приятельницы и педагога по вокалу Жозефины Стреппони пела под именем мадемуазель Анни Жерар, на Анастасию Петровну обратил внимание сам де Морни. Владимир предложил воспользоваться случаем, чтобы потом иметь возможность вызвать графа на дуэль и встретиться с ним, не привлекая к их «общению» политического внимания. Но затея провалилась, к вящему удовольствию Киселева, он не хотел разом лишиться и симпатии баронессы, которой могла не понравиться роль «живца», и потерять своего помощника, хотя и горячего, но верного.